***
В тот вечер ты впервые увидела своего жениха, приведенная к вратам его поместья собственной матерью и свитой, состоящей из нескольких фрейлин и охраны. Всю дорогу, вплоть от острова Рито, она пела тебе на ухо о том, какой этот господин умный, красивый и состоятельный. И ты соврешь, если скажешь, что тебе не было интересно. Однако ненависть к собственным родителям перевешивала все то положительное, что ты тайно ожидала от этой встречи. В твои неполные девятнадцать лет, они внезапно схватились за факт твоего статуса незамужней девушки, так что подыскали наиболее выгодную из всех кандидатур — то есть ту семью, у которой было больше средств и влияния в Инадзуме. Ваш небольшой клан давно оставался без покровительства. Былого величия вы не видели уже больше двух десятков лет. Твоя матушка решила исправить это собственными методами. Ты даже не знала до последнего, как именно зовут твоего будущего фиктивного мужа. Твоя мама была права, когда упомянула, что господин Камисато очень красив и умен. Он и правда привлекал к себе внимание: высокий, с крепким телосложением, невероятно красивым цветом волос и слащавой манерой общения, что с первых секунд покорила твое сердце. Ты даже смущалась смотреть на него открыто, ибо этот его взгляд из-под густых светлых ресниц почти прожигал в тебе дыру. И нет, ты не считала себя «недостойной» созерцания его персоны, скорее просто не понимала своей красоты, заключенной в природных особенностях. Хоть и не такая, каких все привыкли представлять, говоря о красоте глобально. Ты не была подвержена оскорблениям со стороны людей и модным тенденциям, ведь даже из собственной комнаты тебя не всегда выпускали. Литература жестко контролировалась, а журналы и прочий «бред» просто не допускались до тебя. Что уж говорить о каком-то мужском или женском внимании. Ты просто знала, что ничем не отличалась от других людей, ходящих за пределами твоего небольшого мирка. Несмотря на твой скудный жизненный опыт, для вас с Аято не составило особого труда найти общий язык. Ты действительно много читала за неимением других источников развлечения, так что предметом рассуждений стали именно романы и политические вырезки из газет. Ты также была несказанно рада, что господин владеет гидро глазом бога. Прямо как и ты. Он сказал, что если ты будешь хорошо себя вести, он обязательно научит тебя им пользоваться. Аяка — его младшая сестра — оказалась не менее приятным в общении человеком. Она была гораздо молчаливей своего брата, но также с удовольствием поддерживала вашу непринужденную беседу. В тот же чудесный вечер, наполненный ароматами элитного сорта чая, хвои, морского бриза, а также тихими разговорами ни о чем и одновременно обо всем на свете, ты впервые разглядела в его глазах звездное небо, смотрящее на тебя с восхищением.***
Первое что ты чувствуешь, а точнее слышишь — звон. Навязчивый, громкий, будто кто-то повесил над тобой ни один фурин, а целую сотню. Кажется, будто этот звук длится не меньше минуты, однако на деле это жалкие несколько секунд, просто как последствие выхода из забытья. Через мгновенье, ожидаемо, ты начинаешь слышать лишь пару таких отзвуков, так что для проверки поворачиваешь голову влево, где одновременно с взглядом на раскрытые сёдзи, отделяющие собой веранду с комнатой, ты чувствуешь под собой мягкий футон, приятно пахнущий какими-то отдушками для стирки, а также стакан воды, предусмотрительно выставленный рядом. Кажется, что ты должна быть рада и благодарна, но воспоминания о ливневом дожде, тропинках в лесу и резких вспышках молнии вовсе не кажутся тебе отрывками из плохого сна. Свидетельством тому кошмару являются грязные дзори, стоящие рядом с расписной фусума, а также чуть заляпанный глаз бога, аккуратно уложенный вместе с чистой, совсем новой юкатой, выкрашенной в нежно-розовые оттенки, прямо под цвет твоих волос. Ты мгновенно сбрасываешь с себя остатки сна и вскакиваешь на ноги, борясь с головокружением и мушками перед глазами. С ужасом и, внезапно, облегчением осознаешь, что комната знакомая. Она твоя. Вместе со всем этим приходит и резкое чувство боли, очаг которой обнаруживается практически сразу — в области лодыжки правой ноги. Ты видишь чистый бинт, бережно обмотанный вокруг поврежденной части тела. Желания размотать его и изучить рану — наверняка серьёзную — не появляется, так что в итоге ты просто ложишься обратно, утыкаясь взглядом в потолок. Под приятный шелест листвы, погоняемой