По обе стороны экрана

Мягкий диван с радостью принимает уставшего Чунмена, свалившегося без сил после тяжелого дня. Осознание того, что впереди целых два выходных, греет душу. У Чунмена мало друзей, он не любит громкие тусовки, он не любит гулять, ходить по клубам, кафе, барам, он просто сваливается в пятницу на диван с ноутбуком, качает глупые фильмы о любви и смотрит их все выходные, с утра пораньше и до поздней ночи. У него там – на диванчике – мирок собственный, в котором он живет с вымышленными персонажами, улыбающимися ему с экрана. У них проблемы, у них конфликты, любовь, слезы, катастрофы, боль, радость… Все это кажется таким реальным, все это хочется пережить, пусть телом ты и здесь – в своей комнате – но душой-то и мыслями ты там, среди них, проживаешь жизнь с главными героями. Цепочка «выходные-будни» циклично сменяется, даря Чунмену короткие и непродолжительные «дни радости», проводящиеся все так же на уютном диванчике в обнимку с ноутбуком, в обнимку с фильмами. Друзья и коллеги его уже давно не пытаются никуда звать, ведь вытащить его из дома – невозможно, это все пустая трата времени. Чунмен не выйдет. Неделю он прожигает скучно, практически ни с кем не общаясь, мысленно находясь в том, своем мирке, созданном режиссерами и сценаристами, снятом умелыми операторами, том мирке, что там – в экране. У них там лучше, у них там проще, интереснее. Проблемы решаются легко, пусть даже и грандиозные, любовь всегда сильная, дружба всегда крепкая. Там, за экраном, гораздо лучше, мир там живой, яркий, и конец почти всегда счастливый, и все так, как должно быть. А в жизни-то оно все не так, в жизни темно, скучно, вяло, нет разнообразия, нет друзей и нет любви. Чунмен не понимает, что он – художник, и он свой мир рисует. Не понимает, что карандаши у него все простые, и ни одного цветного, потому что он даже и не пытается найти цвета-то эти. А потому-то и мир серый, тусклый. Он есть, просто его нужно раскрасить, добавить в жизнь красок, чтобы запестрела радугой, радостью. Нет, у него уже есть все это. Там – на экране. Когда некий Ким Чонин, высокий и красивый, вдруг после работы приглашает Чунмена «куда-нибудь сходить», тот просто выпадает куда-то. В голове проносятся моменты из сотни пересмотренных фильмов, раскладываются варианты множества ситуаций и развития событий, но губы почему-то сами изгибаются в легком подобии улыбки и позволяют сорваться быстрому «да, а почему бы и нет». Шагая по вечернему городу в теплом пальто, Чунмен корит себя в том, что изменил принципам и почему-то сейчас не дома, хотя и должен быть. Прямо сейчас он идет рядом с необыкновенно разговорчивым и обаятельным Чонином, улыбающимся широко и задорно. Чонин шутит, смеется, болтает много, рассказывая интересные истории обо всем на свете, и даже не замечает, как быстро летит время. Латте, который Чонин с видом знатока щедро приправил корицей, высыпав почти тонну, быстро исчезают, а пустые кружки как бы намекают, что можно бы пойти еще куда. Время позднее и Чунмен тихонько мямлит, что ему надо домой, посмотреть свой вечерний фильм, что он скачал так давно, ведь там теплый диванчик, мягкий пледик и много-много глупых мыслей ждут его и дождаться не могут. Но Чонин отчего-то берет его за руку и тащит к ближайшему кинотеатру на ночной сеанс. Свет в зале гаснет, а Чонин, непонятно почему взявший билеты на последние ряды, осторожно ведет Чунмена, боясь, что тот споткнется обо что-нибудь. Одна его рука легко ложится на талию, а другая держит за руку ковыляющего меж рядов парня. Наконец, места заняты, и фильм начинается. Чунмен редко ходил в прохладные залы, предпочитая их домашним вечерам. Фильмы дома и в кино – две совершенно разные вещи, и первая значительно более близкая и привычная. Увлекшись просмотром, Чунмен не замечает, как чужая рука легко сжимает его пальцы, как его голову почти невесомо опускают на удобное плечо, как Чонин неспешно перебирает прядки волос у него на голове и откровенно им любуется, даже и не поглядывая на экран. Чунмен для него интереснее любого фильма. Закрытый, ни с кем не общающийся, он всегда нравился Чонину своей недоступностью и отрешенностью. С ним уютно, хорошо, он тихий и спокойный, не говорит лишнего, чуть замкнутый в себе, он кажется загадкой, которую так и хочется разгадать. - Ким Чонин, ты что творишь? – вздрагивает, опомнившись Чунмен, когда фильм заканчивается. Пальцы хочется расцепить, голову поднять. Хочется… Чунмен, не ври себе, не хочется тебе никуда уходить, хочется сидеть вечно, чувствуя тепло Чонина, слушая его спокойное дыхание и смотря в эти бесконечные глаза. Все кажется сном, фильмом, той реальностью, с которой не соприкоснуться, которая там, в фильмах, в сериалах. Но Чонин рядом живой, теплый, от него тонко, еле уловимо, пахнет корицей. Чонин настоящий, хочет вытащить глупого дурака из его фальшивого мира. - Чунменаа, а можно я буду тебя любить? Он говорит спокойно, как будто спрашивает прогноз погоды на завтра. Чунмен слышал такое много раз, слышал и ответов миллионы, вот только сам не знает, что ответить. - Как там, в фильме? - по-другому для него и не бывает, он и не пробовал. - Нет, как здесь. Чунмен думает долго, переосмысливая, кажется, всю жизнь, а потом крепче сжимает руку Чонина и прижимается щекой к его плечу, думая о том, что настоящая жизнь, кажись, гораздо более прекрасная, чем та, фальшивая. А завтра он проснется не на диване в обнимку с ноутбуком, а на теплой кровати, в обнимку с Ким Чонином, и, возможно, жизнь его станет чуть ярче, теплее и реальнее.