Боли сердец здесь места нет

Виски грел глотку, но не сердце. И привкуса палёного алкоголя он явно не чувствовал. Питер извинился несколько раз за само существование этого напитка у него, но Отто сейчас особо без разницы, что пить. Он, кажется, и вкуса даже не чувствовал. Всё произошедшее за последний отрезок времени, в сутках или часах измерять который он не собирался, слишком спутанным сейчас казалось, каким-то сюрреалистичным бредом виделось. Но вот он здесь, в крошечной комнатке студента, который вместе с остальными его похоронил, а кривой шов на одном из приводов являлся более чем весомым доказательством того, что, всё же, он не свихнулся окончательно. Какие же усилия потребовались для того, чтобы вернуть механизированной конечности хотя бы частичную подвижность, с учётом полного отсутствия необходимого оборудования... Питер сидел тихо и молчаливо на другой стороне кровати и, если бы сел чуть свободнее, спокойно прижался бы к спине своего неожиданного гостя, если не учитывать механизированные конечности. Отто прислушался к его дыханию, пока приводы частично лежали на полу и ярко-красные камеры-глаза не горели, находясь в состоянии покоя. Несмотря на это, он чувствует, как мальчишка мялся. Здесь, в этом подобии вселенной, парень абсолютно не помнил произошедшего. Он помнил гибель гениальнейшего человека и его жены, а сейчас Октавиус, живой, сидел рядом с ним. И слова его звучали слишком правдиво, даже паучье чутье не скреблось в подозрении. Верил даже подсознательно. Отто слышал, как парень тянулся к маленькому кнопочному телефону, скромно лежащему на тумбочке, и как подушечки его пальцев нажимали на кнопки. Октавиус всё так же неподвижно сидел, спокойно раздумывая, как в итоге решил подать голос, наверное, впервые за последние три часа. — Что ты делаешь? – Отто глядел на него через плечо, голос звучал, как неожиданно заскрипевшая половица. Паркер вздрогнул, едва ли не выронив мобильник, но в последний момент успев поймать ловкими пальцами. Устройство в его руке, по ощущениям, прошло через несколько кругов ада, если не через все, и на экране до неприличия много царапин, каждую из которых можно легко прощупать. Однако, даже так иконку открытого плеера узнать было легко. Октавиус вопросительно вскинул бровь, а Питер невольно свёл плечи, с лёгкой паникой бегая взглядом по полу и нервно сжимая телефон в руках. Смущается? — Сэр, я... – Паркер немного нервно поджал губы. Отто осторожно развернулся к нему и спустил очки практически к кончику носа, обнажая коньячно-карие глаза, а уголки его губ мягко приподнялись вверх, и складки морщин повторяли улыбку. Свет настольной лампы не резал теперь слишком чувствительные к свету глаза, а ещё заметно сглаживал немного уставшие, но мягкие черты лица, полностью передавая его настроение. Питер выдохнул и немного расслабился, да вновь жал на кнопки, проматывая немногочисленные песни вниз, пока не нашёл нужную. Мысленно взвесив в голове все "за" и "против" своего, возможно, немного глупого и импульсивного решения, он поднялся на ноги, становясь напротив вновь ставшим молчаливым мужчиной, что, тем не менее, явно заинтригован происходящим. — Сэр, – уже более уверенно начал Паркер и протянул ему руку, – разрешите пригласить Вас на танец? Один из приводов заметил, как парень нажал на кнопку воспроизведения, прежде чем из динамика полилась мягкая, немного грустная мелодия с нотками ностальгии. Да, немного искривлённая тем же самым динамиком, но всё ещё узнаваемая и красивая. Запинка Октавиуса была слишком ощутимой. Сейчас у него был шанс переписать для этой вселенной тот отрезок своей жизни, который хранился только у него в голове да на словах передан Паркеру. И Норман наверняка искал его, в этом сомневаться не приходилось, как и в том, что у него наверняка уже был план, как им вернуться в люди, отметая все подозрения и догадки журналистов. Но сейчас он сидел здесь, смотрел на Питера, в глазах которого мелькало лёгкое отчаяние и теперь неуверенность. В момент, когда мальчишка хотел опустить руку и наверняка буркнуть какое-то извинение, Отто снял перчатки с рук, и Паркер замер, когда мужчина вложил свою крепкую ладонь в его. — С удовольствием, мальчик мой, – в глазах Октавиуса мелькнул огонёк. Огонёк этот, кажется, стрельнул прямо в сердце Питера, ибо то, что он так отчаянно покраснел, по-другому объяснить нельзя было. Осторожно он помог Отто подняться, хоть тот мог сделать это с помощью приводов, на которые он, всё же, и опёрся после для большей устойчивости. Паркер сделал мелкий шаг вперёд, практически прижимаясь к нему. И замер. Выраженный маслянистый запах с намёком на въедливый металл, жжёный порох, не самого лучшего качества алкоголь, пот и ещё что-то, с чем ассоциировалась свобода, – вот коктейль, ударивший в голову настолько, что ввёл в ступор. Когда Октавиус прошёлся рукой по его плечу и легко забрал мобильник, да переплёл пальцы на их ещё сцепленных ладонях, легче не становилось. Парень мысленно кричал, и это наверняка явно видно, судя по проскользнувшей ласковой насмешки в глазах старшего мужчины. — Позволь помочь тебе, – ладонь Отто украдкой прошлась по его спине. Питер вышел из короткого стазиса и опустился на скрытые плащом плечи, поднял на него уже более уверенный взгляд. Привод Октавиуса неловко щёлкал по мелким кнопкам телефона, но, всё же, отмотал запись к началу, и внутри парня останавилось буквально всё, когда практически горячие ладони Отто опустились на его поясницу. Совершенно податливой марионеткой парень доверился его движениям, безропотно позволяя вести. Приводы Октавиус переставлял практически бесшумно, немного наловчившись, и один из них держал телефон чуть позади головы Паркера, и, несмотря на редкие сбои в воспроизведении, с темпа их немного ленивого танца он не сбивался. Точные, лёгкие и расслабленные движения вселяли уверенность. Тихое, ровное дыхание, которое чувствовалось сейчас достаточно хорошо, действительно успокаивало, однако сердце всё равно в радостных конвульсиях ломало грудную клетку, каждое мгновение перенося его в состояние короткой клинической смерти и тут же воскрешая обратно. Цикл за циклом, движение за движением, вдох за вдохом. Настойчивая мысль назойливой мухой начала биться об пустой от мыслей разум, и сопротивляться ей не хотелось. Паркер, осмелев, осторожно жался к Отто ближе, пока вовсе не соединил руки где-то на его спине, поверх позвоночника и слоёв одежды. Октавиус прерывисто выдохнул и в один момент прижался губами к его макушке, поддавшись минутной слабости, доверчиво глаза прикрывая, передавая роль ведущего и наконец-то позволяя себе чуть расслабиться. Питер на короткое мгновение действительно умер от столь сильного доверия и смял ткань потрёпанного пальто в ладонях, прежде чем осторожно приподнялся на носочках и коротко чмокнул мужчину в уголок губ, рядом с мягкой морщинкой. На большее смелости не хватило, однако... — Спасибо, Питер, – Отто отстранился совсем немного для того, чтобы взглянуть в горящие от восторга и невинной влюблённости глаза. ... Однако Октавиус улыбнулся так широко, что, пожалуй, вся эта сомнительная авантюра и ехидно прошедшая неловкость определённо того стоили.