дом

Они сбежали, как только всё закончилось. Казуки не хотел смотреть в лицо бывшим напарникам, не сейчас, он пока не готов, а Оджиро не хотел пересекаться снова с Камики. В конце концов, их мечта всё ещё не осуществлена. Они создадут новый клан вместе, но… Это будет потом. Когда они будут готовы. А сейчас им нужно было найти место, где можно было бы некоторое время прожить. Сбежав из обломков, они направились прямо в Тайто Сити, потому что больше некуда. В Минато Сити Казуки физически не смог бы оставаться, а Оджиро – в Чиёда Сити. Они не могут позволить себе жить на территории Сетагаи и Шинагавы, а на территории Ооты и Адачи было слишком опасно. Следовательно… Это был их единственный вариант. Сняли себе жильё, и весь тот день, когда заполучили его, просто отсыпались. Прошлый день был слишком насыщенный, в физическом и эмоциональном плане, не говоря уже про ноющие мышцы. На следующий день они отправились в местный супермаркет, чтобы закупиться как следует продуктами, и не ходить по городу лишний раз после этого. Лучше пусть будут считаться пропавшими столько времени, сколько понадобится. Скрыли лицо, пошли вместе в магазин, и набрали продуктов на две тележки. Казуки вслух рассуждал о том, что стоит приготовить, и о том, как надо будет соблюдать диету, чтобы держать себя в форме, а Оджиро продолжал смотреть на его руку. Хотелось верить, что готовить он сможет, в конце концов, рука у него всё ещё рабочая, ведь так? Он смог даже ударить ею. Хотелось верить, однако… Как только продукты были раскиданы по пакетам, Казуки тут же взвыл, когда попытался поднять левой рукой один из пакетов. Продукты упали на землю, и Казуки инстинктивно потянулся к ним, а Оджиро – к нему. Коснулся своей рукой плеча, и хотел спросить, всё ли в порядке, но его тут же обрывают. — Не беспокойся, - говорит он, и в его словах слышна улыбка. – Рука просто ещё не восстановилась после вчерашнего. Немного… Только немного времени. Оджиро хотелось верить ему. Казуки вообще всегда хотелось верить, когда он говорил об игре вместе, когда он говорил об их победе, когда он говорил, что они будут вместе несмотря ни на что. Но несмотря на желание Оджиро верить, едва ли эти слова исполнялись когда-либо. Возможно, это лишь вопрос времени, но… …Как долго Казуки ходил с такой рукой? Оджиро помогает ему снова собрать продукты и кладёт в пакет, который берёт себе, оставляя Казуки только один, для правой руки. Во взгляде, брошенным им, Оджиро не смог ничего прочитать. Из-за маски не было видно, улыбается ли он, и всё становится вдвое сложнее. Раньше было проще определить мысли и эмоции Казуки, но они были порознь столько времени, что снова привыкнуть требует времени. И они вернулись… Домой. Домой же? Оджиро кладёт пакеты у кухонной тумбы, срывает маску с лица и садится на постель, чтобы немного отдохнуть. В обычное время такие нагрузки для него не проблема, но сейчас раны ещё не затянулись, а тело всё ещё ломило. Казуки сделал то же самое, но не сел. Кажется, он старается держаться как можно больше на ногах – возвращается с кухни, задумчиво потирает подбородок, осматривается вокруг. — …Вчера я не заметил, но халупа это знатная, - говорит он привычным издевательским тоном. – Впрочем, наверное, не стоит жаловаться, раз у нас денег почти не было. Хоть что-то… После ужина подумаем о ремонте вместе. Кстати, что хочешь на ужин? Я помню, что ты любил рамен! Хочешь, я- Казуки ходил по комнате во время своего разговора, и подошёл достаточно близко, чтобы Оджиро схватил его за руку. Сначала с непривычки сжал слишком сильно, потом – расслабил, и потянул к себе. — О… джиро?.. Оджиро ничего не говорит. Он смотрит на руку Казуки, на рванный, окровавленный рукав рубашки, и на виднеющиеся синяки на запястье. Оджиро помнит, очень хорошо помнит, что это он виноват в этом, очень хорошо помнит крик Казуки и ощущение от слома чужих костей. В этом контексте – абсолютно отвратительные ощущения, ужасные звуки, преследующие по ночам. Возможно, Оджиро было бы проще, если бы Казуки после этого начал бы его ненавидеть. Возможно, было бы проще, если бы те двое идиотов из Минато в пылу битвы его прикончили. А ещё лучше, чтобы это сделал Шун Камия. Чтобы никогда больше не видеть Казуки в глаза после всего. Оджиро прикрывает глаза и прижимается лбом к руке Казуки. Ничего не говорит, продолжая загадочно молчать, и слышит, как Казуки выдыхает воздух через нос, и в последующих его словах слышит такую же мягкую улыбку: — Что такое? – Тихий смешок. – Внезапный прилив чувств? Оджиро хотелось оторвать собственную руку, чтобы отдать её Казуки. Так было бы лучше. Раз он не мог когда-то ослушаться приказа, то и права у него на это