song: Cake Bake Betty - 64 Little White Things.
Дракончики, не спите! Давно поесть пора! На смертный пир, на смертный пир Чтоб спасти от зла весь мир! Дракончики, ура!
Огромная – ещё живая – туша древнего дракона, сотворившего множество жестоких ошибок, лежит посреди поляны. Куда он так рвался? Что он хотел получить? И получил ли желаемое вообще? Он убивал, обманывал, и продал бы свою мать ради своих целей… А продал бы он себя? Наверняка, цену поднял бы выше собственной головы. Но целей же так и не достиг. Мракокрад лежит посреди поляны, прямо перед лапами своей матери. Она что-то говорит ему, но он не слышит. Не хочет слышать. Он всё ещё тот самый дракончик, ему хотелось вернуться в своё уже давно далёкое детство. Как сложилась бы его жизнь, если бы папаша не обладал даром (или всё же проклятьем?), а мать была более избирательной в выборе спутника жизни? Смог бы Мракокрад жить так же ничтожно, как и остальные дракончики? Нет, нет! Он хочет слышать, что говорит ему мать. Мракокрад переводит взгляд на неё, и – жаль он не видит себя со стороны, - выглядит это выражение морды уж слишком… горестно. Люта это вряд ли замечает, ведь продолжает говорить, что-то внушать своему непутёвому сыну. Она хочет простить его? Или придумать что-то, как его спасти? Вокруг так много драконов. Их слишком много, они слишком шумят! Мракокрад хочет отогнать снующую нечисть, как мошкару, но не было сил и когтя поднять. Всё вокруг превратилось в единый шум, заглушающий даже поток мыслей самого дракона. Он зажмуривается с такой силой, что перед глазами начинают плясать узоры. «Пожалуйста, вытащи меня из этого кошмара!» - обращался он мысленно то ли к себе, то ли к матери… или вообще к неизвестному никому дракону. Мракокрад не хотел оставаться здесь. Он ощущал себя дракончиком, но не тем, каким он был в детстве, лишённый чувства незащищённости, скорби и жалости… Мракокрад чувствовал себя… беззащитным. Словно он только что вылупился из своего яйца. Он взглянул на мать, что безуспешно пыталась что-то внушить ему с виноватым видом. «Посмотри на себя, - размышлял Мракокрад. – ты видела столько смертей, даже сама убивала… а всё равно выглядишь также жалко». Люта выглядела так же, как и две тысячи лет назад, когда и Арктик был жив… и Вьюга. Когда все были живы! О Луны, что она нашла в этом Арктике? Жестокий, эгоистичный, какой-то неправильный и тупой. Ну что не хватало Люте, что она выбрала его?! Когда Мракокрад смотрел на него, только одно ему хотелось: вырвать Арктику все его зубы собственными когтями, а после поставить в баночку и на полку. И заставить ледяного смотреть на них часами, не позволяя стереть даже свою кровь с морды. «Старый ублюдок… - мрачно подумал Мракокрад и с силой сжал челюсть. – Хорошо, что он сдох». Мракокрад напряг слух и решил всё-таки принять участие в разговоре хотя бы в роли активного слушателя. - Луны – это гармония, там спокойно и тебя хорошо встретят, сынок. Ты сможешь писать песни, если захочешь. Какие угодно песни! Только, пожалуйста, прости меня… Какие ещё песни? Какие Луны? За что она извиняется?! Мракокрад пожалел, что не слушал её долгую исповедь до этого… Что она задумала? Ночной оглянулся по сторонам и нахмурился ещё сильнее. Вокруг него сновали драконы, мысли которых бессовестно быстро путались, и ночной не мог разобрать, о чём они думают. Что они все задумали? Мракокрад уронил голову обратно на землю, к лапам матери, и вдруг заметил прямо перед носом крупную землянику. Он готов был поклясться – её там не было раньше! Кто её положил и с какой целью?! - Сынок, съешь это, пожалуйста. Всё будет хорошо… - Люта пыталась говорить спокойно и с улыбкой, но голос её вдруг сорвался и она заплакала. – Прости… пожалуйста, прости… Она закрыла морду крылом и стала тихонько ронять слёзы, вот-вот намереваясь сорваться на душераздирающий вопль. Мракокрад взглянул на неё равнодушно. Если мать плачет перед ним, значит, это что-то связанное с ним. Гигант перевёл взгляд на ягоду, также лежавшую перед его носом, между ним и Лютой. Что-то Мракокраду подсказывало, что ничего хорошего от этой ягоды ему ждать не стоит. Есть много хороших вещей, чтобы поесть. В Ночном королевстве, когда ночные всё ещё были великим народом, всегда было полно хорошей еды. Разного рода дичь, рыба, иногда фрукты, когда случался хороший повод или праздник. Всё было хорошо, всё было чертовски вкусно. Но из всего этого обилия пищи Мракокрад чётко ненавидел одно – землянику. Драконы вокруг гиганта вдруг в один голос начали уговаривать его съесть эту ягоду. Они утверждали, что всё будет хорошо, и даже мысли их были ясны и чисты, что являлось хорошим знаком. Но проблема состояла в другом: он не видел своего будущего. Там, куда он пытался заглянуть, был самый тёмный мрак из возможных. Здесь закончится его путь, Мракокрад это понимал слишком ясно. Настолько ясно он осознал свой близкий конец, что возненавидел всех присутствующих драконов, как одного. Даже Луну. «Она точно с ними заодно», - с обидой подумал Мракокрад. Взгляд снова упал на землянику. «Проклятое поколение», - опять проклянул Мракокрад. Он не в силах как-либо изменить этот момент. Там, где смерть, всегда будет смерть. Это