Хочу тебе покоя не давать,
Быть сильной, оставаться слабой.
Хочу тебя своей любовью звать,
Ведь я иначе жить и не могла бы.
Хочу из всех твоих забот и дум
Украсть по крайней мере половину.
Хочу, чтоб вдруг тебе пришло на ум,
Что счастлив ты и в этом я повинна.
Хочу, чтоб для любой моей мечты
Ты был единственной границей.
Хочу в той книге, что читаешь ты,
Быть первой и последнею страницей.
Анна Ахматова
— Нанами! Она опоздала. Опять. Мужчина принял этот факт меланхолично, будто бы это вовсе не он стоял и ждал полчаса у витрины какой-то забегаловки, как полный идиот — Нанами привык, что Сума не считает нужным приходить вовремя, для неё такого понятия как пунктуальность, кажется, не существовало вовсе. Поначалу он был уверен, что сработаться с таким человеком будет невозможно, но что-то было в этой самоуверенной девчонке, что не позволило ему сделать то, что он обычно делал в таких случаях — не позволило отказаться. И вот теперь, Нанами, привычным жестом поправляя очки, поднял взгляд на свою громким словом «коллегу», чтобы прочитать ещё одну маленькую лекцию о том, как важно и прилично приходить на деловые и не очень встречи вовремя… Поднял и остолбенел. Перед ним стояла… Нет, это была конечно она, но что такое вдруг случилось? Сума, отвергавшая все неудобные вещи, включая кружевное белье и рабочий график, Сума, носившая исключительно широкие футболки, шорты или джинсы, Сума, не признававшая высоких каблуков и ходившая только в кроссовках, сейчас выглядела как настоящая леди, изысканная и утонченная. Белая блуза, узкая, едва доходившая до колен черная юбка, колготки и шпильки — для образа европейской красавицы не доставало только шляпки, но темные, со слегка пурпурным отливом, волосы с непослушными кудряшками были насколько это вообще возможно аккуратно уложены. На плечи девушка небрежно накинула пиджак в тон юбке, что только добавляло зрелости в этот крайне необычный для нее образ. Однако сразить Нанами не было так просто, и хотя девчонка совершенно точно нанесла критический удар по его предпочтениям, он шумно выдохнул и в привычной манере сказал: — Нас уже ждут. Идём… Нанами мог бы поклясться, что на лице девушки у него за спиной было то самое обиженно детское выражение лица, какое он уже наблюдал тысячи раз, когда намеренно не замечал её выходки. И он был прав, для Сумы не было ничего ужаснее такой черствости со стороны этого до жути странного человека, внимание которого, впрочем, с недавних пор стало сильно ее волновать. К тому же, сегодня девушка пожертвовала парой часов блаженного сна ради того, чтобы навести марафет под стать этому любителю строгих костюмов с неожиданными принтами. И что она получила? Ровным счётом ничего. По крайней мере внешне, но это было довольно легко исправить — Сума без всякого зазрения совести использовала проклятую технику на старшем товарище, приложив все мыслимые усилия, чтобы он не заметил — и в следующую же секунду просияла. Явно учащенный пульс и глубокое дыхание свидетельствовали либо о том, что Нанами заболел, что было маловероятно, учитывая его железное здоровье и ежедневные тренировки, либо же его милая компаньонка таки сумела вызвать интерес у живого айсберга среди шаманов. «Победа!» — пронеслось в увенчанной темно-пурпурными кудрями юной головке. Нанами не был слепым идиотом, иначе вряд ли получил бы первый ранг, а потому почувствовал любопытно-испепеляющий взгляд «Глаз милосердной Богини» практически инстинктивно. Как только же до него дошло, зачем она вздумала рассмотреть его внутренности, в светловолосой голове мелькнула мысль наподобие: «Она это серьезно?» и тут же была задушена на корню, потому что ответ был только один и, к сожалению, не утешительный:"Да, вполне серьезно». Мужчина шагнул чуть вперёд, в совершенно привычной манере, как ведущий ступает чуть впереди ведомого, но сделано это было лишь для того, чтобы скрыть в солнечном свете легкий румянец, вспыхнувший на его щеках, и о котором во избежание дальнейших неловкостей ей бы знать не следовало. Однако стоило признать, пусть даже он вряд ли когда-нибудь скажет об этом вслух, Нанами и вправду тайно наслаждался тем, как гармонично они, должно быть будут смотреться на сегодняшней встрече, и, возможно, как приятно было бы ее от этого наряда избавить. Но, чёрт, в данный момент — работа… — Долго ещё будешь смотреть? — лучшая защита от всевидящей лисицы — нападение, по крайней мере, по мнению Нанами. — Но тебе нравится, правда? — как об стенку горохом, — Нравится ведь, Нанами? — Офисный пиджак и брюки, сделанные из хорошего материала служат не только показателем зрелости и достоинства, но ещё и комфортны в битве, что для шамана является огромным плюсом. Твои же обувь и юбка в схватке