***
Кит не ожидал, что его первым настоящим другом в Институте станет мальчик по имени Тибериус Блэкторн. Никто в здравом уме не назвал бы ребенка Тибериусом. Сумеречные охотники были такими же идиотами, как ему и внушали. Воображаемая толпа в его сознании ахнула от шока и ужаса. Но Тай назвал его Китом, а не Кристофером, и отступил, когда Кит велел ему, и остался, когда он был нужен. Он не пытался протянуть руку помощи, как родитель, не пытался проникнуть внутрь с напускным дружелюбием, не пытался пробиться сквозь защиту Кита с помощью острых вопросов о его эмоциональном состоянии. Кит не хотел говорить о своем отце, и они не говорили. Кит не хотел говорить о своем будущем в качестве Сумеречного охотника, и они не говорили. Кит не хотел говорить ни о своей семье, ни о наследии, ни о том, что жизнь, которую он знал, закончилась навсегда, поэтому они не говорили. Тай всегда был только Таем. Открытым, честным Таем. Кит не был уверен, что Тай способен на скрытые мотивы — если они у него и были, то он так глубоко их запрятал, что Кит даже не догадывался об этом. — Зачем ты это делаешь? — спросил он однажды, когда Тай, сидя рядом с ним за компьютером, достал из кармана серебристую цепочку и начал накручивать ее на пальцы. — Что делаю? Кит жестом показал на цепочку, пожав плечами. — О. — Тай накинул цепочку на запястье. — Это помогает мне сосредоточиться. Держать что-то в руках, я имею в виду. И мне нравится текстура. — Хм. — Кит обдумал это на мгновение. — Круто. Можно мне попробовать? Тай колебался. — Ты не обязан или что-то в этом роде. Но я обещаю, что не сломаю. В любом случае, не знаю, смогу ли я. Она выглядит крепкой. — Просто верни ее, когда закончишь. Кит взял цепочку между пальцами, провел по ней подушечкой большого пальца. Металл был гладким и прохладным, переплетающиеся звенья создавали приятную рябь. Он покрутил ее в пальцах так же, как это делал Тай, но то удовольствие, которое Тай находил в этом ощущении, он не почувствовал. Через несколько секунд он вернул ее обратно. — Я не понимаю, — сказал он. К его удивлению, Тай выглядел скорее довольным, чем обиженным. — А я не понимаю многого из того, что понимают другие люди, — сказал он. — Теперь у меня есть свой секретный код. Кит рассмеялся в первый раз на его памяти после смерти отца. Звук вырвался из него так же легко, как дыхание, испугав его. Он забыл, каково это — смеяться. — У тебя есть другие подобные вещи? Чтобы помочь тебе сосредоточиться? — Да. Джулиан сделал их для меня, когда я был младше. Я никогда не переставал ими пользоваться. — Ну, тогда у тебя много секретных кодов. Тай возился с цепочкой еще несколько мгновений, затем свернул ее в тугую спираль и положил обратно в карман, улыбаясь, словно узнал что-то интересное. — Думаю, да.***
Прошло полтора месяца неохотного пребывания Кита в Институте, когда он наконец заговорил о своем отце, лежа на полу в странно обставленной спальне Тая. Его собственная комната была слишком пустой и скучной, а интернет-мемов было не так уж много, чтобы их можно было смотреть весь день. К тому же ему еще предстояло наладить полноценные отношения с другими людьми, которые смотрели на него с жалостью и презрением, поэтому он уединился в комнате Тая. — Мой отец не был хорошим парнем, — сказал он. — С моральной точки зрения и все такое. Но он защищал своих. — Я тебе верю. — Я не думаю, что кто-то был расстроен его смертью. Никого не волнует, что его больше нет. — Кит перевернулся на живот и подпер подбородок руками. Не было необходимости говорить о кошмарах, которые заставляли его вставать с постели большинство ночей, не было необходимости говорить о том, как разбросанные останки тела его отца были нарисованы на тыльной стороне его век. В институте кошмары были на каждом шагу. Всем остальным хватало и без его жалоб на свои собственные. — Никого, кроме меня, не волнует, что его больше нет, — сказал Кит. — Все остальные просто думают, что это отстой, что я видел, как умер мой отец. Что, безусловно, так и есть, не пойми меня неправильно, но дело не в этом. Тай сидел, скрестив ноги, на своей кровати, но сложил руки, обдумывая сказанное. — Я думаю, — сказал он наконец, — это потому, что ты знал другого Джонни Рука, которого не знали все остальные. Ты знал его хорошие стороны. Другим людям трудно скорбеть о том, чего они не знали. — Людям вообще трудно скорбеть о нем, — ворчал Кит. — Джонни Рук — мошенник. Как будто он получил то, что должен был получить. Все остальные расстраиваются из-за мертвых героев, а я даже не могу почувствовать, что то, что я видел, было реальным, потому что всем остальным на это наплевать. — Это неправда, — резко сказал Тай. — То, что ты видел, было реальным. — Я знаю, что было. Но мне кажется, что... что это не так важно. Как будто было бы важнее, если бы он был кем-то другим. — Тебе не обязательно... чувствовать то же самое, что и другие люди, чтобы это было реальностью. — В голосе Тая прозвучало что-то еще, что-то, что заставило Кита подумать, что речь идет не только о его отце. Несколько мгновений Тай молчал, а затем продолжил. — Ты знаешь, что случилось с Малкольмом. Малкольм был моим другом. Моим хорошим другом. Я никогда не