он за свою жизнь понял чётко. Бежать от своего конца бессмысленно, а бессмыслицу он ненавидел… Ненавидел так же, как ненавидит всех этих драконов. Беда, Кинкажу, Вихрь, Карапакс… и другие… Они будут только рады смерти Мракокрада. Они устроят по этому поводу праздник! Самый весёлый праздник из всех возможных. «Ох, как жаль, что сам именинник на нём присутствовать не сможет! Ой, а почему так? Умер!», - уже в истерике размышлял Мракокрад, но ненависти от этого не убавилось. Гигант широким жестом слизнул ягодку и сглотнул. Пусть они также ненавидят его! Пусть радуются его гибели! Даже мать пусть радуется, но сильнее остальных! «Я ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!!» - последнее, что успел подумать гигантский ночной. Зачарованная – или, скорее, проклятая, - земляника стала действовать. Сначала тело Мракокрада пронзила самая острая и страшная боль, сравнивая с агонией и пытками несуществующего в драконьем мира ада. Положение ночного сейчас можно было сравнить лишь с мышью, на которую упал огромный булыжник. Возможно, эта мышь чувствовала боль лишь мгновение, но для Мракокрада это мгновение было вечностью. Его тело мяли как лист пергамента, а он не мог даже закричать или избежать этого. Боль попросту вышибла из лёгких весь воздух, так что Мракокрад даже зачаровать что-то против происходящего не мог. Да и к тому моменту, когда всё произошло, он уже испустил дух. Дух Мракокрада. Заклятие продолжало мять тушу древнего дракона с тошнотворным хрустом костей… Вместо непробиваемых чешуек на теле появлялась шерсть, а морду уже мёртвого дракона как будто вмяли в череп, являя свету мягкий животный нос. Лапы и когти тоже подверглись изменениям: они превращались так же быстро и болезненно, как и всё остальное тело. Задние лапы хрустнули лишь раз, а передние – целых три. Вместо привычных драконьих когтей и массивных лап красовались кривые несуразные ноги с копытами. Корова. С вывернутыми наружу рёбрами. Всё, что осталось от Мракокрада – это туша мёртвой коровы, да и та… кривая, сломанная, страшная до тошноты. Солнышко и других нескольких драконов действительно вырвало, а остальные же, более стойкие, ограничились зажмуриванием глаз. Люта же потеряла сознание, как только превращение её сына закончилось. - Нам действительно стоило делать это? – прошептал кто-то из драконьего народа. Все присутствующие ответили молчанием. Полностью чёрная корова лежала на голой земле в неудобном, скрюченном положении, вывалив язык, будто в последнем немом крике. В целом, от обычной коровы она ничем не отличалась, за исключением рёбер, к которым приковывалось всё внимание… Вся эта сцена внушала лишь какой-то животный страх, словно корова сейчас поднимется и произнесёт голосом древнего дракоманта какое-нибудь проклятие. Драконы жались друг к другу, смотрели куда угодно, только бы не на тушу, но с места не двигались и ничего не говорили. Впрочем, сказать тут никому и нечего было. - Это же корова? – нарушил затянувшееся молчание Глин. - Да, - коротко ответил Карапакс, который всё ещё держал глаза зажмуренными. - Мы решили… так лучше, - подала голос Луна. Одна лишь Беда, привыкшая к сценам и похуже, смотрела на корову во все глаза, слегка лишь сморщившись. - Корова и корова, чего вас всех тошнит? – фыркнула она и подошла к трупу. - И правда, - спокойно говорил Глин. – Давайте съедим её? Всевозможные взгляды устремились на дракончика судьбы. Как он может думать о еде в такой момент? И кого это он хочет съесть? Корову… но это ведь был Мракокрад всего час назад. Как это можно спокойно есть и после спать потом? Одни кошмары… - Мы понимаем, что ты думаешь только о том, как набить своё брюхо… - неуверенно начала Цунами. Говорит ей мешал застрявший в горле комок. – Но это же Мракокрад… - Был Мракокрад, - поправила Беда и равнодушно перевернула тушу на другой бок. Место под когтями драконихи мгновенно задымилось и закоптилось до состояния угля. – Теперь это жалкая корова. Какая разница, кем она была до этого? Меднокрылая выгнула шею и строго осмотрела драконью толпу. Каждый здесь смотрел на неё в упор. - Вы же не думаете: «ох, бедная курочка, у неё же была семья»? Чёртовы лицемеры… Она с размаху запустила когти в тело коровы и извлекла довольно объёмный кусок мяса. Потом сразу, пока он не превратился в уголь, запихнула его себе в рот. Всё это подействовало на драконов, как сигнал. Каждый, кто отважился отведать изысканного блюда, подходил к корове и отрывал от неё кусочек. Морды обедающих были мрачными и траурными, как будто кто-то умер. Их душила совесть: как же они едят бывшего дракона? Но каждый продолжал жевать, в то время как некоторых, не сумевших проглотить взятый кусок, тошнило обедом обратно. Никто за этот момент не сказал и слова, да и слова тут были совсем не нужны. Когда основную тушу коровы съели, голову и кости сожгли, а угли закопали глубоко в землю. Об этом никто после не вспоминал и не говорил под гнётом совести, боясь создать новый ярлык и стать «драконоедом». Многим долго снились кошмары, в которых их терроризировал Мраокрад… Никто ничего не сказал, но каждый подумал, каждого посетила одна и та же шальная мысль: эта корова была вкуснее обычных.