trivial

Лучшая любовная история начинается со знакомства. Но знакомиться стоит с собой, с тем, что ты хочешь чувствовать, а не к кому и за какие такие заслуги отдавать все мысли. К сожалению, никто не покажет тебе пальцем, к чему следует стремиться. Жить без мечты до безумия трудно, а жить с ней труднее. Но что поделать, когда застреваешь в полете, а вокруг непроглядный туман, и под ногами ничего? Куда тебя ведёт твоё течение, по которому плывешь далеко не первый десяток лет? Куда переселяются птицы в поисках тепла? Кто ищет опоры в том, кто не стоит на ногах? Феноменально. Вокруг всё хорошо, настолько, что удобно. Проснуться, выглянуть на улицу, где деревья, дома, люди, и машины, и птицы, выпить невкусный кофе, потому что горький, во рту ещё вкус остаётся долго, дома те, кто тебя любит, те, кто готовят еду к твоему приходу. Всё статичное и бумажное, словно хорошо прогрузившийся мир компьютерной игры со стабильным интернет-соединением. Хочется, чтобы лагало. Чтобы структуры застревали и люди посреди разговора застывали со смешными выражениями лица. Хочешь ты испытать любовь или узнать, почему другие плачут или смеются? Это потому что внутри пусто, или грустно? Ты чувствуешь это? Когда выходишь из тёплого помещения на улицу под мелко моросящий дождь, который чувствуется как вода из пульвелизатора, а ты нашкодивший кошак, и этот дождь везде, он будто замер вместе с тобой. Он давит на сумку за плечом, давит на плечи и заставляет сесть прямо на асфальт, грязный и истоптанный, давит так, что пальто весит больше тебя. Почему твоё лицо такое безэмоциональное, Тэхён? Улыбнись, ведь солнце светит так ярко! Тэхён, разве что-то идёт не так? — Как? Почему ты одеваешься в самое красивое, самое глаженное, когда знаешь, что на тебя никто не смотрит? Тэхён сминает ремень тяжеленной сумки, смотрит на тротуар и идёт. Ведь так правильно? Смысл жизни в том, чтобы дойти до дерева, увидеть другое и идти к нему. Как это было в одной книге, название, сюжет и автор забыты, но только тем, кто помнит про дерево. Кто-то ищет вдохновение, кто-то им является, кто-то жить без него не может, кому-то оно без надобности, ведь кто-то обретает мечту. Жить в вымышленном мире со временем становится легко, будто приобретаешь подушку безопасности от боли. Тэхён, хочешь я найду тебе твою любовь всей жизни, вторую половину, человека, который сделает лучше тебя и мир вокруг тебя? Ты не можешь быть целым, ведь целыми рождаются те, кто не нуждается в твёрдой опоре, что заставит землю под ногами стать твёрдой, а сознанию помочь перестать быть забитым ребёнком, запертым под одеялом, прячась от монстров под кроватью и от звуков за дверью, которые заставляют дрожать от страха, не давая слезе упасть, а лёгким внутри впускать воздух. Страшно не открыть дверь, зная, что там опасность, а оказаться без монстров под кроватью и звуков с другой стороны той двери. Потому что если тихо, то значит монстры вылезли, как и звуки за дверью стали в один момент невыносимо громкими, а потом исчезли. И ты больше не имеешь права жить счастливо. Я тебя спасу! Обязательно! Неминуемо! Кто? От кого? Спасешь? Тэхёну двадцать один и четыре месяца. Было. Когда всё, что заставяло его стоять на месте и дрожать, ушло, дав ему решать, желать и получать раны. Всё до печального тривиально. Всё — Чонгук. Но следует помнить, что те, у кого было ничтожно мало чувств, начинают быть зависимыми от всего, что заставляет их чувствовать себя живыми. И дай Бог Тэхёну благоразумия не губить это. Знакомиться с собой не имеет смысла, когда не хочешь. А знакомиться с Чонгуком почему-то трепетно. Как и каждая клетка внутри, которая исходится в экстазе, когда чувства появляются вместо подавленного состояния. Наверное. Когда Чонгук обращается с ним, как с другом. К сожалению, Тэхён не помнил, как они познакомились и когда. На тот момент в душе была мясорубка и резня. Глубоко-глубоко в душе. У Чонгука друзей пруд пруди, Тэхён не завидует — знает, что не смог бы, столько людей опустошили бы. А он не жалок, чтобы жаловаться, и не жалок, чтобы жалели. Чонгук добр, красив, умён, дружелюбен, талантлив, а ещё он понимающий и сочувствующий. Он может быть рядом, не нарушая личного