A man by any other name

                    У Чонгука не так уж и много свободного времени для осуществления своего плана, потому что они и так почти не спят, а график их безумно загружен: путешествия, репетиции, саундчеки, шоу, куча интервью и фотосессии.       А потом наступает чудо, посланное небесами — два выходных дня (конечно, если кто-то там на небесах переживает о Чонгуке и его гейских фантазиях о Пак Чимине, что вообще маловероятно). Ну, не суть! В выходные мемберы либо отдыхают, либо занимаются своими делами, а у Чонгука наконец-то появляется время, чтобы привести свой план в действие.       Ночью ему требуется целых два часа, чтобы подготовиться. Гук не тратит время на раздумья о том, что наденет, потому что продумал это уже несколько месяцев назад, буквально в тот самый день, когда нажал «добавить в корзину», а потом оплатил свой заказ.       Чонгук долго принимает ванну, сушит волосы феном, делает свой уже привычный уход за лицом и одевается. Можно сказать, что каждая вещь отражает его эмоции и намерения. Как будто это всё отражает то, что парень так долго скрывал. Чонгуку хочется, чтобы Чимин взглянул на него и просто… всё понял.       Сейчас парень чувствует полную готовность, подобную той, которая бывает перед выступлением. Всё его тело дрожит от предвкушения, нервы напряжены и натянуты, словно струны, но мысленно он готов, как и готово его сердце.       Чонгук как будто на грани. Он надевает длинный шелковый халат, чтобы прикрыться, поправляет и немного приподнимает воротничок, а после выходит из своего номера, тихо идя по коридору, в котором, к счастью, никого, ведь время уже позднее.       Чон прикусывает губу, прежде чем постучать в дверь. Какое-то время из номера не доносится ни единого звука, но после слышатся шаги Чимина.       Какую бы уверенность Чонгук ни испытывал, она словно испарилась за считанные секунды. У него даже возникает внезапное желание убежать обратно к себе и запереться. Однако вместо этого Гук заставляет себя стоять на месте, немного задрав подбородок, чтобы Чимин увидел его через глазок.       — Чонгук-а? — и открывает со щелчком дверь.       Чимин очень удивляется, увидев младшего. Раньше они постоянно ходили в номера друг друга во время туров, но и это изменилось за последние несколько месяцев. Чонгук заходит внутрь, потому что не хочет, чтобы его кто-либо заметил, и с каждой минутой становится всё менее и менее уверенным. Он закрывает за собой дверь, делая глубокий вдох, и молчит. Знает, что должен что-то сказать, но у него перехватывает дыхание.       Чимин проходит мимо ванной в спальню, а Чонгук следует за ним, по пути проверяя, прикрывает ли халат всё, а после прижимает чокер к шее сильнее. Он всё ещё может прервать свой план. Может соврать, что пришёл одолжить шампунь, так как его закончился, даже если его волосы всё ещё слегка влажные. Чонгук качает головой и только тогда замечает Чимина, который уже сидит на кровати и смотрит на него снизу вверх.       При включенной только прикроватной лампе комната окрашивается в приглушенный мягкий свет. Чимин одет в белую свободную шелковую блузку, которая свисает с одного плеча, оголяя его, а сквозь ткань просвечивается ожерелье Chanel в форме сердца, в ушах — серьги-кольца. А ещё на нём простые чёрные боксеры. Прядка волос спадает на один глаз, а мягкий свет красиво отражается на волосах серебристого цвета. Этот образ Чимина — нечто среднее между повседневным и небрежным, мягким и сильным. Он выглядит потрясающе красивым. И сбитым с толку.       В его глазах читается невысказанный вопрос: зачем ты пришёл?       Чонгук сильно краснеет. Он должен сделать всё, что задумал, до того, как потеряет остатки своего мужества. Не нужно отвечать. Нужно действовать.       