Пытаясь согреться, Энтони крепче обхватил кружку с чаем. Его начинало клонить в сон, и он пожалел, что не попросил кофе.
Времени было слегка за полночь, но для Сохо это не было причиной спать. Улица за окном освещалась множеством разноцветных огней, контрастируя с полумраком, царившим в комнате. Единственный источник света— огонь в камине— жадно облизывал скормленное ему дерево, похрустывая.
Взгляд Энтони скользил по стенам, задерживаясь на картинах, рассмотреть которые было крайне проблематично. Он с трудом отгадывал, что на них изображено, и сумел узнать только репродукции «Ада и потопа» Босха. Недалеко от них висело что-то ещё, но Энтони разглядел только жертвенного агнца в углу полотна и, поморщившись, отвернулся.
Зачем он здесь? И чего ждёт?
Этими вопросами Энтони задавался всякий раз, приходя сюда, и ещё ни разу не нашёл для себя ответа.
Уже около месяца между ним и Азирафаэлем происходило нечто странное. После их разговора, состоявшегося только из-за плена сакристии или, вернее, придурка-Хастура, отношения между ними, очевидно, улучшились. Поначалу Энтони казалось, что это только расставило всё на свои места, и ничего больше, но, когда на следующий день Азирафаэль снова пришёл к нему на работу с предложением сходить куда-нибудь вечером, мнение его изменилось или, если быть точнее, вообще исчезло— он не знал, что думать.
Они встречались уже несколько раз, иногда даже, как сейчас, проводя время в книжном Азирафаэля, являвшемся по совместительству его домом. И до сих пор Энтони не понимал, ради чего всё это происходит. Из их разговора явно выходило, что Азирафаэль признаёт своё влечение к нему и не хочет его скрывать, однако общение их было скорее дружеским, без намёков на что-то большее. Ко всему прочему, после едва состоявшегося поцелуя трёхнедельной давности никакой физической близости между ними не было. Азирафаэль вёл себя так, словно они никогда и не спали, и всегда держал дистанцию, стараясь избегать прикосновений и не находиться слишком близко, если это «слишком близко» вообще существовало.
Первое время Энтони старался намекнуть ему, мол, можем обойтись без формальностей: нам нравилось заниматься сексом— давай продолжим. Но Азирафаэль, кажется, его не понимал. Было странно осознавать, что их отношения перетекли в нечто подобное, но в конце концов Энтони пришлось принять правила игры и стараться воспринимать его как друга.
Трудно сказать, какой в этом был смысл, но однажды перед сном Энтони подумалось: «
Если ему нужен этот спектакль, что ж, можем притвориться святошами ненадолго. Я не сексуально озабоченный».
Но, сколько бы он себя от этого ни отвлекал, у него никак не получалось отделаться от мыслей о чём-то большем. Ему хотелось близости. Любой. Казалось, ещё неделя и он начнёт умолять о том, чтобы подержать Азирафаэля за руку.
Каждая новая встреча заставляла Энтони думать о том, что он последний извращенец, если не может смотреть на Азирафаэля, не представляя то, что они успели бы испробовать, не сделайся тот таким правильным.
Это было жалко. В конце концов, может, он ошибается, и на самом деле Азирафаэль просто признал свои предпочтения, а их общение решил продлить не ради того, чтобы продолжить то, с чего они когда-то начали своё «знакомство».
Чёрт возьми, да он же может с лёгкостью найти себе кого-то на одну ночь!
По телу прошла неприятная дрожь. Нет, не может. Теперь ему было недостаточно просто прийти в бар или клуб и склеить кого посимпатичнее.