всё сейчас – нет. — …Прости. Но он всё равно тут. И он тут с Казуки, который хотел спасти его, и у него получилось. Казуки, который его защитил, защищал, и всегда будет защищать. О таком друге можно только мечтать, но, тем не менее, Оджиро и не мечтал – он тут, рядом с ним. Всегда был, просто… он не ценил. — За что ты извиняешься? – Казуки всё ещё улыбается, и это слышно. – Не вини себя. Это в прошлом. Я справлюсь. Они мечтали играть в бейсбол вместе, но как он будет это делать, если сейчас его рука в таком состоянии? Может, даже в худшем, из-за вчерашней битвы. И это опять случилось из-за Оджиро. Всё, что Казуки до сих пор делал, было ради него. Сможет ли он когда-нибудь вернуть ему долг? Хороший вопрос. Казуки касается его волос здоровой рукой, мягко поглаживает их, а потом приподнимает со лба, чтобы коснуться его губами. Родительский жест, тёплый, но отчего-то сейчас очень неприятный. Казуки ведь был ему не родителем. Он всегда был для него… … — Хватит просиживаться, давай, - Казуки тихо смеётся. – А то так ничего и не успеем. Оджиро не поднимает взгляда. Он смотрит на ладонь Казуки, которая в сравнении с его собственной очень маленькая и хрупкая. Оджиро мог бы переломать её полностью, не дав и возможности на восстановления, стоит ему только захотеть. Да даже хотеть не надо – одного неловкого движения будет достаточно, чтобы лишить Казуки руки навсегда. Наверное, даже после того Казуки будет рядом. Неважно, что Оджиро сделает, он всегда будет пытаться его поддержать, помочь… Спасти. — Я люблю тебя. Слова вырвались сами собой, Оджиро даже не подумал о том, что стоит сказать это. Он слышит тихий выдох сверху, и тогда осознаёт, что действительно сказал это. Мысль, которая не давала ему покоя второй день, покоясь в закромах сознания. …Да. Вот, что это было. Оджиро любил его. Он не берёт свои слова назад, потому что с него достаточно, и продолжает говорить после недолгой паузы: — …Я хочу всегда быть с тобой. Больше никогда… Никогда не причинять боль. «Не бросай меня» Оджиро хотел сказать, но Казуки никогда не бросал его. Это он его бросил. Проблема всегда была в Оджиро, и никогда – в Казуки. Оджиро хочет поднять голову, чтобы взглянуть Казуки в лицо, но тот удерживает его на месте, положив правую руку на затылок, не позволяя двинуться. Казуки чуть подрагивает, и Оджиро беспокоится, что ему стало хуже, или сказал ли он что-то не так. Он не хочет поднимать голову силой, чтобы не вредить ему, поэтому сделает то, чего так давно не делал – будет говорить словами через рот. — Казуки- — Тебя не учили, что такие вещи нельзя так просто вываливать? Голос у Казуки недовольный, и Оджиро не секунду пугается. Но он не серьёзно недовольный, как потом он осознаёт. Такое ощущение, что Казуки дуется, не обижается – дуется. Такого он… Никогда не делал. Может, Оджиро действительно сказал что-то не так? Казуки убирает руку, и Оджиро поднимает взгляд, и видит недовольное лицо Казуки, поджатые в тонкую линию губы, и красные щёки и уши. — Дурак. Говорит это тихо, прежде, чем крепко обнять Оджиро за шею. — Извини, что оставил тебя одного там. Тебе было тоскливо… Извини. Извини. Нет, Казуки. Тебе не за что извиняться. Ты ни в чём не виноват. Никогда не был виноват. Это то, что Оджиро хотелось сказать, но он этого не делал, потому что Казуки был очень тёплый, и пах очень знакомо, и от него веяло… Домом. Оджиро не мог позволить себе что-то сказать из-за этого, всё было очень знакомым, очень ностальгичным, и одновременно – совершенно новым. Поэтому он слушал его, задержав дыхание. — Клянусь, что больше не оставлю тебя. Казуки отстраняется, очень мягко, и очень недалеко. Пару секунд застывает прямо перед лицом Оджиро, и потом снова касается своими губами, но на этот раз это был поцелуй в губы. Целомудренный, мягкий, неумелый, потому что опыта не было ни у кого из них. Потому что Оджиро всю жизнь любил только одного человека, а Казуки был занят мыслями о спасении. — Теперь мы точно будем вместе. С этого момента и навсегда. Хорошо? Он отстраняется, всё ещё слегка красный, но уже улыбается. И говорит так мягко, как говорил с ним в детстве. Как говорил, когда кто-то снова умирал у Оотори, прямо на глазах у Оджиро. Как говорил вчера, когда они остались одни посреди разрушенного города. Казуки всегда был особенным для Оджиро, но, видимо, Оджиро тоже был таким для него. — …Хорошо. В слова Казуки всегда хотелось верить. И даже несмотря на то, что происходило после них, Оджиро никогда не будет подвергать их сомнению. Оджиро обнимает его, мягко прижимая к себе, чтобы не повредить какие-либо раны или ссадины, и утыкается носом в плечо, впитывая родной запах. …Да. Всё же, они дома.