будут только мешать. Как ты вообще додумалась надеть что-то подобное? — На такой выпад девушка не нашлась, что ответить, и копна нежных кудряшек совершила пируэт в сторону, противоположную от немигающего взгляда спрятанных под очками глаз. «Невыносимый, » — решила Сума, обиженно морща маленькие алые губки «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, » — заключил Нанами, но справедливости ради признал, что когда обижается, она выглядит ещё милее. А ещё дразнить Суму было чертовски приятно, и хотя делал он это своеобразно, да и начал уже довольно давно, но осознал со всей ясностью, кажется, только сейчас. Всю оставшуюся часть пути они шли молча: Нанами не смог придумать ни одной приличной темы для разговора, а девушка молчала просто из принципа — ее довольно сильно задело замечание ее компаньона, который при всем своем уникальном здравомыслии не понял или не захотел понять, что все, что она сегодня надела — было только для него и ни для кого больше. А он даже не смотрел, зараза! Сума благословила судьбу за то, что в этот день не нужно было ни с кем драться, и хотя быть независимым свидетелем на заседании глав великих кланов звучало весьма престижно, девушка, молодая и полная энергии, видела в работе такого рода исключительно беспросветную скуку. Собственно, ничего конкретного впоследствии из заседания она так и не вспомнила — для подобных безделиц на свете жил и действовал на нервы во всех известных смыслах Нанами. Скорее всего, он даже догадывался об этом своем предназначении, но великодушно помалкивал. Когда они наконец были свободны, на улице уже стемнело, и полумрак жаркого летнего вечера рассеивался яркими огоньками многочисленных фонарей, экранов и витрин шумного мегаполиса. И было бы романтично, но оказалось, что маленькие ножки, привыкшие ходить исключительно в мягких кроссовках не приспособлены к высоким и жутко неудобным, однако, если верить представлениям противоположного пола, умопомрачительно красивым, каблукам. Хуже всего было то, что использовать обратную проклятую технику и избавиться от мозолей не представлялось возможным из-за идущего рядом с абсолютно невозмутимым видом мужчины. За целый день он так и не выказал ни малейшего интереса по поводу ее внешнего вида, кроме того жуткого замечания. Интересно, было ли ему комфортно молчать как рыба всё это время? Они прошли ещё пару кварталов прежде, чем Нанами начал потихоньку замечать, что его уникально упрямая спутница постепенно сбавляет шаг, и когда убедился в этом окончательно, остановился и сам для себя неожиданно участливо спросил: — Что случилось? Прежде чем Сума успела нарочито невинно улыбнуться и спросить что-то вроде:"Ты это о чём?», он окинул девушку быстрым оценивающим взглядом с головы до ног, в который раз убедившись в полезности своих очков, через которые не было видно как и в каком направлении скользили его глаза. Как ни старалась Сума скрыть лёгкую косолапость растертых непривычной обувью ног, усугубляемую тонкими высокими чулками, Нанами было совсем не трудно осознать, что случилось. Тем не менее хотя бы в этот раз девушка смогла предупредить любые его замечания по поводу ее партизанского молчания и заговорила первой: — Ничего страшного, я могу вылечить, — голос не дрогнул, но прозвучал как-то неуверенно, будто вместо того, что она говорила, внутреннее «я» хотело бы сказать: «Извини». — Обратная проклятая техника лишь вернёт плоть к моменту, когда она была здорова, — философски, но довольно твёрдо, отметил мужчина, — а это значит, что мы не пройдем и двух кварталов, как ты снова заработаешь мозоли. Он хотел было добавить что-то ещё про удобную одежду и тому подобное, но выражение лица Сумы, странное, пристыженное и в то же время обиженное, со слегка выпяченной нижней губой и глазами, смотрящими будто бы вовсе не на него, а на проезжающие сзади автомобили, не позволили ему этого сделать. Нанами глубоко вдохнул теплый летний воздух и шумно выдохнул. В следующую же секунду Сума почувствовала, как мужские руки нежно, но уверенно и безапелляционно, обхватывают сзади её талию и колени. Девушка хотела было что-то возразить, но начатая фраза смешалась в неразборчивые междометия, она почувствовала лёгкость в ногах, как будто сняла коньки после долгого катания на льду — и с губ невольно и жутко несвоевременно сорвался вздох облегчения. Лёгким, едва видимым, пунцовым цветом залились щеки. В конце концов — не то, чтобы она была против. — Теперь можешь лечить, — предупредил Нанами хрипловатым баритоном, он ясно чувствовал запах нежного цветочного мыла, который всегда исходил от горе-напарницы и который она, по всей видимости, не стала закрывать духами — а может и просто забыла, что было бы вполне