пространства и тонкой душевной организации. Он, чёрт возьми, заслуживает не знать Тэхёна. Он не миссия, а хороший человек, такой, что заслуживает всех положительных эпитетов. Почему же он должен вытаскивать Тэхёна из подавленного состояния? Тэхён любит Чонгука, как никакого другого человека в целом мире, как не любит себя. Сложно понять человека, который готов отдать себя полностью, и даже больше, другому человеку. Подержать за руку в обмен на душу; обнять, а взамен жизнь; просто посмотреть, и другой готов лезть под пули, лишь бы тот, кого он защищает, был невредим. Нездорово. Но никто никому не должен. Люди, которые считали себя друзьями Тэхёна, лишь опускали руки. Никто не может быть спасён, если не хочешь спасения. Потому что легче вынести из огня, поднять со дна, чем заставить человека, который для себя всё решил, передумать. А Тэхён выбрал Чонгука. Но несмотря на сгустившиеся краски и на безнадежный случай Ким Тэхёна, не всё так плохо: Чонгук хороший выбор. Просто когда люди вместе, один любит больше, а другой позволяет. Кто-то любит, а кто-то зависим. Чонгук обнимает Тэхёна как можно чаще — Тэхёну необходимо. Слова складываются в непонятное бурчание и теряют свой смысл, голос подкашивается, как и колени, и звучит на несколько тонов ниже и глухо по началу. И ты не говоришь «привет», ты киваешь, а на горле замок. Все же он узнает Чонгука, когда что-то под кожей и рёбрами ёкает, словно зверёк в клетке при виде хозяина. И решётка дрожит без надежды, что она откроется. Возможно, они учились вместе, возможно, кто-то из друзей познакомил их, возможно, они встретились где-то ещё, но это начисто стёрто из памяти. А Тэхён спрашивает у Минхо, как его зовут. И тогда «Чонгук» звучит не как слово, собранное из звуков. Любовь всей его жизни коротко кивнул ему, проходя по длинному коридору, будто бы они и правда дружили. Минхо — друг Тэхёна — один из тех людей, что не спрашивают почему да зачем, а просто отвечают на вопрос. Он становится значимым, как часть жизни, важнейшая, между прочим. Это наверняка глупо — спрашивать имя человека, который уже как несколько лет находится в поле зрения. Так называемая мёртвая точка пройдена: Чонгук не друг. Они ходят мимо. Друг друга. Нравится чувство npc, Тэхён? Помню, тебе было страшно оказаться главным героем, на которого давит гиганский груз ответственности. Почему сейчас ты боишься затеряться на общем фоне, надейся что твой живописец не любит писать драму. Короткие взгляды, мимолетные вежливые приветствия, длиннющие коридоры, за поворотом которых уже другой сюжет, не твой, а ты стоишь у стены, дверей нет, окон тоже. Двигаться не можешь, как и дышать. Интересно, почему время идёт быстро, когда оно замерло? Пройдет 48 часов, ноги будут болеть нещадно, а спина взмолится о пощаде, но ты просто замер, чтобы перевести дыхание. В нерешительности ты губишь свое время, в самоистязании ты тратишь себя. Но это же настолько быстро проходит! Безболезненно для чувств! Разве это не важнее всего, беречь их? Состояние мечется между апатией и отчаянием. Из ощущений только усталость. Вопрос «а надо ли?» повторяется чаще, чем тот огонёк, что зовётся желанием. И попытка выбраться из скорлупы своей узкой зоны комфорта сравнима с пересиливанием, когда знаешь, что не способен продержаться больше пяти секунд, но стоишь пятнадцать. И продолжаешь стоять, ожидая когда организм подведёт. Но, падла, крепкий. Держится чудом. Тэхён надеется, что всё начнётся: история любви с ним в главной роли. Про конец он даже не заикается. В стенах одного университета с Чонгуком находится много самых разнообразных людей, которые незаметны Тэхёну: есть имена, лица, но ничего больше, как и сам Тэхён — оболочка, которая ходит под именем, которое он не выбирал. Это гнетущее чувство уже порядком надоело. Смотреть на мир сквозь глухое стекло, говорить сквозь него. И чувствовать, что все попытки тщетны. Таким образом проходит всё отведённое время. Первое, что полноценно ощущает Тэхён, это страх. Страх, что Чонгук его не заметит так, как он хотел бы, что Чонгук когда-нибудь просто пройдёт мимо без каких-либо слов. Но первый шаг, важный шаг, очень тревожно делать. Достоин ли? Не будешь ли лишним? Хотят