Он определённо чувствовал, что теперь ему не всё равно, и он хочет одного конкретного человека. Осознание своего положения доставляло Энтони ужасный дискомфорт: он не хотел ни к кому привязываться или, что ещё хуже, влюбляться. Мысль о последнем пугала его до чёртиков. Он всю жизнь боялся полюбить кого-то: это ответственность, постоянность и в конечном счёте финал его развязной жизни. Такое будущее никак в его планы входить не могло. Пусть иногда он и расклеивался, позволяя себе представить то чувство комфорта, какое возникает только рядом
с тем самым человеком, но это никогда не было всерьёз. Он не был создан для подобного и уже достаточно убедился в этом «на практике», за все свои тридцать два года так и не сумев построить ни одни отношения. Он
не любил не умел говорить о своих чувствах, был слишком свободолюбив, с отвращением смотрел на семейный уют, к которому многие так стремились, и терпеть не мог, когда кто-то начинал испытывать симпатию к нему и обхаживать.
А теперь он, укутавшись в мягкий плед и попивая тёплый чай, приготовленный специально для него, нежился перед камином в чужом доме, трепетно ожидая, когда ему уделит внимание тот, кто приватизировал возможность вызывать в нём возбуждение и одновременно с этим научил проводить вечера в спокойной домашней обстановке.
Что и когда пошло не так?
Энтони прищурился, вглядываясь в огонь. Нужно было всё менять. И для начала решить проблему физической неудовлетворённости.
Наконец позади себя он услышал долгожданные шаги.
—Прости, что так долго,— Азирафаэль прошёл рядом, ставя бутылку вина на стол,— никак не мог его найти.
—Ты же не пьёшь,— заметил Энтони, с раздражением наблюдая, как Азирафаэль располагается в кресле напротив, а не рядом с ним на диване.
—Но ты пьёшь. Вот я и подумал…
—Когда я пью рядом с тобой, это заканчивается одинаково,— Энтони невесело улыбнулся, смотря куда-то внутрь кружки. Реакцию Азирафаэля он не видел, но ощутил его смущение.— Прости. Мне намного больше нравится чай, который ты завариваешь.
Азирафаэль улыбнулся, и Энтони почувствовал, как что-то тёплое разливается глубоко внутри. Вряд ли это был чай.
—Ты хотел о чём-то поговорить,— напомнил Азирафаэль.
—Да.
Голубые глаза внимательно смотрели на Энтони, выражая всецелую заинтересованность, но ему от чего-то было невыносимо досадно. Он ощутил, как внутри него нарастает раздражение. Пальцы крепко впились в кружку, будто она была виновницей его недовольства, и он заставил себя как можно аккуратнее поставить её на стоящий рядом стол. Энтони скинул с плеч плед. Тёплый и мягкий. Раздражающий.
—Что-то не так?— Азирафаэль нахмурился.
Энтони не ответил. Спустя пару секунд он встал, направляясь в сторону Азирафаэля. Он обогнул кресло и облокотился на его мягкую спинку, кладя голову на руки. Азирафаэль попытался повернуться к нему, но это мало удалось.
—Да. Нам нужно кое-что обсудить,— произнёс Энтони, легко проводя рукой по светлым волосам. Он коснулся щеки Азирафаэля тыльной стороной пальцев, заставляя его непроизвольно отдёрнуться: руки Энтони были слишком холодными. Но он принял это на свой счёт, неспособный думать трезво.
—И что это?— Азирафаэль ещё раз попытался заглянуть Энтони в глаза, но тот опять переместился, на этот раз садясь на подлокотник. Расстояния между ними стало ещё меньше, и Азирафаэль, чувствуя на себе чужой взгляд, приподнял подбородок. Энтони смотрел на него сверху вниз. Жадно, но выжидающе.
Они оба молчали, вглядываясь в чужие черты лица.
—Ты так и не напомнил мне, каким был наш последний раз,— полушёпотом произнёс Энтони, наклоняясь ближе к Азирафаэлю.
—Боюсь, я не очень хороший рассказчик,— Азирафаэль хотел отодвинуться, но не стал. Достаточно и того, что он успешно сохраняет невозмутимость. Мысль о том, что теперь он прекрасно понимает чувства Евы, появилась внезапно и также внезапно рассеялась, когда он почувствовал, как холодные ловкие пальцы расстёгивают пуговицы его рубашки. Ему предлагали совсем не яблоки.