в ее духе — от этой мысли его губы тронула лёгкая улыбка, но голос все же прозвучал так же твердо и обыденно, как будто это был вовсе не неловкий момент, а рутинный инструктаж для новичков, — и держись крепче. Сума не стала ничего говорить. Когда от мозолей на маленьких аккуратных ножках не осталось и следа, Нанами не поставил девушку на землю, а продолжал идти как ни в чем не бывало, не обращая никакого внимания на вопросительные и умилительные взгляды прохожих. Сума же, наоборот, никак не могла придумать, что нужно было делать в подобной ситуации. Она смотрела то туда, то сюда, а натыкаясь на заинтересованные лица, мелькавшие тут и там, сразу же старалась увести глаза куда-то вниз, а щеки заливались цветом. — Если стесняешься, можешь спрятать лицо, — все таким же хрипловатым, но вполне будничным тоном разрешил Нанами, и Сума вдруг подумала, что этот человек либо действительно непробиваемый как скала, либо невероятный актёр, хотя она могла бы назвать как минимум одного седовласого чудака, который бы на это умозаключение только звонко рассмеялся. Только она хотела выпалить что-нибудь возмущенное вроде:"Да с чего ты взял?», как в голову неожиданно пришла мысль, которую туда никто не просил, но которая также была слишком заманчивой, чтобы не воплотить ее в реальность. Сума была не из тех, кто долго думает — при всех ее способностях, в большинстве случаев она предпочитала действие монотонным размышлениям, довольно часто поддаваясь эмоциям и минутным порывам. Она со всей нежностью и смущением юной девы обвила тонкими ручками шею своего белокурого рыцаря, без коня, зато в белом костюме, невинно уложила голову на его плечо так, чтобы он смог услышать ее тихий довольный голос и прежде чем первоклассный шаман смог почувствовать проклятую энергию, загадочно произнесла: — Понятия не имею, что происходит у тебя в голове, но я могу вполне отчётливо видеть как часто бьётся твое сердце, Нанами, — в его имя она вложила, кажется, все, что чувствовала к этому сухому и странному, но вполне милому субъекту — оно заменило собой всё, чего она никогда бы не осмелилась сказать — «милый», «славный» и, может быть, даже «любимый». Впрочем «никогда» по отношению к этим словам для одного единственного во всем мире человека с недавних пор, возможно, и перестало быть таким уж категоричным. Девушка почувствовала, как пальцы, сжимавшие ее талию и нижнюю часть бедра, нервно сжались в неопределенном жесте и только сильнее расплылась в хитрой ухмылочке: «Есть!» Сума прикрыла глаза и замолчала. Было невероятное преимущество в таком их положении — ни Сума, ни Нанами не могли видеть лиц друг друга: он не заметит с какими красными щеками и глуповатой улыбкой девушка уткнулась в его шею, она не станет использовать проклятую технику, чтобы разглядеть нежно-розовый цвет, тронувший мужские скулы, еле видимый в свете ночного города. Девушка была вынуждена признать — приятно оказалось не обращать внимания на прохожих и автомобили, светофоры и магазины, чувствовать тепло и мерное дыхание человека, так отважно и безоговорочно схватившего ее на руки. Она не придавала значения ничему вокруг, пока в какой-то момент не осознала, что шагает ее джентльмен по временной акции в направлении, отличном от того, где было их сегодняшнее место встречи. — Куда мы идём? — окидывая взглядом улицу, осведомилась девушка. — Я не могу отправить тебя одну пешком, поэтому сегодня переночуешь в другом месте, — отозвался Нанами, и через рубашку Сума чувствовала как глубоко вздымается мужская грудь, — Я знаком с хозяином, можешь не волноваться. Это было конечно очень мило, но девушка ожидала немного иного. Что вообще значило его: «переночуешь», он же не собирался всерьез оставить ее одну сегодня? Впрочем, это было поправимо, и Сума, до сего момента пустившая все на самотёк, твердо решила воплотить свои планы, от одних мыслей о которых, к слову, на щеках вспыхивал лёгкий румянец, появившиеся на сегодняшний вечер совершенно внезапно. Утром она просто хотела обратить на себя внимание Нанами, теперь же она не оставит его в покое. Во всяком случае, в том состоянии до которого сама же его и довела. И юная особа совершенно точно была довольна собой. Они прошли ещё квартал прежде, чем Нанами свернул в какой-то переулок и остановился перед входом в сравнительно маленькую для этого района, но на вид весьма уютную гостиницу. Дверь открыл портье, и, слегка покраснев от вида девушки на руках посетителя, приветливо улыбнулся Нанами, который в свою очередь только кивнул, не меняя «каменного» выражения лица, под тихое хихиканье Сумы. — Ну теперь-то я могу пойти и сама, — с выражением детского смущения произнесла девушка, — Отпускай уже. — Снимешь обувь в номере, — заявил