Один процент

      Айзава с сомнением смотрел на развернутый листок бумаги, задумчиво пожевывая темную прядь волос. В том, что это плохая шутка — сомнений не оставалось.       Какой сегодня день, он вспомнил тотчас же, зайдя в школу. Сперва мимо пронесся убегающий от Джиро Каминари с криком «ну ведь она правда белая!», затем он сам чуть не подпрыгнул на месте, когда услышал дружный девичий вопль над притаившимися в классе резиновыми пауками. Не то чтобы он боялся чего-то подобного в свой адрес, но свой спальник, на всякий случай, на предмет неопознанных предметов и нежданных визитеров все же бегло осмотрел.       Кто зачинщик этого, стало понятно позднее, когда ему пришлось снимать прилипшего к потолку Минету. Урарака с Ашидо сработали слаженно, ничего не скажешь. Хотя об использовании причуды во внеучебных ситуациях ему еще было необходимо с ними поговорить.              И вот здрасьте. Заглянув впервые за сегодняшний день в учительскую, он нашел на своем столе старательно сложенный лист бумаги, на котором красовалась всего одна короткая фраза:       «Ты мне нравишься». Он еще некоторое время буравил её взглядом, а затем спокойно сложил и убрал в стол. Мимо как раз проплывал как всегда чем-то восторженный Мик — можно было поспорить, что он за сегодня точно кого-то разыграл.              — Отличная шутка, я оценил.       — А? — Мик резко сменил траекторию своего движения и подплыл к столу Сотриголовы, — о чем речь?       — Записка, — Айзава неопределенно качнул головой и хмыкнул, — смешно.       Мик скептически сощурился.       — Понятия не имею о чем ты. Но если шутка удалась, то я рад за кого бы там ни было, — он поднял вверх большой палец, и теперь настала пора скепсиса для Айзавы. Нет, его друг, конечно, вел себя подчас как придурок, но таковым по сути своей не являлся, так что придуриваться и, тем более, лгать точно не стал бы.       — Хм… — протянул про себя Шота, задумчиво глядя куда-то в сторону. — Хм, — повторил он еще раз, не заметив, что Мик уже оставил его наедине со своими измышлениями.              Ему бы забыть про эту нелепую записку, выкинуть её из головы и ящика своего стола, да приложить все усилия к тому, чтобы без потерь дожить этот тяжелый и слишком шумный для него день. Без человеческих потерь, имел он ввиду, потому что школьники так и лезли на рожон, ударившись в раж — целый день он натыкался на чьи-то оставленные пугалки разных мастей, не сразу осознал, почему оказался в медкабинете, когда точно открывал дверь с табличкой «туалет», и чуть не снял со шкафа коробку с интригующим названием «лучшему герою». Его спасло то, что Мидория оказался быстрее него. Вручая ему швабру и прося прибрать все рассыпанные вокруг него конфетти, которые скрывала в себе эта бывшая без дна ловушка-коробка, он едва сдерживал довольную улыбку от осознания, что это не он оказался в такой нелепой ситуации. На радостях даже остановился и собственноручно выудил парочку блестяшек из вечно всклокоченных волос мальчишки.              Но этот несчастный листок бумаги все не давал ему покоя. Не то чтобы написанное сильно волновало его и поднимало в глубине души какие-то переживания — на 99% он был уверен, что эмоциональный вес этого сообщения равен нулю, но, пока оставался хотя бы 1% чьих-то искренних, хоть и завуалированных под шутку чувств, он не мог просто взять и безжалостно выкинуть их в мусорную корзину. Это было слишком жестоко даже для него.       Поэтому проводя перерыв в учительской, он мысленно перебирал кандидатуры потенциальных «преступников», смеющих использовать чувства в качестве шутки, отметая один за другим варианты.              Ученики точно вычёркивались — они бы в учительскую могли попасть только по специальному приглашению и вместе с учителями, а таковых поводов сегодня никто не давал. Даже Иида не заглядывал. Так что, если бы это было их рук дело, с большей вероятностью послание застало бы его в классе или на одном из уличных занятий, затесавшись среди инвентаря или того же спальника. Значит, не они.       Айзава откинулся на стуле, отчего тот недовольно заскрипел, и, заложив руки за голову, неспешно начал обводить оценивающим взглядом учителей.              Хизаши был уже оправдан. Хотя позднее он и дискредитировал себя, прислав Айзаве смс с незнакомого номера: «Открой, наконец, мне дверь, я уже замерз тут стоять!», на что тот, не поведя бровью, тот час же ответил: «Апрель, не замерзнешь». Раздававшийся было только что тихий смех из-за соседнего стола тут же прекратился, и разочаровавшийся увидеть, как его друг будет искать неизвестного замерзшего гостя, Мик обиженно протянул, надувая губы: «Ну ты и сухарь, Стерка!»       Айзава лишь самодовольно хмыкнул. Нет, все-таки это точно был не Мик.              