Чимин взглядом пробегается по лицу младшего, а зрачки его расширяются, когда он, наконец, замечает нежно-розовые тени для век, блеск для губ и розовые серёжки (те самые, которые Чонгук, видимо, позаимствовал у персонала, те самые, которые, по словам самого Чимина, выглядят великолепно).       — Что-?       Чонгук не даёт старшему договорить и просто тянет за пояс халата, позволяя тому распахнуться и упасть на пол. Сердце бешено бьётся, на секунду в глазах комната расплывается, но затем взгляд фокусируется на Чимине, который пристально смотрит на парня перед собой, рассматривая каждый сантиметр его тела, начиная с бархатного чокера, переходя к чёрному корсету, расшитому розовыми цветами, затем спускаясь ниже, к паху, который прикрывает нежно-розовые кружево; далее взгляд цепляется за тонкие чёрные бретельки, плавно переходящие к подвязкам, а после тот же взгляд скользит вверх.       Чонгук чувствует, как его охватывает пламя под взглядом Чимина, но это именно то, чего он хотел. Он хотел запечатлеть своё сердце на этом нижнем белье, хотел, чтобы Чимин увидел и понял.       Чимин, кажется, заворожён. Дышать становится всё труднее и труднее. Чонгук наклоняет голову набок, из-за чего серёжки слегка покачиваются. Он пытается рассмотреть себя, стоящего в корсете, подвязках и чокере, предлагающего себя словно подарок, в зрачках Чимина.       — Я выгляжу мило, хён? — спрашивает настолько мягко, создавая между ними шёпот, но уверен, что старший всё слышит.       Губы Чимина приоткрываются на выдохе. Чонгук наблюдает, как тот сглатывает.       — Я ведь был серьёзен, — продолжает Чонгук, делая шаг ближе к кровати, где всё ещё неподвижно сидит Чимин. — Ну, тогда, в тренировочном зале. Я хочу то, что было у Тэмина. Я хочу этого, Чимини-хён.       Чонгук падает на колени перед Чимином, сердце колотится о рёбра. Когда он поднимает взгляд, Чимин смотрит на него сверху вниз, а глаза его тёмные-тёмные. Нижняя губа красная, будто её только что сильно прикусили. Стоя на коленях прямо между обнажёнными бёдрами Чимина, Чон борется с желанием подползти ближе, прикоснуться.       Но затем взгляд Чимина меняется, становится жёстким. Он делает глубокий вдох и отворачивается от младшего.         — Я не могу.       Голос Чимина звучит словно откуда-то издалека, но когда доходит до Чонгука, то будто ударяет его прямо в грудь. Он пытался. Пытался быть красивым и очевидным, а Чимин всё ещё не хочет его. Чимин всё ещё говорит «нет».       — Ты… — начинает Чонгук, почти задыхаясь от слов, когда поднимается с пола и делает шаг назад, подальше от Чимина. — Это- Тот, кому принадлежит твоё сердце… Ты всё ещё любишь его?       Чонгук чувствует себя таким уязвимым. Его глаза горят, и он чувствует, что вот-вот расплачется. В голове возникает вопрос: плакать — это тоже означает послать нахер гендер? Чон не может заставить себя посмотреть на Чимина. Хочется лишь услышать ответ. Он должен узнать это, потому что это единственный способ двигаться дальше.       — Да, — тихо отвечает Чимин.       Одно-единственное слово разрывает Чонгука на части. Он чувствует себя таким разбитым. Поднимает руки и обхватывает себя, чувствуя, как слёзы стекают по щекам, и даже не собирается смахивать их.       Когда младшему, наконец, удаётся взглянуть на Чимина, то замечает, что глаза старшего тоже красные и влажные — несправедливо по отношению к нему. Никто не виноват в том, что Чимин влюблён в кого-то другого. Это не вина Чимина, что Чонгук вбил себе в голову идею стать альтернативой.       — Мне жаль, хён, — говорит Чонгук дрожащим голосом. — Пожалуйста, прости меня.       В груди что-то давит, она почти разрывается, и кажется, будто он никогда больше не сможет дышать.       — Чонгук-а…       — Нет, Чимин-хён, ничего не говори. Я выставил себя дураком-       — Ты не-       — Я думал, что… — Чонгуку нужно прикрыться. Где его халат? Находиться здесь теперь так невыносимо. Ему нужно уйти, исчезнуть. — Неважно, что я думал, потому что ты влюблён в кого-то другого, и ты заслуживаешь быть счастливым, ты заслуживаешь всего, а я… — он говорит очень быстро. Нужно уходить. Нужно-       — Я всегда любил лишь его, — говорит Чимин громко, заставляя Чонгука перестать двигаться.       