Нанами, как будто это не ему придется тащить ее до самой комнаты. Хотя, он молча пронес ее по ночным улицам, не сказав ни слова и ни одним мускулом не показав, что в таком положении затекали руки — хорошо ещё, что в силу того, что ее образ жизни как шамана предполагал-таки тренировки и сражения, благодаря чему весила девушка не так много, как могла бы, Суме не пришлось краснеть за лишние килограммы. Работники гостиницы, видимо, действительно хорошо знали своего ночного гостя, потому как без лишних вопросов и тонкостей регистрации передали ключи, и портье проводил его к комнате на третьем этаже, после чего бесшумно удалился, не сказав ни слова. Сума подумала о том, как часто Нанами не ночует дома, уничтожая высокоранговых проклятых духов по всему городу, а иногда и стране. Странно, за все время их совместной работы ее растертые ноги стали самой обыденной причиной остаться в гостинице. Сума улыбнулась, а потом в голову вдруг ударила мысль, отделаться от которой не получилось, да и, если честно, не очень-то хотелось. Девушка улыбнулась шире. — Ого, этот молодой человек — настоящая паинька, — нарочито невинно заметила она — или это ты просто частенько приводишь сюда девушек, а, Нанами? Мужчина нервно сглотнул. По всей видимости, все его попытки подобрать ответ на колкость нахальной девицы не оправдали ожиданий. Впрочем, поражение в словесной баталии всегда можно компенсировать действиями, и вот тут-то, без преувеличений, Нанами мог дать своей маленькой оппонентке приличную фору. Когда дверь, услужливо открытая служащим гостиницы, с негромким хлопком закрылась за ними, Нанами снова не опустил свою драгоценную ношу на пол. С непроницаемым выражением лица под протестующие возгласы со стороны Сумы, совершенно не принимая ее робких попыток спуститься самой, он решительно миновал узенькую прихожую стандартного номера, и нацелился прямиком к постели. «В конце концов, » — решил Нанами, — «Если бы хотела уйти — ударила бы даже проклятой энергией». На стальном лице мелькнула хищная улыбка, так несвойственная этому большому и спокойному человеку. — Какого черта, Нанами? — девушка, всем своим видом вынуждавшая его весь день, обиженно плюхнулась на громадное для такой скромной комнаты ложе, снизу вверх глядя на выпрямившегося перед ней во весь рост напарника. Она явно не ожидала ничего подобного, ну или по крайней мере, что этот скряга первым начнет такое бесцеремонное наступление. — Какие-то проблемы? — непринужденно выдал Нанами, но юная леди оказалась слишком сильно выбита из колеи ухмылочкой довольного тигра, игравшей на его губах, хотя сама Сума и являлась ее причиной, — Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы помочь коллеге, попавшей в беду… — Но я не настолько… — но девушка не договорила, засмотревшись на то, как большая рука одним, выверенным годами, движением снимает очки, открывая прекрасный вид на его выразительные, горящие тёплыми зеленоватыми огоньками глаза. Кто она — всего лишь коллега или…? Нет, вряд ли он стал бы тащить «коллегу» через несколько кварталов просто потому, что несёт ответственность. Для этого Нанами слишком ценил время. Странные всплывали мысли, и хотя добрую половину из них Сума намеренно провоцировала, он сам был виноват, что повелся. Судьба столкнула их совершенно неожиданно. Первоклассный шаман, приверженец собственных правил и принципов, вроде него вообще не должен был потакать прихотям своевольной, диковатой девчонки. И тем не менее, изо дня в день, из миссии в миссию, он спокойно ждал её, в одиночестве рассуждая о пунктуальности и правилах. Никогда бы не подумал, что такая как она может ему понравиться. Оказалось, вполне себе. Глаза Сумы расширились так, что стали похожи на две большие монетки, потому как человек перед ней, сидящей на постели, свесив ноги, на которых все ещё были надеты чертовы каблуки, плавно опустился на одно колено, став ещё более похожим на прекрасного рыцаря из сказки. Он медленно, но вполне уверенно взял одну ее ногу и галантно стянул туфельку, окончательно проводя параллель с западной принцессой в, как-то странно работающей последние минут пять, голове Сумы. Вторая лодочка уже аккуратно стояла рядом со своей парой, а молодой человек все держал в своей ладони маленькую ножку, и, кажется, даже не собирался отпускать. Они оба сегодня переходят границы дозволенного, которые раньше казались такими непреступными и прочным и теперь рассыпались на мелкие осколки, будто стеклянные. Он прижимается щекой к голени, обтянутой чулком, проводит по ней губами, медленно поднимая голову вверх, нежно, невесомо, словно боясь спугнуть. Она чувствовала каждое движение его гладкой кожи, даже через капроновую сетку, не в силах