Прохладная ладонь юркнула под ткань, касаясь сначала плеча, затем поднимаясь выше, до самой шеи. Азирафаэль почувствовал, как по телу пробежали мурашки, а сердце забилось чаще.
—Тогда покажи,— услышал он, чувствуя, как чужая рука соскользнула вниз и касалась теперь его бедра.
Энтони наклонился совсем близко, напряжённо наблюдая за реакцией Азирафаэля. Но ничего не менялось. Он всё также спокойно смотрел ему прямо в глаза, будто ожидая, что Энтони продолжит разговор, но уже на другую тему.
Азирафаэль не нашёлся, что ответить, и они снова замолчали. Никто из них не решался ни нарушить тишину, ни поменять то, как они сидели.
Прошло по меньшей мере пять минут прежде, чем они услышали звон телефона из другой комнаты.
Энтони посмотрел на стол. Здесь тоже стоял один. Сколько их в этом чёртовом магазине?
—Прости, я отойду ненадолго,— Азирафаэль встал, застёгивая рубашку.
Энтони пересел в кресло, устало наблюдая, как он уходит. Раздражение начало печь изнутри, желая вырваться наружу.
Он перевёл взгляд на бутылку вина.
«
Тебе нравится только когда я пьян?»
****
Азирафаэль поднял трубку, одновременно бросая взгляд на часы. Кто может звонить в такое время?
—Азирафаэль, родной, как дела? Я уже думал, ты не ответишь,— в трубке раздался знакомый, но непривычно нервный голос.— Слушай, тут такое дело…
—Гавриил? Почему ты звонишь так поздно? Что-то случилось?— Последний раз брат звонил ему больше полугода назад и только ради того, чтобы убедиться, что тот не забыл поздравить мать с днём рождения. Не виделись они и того дольше.
—Нееет, что ты. Скажешь тоже,— Гавриил старался говорить как можно убедительнее, но кто угодно не поверил бы ему сейчас.
—Получается, звонишь пожелать доброй ночи?
—Да-да, и это тоже.— В трубке раздался какой-то треск, и Гавриил продолжил говорить тише.— Ты же не против, если я денёк-другой побуду у тебя?
—Эм, ну…
—Замечательно. Знал, что на тебя можно положиться. Тогда до встречи.
Послышались короткие частые гудки. Азирафаэль тяжело вздохнул, возвращая телефон на место. Принимать у себя брата ему отчаянно не хотелось, но не выгонять же, когда он придёт…Придётся потерпеть. Снова.
****
Вернувшись обратно, Азирафаэль не сразу привык к полумраку комнаты. Он подошёл к своему креслу, затем посмотрел на диван. Энтони здесь не было.
Он прислушался и сделал пару шагов назад. Теперь он увидел его, сидящего на полу за креслом. Азирафаэль опустился на колени рядом.
—Милый, в чём дело?
Энтони покрутил в руке почти пустую бутылку от вина. Он пытался разобрать название на этикетке, но это уже никак не удавалось.
—Энтони, тебе же завтра…точнее уже сегодня на работу,— как можно мягче произнёс Азирафаэль. Он не думал, что Энтони будет столько пить.— Зачем ты так?
—Я хочу быть тебе интересен,— абсолютно честно выдал Энтони, наблюдая за редкими язычками пламени.
Азирафаэль коротко кивнул— для себя, соглашаясь с этими словами, чтобы лучше их понять. Однако особо разобраться, что к чему, у него не вышло.
—Прости, я не понимаю,— произнёс он спустя некоторое время.
Янтарные глаза, кажущиеся сейчас куда темнее прежнего, по-прежнему с грустью смотрели внутрь камина.