ли тебя видеть? Чонгук держит за руку. Обычно две руки Тэхёна зажаты между двух рук Чонгука. У Чонгука потные ладошки, особенно когда он взволнован или когда слишком долго держит руки Тэхёна. А ещё они большие и тёплые, но меньше, чем у Тэхёна. Первый шаг, конечно, делает не Тэхён. Он слишком трус для этого. В какой-то из бесконечных дней, помогая аспирантуру на кафедре, Тэхён потратил слишком много времени. Время пересдач, когда каждый безответственный студент внезапно приходит и требует времени и внимания к себе. На часах было около восьми, а в здании не было практически никого. Чонгук появился. В легкой чёрной дутой куртке с коричневым шарфом в клетку, на плечах не высохли капли дождя, а его ботинки оставили мокрые следы у двери. Волосы были влажными и неаккуратными. Слишком мило. Он принёс кофе, бананы и что-то из выпечки. Тэхён недоумевает, не ему же это. С какой стати Чонгуку о нем забо титься? Пришедший не из тех студентов, что пропускают без уважительной причины, он, если пропустит, то подойдёт к профессору и спросит про дополнительное задание. Списывать просят у него. Домашку спрашивают тоже. В такое время и на кафедре? Чонгук кивает и делает парочку небольших шагов по направлении к Тэхёну, который стоит столбом с громоздкой стопкой папок. — Тебе помочь с чем-нибудь? — Тэхён кладёт стопку на стол, что-то падает, неважно. — Если ты про научную конференцию, то она будет двадцать пятого апреля. Тэхён очень рад его видеть. Чонгук ставит всё принесенное на стол рядом с безликой белой кружкой, на которой виднеются разводы от чайного пакетика. Надо было помыть. — Нет, у нас была репетиция выступления. Мы задержались, но я увидел, что ты ещё тут. Принёс тебе. Это… приятно. Приятно просто видеть Чонгука. А такое расценивается как весёлый трунь на нервах Тэхёна. Статичная картинка меняется. И Тэхён не знает, по нраву ли ему. Когда всё предсказуемо, очень легко просыпаться. — А-а, спасибо, — он поправляет чёлку. — Нет, правда, спасибо. Я очень признателен, — как низко ты пал, что за элементарную дружескую заботу ты чувствуешь вину. Чонгук улыбается и делает жест руками: быстро отводит два сложенных пальца от лба на короткое расстояние. — Бывай. Долго не сиди. Он проходит всю комнату за три длинных шага. Он, кстати, всегда ходил быстро. И глазами улыбался, как в лучших традициях топ-модели по-американски. Шире шаг! Шире улыбка! — Да, конечно, спасибо. Дверь захлопывается. Ох, и что это было? Чонгуку на него не все равно? Немыслимо. Чёрт, надо было надеть другие ботинки или хотя бы лишний раз протереть эти. Не критично, но неопрятно. Да и этот свитер скатался в рукавах. Плохо, слишком плохо. Лишь бы он не видел слишком много плохого. Сойти с ума. Да и желудок начинает сводить в нервном напряжении. Давай, пожалуйста, не считать себя последним человеком в мире? Один день, который так хорошо шёл, пожалуйста? Ты не плохой. Ты не мерзкий. Просто чувствуешь себя так. Потом, отчего-то, времени между Чонгуком и Чонгуком нет. Тэхён живёт от одной остановки к другой. И снова. Но уже за пределами корпуса, вообще-то в шумной курилке, где надо бы проветрить, хотя всё здесь открыто и обдувается, где ещё тушат сигареты о стены и узнают больше всего новостей. Тэхён стоит с сигаретой. Один. Когда все вокруг разбились по группам и воркуют. Не привыкать. Утро замечательное. Вставать было тяжело. Усталость давала о себе знать. Но утро хорошее: тёплое, но не жарко, слегка прохладно, но не холодно. И на пустой желудок одной сигареты вполне хватает. Экономно. И снова Чонгук. Хочется, чтобы подошёл, очень. Тэхён снова в плену своих комплексов и излишней рефлексии. Последние две недели выматывают сильнее, чем предыдущие. — Доброе утро, — первым здоровается Тэхён, и честно, он горд собой. — О, Тэхён, — Чонгук замечает своего знакомого и меняет траекторию движения, — как дела? Жаловаться нельзя — отталкивает людей. — Всё прекрасно: жив, здоров. — Что слушаешь? — Тэхён забыл о наушнике, который тут же вынул. — Баллада о любви. Хочешь послушать? — протягивает наушник. — О, да! Интересно, что у тебя играет постоянно. Ты выглядишь так, будто там тяжёлый рок. Ну, знаешь, та музыка, которая звучит, как авария. И