Эти слова — удар ножом в его сердце. Гук закрывает глаза, почувствовав головокружение. Ощущение такое, будто он падает, падает, падает, а вокруг лишь темнота.       И чувствует на своём лице тёплую руку и такое же тёплое дыхание. А после — слышит мягкий голос.       — Чонгукки.       Он открывает глаза и видит Чимина прямо перед собой. Они стоят очень близко друг к другу.       — Я не мог полюбить Тэмина, потому что я влюблён в тебя с первой нашей встречи, — говорит Пак спокойно.       Слова растворяются между ними, будто бы всё это лишь сон. Но Чимин улыбается сквозь слёзы, и Чонгук знает, что всё по-настоящему. Чимин настоящий, его слова — настоящие.       — Но тогда мы были детьми, а я был твоим хёном… — шепчет Чимин. — Я так старался не влюбиться в тебя. Так что, если ты хочешь знать, люблю ли я тебя до сих пор, то мой ответ — да. Я, наверное, всегда буду любить тебя.       Этого не может быть. Чонгук недоверчиво качает головой из стороны в сторону.       — Пожалуйста, скажи что-нибудь, — просит Чимин. Внезапно он кажется таким хрупким и маленьким.       — Ты влюблён в меня, — говорит Чонгук, как будто пробуя слова на вкус, чтобы проверить, действительно ли это можно произнести вслух.       Чимин кивает. Он смотрит вниз, на расстояние между ними, а после взгляд скользит по корсету младшего. Пак убирает руку с его лица, забирая всё тепло.       — Ты понимаешь, почему это не может произойти? — продолжает Чимин напряжённым голосом. Он подходит к кровати, увеличивая расстояние между ними, и садится, прижимая колени к груди. — Мы не можем- это слишком сложно, а ещё Бантан, наши карьеры, и ты макнэ…       — Но ты влюблён в меня, — повторяет Чонгук, не в состоянии обращать внимание на какие-либо другие объяснения.       Чимин краснеет.       — Я- да. Ты правда не знал? Об этом знают все.       Чонгук открывает рот от удивления.       — Ну, не прям все. Я говорю про мемберов. Они все знают.       Чонгук закрывает рот. Теперь это действительно многое объясняет.       — Но- — Чонгук напряжённо думает, переводя взгляд с глаз Чимина на его приоткрытые губы, на обнажённое плечо, на сильные — обнажённые — бёдра и возвращается к глазам. — Но… Если они знают, значит, всё хорошо?       — Я- Это- — Чимин прикусывает нижнюю губу. Ему также трудно сосредоточиться на разговоре, потому что взгляд время от времени блуждает по нижнему белью Чонгука. — Это никак не влияет на ситуацию. Этого не может произойти, — Чимин делает величественный заключительный жест своей маленькой рукой, что почти заставляет Чонгука рассмеяться.       — Почему?       Чимин отпускает колени и выпрямляется.       — Во-первых, — начинает отсчитывать что-то пальцами. — Ты моложе меня…       — Моя мать на два года младше моего отца, — возражает Чонгук. — И она добилась его, — и вызывающе улыбается.       — Я-       — Я знаю, что ты хочешь сказать.       Брови Чимина взлетают вверх.       — И что бы ты ни сказал, это не будет иметь никакого значения, потому что я тоже тебя люблю, — выпаливает Чонгук.       Это заставляет Чимина замолчать. И Чонгука тоже, ведь он только сейчас понял, что осознал свою влюблённость и признался в этом.       Теперь всё встаёт на свои места. Теперь он понимает, почему всегда так странно чувствовал себя, находясь рядом с Чимином: как не мог справиться с таким вниманием, нервничал, как его постоянно тянуло к старшему, как он испытывал противоречивые эмоции из-за его отношений с другим, все песни о любви, которые он пел и слушал, все драмы и романтические фильмы, которые он когда-либо смотрел… Это острое желание быть рядом с Чимином. Даже тот факт, что ради него было куплено кружевное нижнее бельё. Теперь абсолютно всё приобретает смысл.       