🍯
В день, когда Чонгук впервые явился на практику в новую компанию и увидел генерального директора, которому представили всю группу, он сразу же понял, что спокойным будням пришёл полный капут. Вместо обыденной жизни студента у него началась жизнь влажная, наполненная мечтами о мужчине тридцати пяти лет, чьё имя — Ким Тэхён. Директор имел строгий вид, идеальное лицо и не менее идеальный стиль. К таким, как говорится, на хромой козе не подъедешь. Зато Чону удалось навести какие-никакие справки. Выяснилось, что Ким Тэхён никогда не был женат, в официальных отношениях с девушками/женщинами/бабушками не состоит и, в принципе, не был уличён в связях с противоположным полом. Имеет неприличное состояние, которое сколотил сам, трудясь днями и ночами, и такую же неприличную недвижимость в центре Сеула. А ещё в пригороде. И в другой стране — тоже. Ким Тэхён не очень-то часто появлялся в офисе, где проходил практику Чонгук, потому что постоянно сидел у себя — в главном кабинете главного начальника. Но иногда его таки можно было встретить, потому что, несмотря на свою строгость и солидность, человеком он оставался простым и запросто мог, так сказать, спуститься со своего олимпа к простым смертным. Первые дни Чон думал, что никогда не сможет обратить на себя его внимание, но однажды они столкнулись в кафе компании… Тэхён тогда озадаченно говорил с кем-то по телефону, а Чонгук, поняв, что это его шанс, решил действовать. Правда, не решил, чем именно привлечь мужчину, из-за чего пришлось импровизировать. В руках была баночка с жидким липовым мёдом, которую он купил в супермаркете рядом с работой, чтобы сдобрить им заказанные блинчики… В общем, полетел этот мёд на дорогущий пиджак Ким Тэхёна, полетел на его рубашку, что стоит не меньше, чем Чонгуков телефон, на ботинки и даже на ремень… Именно в район ремня Чон и уставился, поняв, что опрокинуть этот мёд на генерального директора чревато лишением жизни, или, как минимум, внеплановым окончанием прохождения практики. — Что за?.. — Тэхён тогда замер на месте, оторвал телефон от уха, сбросил вызов и уставился на практиканта. — Ты… Ты кто такой?! — Я — рукожоп, — закусив невинно губу, пробормотал Чон, прикидываясь, что произошедшее — чистой воды случайность. — Простите! Я готов понести ответственность! Снимайте, я застираю! — Чего? — вылупился на него Ким. — Застираешь?! — И расхохотался на всю Сеульскую губернию. — Я умею! — воодушевлённо выкрикнул Чонгук и часто-часто затряс головой, подтверждая свои же слова. — У меня даже стиральной машинки нет в общежитии, я всё руками! — Это очень печальная история, — покачав головой и цокнув, — но, боюсь, твои умения уже не спасут мои вещи. Скажи мне своё имя. — Чон Чонгук, практикант, — виновато и со взглядом побитой собаки. — Я не хотел, правда… Могу ли я возместить ущерб? Конечно, Чонгук понимал, что никакой ущерб он возместить не сможет. Понимал это ещё в момент, когда, якобы споткнувшись, опрокинул содержимое баночки на мужчину. Его вещи стоят, как почка, а то и две… — Не смеши меня, — фыркнул Тэхён, — тебе до таких доходов ещё учиться и учиться. А потом развернулся на пятках и направился к выходу, но вдруг остановился, повернулся в сторону практиканта, что так и стоял посреди кафе, и сказал: — Но на глаза мне лучше не попадайся, Чон Чонгук. Я прощаю людям их ошибки лишь на первый раз; накосячишь снова — вылетишь отсюда. Чонгук не прислушался. Чонгук наоборот стал всячески искать повод, чтобы накосячить и попасть «на ковёр» к генеральному директору. Вот такой профессионально-влюблённый мазохизм. Что только не сделаешь, поймав краш на самого влиятельного человека из всех, кого знаешь… Как говорится, кто ищет — тот всегда найдёт, так что, в один из дней Чонгук, умышленно перепутав документы, получил нагоняй от своего руководителя, нахамил ему и за это был отправлен во святую святых — к главному боссу, как в игре «Марио». Правда, в игре нужно было спасти принцессу от дракона, а вот у Чонгука было огромное желание этого дракона прибрать к рукам… Такая она, уверенность в себе. И влюблённость. — А, опять ты… — устало выдохнул тогда Тэхён, увидев на пороге уже знакомого практиканта. — Вообще-то я не занимаюсь делами, связанными с вашей группой, но мне тут птичка нашептала, что ты сам лично хотел попасть в мой кабинет. Так хотел, что намудрил с документами, обругал своего руководителя и кричал на весь офис, что разговаривать будешь только со мной. Ещё и в присутствии адвоката. — Так точно! — отрапортовал Чон и сделал несколько шагов вперёд, чтобы подойти