Мир был в огне (и никто не мог спасти меня кроме тебя)

Рука Уильяма дрожит на набалдашнике трости. Он очень недоволен этим. Осколок в фарфоре. Трещина в безупречном фундаменте. Ни одна прядь его волос не выбилась из прически, ни одна пуговица на жилете не застегнута; он должен быть мраморным, пустым и непостижимым даже для ртутного разума, стоящего за ним, и всё же дрожащие пальцы выдают его. Рука Уильяма, лежащая на трости, дрожит, и он знает, что Шерлок читает все по этой заметной трещине в облицовке. Он не оборачивается. Молчание тянется между ними, вгрызаясь, как собака в его лодыжку, и этот вопрос висит между ними внутри него. Вопрос, который Уильям знал, что он задаст, но все равно слова пересыхают во рту и покидают его. Почему ты выбрал меня? У него нет ответа на этот вопрос — нет ответа, который не раздел бы его догола и не оставил бы истекать кровью, выставив душу грешника напоказ этим пронзительным глазам. Почему Уильям выбрал Шерлока? Это уже должно быть очевидно для острого ума детектива. Как и сказал Шерлок, когда выяснилось, что вдохновителем был Уильям, как это мог быть кто-то другой? — Лиам, — твёрдо говорит Шерлок. Это проклятое имя принадлежит ему и только ему... Уильям прикусывает язык, гнилое сердце в его груди сжимается. — Шерлок, — тихо произносит он. Это похоже на признание. Раздаются быстрые и тяжёлые шаги по каменному полу, и прежде чем он успевает пошевелиться, чья-то рука хватает его за правое запястье и с силой разворачивает. Он мог бы остановить его, если бы захотел, мог бы поднять трость в левой руке, но вместо этого он позволяет себе развернуться, глядя в голубые глаза. Рука на его запястье горит, как огонь, и Уильям с лёгким удивлением понимает, что это первый раз, когда их обнажённая кожа соприкасается. Шерлок смотрит ему прямо в глаза, словно пытается заглянуть в душу Уильяма. «Почему я?» — повторяет он, и в его голосе слышится отчаяние. Уильям решительно отказывается делать что-либо столь очевидное, как глотать или прикусывать внутреннюю часть рта. Он держится спокойно. «Ты знаешь почему». — Скажи мне. Уильям молчит. Он стоит, непроницаемый, если не считать предательской дрожи левой руки. Взгляд Шерлока скользит вниз, затем возвращается к лицу Уильяма, и в его глазах читается понимание. Уильям чувствует приступ паники от того, что его видят, потому что, хотя кожа его рук гладкая и безупречная, он уверен, что Шерлок видит его руки точно так же, как видит их Уильям: залитые алой кровью, которая окрашивает все, к чему он прикасается. — Не надо, — говорит Шерлок. «Не делай этого. Тебе не нужно это делать». — Заключительный акт уже начался, мистер Холмс. Наши роли уже распределены. — Роли, на которые Вы нас распределили, — в голосе Шерлока проскальзывает гнев, усиливая акцент, — но я же сказал, что с меня хватит плясать под вашу дудку. И теперь мы вернулись к мистеру Холмсу, не так ли? Да. Так оно и есть. Потому что Уильям уже позволил себе быть слишком фамильярным, раскрыл больше себя в одном только этом имени, чем когда-либо кому-либо другому, за исключением, возможно, Льюиса. Потому что Шерлок - это признание, когда оно исходит из уст Уильяма, а мистер Холмс - это щит, который восстанавливает надлежащую дистанцию, даже если в данный момент это расстояние кажется невозможным. Шерлок нарушил его, и Уильям позволил ему винить только себя. Шерлок Холмс горит, как огонь. Но Уильям вылепил себя изо льда, и по глупости считал себя невосприимчивым к пламени. Пальцы детектива, обхватившие его обнаженное запястье, ощущаются как кандалы огненного жара, обжигающие плоть на коже. Он отдергивает запястье, не отводя взгляда от острых глаз - не в силах отвести взгляд - и Шерлок не пытается удержать его, отпускает запястье и позволяет Уильяму отойти на более приличное расстояние. — Мы сказали то, что должны были сказать, — говорит Уильям. Шерлок усмехается. — Мы ничего не говорили. Ты ничего не сказал. Я тянусь к тебе, а ты делаешь десять шагов назад. Так было всё это время. Это правда. Шерлок всегда был тем, кто преследовал его. Уильям держался вне его досягаемости, сохраняя профессиональную дистанцию, за исключением нескольких моментов, когда он позволял побаловать себя: поезд, где он должен был выйти из ситуации вместе того, чтобы участвовать в игре