Несбыточная мечта?

"Не надо больше никаких разоблачений, хватит срывать маски друг с друга, давайте подождем немного, дайте хоть чуть-чуть времени мне свыкнуться с тем фактом, что я теперь омега. Лучше подскажите, как объясняться с лучшим другом завтра", - мысленно умолял я родителей. Но в этот момент отец, сидя на стуле прямо напротив, сцепил пальцы в замок, вдохнул побольше воздуха и посмотрел мне в глаза, слова сразу же застряли в горле. На протяжении тех десяти секунд, что он рассматривал меня, думаю, отец успел неплохо и всю мою душу изучить. Теперь уже я бы не посмел открыть рот и перебивать его. Папа все это время стоял позади отца и держался за спинку стула, даже не так, он сжимал ее, было видно, что пальцы побелели. Я нервно заерзал на стуле, не нравится мне все это. Даже воздух, как мне показалось, стал каким-то густоватым, еще немного и вдыхать его станет невозможно. Среди звенящей тишины голос отца раздался подобно грому: - Сынок, ты уже достаточно взрослый, чтобы мы могли тебе наконец-то признаться что..., - в том, что я омега? Да я вроде уже сам в курсе, вот четыре дня в комнате перекантовывался, смазкой истекал, сны эротические просматривал, даже рукоблудием баловался. Чем же меня еще удивить можно? Наверное лишь объяснением, почему до этого момента настоящая сущность не проявлялась. А так я уже ко всему готов, психику мою теперь не так просто сломить. Да что там, отец, я и альфу своего встретил, ага, но сразу же потерял. Молодец я и никак иначе. - Нет, ты не подумай, мы с папой тебя очень-очень любим, жизнь не можем представить без тебя, но ты должен знать, что... Ох, Кай, твой папа бесплоден, - произнес отец и тяжело посмотрел на меня. Если до этого у меня в голове была тысяча и одна мысль, то теперь там зияла черная дыра. Бесплоден? То есть как бесплоден? А как же я? Меня что, инопланетяне на землю сбросили? Или с пробирки зачали? Теперь я уже во все глаза смотрел на отца, видимо, его подтолкнуть для продолжения темы надо, что же, пусть будет так. - Бесплоден? И как же я появился тогда? - дрожащим голосом задаю вопрос. Пальцы с силой сжали край стола, даже не заметил, когда ухватился за него, но теперь они напоминали папины, тоже были белыми словно мел. - Мы поженились, будучи еще совсем молодыми. Я уже тогда знал, что родных детей у меня не будет. Это было трудно и больно, но мы с твоим папой пережили все, перепробовали всякие методики и даже обращались к экстрасенсам, но ничего не помогло. Тогда было решено пойти на последнюю меру. Обратиться в детдом, - на последней фразе голос заметно ослаб, отец больше не смотрел на меня, его взгляд не отрывался от поверхности стола. Вот значит как. Я неродной, эти люди мне не родители. Теперь понятно, меня подобрали, как я Спайка когда-то. Увидели щенка, что грустно смотрел на них и просто подобрали. Пришли, будто в зверинец и выбрали детеныша, что больше всего и грустнее всех в глаза всматривался. А мои биологические родители, как я понимаю, и вообще отказались от меня. Зачали, выносили и сдали как б/у-шную вещь. Как мило. Как весело, жизнь рушится на глазах, рассыпается на мелкие пазлики, получается, никому я не был нужен с самого начала. Родители отказались, приемники обманывали, а единственный альфа даже не догадывается, что любим мной. Идеально. Прямо вижу, как на душу с разбегу вылили чернила, теперь они медленно, мерзко окутывают каждый уголок, каждый миллиметр, вскоре эта чернь полностью ее поглотит. Сейчас будто большие чернильные капли во мне собирается ненависть. Значит, раз я не свой, приемный, мне можно лгать? Лгать годами! Задурить голову, сломать жизнь и помочь утопиться в комплексах! Вот спасибо, лучше бы оставили меня гнить в детдоме! - Значит я не ваш сын, да? Знаете, я бы даже не обиделся, лишь пожал плечами, возможно, поблагодарил бы за то, что взяли меня тогда, - не узнаю свой голос. Он у меня правда может быть таким холодным и безжизненным? Никогда не замечал такого. – Но больше всего я ненавижу ложь. И вы можете сказать, что не обманывали, а просто недоговаривали, но слишком уж о многом вы оба молчали! – голос срывается на крик. Больно. Безумно больно, почему сначала в жизни все спокойно, тихо, но