ближе к столу из дуба, что наверняка сто́ит больше всей общаги практиканта. — Где адвокат? — усмехнулся Ким и звучно щёлкнул автоматической ручкой. — Не наблюдаю. — Я в этом фильме главный актёр, я — сценарист в нём, я — режиссёр, — выдал студент, вызвав этими словами смешок директора. — Адвокат — тоже я. — Буква «М». Многофункциональность. Что ж, и какой у тебя ко мне разговор, актёр-режиссёр? И тут-то произошло страшное. Чонгук ведь совсем не продумал этот момент… Откуда же ему знать, какой у него к генеральному разговор? Босс в принципе не решает никакие вопросы, связанные с практикантами — у него своих дел по горло. У Ким Тэхёна контракты на миллионы, партнёры по бизнесу, переговоры и чашка эспрессо на столе, а у Чонгука в голове строчки из песенки, что форсили одно время в тиктоке: Впереди стена, позади погоня, Но не станем мы сдаваться всё равно. Что-то срочно надо выдумать такое… — А у вас в кафе тараканы, знаете! — выпалил первое, что пришло в его затуманенную очарованием босса голову. — Как можно так жить? Как можно питаться там, рядом с этими паразитами? Как мож… Чонгук заткнулся, не закончив свою болтовню. Тэхён поднялся со стула и превратился в огромный айсберг, что неожиданно вырос из-под воды. — Тараканы, значит? — прогремел голос босса. — Тараканы! — продолжил стоять на своём Чон. — Паразиты, значит? — продолжил своим холодным и механическим голосом Ким. — Паразиты! — всё ещё уверенно брякнул практикант. — И почему только я с тобой вожусь, — на выдохе проговорил Тэхён, а потом вышел из-за стола, схватил Чонгука за запястье и потащил за собой. Тот и крякнуть не успел, как его уже затолкали в лифт, нажали кнопку с цифрой «один» и лишь зыркнули неодобрительным взглядом. Лифт за несколько мгновений спустил их на нужный этаж, а после — Чонгуку пришлось молча следовать за Тэхёном в кафе, где, по словам студента, водились тараканы. Потом были долгие разговоры с поваром, который всячески оправдывался, краснел, пыхтел и никак не хотел признавать наличие насекомых. Тэхён же, тяжело шагая, ходил по кухне взад-вперёд и заглядывал в каждый угол, но так ничего и не обнаружил, кроме ворующего мясо помощника повара, что хотел слинять через чёрный выход. С воришкой разобрались, тараканов не обнаружили, а потому босс, вылетев из кухни, вновь схватил Чонгука, что всё это время стоял рядом в ожидании, за запястье и потащил в свой кабинет. — Что ты хочешь? — прямо спросил тогда Ким. — Пытаешься привлечь моё внимание? — Кхм… Я видел в заведении тарак… — пытался стоять на своём Чон, потому что привык так: не сдаваться до последнего. — Хватит! — гаркнул Тэхён, заставляя практиканта замолчать. — Есть вопрос — должен быть и достойный ответ. Чего ты добиваешься, Чон Чонгук? И одному яойному богу известно, чем руководствовался Чон, когда ответил на этот вопрос. И если этот бог действительно существует, то он, сидя где-то на ватном облаке, должно быть, пробил себе рукой лицо, потому что этот человек… — Давайте заключим пари! Выиграю я — с вас выполнение моего желания. Выиграете вы — делайте что хотите, можете даже меня выгнать. Спорим, что я был прав, когда говорил про тараканов?! Стал бы я врать! Это теперь дело чести! — Я обязательно пожалею об этом, — проговорил себе под нос Тэхён, но увидел в глазах практиканта такое желание, такую мольбу, такую надежду на победу, что не устоял. — Хер с тобой, по рукам! Завтра же утром в кафе будет проверка. Проиграешь — вылетишь отсюда с треском. Чонгук издал вопль победителя, будто уже выиграл. Вопль этот, правда, больше был похож на скулёж побитой жизнью утки, у которой отобрали жилплощадь на привычном озере, но… Что имеем — то имеем. А иметь хотелось бы Ким Тэхёна. Ладно… Это потом. И уже позже Чон, оказавшись в своём общежитии, осознал всю боль и уровень проблемы, которую сам себе и нашёл. Какие вообще могут быть тараканы в кафе компании такого уровня? Там же всё стерильно, кроме совести помощника повара, желающего спиздить мясо… И что теперь делать? — Снимать штаны и бегать, блять! — отвечает на больной вопрос Юнги — лучший друг Чонгука, что проживает в общежитии по соседству, но ночевать регулярно остаётся в апартаментах Чона. Апартаменты эти, конечно, так себе, но, как мы уже выяснили, что имеем — то имеем. — Вечно ты находишь приключения на свой зад. — На привлекательный зад, прошу заметить! — Чонгук его подлавливает и улыбается, потому что жопа — его личная гордость. Он эту жопу практически своими руками слепил, когда проливал сто потов в тренажёрном зале. А теперь этой жопе, похоже, пиздец, потому что уже завтра его выкинут из компании, а потом и карьера накроется медным тазом, ибо не закрыть практику в таком месте чревато страшными последствиями. — Вставай, букмейкер хренов, будем решать проблему с твоим пари, — выдаёт Мин-Спасатель🍯