детектива. Визит Шерлока в Дарем, когда ему следовало бы извиниться, а не приглашать на беседу. Эти моменты были немногочисленными, маленькими ошибками в безупречном плане. Шерлок никогда не должен был быть чем-то большим, чем еще одна шахматная фигура, но все же Уильям оставил свою защиту открытой. Он позволил этому мужчине закрепиться. Шерлок Холмс - это стержень, который держит все это вместе, и теперь он разрывает все на части, в то время как Уильям изо всех сил цепляется за каждую распутывающуюся нить. Но у него только две руки, и они соскальзывают. — Все уже готово, — говорит Уильям. Это почти те же слова, что и раньше, и обычно он находит утомительным повторять то, что уже было сказано, но слова - это все, на что он может опереться, когда эмоции изо всех сил пытаются проскользнуть сквозь фарфоровые трещины. «Время и место для заключительного акта определены». — А если я откажусь участвовать? — Исход не изменится. Для Лондона было бы предпочтительнее, чтобы Великий Детектив покончил с Лордом Преступности. Но это можно сделать и без вас - Лондон станет свидетелем падения Криминального Консультанта. В конце концов, он изначально не планировал Шерлока. Случайная встреча на круизном лайнере убедила его вплести новую нить в их планы. И переплести все нити вокруг этой новой, сделав её центральной сценой. — Теперь ты просто придумываешь оправдания, чтобы пройти через это, — Шерлок пристально глядит на него. «Если Лондону нужно увидеть смерть Лорда Преступности, пусть увидят. Но тебе необязательно умирать на самом деле». Уильям чувствует, как эмоции сдавливают грудную клетку. Нет, - думает он с нехарактерной для себя скрытой резкостью. Он терпеть не может, когда его допрашивают подобным образом, не привык к этому. То, что он делает, необходимо, правильно, и он презирает чувство, когда ему говорят, что это не так. О Шерлоке, пытающемся вырвать у него контроль так, как никто другой никогда не осмеливался— Уильям нуждается в этом контроле, цепляется за него, и он достаточно самосознателен, чтобы понять это. Но он не ошибается. Он не может ошибаться. Почему Шерлок просто не остановится? — Я избавил Англию от всех ее дьяволов, — отвечает Уильям, стараясь, чтобы на его лице не отразилось ни намека на сильное внутреннее смятение. «Я - единственный оставшийся дьявол. Искупление через смерть - это единственный конец. Только после моего ухода, эта страна, наконец, очистится от охватившей ее болезни». Шерлок сжимает челюсти. — Это то, что, по-твоему, ты делаешь? Искупление? Рука сжимающая трость, напрягается. Он поднимает подбородок. — Да. — Нет, ты убегаешь, Лиам. Если ты хочешь искупить свои грехи, то вместо этого используй на это всю оставшуюся жизнь! Вместо этого живи. Уильям обнаруживает, что его руки скользят по нитям, удерживающим все это вместе-удерживающим его вместе. Что-то вспыхивает в груди при этих словах. Убегаешь? Вы слепы, Шерлок Холмс. И все же слова проскальзывают сквозь трещины в фарфоре, отравляя его решимость. Они ослабляют его разум, заставляют чуть-чуть колебаться. Лишь слабый, заметный намек на сомнение в его глазах, но Шерлок ловит его и цепляется. Он делает шаг вперёд, разрушая предыдущую попытку Уильяма держаться на расстоянии. «Позволь мне помочь тебе. Пожалуйста». Он стоит так близко, всего в нескольких дюймах между ними. Они одного роста, но Шерлок почему-то кажется ему выше. Он занимает больше места. Уильям чувствует запах никотина в его дыхании - сильный, он курил где-то в течение последних получаса. Он прикусил нижнюю губу. Уильям задаётся вопрос, что Шерлок может прочесть от него - если он вообще может что-то прочесть. Он не думает, что когда-либо чувствовал себя таким незащищённым, как сейчас, даже когда изо всех сил пытается спрятаться. Раньше это никогда не было трудно. — Вот так мы и закончим, Шерлок Холмс, — он позволяет малейшему намеку на печаль просочиться в его голос. Мне очень жаль. «С того момента, как мы встретились, мы мчались к этому финалу - актеры в пьесе с той секунды, как наши глаза встретились». Рот Шерлока кривится от разочарования. Он делает еще один шаг вперед, и глаза Уильяма расширяются от удивления, когда его лицо внезапно оказывается в двух дюймах от него. Что характерно, его сердце замирает. У него перехватывает