пошевелиться, чтобы не испортить момента, а в животе плясали бабочки, вынуждая дрожать руки и уголки рта в неразличимом выражении. Она смотрела на него таким привязанным взглядом, что казалось, больше ничего не было в этом мире, кроме одного единственного, занимающего все ее мысли и чувства человека. Странное, необъяснимое влечение. Девичья рука несмело тянется к пшеничным, тщательно уложенным волосам, пропуская сквозь пальцы и нарушая идеальный порядок. А Нанами благосклонно позволяет это только ей одной, прикрывая глаза и тяжело дыша. Ладонь опускается с макушки по щеке, и он льнет к ней, словно огромный кот ласкается к хозяйке. Сознание с треском проигрывает чрезмерно сильному влечению молодых людей друг к другу. Девушка тянется все ниже, скользя подушечками пальцев по идеально выбритому подбородку, и через секунду хватает его галстук, и влечет за собой, вынуждая подниматься к себе ещё ближе. Зелёные глаза снизу вверх смотрели в аметистовые, серьезно, но в то же время очень честно и привязано. Нет, ни один человек во всей вселенной не смог бы смотреть на нее так же, да никому другому она бы и не позволила. Девушка мысленно улыбнулась тому, как непривычно было видеть Нанами, всегда такого надёжного и серьезного, преклоняющим колени перед наглой девицей, сумевшей изрядно раскрасить ему серые будни. Они оба прятались: Сума превращала все неудачно честно сказанные фразы в дурацкие шутки, Нанами следил за языком, скрываясь за холодным официальным тоном. Так глупо и так бесполезно. Что поделать, работа шамана вынуждает быть эгоистом. Совершенно забыв о том, что высокая юбка неприятно перетягивает талию, девушка всем телом подаётся вперёд так, что между их лицами оставались считанные миллиметры. Она всё ещё держала в руке галстук, мягко придерживая Нанами, который с примерным молчаливым спокойствием подчинялся. — Забавно, — она произносит это вслух тем самым тоном, который он слышал каждый раз, когда они говорили о какой-нибудь ерунде, простым и беззаботным, даже, может быть, насмешливым, — Кажется, будто мы с тобой — нормальные люди. — Чушь, — выдохнул Нанами, и девушка почувствовала на губах его горячее дыхание, — Шаманам не бывать нормальными людьми. Но это не то, о чем тебе стоит волноваться. Издевательский вопрос: «А о чем тогда стоит?», который в любой другой ситуации она без раздумий бы задала, застрял где-то в горле — Сума пристально наблюдала за тем, как Нанами подаётся вперёд, в последний раз проводя рукой по телесному капрону, и опираясь ладонью на край кровати. Девушка почувствовала, как ее губы накрывает чем-то теплым и удивительно мягким, увлекая в нежный, дразнящий поцелуй. Услужливое сознание жутко не вовремя породило мысль о том, где и с кем всё-таки Нанами научился так целоваться, у нее самой, к примеру, теоретический опыт состоял из манги и фильмов интересного содержания, а на практике… На практике Сума убивала проклятия вместо изучения науки нежной страсти, и следующей непрошенной мыслью стала: «И, кажется, теперь появляется реальная возможность наверстать упущенное». Черт бы ее побрал… Она чувствовала странное тепло, которое лишь раззадоривало бабочек в животе, но все ещё оставалось дико приятным. Сума отвечала ненавязчиво, невесомо, словно бы старалась не укусить. Нанами не настаивал, и выходил практически невинный танец двух одиноких душ, дурманящий разум и сердце. Она переводит руку к нему на плечо, нежно приобнимая с одной единственной целью — быть ближе. И мужчина принимает приглашение — он наконец поднимается, стараясь не отрываться от девичьих губ и с лёгкостью укладывая свою «больше, чем напарницу» на спину. Сума со вздохом облегчения опустилась на нежную простынь, ощущая невероятную лёгкость во всем теле. На белоснежной постели рассыпались волны темно-пурпурных кудрей, а глаза смотрели так завораживающе честно, что хотелось утонуть и не всплывать никогда-никогда. Ещё больше подкупала неряшливо помятая за весь день белоснежная рубашка, так выгодно и совсем не вульгарно подчеркивающая изгибы молодого тела. Сильные руки с обеих сторон врезались в матрас, и девушка со странным разочарованием поняла, что тепло его губ пропадает, сменяясь тысячей невесомых поцелуев, обрушившихся на ее носик и щеки. Ее рука все также держала любимый аксессуар Нанами, и по неизвестной девушке причине, такое положение его забавляло — на мгновение хищно улыбнувшись, мужчина одной рукой накрывает ее холодные тонкие пальцы, растягивая на шее галстук и все ещё держа девичью ладонь в своей, настойчиво подносит ее к губам, оставляя лёгкие поцелуи. Сегодня он — великодушный рыцарь, и Сума не могла не признать, что он ей жуть как нравился. Она поддается моменту, и проводя большим пальцем по