Дом Ким Тэхёна выглядит даже лучше, чем в сериалах про миллионеров. Чонгук видел такое по телевизору, когда его бабушка смотрела дорамы, но и мечтать не мог, что попадёт когда-то в такое место. К тому же, с таким комфортом. Привёз его сюда водитель босса, проводил внутрь, даже сделал кофе, пока хозяин дома в пути. Тэхён появляется на пороге грозовой тучей. Смотрит снова неодобрительно на Чона, который уже уплетает круассаны и запивает кофе, совсем не стесняясь. А чего стесняться? Они с боссом буквально собираются накуриться этим вечером, так что… — Как ваши контракты? — с набитым ртом интересуется Чонгук, залипая на торсе Кима, когда тот сбрасывает пиджак и ослабляет галстук. — Всё в порядке? — Не твоё дело, — буркает в ответ Ким. У него в голове не укладывается происходящее. Этот наглый практикант, что так и мельтешит перед глазами, теперь сидит на его кухне? Серьёзно? Чонгук решает промолчать, а Тэхён подходит к холодильнику и достаёт оттуда бутылку ледяной минеральной воды. Выпивает добрую половину залпом, а Чон снова залипает на своём боссе… Смотрит на его шею, на кадык, на его руку, что крепко держит прозрачную бутылку… Окей, гугл, как стать минеральной водой? Чонгук сам себя одёргивает, потому что подлые мысли так и лезут в неугомонную голову, и отвлечься ему действительно удаётся, потому что Ким достаёт из бумажного пакета, привезённого с собой, то, о чём они договаривались в полдень. Вытаскивает травку, молча всё подготавливает и действует так уверенно, будто уже занимался этим когда-то. — Вы так умело справляетесь! — хвалит Чонгук, наблюдая за каждым движением. — Был опыт, выходит? — Не твоё дело! — повторяет ранее сказанные слова Тэхён, но потом смягчается, глянув на распахнутые глаза практиканта. — Да не было у меня опыта. Научили там, где купил. Люблю, знаешь, ответственно подходить к любому делу, и пусть это даже такой бред, которым мы займёмся. — Серьёзно никогда не курили? Даже затяжку не пробовали? — не верит до конца гость. — Нет. У меня всегда были совершенно иные интересы. Чонгук пытается считать с лица босса хоть какие-нибудь эмоции, но тот — замшелый валун. Закончив с подготовкой, Тэхён приглашает Чона в гостиную, где можно удобно расположиться на большом бархатном диване цинкового цвета. Он включает музыку для фона, потому что курить со своим практикантом в гробовой тишине будет совсем уж странно, а ещё поджигает тибетские благовония со свежим древесным ароматом. Атмосфера здесь царит весьма расслабляющая, но скоро, совсем скоро всё меняется, потому что Ким и Чон, сделав первые затяжки, смотрят друг на друга и… Начинают дико смеяться. Нормальная реакция организма на ту дурь, которую притащил Тэхён, а уж тем более, когда эту дурь пробуют впервые… — Блять, я… Я поверить не могу, — смеётся Ким, сам не понимая даже, что именно его в этот момент веселит больше. — Как ты так… Обвёл меня! Вокруг пальца! — Я? Я-то обвёл? — Чонгук медленно прислоняется к спинке дивана и смотрит на босса. Спать не хочется, ему удалось подремать на работе, и это большой плюс, потому что его запросто могло бы сейчас вырубить после бессонной ночи с напарником по охоте. — Почему же? Я ведь сказал сущую правду и они… Тараканы… Ну… — Язык становится немного ватным, но настроение от этого совсем не портится. — Ты-ты… — повторяет Тэхён, тоже откидываясь на спинку дивана и развернув голову в сторону собеседника. — Надо же… И почему я заранее не спросил о твоём желании? — А вы бы согласились? — Чон ещё раз затягивается. — Нет, конечно, — усмехается Ким и забирает скрутку из рук практиканта. Курят пока одну на двоих. — Я всю жизнь этого избегал, никто и никогда не мог меня заставить, а ты… Чёрт, если бы не это дело чести! — Понимаю-понимаю, — кивает Чонгук и забирает скрутку обратно, но пока не спешит затягиваться. В голове мутнеет, с лица не спадает расслабленная улыбка, а всё вокруг кажется таким смешным и забавным! — Но вы рады? — Рад? Чему это? — Что самолёты летают… Во дворе, знаете. — Чон начинает говорить полную чушь (будто когда-то говорил что-то умное) — такое действие наркотика. Состояние сейчас похожее на то, что бывает после наркоза, когда слова сами вырываются, и слова эти, как правило, бессвязны. — У вас на крыше. Там яйцо и большой пакет молока. Бегает, ну… — Что? — Тэхён