на кустарниках и деревьях соленым ветром, на тебя снова накатывает неожиданная усталость, так что ты прикрываешь тяжелые веки и вслушиваешься в звон фурин, бьющихся успокаивающим звоном прямо под потолком. Он посчитал пустой тратой времени учить тебя навыкам боя, поэтому все доступные клинки, луки и прочие «опасные» предметы были убраны от тебя туда, где ты не смогла бы их обнаружить и в последующем применить. Ты несколько раз пыталась обуздать данную тебе Богами гидро стихию, прибегая к советам, которые давала тебе его младшая сестра. Ты даже старалась делать все тайно, когда он покидал поместье по делам. Но ему все равно докладывали о твоем неподобающем поведении сразу по приезде обратно, что бы ты не пробовала. «Ты снова разочаровываешь меня, Т/И» — говорил он со скорбью в голосе, при этом смотря прямо тебе в глаза, взгляд которых ты пристыжено прятала куда угодно, лишь бы не смотреть в его сторону. В итоге, просто устав от постоянного страха быть наказанной, ты просто пустила все на самотек, лишь бы не подрывать еще больше его доверие к тебе. До знакомства с господином ты почти не имела опыта общения с мужчинами, так что полноценно оценить правильность его поступков ты не могла. Старшие братья и отец почти не бывали дома, а друзей у тебя не было — запрещала мама. Фигура господина в твоей скудной жизни почти сразу стала благоговейной. Наказания и нарекания — во благо, потому что иначе и быть не могло. Он терпеливо учил тебя тягучим поцелуям, выбивая из груди тихие стоны, заставляя цепляться потными, дрожащими пальцами за его идеально выглаженную рубашку. Широкие ладони, покрытые мозолями от изнурительных тренировок с мечом, заставляли тебя трепетать в вашу первую брачную ночь, практически порхая над твоим одетым в ночную сорочку телом. Он не стыдил тебя за зажатость или излишнюю громкость, потому что считал это признаком отсутствия распущенности. Осыпая тебя словами похвалы, он неминуемо получал все больше твоей чистой, ничем не разбавленной любви, забирая ее целиком и полностью. Потому что лишь ему одному было это позволено. Не влюбиться в него было невозможно.***
Чья-то одетая в кожаную перчатку ладонь лежит на твоей щеке, поглаживая большим пальцем по приоткрытым губам. Это заставляет тебя выйти из состояния дремы, ловя сонными глазами силуэт, объятый ночной темнотой. Лишь аристократичный овал его лица и светлые локоны волос подсвечиваются луной, проглядывающей с веранды. Не хочется признавать, но тебе действительно приятны касания ночного гостя. Пусть и осознание чего-то странного и неприятного уже роится глубоко внутри, ты наивно млеешь под прохладой его рукой. Лишь вздрагиваешь, когда слишком громко в этой изредка нарушаемой фурин тишине раздается снисходительный тон: — Ты так расстроила меня, Т/И. Его ладонь все продолжает свое движение, переходя плавно на шею, от чего ты вновь дергаешься всем телом и чуть отодвигаешься назад, сползая с футона. Он не держит, позволяя тебе сделать это. Дыхание становится прерывистым от осознания близкого контакта с хищником. Ты боишься даже вставить слово. — Ты была такой сломленной, когда мои слуги нашли тебя в четырех километрах от нашего поместья, — он снова протягивает к тебе свою руку, но ты ожидаемо склоняешься всем телом вбок, избегая касания. Он делает вид, что не заметил этого, сжимая ладонь в кулак и опуская ее вниз. — Т/И, я ведь беспокоился. На улице гроза, ливень, а ты даже не накинула на себя ничего. Мы ведь оба знаем, как легко ты заболеваешь. И он был прав в этом. Ты действительно слишком болезненна с детства и по сей день. Ни одна простуда не обходила тебя стороной, оставляя после себя различные осложнения, вплоть до появления хронических заболеваний, когда у твоей семьи не было денег на лечение. Захотелось извиниться, ведь ты получила серьезную рану, а ему пришлось снова нанимать тебе дорогостоящего лекаря. — Почему ты молчишь? — он встает, а ты зеркально повторяешь его действие, отходя ближе к выходу из комнаты, при этом не переставая хромать. — Я сильно обидел тебя своими словами тогда, малышка? И ты правда не знаешь, что ему ответить. — Аято, я не… Ты смотришь заплаканными глазами на мужа, пока он сидит за своим рабочим местом, напирая на тебя своей аурой. Его светлые брови нахмурены, ноздри со свистящим звуком выпускают на выдохе воздух, а глаза пугают своей опасной безэмоциональностью. Звезды в них больше не отражаются; только ярость и слепая