Вопросы и ответы

      Плотное молочно-серое полотно заволокло небо, и дымка лёгкого тумана окутала очертания дальних домов, деревьев и гор, скрывая их в себе и словно растворяя. Лёгкая прохлада приятно бодрила, но не была навязчивой, слабо проникая через ткань многослойных одежд первого советника. Халлон вдохнул полной грудью свежий воздух, чувствуя ноты хвои и влаги, смешавшиеся друг с другом.       Моменты отдыха и уединения, когда можно было остановиться, никуда не бежать и просто побыть наедине с самим собой, выдавались так редко и были практически буквально на вес золота. Бесценное время тишины и покоя, и Халлон прикрыл веки, наслаждаясь прохладой, чувствуя, как едва ощутимый ветерок коснулся щёк и лба. Младший брат умел подбирать удивительно точные и красочные сравнения, и ему бы наверняка пришлось по душе это утро, насылающее меланхоличное вдохновение. Интересно, как он там…       Халлон открыл глаза, устремив взгляд в туманную даль. Полуплотная дымка застыла в статичной недвижимости, не таяла и не уплотнялась, повиснув где-то на верхушках деревьев, размывая их очертания. Молочно-серые тучи сплошным полотном заволокли небо, и казалось, что и они совершенно не движутся. Погода навевала лёгкое уныние и поднимала в душе серую меланхолию под стать себе самой. Первый советник поднял голову вверх, всматриваясь в пелену, и кривая усмешка горечью легла на губы.       Погода так точно отражала его душу и его самого, и он смотрел будто в зеркало. Такой же серый, невыразительный, непритязательный — он был таким вопиюще-обычным, терялся в толпе и в чужой памяти, не способный ни заинтересовать, ни привлечь внимание. Тихоня и серая мышь, как выразились бы где-то в Империи — Эйладар отыскал его лишь из-за младшего брата, которому жестокий тиран хотел во что бы то ни стало найти замену. Но Тахлавель был интересным, обладал богатым воображением, в конце концов стал избранником Судьбы, а что он, Халлон? Даже в издательстве был тенью начальника, а не самим собой. Да что там издательство…       Даже сейчас он прятался за чужой личиной. Взял чужое имя и заменял чужую фигуру. Где же был он настоящий? Кем был он настоящий? У самого Халлона не было ответов на эти вопросы… И он смотрел на затянутое молочной серостью небо и не находил их…       Однако погода отражала его душу и мысли. Холодная меланхолия и бесконечная усталость — жизнь давно утратила краски, превратившись в скучную рутину. И Халлон просто плыл по течению, существовал по инерции, поддаваясь многолетней привычке. Жизнь превратилась в существование, и казалось, что с каждым днём бездонная бездна серости разверзалась всё больше и больше, поглощая всю радость, не оставляя ни крох надежды… хоть на что-то.       Туман продолжал зависать над кронами деревьев, а тучи застыли без движения. Не было даже дождя, лишь эта унылая заурядность, и Халлон покачал головой своим мыслям. Они не вызывали ни боли, ни отторжения, ни тоски. С молчаливым принятием он смирился с ними как с чем-то неизбежным и продолжал плыть по течению дальше, ожидая, когда и куда оно его вынесет. Так же как рано или поздно ветер разгонит туман и тучи, вновь открывая путь солнцу.