начинает дико смеяться, представив бегающий по крыше пакет молока, но где-то далеко понимает, что Чон бредит. Вновь забирает у него скрутку и затягивается. Накрывает ещё сильнее, но вместе с тем расслабляет, однако не спасает от взаимного бреда. — Скоро приедут… — Кто? — Не знаю. Зелёные. Сказали, что приедут и привезут, да… — Что привезут? — пытаясь уловить ход мыслей собеседника. — Не знаю, блять, не знаю, — психует Тэхён, потому что сам не может разобраться в потоке, что уже конкретно похож на галлюцинацию. — Мёд, наверное. — Мёд? — Чонгук даже привстаёт и смотрит ошарашено. Вдруг вспоминает мёд, что их познакомил. — Хочу липовый мёд! — выкрикивает Тэхён и на негнущихся ногах шагает в сторону кухни, где чуть ли не сам забирается в здоровенный холодильник. — Типа… Ненастоящий? Липовый? — пытается разобраться практикант, последовавший за ним. — Нет! Так, щас-щас… Где-то был кирпич… — Кирпич? — совсем уж теряется Чон. — Кирпич с мёдом! — Ааа… И Тэхён достаёт из дальнего угла баночку мёда, которую отчего-то назвал кирпичом, а потом вилку, спутав её с ложкой. Пытается зачерпнуть побольше и отправить в рот, но получается из рук вон плохо, однако он вспоминает о лимоне, который видел в холодильнике, достаёт его и смачно кусает, заставляя Чонгука поморщиться. — Эй, ты аккуратнее… — Чон не замечает и не понимает, что перешёл на «ты». — Запей там… Водкой. — Водкой? — хрюкает Ким и снова ржёт. — Это хорошее предложение… А потом они вновь перебираются в гостиную, где делают ещё одну скрутку. Вещество, которое купил Тэхён, действует практически моментально, но и отпускает тоже быстро, потому они решают повторить. Накатывают непривычные чувства. Становится очень жарко, хочется снять с себя всю одежду и желательно вместе с кожей, потому оба оголяют торс, остаются лишь в одних рабочих брюках. Они снова бредят, смеются, говорят о каких-то огромных цветах, что растут на потолке; о странных глазах, что якобы нарисованы на стене и подсматривают за ними; о вафлях с мороженым, которые лежат на полу и не дают пройти… Разумеется, ничего этого нет, но им кажется, они озвучивают всё вслух, а потом вновь ржут, да так, будто давно являются лучшими друзьями. Чудеса дури, что тут говорить… — Твою мать, смотри, там Дон Корлеоне сидит! — утирая слёзы смеха, почти хрипит Тэхён. — Кто? — Чонгук не понимает ни черта и вертит головой, тоже не сдерживая гогот. — Гусь! На столе! — поясняет Ким, загибаясь пополам. — Он сам мне сказал своё имя! Гуся Чонгук, конечно, не видит, зато Тэхён наблюдает за тем с нескрываемым интересом. Гусь машет ему крылом и подмигивает, а Ким вдруг вспоминает поговорку… — Гусь козлу не товарищ! — выдаёт босс, а потом заходится новым приступом смеха. — О, я тоже… Тоже знаю! — подхватывает Чон и растирает виски, пытаясь вспомнить что-нибудь из народных мудростей. — Без труда не выловишь и гуся из пруда! — Ч…Что, блять? — хохочет в ответ Тэхён, и у них обоих от смеха натурально начинают болеть животы, но скрутка всё ещё жива, потому они продолжают. — Куй гуся пока горячо! И понеслась… «Бережёного гусь бережёт»; «Готовь сани летом, а гуся — зимой»; «Кто рано встаёт — тому гусь подаёт». Тэхён встаёт и подходит к воображаемой птице, берёт на руки, и пусть там пусто, возвращается на диван. «Любишь кататься — люби и гуся возить»; «Баба с возу — гусю легче»; «Гусь познаётся в беде»… Они не могут остановиться, перекидываются всеми поговорками, которые только могут вспомнить, ржут до ручьёв из глаз, пока Тэхён качает на руках невидимого гуся. А потом… Чонгук замечает на журнальном столике флакон лака для ногтей. — Так… — тут же сделавшись серьёзным, — это что? — указывая на лак ярко-жёлтого цвета. — Это? А… Сестра забыла. — Действие травки на какой-то момент отступает, но не до конца. — Накрасишь мне ногти? — Чего? — обалдев от такого вопроса. — Ногти хочу жёлтые. Давай! — Тэхён выпускает наружу всех своих внутренних демонов. И что остаётся Чонгуку? Конечно, он выполняет просьбу босса. Берёт флакон, догадывается встряхнуть его, а потом оседает на полу — у ног Тэхёна. Сперва красит ногти на левой руке, пока правой Ким прижимает к себе Дон Корлеоне, а потом меняет их. Выходит, ну, мягко говоря, так себе, потому что окрашенными оказываются не только ногти, но и вся кожа вокруг них. Но Киму нравится. Нравится! Он тут же веселеет и ещё разочек затягивается. Действие слабое, потому они ещё держатся на ногах, но это, скорее всего, не продлится долго. — Когда там уже самолёт прилетит? — вздыхает Чон и снова бредит, а ещё сползает на пол. Ложится, раскинув