Он любит Чимина.       — Этого не может быть, — шепчет Чимин, и у Чонгука перехватывает дыхание от трепета в голосе Чимина. Голос старшего будто из снов, но в реальности звучит даже лучше.       Чонгук больше не может терпеть дистанцию между ними. В одно мгновение он забирается на колени Чимина, оседлав его. Гук никогда не делал ничего настолько смелого, поэтому боится, что для подобного ещё слишком рано, но следом ощущает ладони старшего на своей талии и то, как его притягивают ближе. Хочется так много всего и сразу, но также нужно рассказать о многих вещах. О том, что Чимин должен знать.       — Я люблю тебя, — Чонгук выдыхает слова в небольшое расстояние между ними. — Я был так чертовски сбит с толку, но теперь всё иначе. Теперь я знаю ответ, хён.       — Ответ? — Чимин выглядит потрясённым.       — Кто такой мужчина? Ты спрашивал меня об этом много лет назад. Я думал, что у этого должен быть какой-то конкретный ответ. Ты напугал меня, потому что ты мужчина и делаешь то, чего мужчинам делать не положено. А потом Юнги-хён вкинул что-то про грёбаный гендер, и я запутался ещё больше.       Чимин смотрит на младшего в замешательстве, но едва сдерживает улыбку, не убирая руки с его талии, и им так хорошо сейчас вдвоём. Чонгук чувствует, с какой лёгкостью ему даётся этот разговор.       — Намджун-хён говорит, что это всё какая-то определённая схема, конструкция. Он дал мне кучу книг, но я не смог прочитать и одной, но, думаю, теперь я понимаю всё и без них.       — Правда?       Чонгук кивает.       — Всё началось ещё тогда, когда ты сказал, что тебе нравятся мужчины. Но потом это будто обрело реальную форму… когда ты начал встречаться с мужчиной. И я ненавидел это… ненавидел потому, что хотел быть тем самым мужчиной, с которым ты встречаешься. И я всё ещё этого хочу.       Чимин смотрит на Чонгука в ответ так пристально, как будто не может до конца поверить в то, что слышит.       — Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всю эту неразбериху в одиночку, — говорит Чимин, поднимая руку, чтобы коснуться щеки младшего. — Я… я встречался с Тэмином только потому, что думал… Мне нужно было двигаться дальше. Я думал, что у меня никогда не будет шанса с тобой, и я просто не мог позволить себе застрять в этих чувствах, я должен был попытаться что-то сделать.       Чонгук слегка наклоняет голову к тёплой руке Чимина.       — Тэ сказал, что он не в твоём вкусе, — Чонгук не может сдержать лёгкий смешок, срывающийся с губ, и чувствует головокружение.        — А сейчас? — спрашивает Чимин дразнящим тоном.       — Я думал, что сейчас в твоём вкусе должен быть я…       Их лбы соприкасаются. Чонгук на интуитивном уровне чувствует, что собирается сказать старший, даже если это кажется невозможным.       — Ты — всё, чего я когда-либо хотел, Чонгук-а. Я такой жалкий — так сильно изнывал по тебе все эти годы.       Чонгуку кажется, будто ему снова пятнадцать, и Чимин слишком пристально смотрит на него. Под таким взглядом щёки пылают, поэтому он прячет лицо на плече старшего, который, господи, так хорошо пахнет.       — Тогда я тоже жалок, — голос приглушённый, слова растворяются в коже Чимина. Он пахнет домом и вожделением. — Они всё знали… Обо мне. Ну, о том, что я тоже влюблён в тебя. Мне кажется, они это поняли даже раньше, чем я сам.       И оба смеются, потому что это единственное, что они могут сделать сейчас. Чонгук поднимает руки, чтобы запутаться пальцами в волосах Чимина — он так долго хотел это сделать.       Они смотрят друг на друга до тех пор, пока приступ смеха не проходит. Чонгук чувствует приближение поцелуя, словно во сне. В один момент Чимин улыбается ему, а в следующий — притягивает ближе к себе, соприкасаясь губами.       