дыхание. Шерлок протягивает руку, чтобы схватить Уильяма за подбородок, и блондин застывает на месте. Большой палец Шерлока касается уголка рта Уильяма, по коже пробегает жар, и Уильям оказывается в ловушке пристального взгляда. Его тёмно-синие глаза кажутся черными в тусклом свете. — Но кто сказал, что это твоя история? Кто сказал, что ты тот, кто напишет финал? В этих глазах такая доброта, такая решимость спасти его от когтей, впивающихся в душу и тянущих вниз. Он борется за то, чтобы разрушить все, что знает Уильям, каждую ненавистную мысль, которая у него была о себе, о том, что, несмотря на то, что теперь он знает все, кто-то такой умный и хороший, как Шерлок Холмс, почему-то считает, что он достоин спасения. — Я говорю, что эта история моя, — яростно говорит Шерлок. «И я говорю, что все закончится так, как я хочу. Я тебя не отпущу. И я, конечно, не убью тебя». Уильям качает головой. Теплая рука Шерлока касается его щеки, и он должен отстраниться, но по какой-то причине не делает этого. Вместо этого он протягивает руку и накрывает ее своей. — "Я превращу ад в рай", — тихо процитировал он, — "чтобы умереть на руке той, кого я так люблю". Это ответ, который он отказался дать. Почему ты выбрал меня? На мгновение Шерлок колеблется, его глаза расширяются, когда он теряет дар речи. Затем он мягко улыбается, слегка изогнув губы. И в этом тоже есть намек на самодовольство. «Я так и знал», — думает он, гордясь собой, за то, что заставил Уильяма признаться в этом. Уильям сомневается, что Шерлок узнает цитату. Но Шерлок снова удивляет его, когда стальной блеск возвращается в голубые глаза, и когда он слегка наклоняет голову вперед и говорит, его дыхание касается собственных губ Уильяма. — «Зло, которое творят люди, живет после них. Добро часто хоронят вместе с их костями». При этих словах Уильям замирает, у него перехватывает дыхание. «Юлий Цезарь», — бормочет он. «Не думал, что ты интересуешься Шекспиром». — Я нет. Но ты да. И Уильям так хорошо это помнит - это было, когда Шерлок приехал навестить его в Дареме. Он шел с этим человеком на вокзал, и они непринужденно беседовали. Уильям процитировал строчку из "Гамлета", но Шерлок не узнал ее. «Это Шекспир» — сказал ему Уильям, явно разочарованный, и Шерлок ответил: «Оу. Никогда много о нем не читал - бесполезно держать его в голове». И кажется нелепым, что после всего случившегося именно это его и ломает. Это такая маленькая, незначительная вещь, но она вызывает волну всепоглощающего тепла в груди. Вы читали мне Шекспира? Уильям задумывается. Это так глупо. Но это— — Зло не исчезнет из мира, когда ты покинешь его, Лиам. Ты просто возьмёшь то хорошее, что построил. Так что живи. Пожалуйста. Уильям пристально смотрит на него, и он погружен в свет. Он - рассвет, пробивающийся сквозь непроглядно-черное небо. Когда его голова наклоняется, чтобы сократить последнее расстояние между ними, Уильям позволяет их губам соединиться без сопротивления. Рука Шерлока легонько обхватывает челюсть Уильяма, другая рука покоится на его бедре. Глаза Уильяма закрываются, когда рот Шерлока прижимается к губам, позволяя трости со стуком упасть на пол, когда его пальцы вцепляются в лацканы пиджака Шерлока. У него горький привкус никотина, и Уильям должен был бы счесть его отвратительным, но почему-то этого не делает. Шерлок Холмс на вкус как свобода и свет, и прикосновение его кожи обжигает. Он вдыхает тлеющие угли в рот Уильяма, огонь обжигает его легкие, и его большие пальцы чернеют на бледных щеках Уильяма. — Я спасу тебя, — говорит Шерлок, не замечая, как его пальцы впиваются в кожу. «Лиам. Позволь мне спасти тебя». Ты убиваешь меня, думает Уильям, но это опьяняющее чувство. Шерлок снова целует его, и на этот раз Уильям полностью отдается этому мужчине. Он полностью отдается поцелую, обнимает его за шею и притягивает ближе. Рука Шерлока обнимает его за талию, а пальцы Уильяма зарываются в волосы. Уильям с трудом отстраняется, вены горят огнем. «Ты действительно хочешь спасти меня?» — шепчет он в губы детектива. «Мой ответ остается прежним. Поймай меня, если сможешь, Шерлок». Шерлок моргает, затем его лицо расплывается в ухмылке. «Можешь на это рассчитывать». Иногда спасение и проклятие — это одно и то же. Уильям бросается в огонь и позволяет себе сгореть.