ноги и руки. — Когда гусь на горе свиснет! — отвечает Ким и внезапно тоже перебирается с дивана на пол, ложится рядом. Ему хорошо и странно… — Так, что там ещё? Кто гусю даёт — тому гусь втройне отдаёт. — А ты мне дашь? — Что? — Что? Как говорится: искра, буря и гусь. Чонгук едет крышей похлеще, чем от травки, когда замечает взгляд Тэхёна, направленный на его губы. Тело снова ватное, он не может пошевелиться и только тупо смотрит в ответ… — Мёд хочу, — снова хрипит Ким, взявшись за старое. — Поползли на кухню? — на удивление адекватно понимая, что они сейчас просто не смогут подняться. — Погнали. О, Чонгук оптимист! Гнать — точно не про них сейчас. И они по-пластунски ползут на кухню, где Тэхён с трудом дотягивается до стола и берёт банку с мёдом. Странное, очень странное чувство… Генеральный директор крупной компании и его практикант, сидящие на полу у кухонного стола и уплетающие мёд липкими пальцами, перепачканными в сладости и жёлтом лаке. Что-то невероятное… Всё эта дурь. — Весь измазался, — ворчит Чонгук, замечая липкие следы на щеках и даже на груди босса. — Надо тебя помыть. — Помыть?! — в ужасе вдруг выкрикивает Тэхён, потому что остатки здравого смысла в нём ещё тлеют. — Ладно, тогда просто вытереть. — Губами? — И смотрит прям в глаза, пусть те сейчас совсем узкие, хоть и с расширенными зрачками. — А это же вариант! — И, не раздумывая долго, преодолевает сантиметры между ними, чтобы влипнуть, да, натурально влипнуть своими губами в Тэхёновы. Живот урчит, будто высказывая своё удивление, а потом всё связывается в тугой узел. С новой силой бросает в жар, а губы Кима такие сладкие и цепкие; такие тягучие и клейкие… А потом и руки, что перепачканы в лаке и сладости, оказываются на оголённом торсе Чона, заставляя наклониться, а потом и упасть на пол. Тело — непонятная субстанция, которую сложно собрать в кучу, и Чонгук понимает, что хочет обхватить босса за шею, но руки становятся тяжёлыми, неподъёмными, и он просто целует, целует в ответ, жадно кусая медовые губы и издавая стоны, потому что возбуждение накатывает и заявляет о себе блуждающим огнём в районе паха. Но всё рано или поздно заканчивается. Тэхён отрывается, смотрит ошарашено, а потом отползает на безопасное расстояние. Откуда только силы взялись? Чон до сих пор не может пошевелиться. — Гуся бояться — в лес не ходить, — кратко заявляет Чонгук, догадываясь об испуге босса. Интересно, он так обалдел из-за факта поцелуя с парнем, или из-за того, что этот парень — практикант в его компании? Позже Чон узнает, что верным было второе предположение, потому что Ким Тэхён давно осознал свою ориентацию, но вот связываться со своими подопечными не желает. Принцип. — Я найду телефон и позвоню своему водителю, — немного отдышавшись и подумав, говорит Тэхён, — тебе пора домой. — А начиналось так красиво… — грустит Чонгук, понимая, что их веселью пришёл конец. Больше он не сможет накурить босса. Да и увидеть его тоже, наверное, не сможет. После такого вечера тот, должно быть, уйдёт в тень, потому что связываться с таким отбитым парнем — последнее дело. Может, ему будет неловко, стыдно, но только первое время, однако это, скорее всего, не отменит того факта, что они больше не станут пересекаться. Практика когда-то подойдёт к концу, а произошедшее здесь останется лишь воспоминанием: туманным и загадочным. Как так вышло, что босс крупной компании в принципе провёл вечер с практикантом, который изъявил желание накурить его травкой? Это не вписывается ни в какие устои мира, это нарушает баланс природы, потому что каждому своё. И обо всём этом думает Чонгук, когда его везут в общежитие; когда он, едва поднявшись с пола и осев в машине, прижимается щекой к прохладному стеклу… А дальше — темнота, потому что, добравшись до своей комнаты, он падает на кровать и вырубается на целые сутки. Благо, что впереди выходные. Выходные, которые, увы, имеют свойство заканчиваться.🍯