наступает момент, когда спокойствие меняется тревогой, а тишина – криком? Если бы трудности приходили постепенно, их можно было бы переживать и справляться с ними, но когда все наваливается одним комом, физически невозможно стерпеть. - Мы не лгали, сын. Мы, правда, очень любим тебя, вы с папой важнее всего на свете для меня. Я просто боялся, что ты был слишком мал для подобной информации. Знай, мы никогда не считали тебя приемным, ты – наш, - голос отца явно дрожал, сил смотреть на него у меня нет. Если хотя бы один раз взгляну на него, прощу все и забуду. А забывать нельзя. Если они так уж любят меня, то почему скрывали от меня мою сущность? Зачем поддерживали попытки измениться? Чтобы я потерял самого себя? Поздравляю, им это удалось. Сейчас я сам не знаю, кто я. - А что на счет того, что я омега? Зачем скрывали это? Или и здесь у вас скрыты благие намерения? – стальным голосом спрашиваю. А теперь бы хотелось получить нормальный ответ на этот вопрос, даже поднимаю голову по такому поводу. Картина, что предстала перед моими глазами, достойна лучших наград за драматические роли. Отец шокировано уставился на меня, будто услышал это впервые. Папа же опять плакал, иногда тихо всхлипывая. В последний раз он вытер слезы и взглянул на меня краснющими глазами. - О том, что ты омега, отец не знал, - тихо сказал папа, но слова его отчетливо услышал каждый. И если я всего лишь равнодушно перевел взгляд на папу, то отец медленно повернулся к мужу и застыл в ожидании продолжения рассказа. Уверен, история будет занятной. – С того времени, как я узнал, что бесплоден, я ненавидел себя, не раз хотел умереть и даже однажды попытался. Меня спасли, но жить по-прежнему не хотелось. Так случилось, что в момент наибольших страданий я познакомился с твоим отцом, - я хотел злорадно перебить его, ведь, по сути, отец не является моим родителем, но мне не дали открыть рот. – Не перебивай, пожалуйста. Так вот, после встречи с твоим отцом, я не хотел тешить его надеждами и сразу рассказал о своей проблеме. Не скажу, что он воспринял все “на ура”, но мы не расстались. Твоему отцу было трудно смириться с фактом отсутствия детей, но он принял меня таким, каким я есть. Конечно же, мы многое перепробовали, но ничего не вышло, и он предложил взять ребенка из детского дома. Не то, чтобы я был против, но мне казалось, что полюбить его я не смогу. И правда, первое время о тебе в основном заботился отец, я же в тот момент ненавидел себя за черствость и немощность. Да, признаю, тогда я все время жалел себя. В детдоме сказали, что не знают омега ты или бета, анализы все время давали странные результаты, а потому сказали, что будет нам сюрприз. Твоему отцу я сразу сказал, что ты бета, но, когда тебе было три года, я впервые почувствовал слабенький запах омеги и все понял. Тогда я тоже еще не полностью привык к тебе, а потому очень испугался. Альфы никогда не влюбляются в своих детей-омег, но ты же не биологический ребенок моего мужа, в двенадцать лет у тебя должна была случиться первая течка и кто его знает, как бы отреагировал твой отец на нее. А еще тогда, в самом начале, я на полном серьезе сказал твоему отцу, что ты бета, но превращений из беты в омегу не бывает. Что делать я не знал, но выход вскоре нашелся. В аптеке продавались таблетки, которые тормозят развитие гормонов. Я проконсультировался с врачом, наврал ему всякого, но разузнал все о тех таблетках. В принципе они безвредны, но действие половых гормонов несколько приостановлено: запаха нет, течек нет, даже чувствовать альф невозможно. Действие препаратов временное, то есть постоянно нужно кормить омегу ими. Я не знал, что делать, но тебе, Кай, шел уже восьмой год. Отец все чаще чувствовал запах маленького омеги и не мог понять к чему это. И… да, одним вечером я раздавил таблетку и насыпал порошок тебе в ужин. К тому времени ты являлся для меня родным ребенком, я, правда, полюбил тебя! Но вместе с тем, я боялся потерять любимого мужа, поэтому с того времени все и началось. Каждый день небольшое количество порошка оказывалось в твоей тарелке. Действие этих таблеток, как и любых других, прекращается, если не принимать их, так же оно сокращается при условии, что омега