горячей губе, увлекает к себе, заставляя наклониться ближе, чтобы почувствовать кожей его дыхание. Сума опускает взгляд, ведомая неизвестным доселе чувством сладкого предвкушения. — Я и не думала, что тебе так нравятся мои руки, Нанами, — продолжая спокойно улыбаться, заметила Сума. — Руки могут многое рассказать о человеке, — удивительно серьезно отозвался мужчина, — Твои, к примеру, отняли жизни множества проклятых духов, но при этом все равно мягкие и ухоженные. — Ну и что тогда они могут обо мне сказать? — От человека с твоим образом жизни странно ожидать тщательного ухода за руками, — как преподаватель на лекции заявил Нанами, — А это значит, что ты снова рвешь мои шаблоны. — И какой вывод? — Ты удивительная, — ее как будто током ударило: такой прямолинейный комплимент от этого офисного идеалиста Сума, кажется, слышала впервые. Странным, непривычным и до ужаса приятным было чувство, заставившее и так изрядно порозовевшие щеки зардеться с новой силой. Мысленно смакуя в голове эти простые два словечка, она выдохнула: — Сдаюсь. Нанами был доволен эффектом. «Ну и пусть, » — добродушно решила Сума. Когда он оставил в покое ее руку, пришло время сдвинуться с мертвой точки. Вдыхая нежный запах чистой одежды и мыла, он принялся одну за одной расстёгивать пуговицы на блузке. — Я уж думала, ты никогда не сподобишься, — спокойно произнесла девушка. Она умела быстро соображать даже в самых исключительных случаях, и возвращать долги, к слову, она умела не хуже. Нанами тактично промолчал. Аккуратный лиф без бретель телесного цвета элегантно поддерживал стройную грудь, а чуть ниже, с левой стороны, на рёбрах был виден старый, уже почти затянувшийся, шрам, который на фоне светлой, почти нетронутой, кожи выделялся как-то слишком навязчиво. — Я тогда ещё не умела использовать обратную проклятую технику, — поспешно пояснила девушка, заметив пристальный взгляд очаровательных зелёных глаз, — Пришлось поваляться в постели какое-то время. Но, если не брать его в расчет, то меня смело можно записывать в круги шаманов с самой чистой кожей. Ее последние слова прозвучали как-то утешительно, она словно всем своим видом говорила:"Все в порядке, не волнуйся», и Нанами почувствовал себя маленьким ребенком. Дурацкое ощущение. Он все прекрасно понимал — у него самого имелось множество шрамов, крупных и не очень, в большинстве своем уже ставших пережитками сурового прошлого. И объяснялись они все одним единственным, треклятым словом — «работа». Большая ладонь тянется за спину, чтобы снять мешающий предмет одежды, а заодно и расстегнуть потайную молнию юбки. Нанами ещё утром мысленно представлял себе этот момент, хотя в тот момент все происходящее было не больше, чем обычной фантазией. Никто не ожидал, что этим прекрасным вечером, его желаниям было суждено сбыться. Сума в долгу не осталась. Ей было чертовски приятно наблюдать за тем, как мужчина, искренне пытаясь сохранять ровное дыхание и серьезное выражение лица, бесстыдно рассматривает ее тело. И тем не менее, девушка прекрасно знала, какое уникальное зрелище скрывает его собственная, тёмно-синяя рубашка. Она уже не раз видела его рельефный торс, учитывая сложности профессии шамана, и то, что она по сути своей была медиком. Но все равно, каждый раз, когда ей приходилось осматривать Нанами, Сума, как бы не старалась, не могла не задержать взгляда на его груди. В такие моменты она больше всего жалела, что не носит очки и клялась, что непременно приобретет себе пару, но, увы, постоянно забывала об этом. Когда с юбкой и нижним бельем было покончено, и только многострадальная блуза оставалась надетой в одни рукава, Нанами приподнялся, чтобы снять свою собственную одежду, которая пусть и была скроена удобно, но в таком деликатном вопросе все ещё оставалась помехой. Тем не менее, стоило ему только стянуть с себя пиджак, неаккуратно сложив его туда, где уже покоилась офисная юбка и женское исподнее, как Сума неожиданно, но вполне уверенно проделала исключительный маневр, на который даже такой спец ближнего боя, как Нанами не смог отреагировать вовремя. Использовала она проклятую технику или нет — это навсегда останется тайной, однако в результате такого трюка молодые люди поменялись местами. — И что это значит? — его голос все ещё оставался спокойным и мягким, но глаза неконтролируемо искрились задорными огоньками, с головой выдавая азарт и предвкушение своего хозяина. — Маленькая благодарность, наверное, — так хорошо начатая фраза оказалась испорчена последним словом, но оно — не воробей, и девушке осталось только смущённо добавить, — Не каждый же день ты таскаешь на руках прелестных дам, я надеюсь. Но как только мужчина всем телом ощутил соблазнительную мягкость