как в мемах, где в музыке что-то специфичное, а на лице лёгкая улыбка. Или наоборот: выражение лица такое, что кажется, что человек зол, а в наушниках опенинг Наруто. Хотя я скорее всего второй вариант. Тэхён улыбается. А Чонгук очарователен. — Да, определённо. Но я бы не сказал, что ты можешь выглядеть устрашающе. Обычно ты похож на добряка. Готов спорить, но ты любишь, наверное, что-то по-тяжелее. Tokyo Hotel? — Чонгук машет головой и широко улыбается. — Подожди, я должен угадать? — Maroon 5? — снова мимо. Но Чонгук коротко кивает. — Ранил? — по Чонгуку видно, что попадание частичное. — О, хорошо. Я близко. Джастин Бибер? — снова кивок. Чонгук широко улыбается. Мило. Мило. Мило. Блять. Почему сердце екнуло. Блять. — Верно. Я люблю это. Возможно, это неочевидно. Но в шестнадцать лет, я, готов поклясться, знал абсолютно все его песни. Ещё one direction хороши и little mix. О, и SNSD обожаю. Тэхён смеётся. Чонгук комфортный, ровно настолько, чтобы не нарушать чужие границы, чтобы хотеть доверить ему рассказ про всю свою жизнь. Тэхён уверен, что расскажи он всё, и если Чонгук незлобно скажет, что он, Тэхён, лох, то он не обидится. Это же Чонгук. На него нельзя злиться. — Понимаю. Даже помню, как пытался подпевать песням Гарри Стайлса. Это было незабываемо. Буквально дня три назад. Чонгук хихикает. — Кстати, спасибо, что тогда покормил. Думаю, я хотел этого больше, чем понимал тогда, — почему Чонгук немного покраснел. Это можно было списать на погоду, но…? Чонгук. — Давай как-нибудь пообедаем, хорошо, Тэхён? Если ты, конечно, не возражаешь. И если ты не занят. И если ты, конечно, хочешь. — Хочу. Если честно я всегда мечтал провести с тобой как можно больше времени Чонгук удивлён, потому что это не совсем в стиле Тэхена — говорить о чувствах и о желаниях. В этом нет ничего такого, стой перед ним кто-то другой. Замкнутый знакомый, который кажется нелюдимым и не тянется ни к кому, выглядит несчастным, словно побитая собака, но почему-то вызывает умиление, да и он как-то прикипел сам по себе: всегда недалеко, но тем не менее, точно на расстоянии вытянутой руки. — Я много думал о том, как с тобой общаться. Оказалось — чертовски просто. Я надумал невесть что. Хочу сначала, как в младшей школе. У тебя есть романтический чек-лист? Если честно, я крайне плох в планировании, особенно когда надо, чтобы это было приятно кому-то еще, — Чонгук, конечно, музыкант, его речь такая, что кажется будто стихи начнут складываться сами собой. — Это совершенно нормально, что не совпадет, тем не менее, хочется чувствовать чье-то счастье, например, твое. Утро со вкусом тяжелой влажности и со спокойными деревьями, замершими стенами, тоже влажными, от этого даже на улице вокруг как будто стены, быстро рассеивающийся дым едких сигарет, вес возраста, тягота наступающих экзаменов и запах серости. Все это настолько ярко отпечаталось у Тэхёна в голове, что он может оказаться в такой обстановке стоит лишь представить цвет, запах и звуки. Голос Чонгука сонливо хриплый и достаточно звонкий, и этого хватит, чтобы с закрытыми глазами и ушами слышать мягкие вибрации. Тэхён всерьез хочет взять его за руку и не отвечать. Тэхён не помнит ничего дальше: появилось чувство, что его засасывает в кокон меланхолии, где только ему и место. Возможно, это был флирт. И снова он в закрытом доме, где за окном ураган: капли дождя на окнах, слезы удовольствия на щеках. Ему комфортнее, чем могло бы быть где угодно. И то, что эйфорию ему дарит кто-то конкретный, совсем не пугает, а манит. Следующее место, в котором он был с Чонгуком — пляж в Пусане, какое-то университетское событие, где он и куча людей, чьи лица заблюрены, где Чонгук в голубых свободных джинсах и в теплой черной толстовке с капюшоном. Тэхён ответственный, исполнительный и до жути поверхностный, когда дело доходит до его обязанностей: ни больше, ни меньше, четко, по делу и всегда выполнено хорошо. Прагматичен. Там, в Пусане, в окружении холодного ночного ветра, среди догорающих сумерек, с бутылкой темного горького пива, докуривая третью сигарету со скуки подряд, шуршащих на фоне голосов, с проваливающимся твёрдым мокрым белом песком; там, между пастельно-коричневыми облаками