пьет алкоголь. Когда родители Коула попросили, чтобы ты пожил три дня у него, я сразу почувствовал, чем это кончится, поэтому закатил целый скандал в надежде тебя отговорить. Затем просил приходить домой покушать, но ты этого тоже не сделал. Видимо, еще и на дне рождения у Коула вы все-таки выпили немного. Вот и все раскрылось. Но, Кай, пойми, я делал это не потому, что не люблю тебя, просто… это потому, что твоего отца я люблю чуть больше. Я не считаю тебя неродным, ты мой сын! Да, я наделал очень, очень много глупостей! Благодаря мне, ты был отрезан от возможных друзей, тебе делали больно одногодки, ты долгое время не чувствовал альф на улицах, может, где-то пропустил своего…, - его голос во время рассказа был слишком безжизненным, безэмоциональным, теперь же папа опять плакал, хотя нет, рыдал, но знаете, мне абсолютно все равно. Я вижу перед собой обычную грязь, которая не вызывает сострадания. – Кай, милый, я очень тебя прошу, постарайся когда-нибудь простить меня, это будет до невозможности трудно, но умоляю, попробуй! – захлебывался слезами. Отец медленно повернулся ко мне и спрятал лицо в ладонях, видимо, это правда, он действительно услышал историю моего превращения из омеги в бету впервые. Что же, так вот как все обстоит. Сначала я думал, что мне лишь на душу вылили чернила, но, судя по всему, они же бегут сейчас у меня по венам. Если бы я мог, то крушил бы все на своем пути и этот стол был бы первым. Это даже уже не ярость, не злость, не обида, это что-то за гранью всего выше перечисленного, очень похоже на ненависть, черную ненависть. А вместе с ней накатывало еще одно: истерика. Хотелось даже засмеяться, но, думаю, такой смех напугал бы любого, это же надо, какая ирония, от меня и так в свое время отказались, так еще и, приютив, человек, что называл себя папой, методично травил меня химией каждый вечер! А я еще на Коула грешил, мол, на день рождения идти не надо было! Надо было! Очень! Хотя бы потому, что там был мой единственный друг, который, возможно, скоро перестанет таковым быть, но он был! Получается Коул первый, кто никогда меня не обманывал и, что важно, не травил! Ну уж нет, его прощения я буду добиваться до последнего, Коул точно не станет бывшим другом! В кухне по-прежнему раздавались всхлипы, отец как прежде не поднимал голову. Сейчас я могу многое сказать, некоторые из тех мыслей не должны быть озвучены, отца обижать нельзя, а в пылу можно ляпнуть всякое. Надо уходить отсюда, но не в комнату, там будет еще больнее. Парк. Да, мне нужно именно туда. Меня всегда успокаивал осенний пейзаж, хотя сейчас холодно, да листьев на деревьях уже нет, но, думаю, я сейчас тоже остался “голый”. Резко встаю с кресла, Спайк надеется, что ему что-то достанется из еды, потому быстро подбегает ближе. Именно его рядом показавшаяся родная морда не дала мне сказать то, что очень хотелось, то, о чем я возможно когда-то пожалею, тем не менее кое-какие из тех мыслей я все же озвучил: - После таких откровений, - да что с моим голосом, а я еще в начале рассказа его пугался, отец даже вздрогнул и поднял на меня красные глаза, второй тоже показал свое зареванное лицо, - мне лучше пойти прогуляться. Извините, трудновато в вашей компашке сейчас находиться. И еще, ты, - обращаюсь к бывшему папе, - если в будущем из-за твоей заразы я не смогу родить своему альфе детей, ты об этом здорово пожалеешь. Мстить будет не он, а я. Поверь, это будет страшнее, - отец хотел что-то сказать, но я уже стремительно выходил из кухни, из дома. Спайк лая побежал за мной, дурачок, наверное решил, что мы идем гулять. Хотя, в какой-то мере так оно и есть. Плохо только, что покидая здание, я не захватил с собой ничего из верхней одежды, сейчас возвращаться не было ни наименьшего желания. Без куртки, так без куртки. Разницу температур мне пришлось почувствовать почти сразу, опять холод. В прошлый раз я тоже возвращался домой, будучи чуть ли не синим. Теперь и возвращаться некуда. Можно, конечно, попробовать просить Коула приютить меня на ночь, но позволит ли он - я не знаю, а других друзей у меня нет. А угадайте благодаря кому? Медленно бредем со Спайком по улице, странно, он обычно даже гуляя на поводке, рвется к