гостиничной постели, все вопросы как-то сразу улетучились — он почувствовал, что действительно устал. Не только за сегодня, а в куда более широком смысле. И девушка, совершенно бессовестным образом восседавшая на нем теперь, казалось, придавала ему так недостающих сил. Само ее лёгкое тельце словно было глотком свежего воздуха в пучине обыденной повседневной жизни, в которой он увяз с головой. Кто знает, может быть именно потому что она такая ветреная, ни на кого не похожая, он и смог отыскать в ней чувства, давно похороненные каждодневной рутиной. Совершенно невыносимая девчонка — он был уверен, что они не выдержат и месяца вместе, но после множества битв и мирных разговоров, пролитых слез, пота и крови, она стала родной, и теперь Нанами смотрел в глубокий омут ее аметистовых глаз и понимал, что без нее он бы окончательно задохнулся. Она была нужна, нет, жизненно необходима. Сума и сама это чувствовала. Когда она думала о Нанами, что в последнее время случалось все чаще и чаще, непонятное, совершенно непростительное для высококлассного самостоятельного шамана, ощущение надёжности и внутренней силы, растекалось по венам. Плевать она хотела на гордость мага, она никогда и не считала ее чем-то ценным — если впереди нее шел Нанами, то даже самая опасная миссия казалась не такой уж страшной. «Он большой и сильный, » — вот к чему сводились все мысли в юной кудрявой головке. Она вспоминала, как когда-то рыдала в его плечо, и как ругалась после того, как они разошлись в очередной погоне и он был ранен, как прикрывал ее бессчетные опоздания перед начальством и как тащил ее, слегка перебравшую с алкоголем, домой. Любой другой на его месте отказался бы от такой непутевой коллеги, но только не Нанами, такой стойкий и временами чёрствый, рассудительный и, как настоящий шаман, циничный, но заботливый и понимающий, когда это действительно нужно, строгий, очень умный и по-своему добрый, единственный — «Самый лучший». Тем временем мужчина уже вполне освоился с новым положением вещей, и хотя он позволил себе расслабиться на бархатистых простынях, его громадные ладони уверенно и смело продолжали изучать шёлковые изгибы женского тела. Девушка аккуратно, пуговица за пуговицей, расстегивала тёмно-синюю рубашку, едва касаясь горячих мышц тонкими прохладными пальцами, пробираясь все ниже и ниже. — Ты очень красивый, Нанами, — идиотская привычка называть его имя стала неотъемлемой частью ее повседневной речи, можно даже сказать, отличительной чертой. Ей просто нравилось: нравился вид его оголенного торса, нравились глаза, проницательно смотрящие прямо на нее и руки, блуждающие по ее талии, и имя его она могла бы говорить всякий раз без причины, думая о чем-нибудь хорошем. Всё-таки, забавное из них получалось сочетание. Правда, никого оно уже не волновало: они были слишком поглощены игрой, в которую ввязались спонтанно, но от того процесс казался не менее азартным. Тепло от прикосновений разливалось по всему телу — ждать дольше было просто невыносимо. Не нужно было никаких слов и объяснений, чтобы понять друг друга. — Почему ты смотришь на меня, как на ребенка? — в самый ответственный момент сверху вниз спрашивает девушка. — Ты похожа, — буднично отозвался Нанами. Сума часто вела себя по-детски, скорее всего — специально. Так проще переносить тяготы жизни. Трудно прожить жизнь среди дёгтя и не запачкаться. Он подумал об этом спонтанно, на долю секунды ему показалось, будто он не достоин. Сума вдруг стала серьезной, как никогда, как-то устало, непривычно, посмотрела прямо в глаза мужчине. Нанами давно не видел ее такой… Взрослой. — Знаешь, Нанами, — медленно заговорила она со странной, полупечальной улыбкой, — Ты прав, нам никогда не стать нормальными. Это действительно тяжёлая работа, и за все время я поняла, что «нормальные» умирают первыми. И я боюсь, Нанами. Мне страшно продолжать жить с мыслью о том, что завтра я могу проснуться и потерять кого-то дорого. Но мы тоже люди, нам не чужды эмоции, и именно поэтому я хочу жить ярко, так, будто каждый день последний, и быть рядом с теми кого люблю. Рядом с тобой, Нанами. Так давай просто наслаждаться каждой секундой, каждым мгновением вместе… Защемило в груди. Молодой человек ничего не ответил — все было ясно и без слов. Он только крепко сжал в своей руке ее ладонь, переплетая пальцы. Сомнений не осталось. Сума плавно, без лишней спешки, скользит бедрами вниз и из груди вырывается первый стон, сладкий и неожиданно громкий. Она сама, кажется, не ожидала, что ее голос может звучать так соблазнительно развязанно, и руки как-то сами тянутся к губам, в непривычно честно невинном жесте для ее беспардонного характера. Девушка опустила вниз