Чонгук был прав. Тэхён больше не выходит к людям, не попадается никому на глаза, да и к нему попасть не получается. Да, как мы уже поняли, Чон отбитый, а потому снова умышленно косячит, но получает лишь выговор непосредственного руководителя, а не визит в кабинет главного. Какая жалость… День за днём, и вот прошло уже целые две недели. Чонгук потерян, он не знает, что делать, потому что без Ким Тэхёна теперь всё кажется пресным. Потому что он ищет его улыбку в каждом встречном, а потом вспоминает тот вечер, лёжа в своей постели… Постель, как назло, жёлтая. Напоминает мёд и… Самые сладкие в мире губы. И он сравнивает всех своих старых и новых знакомых с боссом: таким строгим на работе и таким сумасшедшим по натуре. Чон не верит, что это одно лишь действие травки. Чон понимает, что Ким другой. Не такой как все, и пусть эти мысли напоминают практиканту какие-то страдания влюблённого подростка. Он тоже влюблён! Влюблён и полон надежд. Он уже добился своего однажды… Добился тогда — сможет и сейчас, а потому решает действовать активнее, ведь «под лежачего гуся и вода не течёт», и в один из дней притаскивает на работу связку ярко-жёлтых воздушных шаров, что напоминают мёд, лимон, яркий лак и тот вечер. Прикрепляет к ним записку и оставляет у секретаря босса, а потом наблюдает из укромного места. Ким забирает шары и открывает записку, но по привычке не показывает никаких эмоций — опять косплеит замшелый валун. «Мысли постоянно терзают моё сознание. Я думаю о тебе двадцать пять часов в сутках и постоянно вспоминаю медовые губы… Пожалуйста, если есть в тебе хоть капля взаимных чувств — покажи это. Не вынуждай меня вновь воровать тараканов для победы в пари…» Это признание далось Чонгуку тяжело. Очень. Он решил пойти ва-банк, понимая все риски, но и не желая скрывать в себе эту тайну, этот обман, на который решился когда-то для исполнения собственного желания. И сейчас единственное, что остаётся — ждать. Ждать хоть какой-то реакции, и пусть она будет любой. Уже всё равно. А потом Чон получает травму. Идёт по улице в один из вечеров, задумчиво всматриваясь в лица прохожих, и не замечает велосипедиста, что летит на него. Скорая, травмпункт, вывих руки, гипс и больничный… Это убивает ещё сильнее, потому что теперь вероятность увидеть босса сводится к абсолютному нулю, и Чон лежит на своей постели целыми днями, слушая очередные нравоучения Юнги, а ещё бесконечно пьёт чёрный чай. С лимоном. Больше ни на что аппетита нет, потому что на фоне травмы и разбитого сердца накатывает депрессия, из-за чего Чонгук, что ранее был активным и отбитым, закрывается в себе и почти ни с кем не разговаривает. Даже Юнги посылает, но тот не обижается и продолжает ворчать о том, что этот хвалёный Ким Тэхён охуел, что сам не знает, чего хочет, что сидит в своей Залупляндии, вместо того, чтоб брать того, кто ради него наворовал полбанки тараканов… А в один из дней Мин неожиданно заваливается в комнату с огромной корзиной продуктов. — Иди к чёрту, — цокает Чон, ведь просил друга не приходить и не приносить еду. — Можно забрать? — хитро улыбается Мин и стучит подушечками пальцев по плетёной корзине, что стоит на столе. — Забирай, сам же припёр, — фыркает Чонгук и уже хочет отвернуться на другой бок. — Да, но я лишь поднял на этаж. Попросили. — Кто попросил? — Не знаю, какой-то чувак в солидном костюме. Поймал меня у входа, назвал твоё имя и сказал, что надо доставить лично в руки. Кхм… В руку! Вторая-то у тебя не пашет. — Что за чувак? — недоумевает Чон и садится на постели. — Не Ким Тэхён. Его фотки я видел. Может, засланный от него человек? — А что там? — кивнув на корзину. — Мясо, овощи, фрукты, соки, готовые блюда… Тут неделю можно питаться, — перечисляет содержимое Юнги. — И записка. — Записка?! Что ж ты?.. Почему молчишь?! — Чонгук подрывается с места, в один прыжок оказывается у стола и ныряет здоровой рукой в корзину. Там действительно есть записка. В жёлтом конверте… «Узнал о неприятности, что с тобой случилась. Здесь продукты — это необходимо для твоего скорейшего выздоровления и возвращения к практике. А ещё… Гусь познаётся в беде, знаешь. Поправляйся, Чон». И да, Чонгук поправляется! Он веселеет, хорошо ест, принимает витамины, а потом, когда ему снимают гипс, сразу же возвращается в компанию. До конца практики осталось не так и много, но время ещё есть. И в первый же день Чон тащит к секретарю Тэхёна плюшевого гуся… Конечно, прячет его в коробку, говорит, что это посылка, обычная посылка для босса, а потом смывается и весь вечер гадает над реакцией Кима. Помимо гуся в коробку он положил и записку. Послания уже становятся традицией… «Это, конечно, не сравнится с подарками, к которым ты, должно быть, привык, но… Дарёному гусю в зубы не смотрят. Поужинаем вместе?» И он получает ответ. Ошалев от радости, несётся в уборную открывать конверт, что нашёл на своём столе. Не хочет палиться перед коллегами, не хочет светить своей улыбкой, но светит ей, сияя ярче зеркал. «Завтра. После практики тебя заберёт мой водитель и привезёт ко мне. Предложение я принимаю, приготовим ужин вместе. Брать ничего не нужно, потому что, как говорится, в чужой монастырь со своим гусём не ходят».🍯