—Не понимаешь,— повторил Энтони. Он сделал большой глоток, выпивая всё содержимое, и отставил бутылку куда-то в сторону. Затем повернулся всем телом к Азирафаэлю и резко подался вперёд.
Ощутив чужие губы на своих, Азирафаэль растерялся. Он попытался отстраниться, но его уверенно притягивали к себе, двумя руками обхватив шею. Он решил поддаться, и Энтони, не замечая больше сопротивления, расслабился, ослабляя хватку.
В этом поцелуе что-то, определённо, было «не так», и Азирафаэль пытался понять, что.
Сегодня Энтони уже намеревался сделать подобное, но у Азирафаэля вовремя появилась возможность всё прервать. Пожалуй, сегодня он немного перегибал, изображая излишнюю незаинтересованность и невозмутимость, но в следующий раз он точно постарается быть мягче.
Он понимал, что это может выглядеть странно, и Энтони явно не ожидал от него такого поведения, но Азирафаэлю важно было доказать, что его интерес не ограничивается физической близостью, и вообще это далеко не самое главное. Он всё ещё испытывал чувство вины и не хотел, чтобы Энтони вновь решил, что им пользуются. Наверное, им стоит снова обсудить это, чтобы прояснить, как дела обстоят сейчас.
Азирафаэль постарался отбросить все эти мысли. Как вообще можно усердно думать о чём-то, когда тебя целуют?
Вернувшись в реальность, он сразу почувствовал, как Энтони возится с ремнём на его брюках. Прерывать поцелуй не хотелось, и Азирафаэль просто накрыл его руки своими, останавливая. Тогда Энтони снова попытался снять с него рубашку. Азирафаэль хотел помешать ему так же аккуратно, как и в прошлый раз, но этого оказалось недостаточно: Энтони был куда настойчивее. Азирафаэлю пришлось отрывать его руки от себя, вероятно, с излишней силой сжимая чужие запястья.
Их поцелуй продолжался, становясь всё отчаянней и резче. Азирафаэль не переставал держать руки Энтони, отстраняя от себя, хотя в этом не было никакой необходимости: тот больше не намеревался вырваться, чтобы осуществить задуманное.
Азирафаэль несколько раз порывался остановиться. Он бы объяснился, непременно придумал бы, что сказать. Но чувства взяли верх, и он смиренно отвечал на поцелуй, постепенно набираясь уверенности и позволяя себе проявлять больше инициативы. Целовать Энтони было прекрасно, особенно, когда не пытаешься врать себе о том, что это не так, и не прокручиваешь в голове «больше никогда». Азирафаэль старался насладиться каждой дурманящей секундой, запомнить ощущения от чужих горячих губ, почувствовать и перенять всё то, что чувствует Энтони. Он всё больше терялся, сознание обволакивалось туманом, густым и мягким. Чужое дыхание и тепло, запах терпкого миндального парфюма, сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Всё ощущалось в стократном объёме. Это не должно было заканчиваться никогда.
Азирафаэль отстранился. Опьяневший рассудок внезапно начал трезветь, сердце сбавлять обороты. По его щекам текли чужие слёзы.
****
Энтони нехотя открыл глаза. Яркий солнечный свет неприятно кололся.
—Просыпайся, дорогой. Тебе не стоит опаздывать.— Азирафаэль провёл ладонью по рыжим волосам и поцеловал Энтони в лоб.— Я буду на кухне.
Он вышел из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь.
Энтони закрыл глаза и закутался в одеяло получше. Последнее, чего он хотел,— идти на работу, возвращаться в этот холодный и давящий со всех сторон храм. Вселенная не схлопнется, если он опоздает на часик-другой.
Внезапно он кое-что осознал, на пару секунд переставая дышать. Азирафаэль поцеловал его.
Энтони резко поднялся на локтях. Идея оказалась не из лучших: голова ужасно болела. Он был в уже знакомой спальне. На прикроватном столике лежали его наручные часы, видимо, предусмотрительно с него снятые. Они показывали ровно шесть.