глаза, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. Если бы она только посмотрела на лицо Нанами в этот момент, то непременно оценила бы его запрокинутую от наслаждения голову, прерывисто вздымающуюся грудь и не отрывающийся от нее ни на секунду, голодный взгляд. Сума была слишком взволнована собственными ощущениями, не в состоянии здраво размышлять, она только старалась привыкнуть к тому, что яростно пульсировало внизу. Привыкнуть к подобному оказалось даже сложнее, чем справляться с болью в схватке. На самом деле, Сума не особо-то и волновалась по поводу ран и ссадин — она обладала достаточным количеством проклятой энергии, чтобы просто каждый раз лечиться и возвращаться на исходную. Стоит ли объяснять, что в данный момент такая тактика не прокатила бы — ворох чувств и их оттенков пронизывал тело, проникал буквально в каждую клеточку, настраивая на какой-то доселе неизведанный темп и вынуждая вновь и вновь подниматься только для того, чтобы опустить бёдра. Ее голос мелодично раздавался во всем помещении, как ни старалась она стыдливо прикрываться ладонью — скорее для самой себя, чем от Нанами — она-то наверняка знала, что он наслаждается каждой секундочкой. И действительно, мужчине ничего не оставалось, как любоваться и получать удовольствие, о котором так давно просило его тело. От плавных, но требовательных, ритмичных движений захватывало дух, развивались темные кудряшки, и менялось выражение лица горячо любимой им девушки. Он громко, отрывисто дышал, издавая тихие гортанные стоны — таким она его ещё не видела, но Сума честно признавала, что это амплуа было ей по душе. Незамысловатый, но очень искренний, танец двух любящих сердец был прекрасен во всем своем неприличном великолепии. Большая сильная ладонь уже в который раз за этот вечер легла на нежную талию, обнимая широким жестом и властно задавая общий ритм. Пришлось расцепить пальцы: Нанами упёрся освободившейся рукой в матрас, чтобы приподняться и быть ближе к трепещущей с каждым движением девушке, а Сума осторожно, стараясь не поцарапать, положила ладонь на мужскую спину, приобнимая. Голова молодого человека оказалась как раз на уровне девичьей груди, и он не постеснялся воспользоваться таким положением, захватывая губами участки чувствительной кожи. Она отвечала, прижимаясь ближе: чем больше движений, тем громче. Нанами не отрывался, как будто пытался высечь в памяти все изгибы податливого тела, вверенного хозяйкой ему и только ему. Внутри бушевал пожар, ни на мгновение не думавший угасать — он только расходился и расходился, заставляя плавиться даже неосязаемые мысли. Все проблемы и заморочки, обычно заполнявшие сознание занятого человека, разом испарились, оставив место только тягучему, тёплому наслаждению. И, судя по надрывающемуся голосу над его головой, Сума была того же мнения. Она послушно двигалась в заданном мужчиной темпе, припав щекой к его пшеничным волосам, окончательно растрёпанным, но их педантичный владелец вовсе не обращал на это внимания — не до того. Девушка убирает руки с его шеи и медленно обхватывает его гладко выбритую щёку, заставляя оторваться от себя и посмотреть прямо в глаза. Их взгляды, направленные друг на друга, источали глубочайшее обожание, и казалось, что даже воздух меж ними взорвется от концентрации чувства. Не нужно было ничего говорить — тело чувствовало намного больше, чем можно было бы выразить всеми в мире словами. Сума нежно, не настаивая, но вполне убедительно, толкает Нанами вниз, на мягкие подушки, и сама нависает сверху — вот он, момент истины. Сильными руками мужчина прижимает ее к себе в последний раз, и в эту же секунду их обоих затягивает в пучину страстного, нечеловеческого вожделения, в котором даже боль — одна из составляющих блаженства. Сума никогда не думала, что бывает настолько приятно, и она больше не пыталась это спрятать. Нанами гортанно выдохнул, прикрыв глаза от переполняющих ощущений — не просто хорошо, а удивительно. Приятные мгновения словно бы длились вечно, но даже когда молодые люди начали приходить в себя, они не могли оторваться друг от друга. Сума так никогда и не поняла, откуда у ее любимого взялись силы, чтобы донести ее до душа — наверное, это была истинная мощь его укоренившейся в сознании привычки к чистоте. Под струями горячей воды, девушка уже без капли стеснения прижималась к Нанами, пока тот старался как можно быстрее закончить водные процедуры. — Для этого у тебя будет ещё куча времени, — с усталым вздохом проговорил он своим обычным, наставительно увещевающим, тоном, поглаживая руками изгибы ее спины. — А я хочу сейчас, — просто и беззаботно, как всегда, отвечает эгоистичная нахалка. «Ну что тут поделаешь, » — и Нанами мысленно счастливо улыбнулся.