ревность. — Ты действительно думаешь, что я идиот? — он встает со своего места, в несколько шагов подходя к тебе и, подхватывая за локоть, притягивая вплотную к своему разгоряченному телу. Сердце твое готово в этот момент выпрыгнуть из груди. — Язык проглотила? Его голос не звучит агрессивно. Он пугает своим показным спокойствием. — Я н-… — надрывно всхлипываешь, видя перед собой совсем уж размыто, — не считаю так. Прости меня, Аято! Пожалуйста! Ты пугаешь меня. Так сильно пугаешь. Твое тело дрожит в его руках, пока сердце бешено стучит, создавая шум в голове. Ты так напугана, что даже не понимаешь толком, за что извиняешься перед ним. — То есть ты не отрицаешь, что этот урод знает тебя? — рука властно захватывает шею подобно ослабленной удавке; не сжимая, но опасно поглаживая пальцами по твоей болезненно-бледной коже. — Ты забыла, чья ты женщина? Чей ребенок у тебя под сердцем? Какого ему чувствовать, что его мамочка — шлюха, м? — он намеренно делает акцент на последнем слове. Хищный прищур пугает, слова больно режут по твоим внутренностям. Ты делаешь вдох и чувствуешь, как внутри что-то ломается. Тут же, неожиданно даже для себя громко воешь, потому что не знаешь, что делать. Тебе так обидно и страшно, а он все продолжает и продолжает, будто упивается твоей беспомощностью перед ним. — Т/И? — голос раздается неожиданно близко к тебе. — Ты в порядке, маленькая? Слезы просятся наружу и ты честно пытаешься их сдержать, однако пара все равно скатывается по щекам, стоит тебе прекратить поток воспоминаний и рассеяно моргнуть. Он будто видит это даже через густую темноту, поэтому снова тянет к тебе свою изящную руку, но уже без надоевшей перчатки. И ты позволяешь этому касанию достигнуть тебя. Потому что оно желанно. Ты чувствуешь, как в этот же момент его губы трогает снисходительная улыбка. — Я напугал тебя в прошлый раз, да? — он тяжело вздыхает и притягивает податливое тело к себе, прижимая твою голову к своей груди. — Прости, маленькая, я был так ослеплен собственной ревностью… Ты слышишь в его голосе сожаление о содеянном и сжимаешь плотнее губы, все же начиная беззвучно плакать. Запах масел, что он использует, душистое мыло, которыми моет волосы, все это заставляет тебя расслабиться и все же принять его. — Т-ты назвал меня шлюхой в тот день, — ты заикаешься из-за сбитого истерикой дыхания. — Ты п-правда так считаешь? Аято делает легкое движение ладонью на твоем выпуклом животе, вскоре тепло выдыхая тебе в ухо и перемещая руку на твой затылок. — Конечно же нет, Т/И, — он нежно перебирает твои лохматые волосы, мягко целуя в макушку. — Я бесчисленное количество раз спрашивал себя в тот вечер, какое право имел применять такую грубость к матери моих будущих детей. Ни одна стоящая мысль не пришла мне на ум даже спустя сутки. Поэтому, Т/И, — он оставляет короткий поцелуй на твоих соленых от слез губах, — простишь ли ты меня? Ты некоторое время не говоришь ни слова, пытаясь успокоиться. Он терпеливо ждет ответа, хотя понимает, что в душе ты уже давно простила его. Просто капризничаешь из-за гормонов. Чуть успокоившись и еще больше разомлев в его согревающих объятиях, ты, чуть облизав собственные губы, произносишь: — Д-да…я тебя прощаю, Аято. Ты действительно не могла на него подолгу обижаться, поэтому быстро простила его. В очередной раз. Потому что злиться на того, кто стал для тебя почти Божеством, было нелепо, грубо и неуважительно. Ты носишь под сердцем его ребенка и вы обязательно будете счастливы, несмотря на твой скверный характер. Просто ты должна перестать общаться с сомнительными личностями, а тем более спорить с тем, кто дал тебе крышу над головой и был все это время так снисходителен ко всем твоим проступкам. Он никогда не бил тебя, так что давай, переставай думать о нем в плохом ключе. Ты также не должна расстраиваться, если Аято запретит тебе покидать территорию клана Камисато, ведь доверие нужно заслужить, а ты в очередной раз все только испортила, опозорив при этом не только себя, но еще и его. Так что прими это с благодарностью и займи себя чем-то не слишком опасным, пока твой муж будет решать вопросы комиссии. Будь для него хорошей женой.***
В этот же теплый вечер, когда Аято уже собирался укладывать тебя спать, уютно расположившись на твоем футоне, где-то в темном городском переулке упал навзничь обычный торговец цветами, в последний раз закашливаясь собственной кровью, толчками выходящей из перерезанной глотки.