думал, что он не был честен, потому что... потому что у меня не было для этого причин. И потому что я не могу... я не могу видеть это в людях так, как другие люди. Нечестность. И люди, которые знают это, могут воспользоваться мной. Малкольм так и сделал. Я не понимал, как он мог так полно лгать, быть одним человеком в один момент и другим в следующий. А все остальные, кажется, уже отошли от этого. Им грустно, что они потеряли друга, но они просто смирились с тем, что предательства случаются, и продолжают жить дальше. Но для меня это не так. Как будто весь мир теперь другой, потому что если Малкольм лгал, то откуда мне знать, что Джулиан не лжет, или Эмма, или Кристина, или даже Ливви? Если я не мог догадаться об этом с Малкольмом, то как я могу с кем-то еще? Как я могу доверять им? Как я могу доверять себе? Кит слушал в тишине, но когда Тай замолчал, он обнаружил, что у него нет слов, чтобы ответить. Кто-то более красноречивый мог бы. Джулиан был тем человеком, который мог бы успокоить Тая, но Кит... — Мне жаль, — добавил Тай. — У меня была одна мысль, которую я забыл донести. Дело в том, что я больше расстроен из-за Малкольма, чем все остальные. Все расстраиваются из-за разных вещей по разным причинам. Тебе позволено оплакивать своего отца. Он был твоим отцом, даже если он не был хорошим человеком. Он был твоей семьей. Ты любил его. Кит сделал паузу, перебирая слова в уме. Затем он забрался на матрас и растянулся на простынях. У него было сухое лицо, но когда Тай лег рядом с ним и легонько коснулся его плеча, он почувствовал, что впервые за шесть недель готов заплакать.***
— Я не нормальный, — сказал ему Тай месяц спустя, когда они пытались поймать лягушек на улице. Он сказал это с непринужденностью человека, обсуждающего погоду или указывающего на развязавшийся шнурок. Кит моргнул. — Очевидно, — сказал он. — Я просто подумал, что ты должен знать, если ты еще не заметил. Или если ты думаешь, что я не знаю. Я знаю. — Вся идея "нормальности" глупа с самого начала. — Кит сместил камень в ручье, взбивая грязь кончиками пальцев, гораздо больше заинтересованный в узорах, чем в поиске каких-либо животных. — Когда люди говорят "нормально", они имеют в виду "удобно". Они просто хотят оставаться с тем, с чем им удобно. Их привычки по умолчанию. — Хм, — сказал Тай. — Это хороший способ выразить это. Джулиан всегда принимал то, что я другой. Он никогда не пытался заставить меня притворяться кем-то другим. Мой отец хотел заставить меня вести себя как все, но это... не очень хорошо получилось. — Никто никогда не считал меня нормальным. Миряне считали, что со мной что-то не так, потому что у меня было Зрение. Нежить думала, что со мной что-то не так, потому что я мирянин. Сумеречные охотники думают, что со мной что-то не так, потому что I don't know jack* (выражение "Ай Донт Ноу Джек", которое переводится как "я ничего не знаю") о них. Тай был озадачен. — Кто такой Джек? — Это такое выражение. — Кит научил Тая более чем нескольким менее чем вежливым выражениям, в основном случайно. — В любом случае, суть в том, что нормальное — для неудачников. Это скучно. Если в твоей жизни все нормально, то где же волнение? Где же приключение? Как ты собираешься делать что-то непредсказуемое? Тай улыбнулся. — Я думаю, Джулиан иногда забывает, что я не ребенок, — тихо сказал он. —Он не нарочно. Он просто думает, что раз я играю с игрушками и гоняюсь за лягушками, значит, я еще маленький и должен быть под защитой. Но меня не нужно прятать. Я знаю, что я другой. Я знаю, что мои мысли другие. Я знаю, что это будет тяжелая битва, чтобы заставить Конклав понять меня. Он перестал обыскивать берег реки, вместо этого сел и вытащил свою цепь. — Есть... много красоты в вещах, которые не считаются нормальными. Марк это понимает. Мы с Марком многое понимаем друг в друге, особенно когда он снова переходит на язык фейри. Иногда мы вообще не понимаем друг друга, но... Я думаю, Джулиан боится, что я подумаю, что со мной что-то не так, если я признаю, что я другой. Но я не думаю, что со мной что-то не так. Это Конклав не прав. Кит нахмурился. — И ты все еще хочешь учиться у них? — Больше всего на свете. — И каково это будет? — Я не уверен. Я планирую. — Тай улыбнулся ему, не совсем глядя в глаза (его способ показать, что это выражение предназначалось Киту, не причиняя себе дискомфорта). — Джулиан поможет мне, как только поймет, насколько я серьезен. А пока я рад, что у меня есть ты, с которой можно погонять лягушек. — Я тоже рад, что у меня есть ты, — сказал Кит. — Я думаю... Я думаю, что ты лучший друг, который у меня сейчас есть. Тай кивнул, выражение его лица снова стало серьезным. — И ты — семья. Если ты хочешь этого. — Ну, это зависит от обстоятельств. Если я член семьи, то должен ли я мириться с тем, что Джулиан заботится обо мне по-матерински? — Думаю, об этом тебе придется спросить у него. Кит осторожно коснулся тыльной стороны руки Тая. — Спасибо тебе, — сказал он, — за все. Тай прижался головой к плечу Кита, так напоминая кота, что ему снова захотелось рассмеяться. — Хорошо, — сказал он, — но тебе действительно следует подождать с благодарностью до тех пор, пока мы не поймаем лягушку.