Скользя по холодным улицам, машина босса приближается к цели с каждой секундой. Чонгук вспоминает ту ночь, когда ехал домой, прислонившись щекой к стеклу; вспоминает эти долгие недели мучений, когда казалось, что единственное правильное решение — забить и опустить руки… Но он не опустил, не утратил веру и теперь едет в гости к своему боссу, которого так дико хочется увидеть. Вновь залипнуть на его шее, на кадыке, на руках, на губах… Подумав о медовом привкусе, снова бросает в жар, но Чон, встряхнув головой, настраивается на нужный манер, потому что не хочет гнать коней. — Как ты? — Тэхён встречает его на пороге. На нём домашняя одежда: самые обыкновенные спортивные штаны и свободная футболка. Это непривычно, но это цепляет. — Как рука? — Со своими основными функциями справляется, — улыбнувшись, отвечает Чонгук, а потом думает, что это прозвучало несколько двояко, но не акцентирует внимание. — Я не прислушался к твоим словам, привёз фрукты. С пустыми руками в гости я уже ходил, это не закончилось ничем хорошим. — А яблоки есть? Я только понял, что у меня закончились, но они нужны для блюда. — Есть. — Чон протягивает Киму пакет с ароматными плодами. — Что приготовим? — А ты как думаешь? — с хитрющими бликами в глазах спрашивает Тэхён. — Да ну нафиг? Гуся? — выпаливает удивлённо Чон и лупит себя по лбу ладонью, потому что мог и раньше догадаться. — Я никогда его не готовил. — Я тоже. Вот и попробуем. И они начиняют птицу яблоками, смазывают необходимыми специями, периодически неловко переглядываясь, а потом отправляют в духовку. Пока гусь готовится, говорят о работе и на разные другие отвлечённые темы, не затрагивая воспоминания о прошлом вечере, проведённом в этом доме. Однако всё напоминает… Банка с мёдом, что выглядывает из холодильника; лимон, живущий по соседству со сладостью; даже пол, на которым они валялись, не в силах подняться. Надо же… Будто в другой жизни было. — Так… Мне кажется, или пахнет горелым? — Тэхён подскакивает через некоторое время со своего стула. — Чёрт, блять! И правда. Дымовуха стоит адская, когда он открывает духовку и, кашляя, вытаскивает оттуда чёрного-чёрного гуся. Вернее, то, что от него осталось. — Нет дыма без гуся! — сквозь горький смех проговаривает Ким, пока Чон смеётся рядом с ним. — Первый гусь комом! — подхватывает тот. — Гуся имеем — не храним, потерявши — плачем! — продолжает Тэхён и хохочет громче, звонче, так заразительно и красиво, что Чонгук готов буквально сложить к его ногам весь мир. А потом Чон зависает на его руках, вспоминает тот ярко-жёлтый лак и больше не может держаться: делает шаг вперёд, берёт его за руку, переплетает пальцы и губами падает в губы напротив. Весь этот чёрный дым, голод, страхи — всё становится каким-то незначительным, когда на поцелуй отвечают. — Это даже лучше… Лучше, чем в моих туманных воспоминаниях, что остались после того вечера, — полушёпотом проговаривает Тэхён в губы и целует снова, а Чонгук, больше не смущаясь, подталкивает его к столу, на котором стоят пустые тарелки, ожидающие ужина. Его сегодня не будет, а потому Чон, особо не глядя, двигает их в сторону и, крепко сжав талию босса, заставляет его сесть на стол. Так по-свойски, если не по-блядски… Одной рукой забирается под футболку, скользит по коже, что усыпана мурашками, а второй оглаживает шею и подбородок, выводя большим пальцем узоры… Тэхён тяжело и тихо стонет. Это запускает все активные процессы; это размазывает, но и собирает в нечто цельное; это даже, кажется, заставляет звёзды над его домом гореть ярче. — Я так сильно, так безумно в тебя влюблён, — признаётся Чонгук, стягивая с босса футболку и до конца не веря, что это всё происходит с ними. — Как умалишённый за тобой всюду, следом, по пятам, а ты прочь… Это было очень нелегко, хён. — Но ведь главное то, что мы имеем сейчас, — отвечает Ким, тоже оголяя торс практиканта. — Мне тоже было непросто. Всю жизнь я не изменяю своим принципам; думал, что и с тобой так будет, но тот вечер всё изменил. Такой бред… Накуриться со студентом! Но мне это было необходимо, Чон. Эдакая перезагрузка. А ещё было необходимо время после, чтобы смириться и принять возникшие чувства. Чонгук слушает внимательно, но сам мажет языком по его шее, поднимается к мочке уха, а Ким закатывает глаза — так хорошо. Домашние штаны оказываются на полу вместе с бельём, и Чонгук обхватывает полувозбуждённый член своего босса. Обхватывает и надрачивает, ускоряется, ловит каждый вздох и каждый взгляд… — Смотри на меня, не отводи взгляд, — то ли просит, то