людям, хочет играть, а теперь топает рядом, свесив хвост. Да, дружище, извини, что неделю не появлялся, не гладил. Нежно провожу рукой по голове друга, затем легонько ударяю по выпирающему боку. Эх, пес, наел же ты себе пузо. Если не вернусь домой, чем я тебя кормить буду? В ответ на ласку Спайк от души лизнул мне руку и все бы ничего, но теперь стало еще холоднее. Вот так и надо понимать выражение: “Благими намерениями выстелена дорога в ад”. Адски холодно, даже ненависть как-то отступила со злостью на пару. Пришло какое-то одиночество. Значит, вот как оно все было на самом деле. Меня забрали из детдома. Очевидно, что желанных детей там не оставляют, значит, биологическим родителям я был не нужен, да и теперешнему папе тоже. А еще он шестнадцать лет врал отцу, я-то всегда считал их отношения идеальными, самыми прочными, верными. Вот так и рушатся идеалы? Слишком больно они рушатся. Теперь понятно, почему омежья сущность проявилась только сейчас, восемь лет меня травили антигормональной гадостью. Три дня без таблеток плюс море алкоголя и вот она, первая течка. Во время празднования запах Найта не привлекал, зато при одном взгляде на Гарта у меня начинались странные ощущения. Готов поспорить, что когда я собирал волосы в хвост, альфа почувствовал мой аромат. Ах, да, Гарт еще спрашивал, точно ли я являюсь бетой, значит, он самостоятельно определил, что я омега. Надо же, скорее понял, чем я сам. Медленно заходим в парк вместе со Спайком, пес сразу бежит к моей любимой лавочке и устраивается рядышком с ней. Ладно, присяду, нельзя нам с ним теряться, если и Спайк исчезнет, у меня уже точно никого не останется. Только ноябрь, а природа в парке уже фактически умерла, деревья стоят голые, черные, серые листья темным грузом лежат на земле. Понимаю, чернила в моей душе тоже осели и давят, как бы не сорваться. Из-за слез станет только холоднее, нельзя поддаваться эмоциям. Холодный ветер пробрал до костей, толстовка не спасает. Естественно не спасает, холодно почти как зимой. Вот вроде бы день, где-то вдали слышно, как бьют часы в центре города. Судя по тому, сколько раз ударили, сейчас два часа, но почему так темно? Серые тяжелые тучи совсем низко опустились над землей, даже страшно немного. Безлистые деревья безнадежно тянут свои тонкие ветви в небо, из которого вот-вот полетит снег. Это была бы очень романтичная картина, если бы не мое теперешнее положение духа. Сейчас я расцениваю ее как готичную, да и мы со Спайком идеально вписываемся в пейзаж. Мальчик в легкой одежде одиноко сидит на лавке, а рядом с ним белеет пятно – его верный пес. А может, ну его, не буду идти к Коулу. Замерзну здесь. А кому я вот такой нужен? Даже папа меня не принял, любил бы – не смог бы пичкать гадостью, Гарт, скорее всего, даже не успел понять, что я его омега, Коулу же друзья-омеги не нужны. Ну, и чего я парюсь? Очередной порыв ветра вызывает сильную дрожь, зуб на зуб не попадает, так и должно быть, смотрю на свои пальцы – становятся синеватыми, окоченели совсем. Это тоже правильно. Только… в плечах тепло. Странно… Медленно, почти нечувствительными пальцами прикасаюсь к плечам, нащупывается жесткая ткань. Очень странно, ничего с собой у меня не было, вылетел из дома в домашней одежде, это точно. Ничего себе, да это же куртка, теплая осенняя куртка! Да никак подарок с небес! Только как она появилась? Боковым зрением улавливаю движение, на мою лавку садится какой-то мужчина в белом пальто. Лица не разглядеть, черные пряди закрывают его. Мужчина явно пришел не ко мне, посмотрел на часы, затем в противоположную от меня сторону. Ждет кого-то, наверное. А может и опоздал уже, вот как нервничает: и ногой топает, и кулаком легонько по колену ударяет, мечется чего-то. Странный какой-то. Вон весь парк пустует, а он рядом со мной уселся. Вот зачем, спрашивается? По запаху понятно как белый день, что мужчина является альфой, течка у меня уже кончилась, значит, он ждет своего омегу. Вот только не надо сейчас передо мной нежности разыгрывать, как вспоминаю Гарта, плакать хочется, а посему встаю. Спайк с готовностью тоже вскакивает, но слышу злой голос позади, и обращаются явно ко мне: - Ну и куда ты собрался, позволь спросить?