Цементос и Эктоплазм точно выпадали из подозреваемых — не в их характере.       Стрелок и Тринадцатая сегодня отсутствовали в школе.       Немури даже не стала бы шутить с такими вещами, а скорее зажала бы его в углу и томно прошептала на ухо — и от одной только мысли об этом у него бежали мурашки ужаса, брр.       Гончий Пес… Шота аж дернулся, хохотнув от этой мысли, так что стул опасливо заскрежетал, и классный руководитель уже 2-А чуть было не опрокинулся на спину, вовремя ухватившись за край стола. Нет, это было слишком нереально, чтобы даже подумать об этом. Более того, он был уверен, что в его случае текст был бы более экспрессивен и менее читаем, так что только сам Кровавый король и смог бы его разобрать. Хм, кстати, Секиджиро был вполне себе возможным вариантом автора записки — Шота быстро обежал взглядом тусующихся в учительской героев, пока не наткнулся на его сосредоточенный взгляд, так и пылающий духом соперничества между их двумя классами.       — В следующий раз мы точно вас сделаем! — раздался его звучный и полный решимости бас, и Сотриголова неопределенно помахал рукой над своей головой:       — Да-да, ждем с нетерпением.       Нет, это не мог быть он. Только не он.              Оставалось ещё два варианта: в буквальном смысле полюбивший сидеть на его шее директор Нэзу, но, подключая всю свою фантазию, Шота никак не мог представить его ни в амплуа незадачливого шутника, ни в роли тайного возлюбленного. Он аж с ужасом закрыл лицо ладонью, чтобы скрыться от этой почему-то пугающей его мысли.       И еще один… который до странного подходил на обе обозначенные роли, и хохма подобного толка могла быть очень даже в его характере.              Всемогущий сидел в отдалении на диване, разложив на столе перед собой какие-то рабочие листы, и привычно потягивал зеленый чай из термоса, изредка бросая косые взгляды на хмурого брюнета. Оставалось как-то вывести его на чистую воду и разоблачить в этой затянувшейся шутке. Все-таки он не сомневался, что это была именно она. Просто не могла быть чем-то иным. И думая об альтернативном варианте, Айзава впервые почувствовал, как к его щекам прилила кровь, отчего снова спрятал лицо за раскрытой ладонью. На этот раз его пугало то, что как раз-таки эта мысль его не так чтобы и пугала.              Коварный план разоблачения пришел в голову внезапно. И Шота опасно улыбнулся, пряча улыбку в боевых лентах и стреляя глазами в сторону сидевшего коллеги, пока тот ничего не видел.       Дождавшись, когда учителя разойдутся по своим делам и в учительской останутся только они одни, Сотриголова поднялся и пересел на диван к блондину. Тот только глазами в его сторону хлопнул пару раз удивленно, но ничего не сказал, уткнувшись обратно в бумаги с планом тренировок и физическими данными своих учеников. Шота подвинулся чуть ближе. Тошинори отметил это действие стремительным взглядом, но ничего не сказал, только бумаги в пальцах стали подозрительно подрагивать. Брюнет сместился дальше по дивану, сокращая между ними расстояние, и вдруг, практически не глядя в сторону буквально дрожащего как заяц в силках мужчины, произнес:       — Ты мне тоже.       Тот сдавленно выдохнул, выпуская из взмокших отчего-то пальцев помятые листы, и так взглянул на Айзаву, что тот понял: он угадал.       Наконец, можно было закрыть эту тему, хлопнуть коллегу по плечу, сказать, что шутку оценил, с первым апреля, мол. И, так и быть, даже не ворчать, что такими вещами не играют, в следующий раз лучше соли ему в кофе подсыпать, но тут раздался хлопок, точно от взрыва, и в кабинет с грохотом влетел Секиджиро, ворча что-то про «этих новоявленных химиков, они у меня еще попляшут» и не обращая никакого внимания на сидящую на диване парочку. Его лицо было абсолютно синим вплоть до кончиков волос и искажено гримасой гнева.       — Айзава-кун… — нерешительно спросил Всемогущий, точно забыв про только что прерванный диалог, — а я все спросить хочу. А что сегодня с учениками? Все как с ума посходили. У нас какой-то праздник?       По спине у брюнета пробежали мурашки от внезапной догадки.       — А ты знаешь, какое сегодня число? — он вжал пальцы в обивку дивана, ожидая ответа.       — Ммм… вчера было 31 марта, значит, сегодня — 1 апреля, — Тошинори неуверенно пошкряб пальцами светлый затылок, — пятница вроде. А что?              Айзава придирчиво всматривался в худое лицо напротив и вдруг с удивлением осознал: не врет. Этот великовозрастный остолоп действительно понятия не имел, какой сегодня праздник у бестолковой молодежи и вторящим ей взрослых. И это означало… Айзава поджал губы и спрятал свое стремительно краснеющее лицо в лентах. Это означало, что он попал. Да вот только почему-то рьяно откликнувшееся на это сердце не имело ничего против.