ли приказывает Чон, и Ким… Слушается. — Нравится? Скажи, как сильно тебе это нравится… Чёрный гусь, наверное, сегодня станет красным, подслушивая эти разговоры, но участникам действия нет до него никакого дела, раз уж поужинать не удалось. — Боже, у тебя… — Тэхён даже запинается, сжав ягодицы Чона, пока тот не прекращает ему надрачивать. — Почему я не замечал, что у тебя такая аппетитная задница? — Моя жопа — моя гордость, — хмыкает Чонгук и вспоминает, как они эту самую жопу спасали вместе с Юнги, всю ночь отлавливая тараканов. Надо будет обсудить это попозже с Тэхёном. — А сейчас мы и твою проверим. Окончательно накрывает, когда приходит осознание, что Тэхён подготовлен. Для него, для встречи. Боже… Это опаляет новой волной огня и Чонгука, и гуся, а потом первый, развернув босса к себе спиной, медленно в него входит, ощущая всё блаженство от узости, и протяжно стонет… Руки и губы блуждают по телу, обхватывают, скручивают соски, оставляют метки от зубов на лопатках… Он так прекрасен! Он даже прекраснее, чем Чонгук мог себе представить! И каждое движение, каждая нота распаляют ещё сильнее… Чон вновь рукой достаёт до его члена, потому что остатки терпения растворяются; теперь хочется лишь одного: чувствовать его, чувствовать его возбуждение каждой клеточкой тела, слушать хрипы, слушать то, как прекрасно он звучит… И Тэхён с жадностью встречает все его укусы и каждый из толчков, скалится, смотрит через плечо, но уже через секунду роняет голову на стол, расслабившись… Его член пульсирует, пока Чонгук ускоряется и прижимает голой грудью к мраморной поверхности стола. Она, эта поверхность, холодная, но это ничего, потому что под Чоном не ощущается лишнего, потому что есть только момент и царапины на спине, потому что так хорошо Тэхёну не было уже очень давно… Мимолётные встречи. Быстрый секс. Необходимость утолить желание. И никаких чувств… А сейчас этот студент творит что-то невообразимое: он страстный любовник, но это далеко не главное, потому что Тэхён впервые за долгое время что-то чувствует. Потому что думает о нём ночами, а ещё переживает за практику и за руку, что недавно была вывихнута… Потому что пишет эти глупые, но такие важные сердцу записки. — Идём в душ? — предлагает Тэхён, когда оба доходят до финиша, перепачкав стол. — Второй заход не обещаю, устал сегодня по-собачьи… — По-собачьи? — прыскает со смеху Чон. — Это звучит, как предложение позы. — Твою мать, ну какой ты негодяй! — цокает Ким, но тоже смеётся. — Идём. И они принимают душ, а потом заказывают суши и роллы, чтобы наконец поужинать. После этого ещё долго сидят на кухне и обсуждают всё, что их связало изначально. Вспоминают мёд и испорченную одежду босса, вспоминают беды с документами, которые устроил Чон, а ещё, конечно, тараканов. — Ты был удивлён, когда я признался? — любопытствует Чонгук. — Я был удивлён, что ты признался. Но это было приятное удивление. — Ты… Знал?! — опешив, вопит Чон и таращится на мужчину. — Знал?! — Я не вчера родился, а ещё у нас везде камеры, — улыбается Ким, пока в голове у Чона скулит оркестр побитых жизнью уток. — За повара, кстати, не парься. Ничего ему не сделалось. Но вот повоевать с тараканами, которых ты притащил, ему, конечно, пришлось! — Стой… Но почему? Почему ты сделал вид, что проиграл пари? — не понимает Чонгук, но отчаянно пытается в этом разобраться. — Потому что я не думал, что твоё желание будет таким. Мне казалось, что ты попросишь закрыть практику, а я отпущу тебя с миром. Ну, или захочешь, чтобы я помог с работой, а это не составит большого труда, но я таки надеялся на первый вариант. — Хотел от меня избавиться? — строго щурится Чонгук. — Хотел, каюсь. Однако теперь ты от меня точно никуда не денешься! Как говорится, мы в ответе за гуся, которого приручили! И они оба смеются. Смеются и целуются, крепко обнявшись… А яойный бог, что действительно существует, больше не пробивает себе лицо рукой; он, сидя на ватном облаке, любуется новой парой, пусть и такой нестандартной. — Хочу мёд, — оторвавшись от губ Чона, говорит Тэхён. — Хочу свой любимый липовый мёд, а потом сладко с тобой целоваться. Они исполняют этот план. И исполнят ещё множество раз, потому что именно он, этот липовый мёд, их познакомил когда-то. И именно он сблизил в тот вечер. Нет, конечно, была ещё травка, но… Закончим всё, пожалуй, на более романтичной ноте о том, что Тэхён для Чонгука — лучшая награда за все его проделки и старания, а вот Чонгук для Тэхёна — настоящий мёд: такой же притягательный, тёплый, опьяняющий и… Такой же любимый.