Всё начинается так медленно и сладко, что Чонгук тает рядом с Чимином. Он открывает рот, позволяя старшему проникнуть языком внутрь, опускает руки на его шею, а после ведёт по груди. И в этот момент поцелуй преображается — Чимин берёт контроль на себя и легонько кусает нижнюю губу младшего, отчего у того по спине пробегаются мурашки.       Сдерживаться становится всё труднее, и Чонгук стонет прямо в рот Чимину, отчаянно дёргая его за блузку, нуждаясь в прикосновениях к его обнажённой коже. Но Чимин отстраняется.       — Лучше нам не… — он выглядит запыхавшимся, словно сейчас не в себе, а зрачки уже расширились. Пак пытается быть разумным, но Чонгук от этого уже устал.       — Просто… не думай. Прикоснись ко мне, — умоляет младший. Он опускает руки Чимина на свою задницу, медленно проводя по ней.       — Это… Это от Рианны? — спрашивает Чимин удивлённо, издавая лёгкий смешок.       Чонгук кивает.        — Я думал, что это твой любимый бренд, и хотел хорошо выглядеть для тебя.       Чимин высовывает язык, чтобы облизать нижнюю губу Чонгука. Это такая мелочь, но она заставляет младшего рассыпаться на кусочки. Гук пытается поцеловать старшего, но его останавливают.       — Ты не можешь так спокойно говорить о таком, — произносит Чимин низким голосом.        — Почему? — Чонгук притворяется невинным.        Он чувствует тело Чимина, реагирующее на каждое слово… реагирующее на него самого. Благодаря этому Чонгук чувствует себя сейчас таким властным и сильным.       Чимин со смехом откидывает голову назад. Он цепляет одним пальцем колье и тянет на себя, заставляя младшего захныкать.       — Ты не знаешь, о чём просишь, — говорит Чимин, проводя языком по шее Чонгука, оставляя за собой мокрую дорожку.       — Я точно знаю, о чём прошу, — говорит Чонгук. Он почти умоляет. Не осмеливается пошевелиться или сказать что-нибудь ещё, боясь, что Чимин захочет остановиться.       Чимин проводит рукой по волосам Чонгука и оттягивает назад прядь волос.       — Мы ещё обязательно поговорим обо всём этом, — говорит тихо. — Позже.       Чонгук нетерпеливо кивает. Позже. Позже его вполне устраивает. Позже — потрясающе. Позже — это не сейчас, а сейчас он хочет… Чимина везде.       — Скажи мне остановиться, если что-то пойдёт не так, — добавляет Чимин. Он такой серьёзный сейчас.       Чонгук удобнее усаживается на его коленях, и они оба стонут одновременно.       — Хён… Я знаю, — он звучит так плаксиво и жалобно. Чонгук ждёт, когда волна стыда накроет его, этого так и не происходит. — Вся эта тема с согласием была в книгах Намджун-хёна, я читал эту часть. Я согласен. Согласен…       Чонгук опускает руку Чимина вниз и кладет её себе на пах. Тонкое кружево уже обтягивает его возбудившийся член. Сейчас он всё делает правильно.       Впечатляюще демонстрируя свою силу, Чимин приподнимается и разворачивается, укладывая Чонгука на матрас и нависая над ним, и сжимает руками его запястья.       — Не двигайся, — на лице Пака можно заметить ярое желание.       Из уст Чимина это звучит так чертовски горячо, что Чонгук непроизвольно двигается, приподнимая бёдра. То, что у его хёна хватает силы вот так прижимать его к матрасу — просто невероятно.       — Веди себя хорошо для меня, — приказывает Чимин с улыбкой на своих красивых губах.               Чонгук знал, что Чимин будет дразнить его. Однако он даже и представить не мог, насколько ему это понравится. Чимин водит руками по нижнему белью, а после расстёгивает корсет спереди, наклоняется и проводит языком по соскам младшего, чьи бёдра вновь приподнимаются. Чимин давит сильнее, вновь прижимая парня к кровати, и продолжает дразнить:       — Хочешь, чтобы я перестал прикасаться к тебе? — спрашивает с хитрой улыбкой на лице.       Чонгук находит в себе силы лишь несколько раз покачать головой. Он не может говорить, не может найти никаких слов, но Чимин, кажется, понимает его и так, и принимает такой невербальный ответ.       — Тогда не двигайся, детка.       Затем Чимин оказывается между раздвинутых бёдер младшего, поднимает его ноги, чтобы завязать повязки для фиксации, и ставит обратно. С этого момента всё сливается воедино. На Чонгуке только сильные руки Чимина, во рту — чужой влажный язык.       Чимин внимательно изучает каждую реакцию Чонгука на своё действие, прежде чем продолжить. Например, водит языком по соскам до тех пор, пока они не затвердеют, а после прикусывает их, в меру медленно и тягостно. Проводит ногтями по всей грудной клетке Чонгука, двигается ближе к его шее, а после проводит по ней языком. Чонгук мысленно умоляет старшего, чтобы тот укусил его, хочет, чтобы все знали и при одном взгляде понимали, что он принадлежит Чимину.       Пак спрашивает, всё ли в порядке, и Гук лишь кивает, не находя слов. Но тем не менее, Чимин всё понял. Он прижимается своим телом к телу младшего, который обезумел от желания, и чей голос в голове шепчет: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».        Чонгук едва замечает, как хватает руку Чимина и прижимает её к своему горлу в безмолвной мольбе. Однако Чимин не уступает этой просьбе, вместо этого проводя рукой вниз. Чонгуку хочется плакать, хотя он думает, что уже плачет, когда Чимин проводит языком по кружеву, обтягивающему член. Гук резко хватается за покрывало, чтобы не сдвинуться с места. Старший тихо усмехается, и его дыхание обдаёт паховую область, что заставляет Чонгука выкрикнуть что-то, чего даже он не понимает.       Чимин хмыкает, трётся носом о кружево, а затем медленно стягивает его зубами. Чонгуку приходится закрыть глаза, чтобы не кончить от этого зрелища. Он так сильно прикусывает губу, что чувствует привкус крови, а когда ему начинает казаться, что больше он не сможет вынести этого, Чимин обхватывает губами член и берёт его во всю длину.       И тут Чонгук начинает двигаться. Он тянется за подушкой и сильно кусает её, чтобы не закричать. Его тело двигается будто само по себе, а бёдра непроизвольно поднимаются. Чимин сосёт медленно, но решительно. Чимин, которого все считают милым, сейчас такой жестокий, берёт в рот и не даёт кончить.       Чонгук умоляет, чтобы старший в него вошёл. Умоляет, умоляет, умоляет, пока наконец Чимин не решает дать младшему то, чего он хочет. Такой маленький, но сильный, он поднимает парня к изголовью кровати, удерживая крепко, и раздвигает его бёдра, укладывая на свои. Чонгук чувствует себя таким маленьким, открытым и желанным, что вновь удивляется тому факту, что Чимин единственный, кто может побудить в нём эти ощущения.       Такой заботливый Чимин смазывает пальцы смазкой, а затем вводит их очень медленно, останавливается, позволяя привыкнуть, а после загибает пальцы вверх и вновь останавливается, будто знает Чонгука от и до. Найдя нужную точку, Чимин улыбается, заставляя младшего разбиться на части, и двигает пальцами быстро, почти безжалостно. Одновременно с этим он наклоняется, обхватывая член губами, и опускается на всю длину так медленно, что Чонгуку кажется, что сейчас он или умрёт, или потеряет сознание.       Чимин снова спрашивает, убеждается, а Чонгук снова кивает, умоляет, и старший наконец делает то, чего от него так долго хотели — подносит руку к горлу Чонгука, давит не слишком сильно, но достаточно, чтобы младший увидел звёзды. Всё его тело напрягается, член ударяется о стенку горла Чимина, и он кончает. Кончает Чимину в рот.       Чимину, который хочет его именно таким.       Чимину, который легко плачет, легко смеётся, легко любит.       Чимину, который делает его смелее, храбрее, сильнее, бесстыднее.       Чимину, который заставляет его кончать так сильно, что пробирают слёзы.              Благодаря Чимину он чувствует себя самим собой. Без каких-либо ожиданий.       Он чувствует себя свободным.