и тёмно-синим небом и блестящим морем, которое словно спящий живой организм, который выдыхает после тяжелого, утомляющего дня, внутри пузыря из застывшего прохладного воздуха, с легким дующим в лицо ветром, Тэхён был доволен, что сердце бьется ровно. Пусть руки замерзли. Неважно, совершенно. И то, что он чувствует это самостоятельно, не из-за кого-то, просто делает всё волшебным. А еще минут двадцать спустя, всё там же, зайдя за палатку с едой, которая пахла чем-то безусловно ароматным и сытным, Чонгук держал его за шею, поглаживая большим пальцем за ухом, второй рукой плотно прижимал его свитер к продрогшему телу. Его губы на вкус были солеными, а кожа немного липкой и шершавой. Прерывистое дыхание, словно дым, расходилось между ними, практически осязаемое. Идеально правильное. Они уходят с пляжной вечеринки, зная, что там никто не будет никого искать и строить по парам дабы пересчитать — не пять лет — не маленькие. Мотель, в котором они снимают комнату, милый и хорошенький, уставшая девушка за ресепшном смотрит беспристрастно, словно это её работа, как и есть на деле. Чонгук держит руку Тэхёна у себя в кармане, сжимая пальцы и поглаживая их. Их номер — двадцать семь, как и последние цифры номера телефона Тэхёна. В комнате настежь распахнутое окно, через которое слышно возбужденные звуки города снаружи и приглушенные звуки музыки. В комнате два настенных светильника у изголовья кровати, что не были выключены, желтый свет которых томно ложился на поверхность создавая чёткие тени от мебели. Чонгук снимает кроссовки, наступив на задники, через голову срывает толстовку и кидает на одноместное кресло, с Тэхёном он мягче: сжимая в руках каждый сантиметр свитера Тэхёна, он значительно мягче, оттягивает воротник, чтобы не задеть серёжку Тэхёна, держит за руки, как будто знает, что от этого Тэхён расплывается где-то внутри души, даже если это их задерживает — но разве кто-то говорил, что надо спешить? Порывы страсти — это, конечно, хорошо, но наслаждения от необдуманного мало. Чонгук вынимает из недавно приобретенного пакета смазку и презервативы и кладет на пол за неимением лишних поверхностей. И, пожалуй, если Тэхёна спросить: не против ли он умереть прямо в этот момент — тот кивнет и оставит жизнь на произвол судьбы. Он думает: будь на месте Чонгука кто-нибудь другой, то испытывал бы он то же самое? Или просто хотел почувствовать себя тем, кто занимает мысли другого человека — так, будто он слишком долго был одинок? Недолго — часа хватит. Руки Чонгука держат крепко, и само его тело твёрдое, тренированное, он болезненно сжимает бедра. Эти руки, должно быть, побывали везде: Тэхён чувствует отпечатки на ребрах, бёдрах и ногах, они горят синим пламенем, которое, наверняка, из самой преисподней, дабы показать Тэхёну, чего у него никогда не будет. На удивление, Чонгук неравномерно тратит время на подготовку: превалирующую часть занимают поцелуи и обследование тела языком — шея от слюней липкая, но засосов не останется, потому что Чонгук старался оставить их там, где одежда закроет. И знай Тэхён Чонгука лучше, заподозрил бы того в оральной фиксации. Когда Чонгук переворачивает Тэхёна на живот и крепко держит правой рукой тазовую кость партнера, второй, левой, он сжимает ляжку, сильно натягивая кожу. Толкается коротко, набирая быстрый темп. Оргазм у Тэхёна недолгий и острый, пронзающий, сводящий мышцы ног. Чонгук заканчивает, плотно прижимаясь ягодицами к Тэхёну. Он удовлетворенный и измотанный, что ж это определенно хорошо, да? А у Тэхёна чувство, что чего-то не хватает. Рано утром они расходятся каждый по своим нуждам. И вот тогда, в каком-то супермаркете с работающим на славу кондиционером, Тэхён находит себя во вчерашней помятой одежде. Мальчик на кассе с именным бейджиком «Чонин» интересуется его состоянием, когда Тэхён приносит ему пробить два энергетика и шоколадный батончик. И Тэхён думает: что такое — быть в порядке? Видеть Чонгука и разговаривать с ним сегодня нет ни сил, ни желания. Ему определенно нужно остыть и зарядить социальную батарейку. В Пусане было красиво и хорошо. С ним не объяснились, чего он и не требовал, трусливо избегая разговора, начать который надо, как правило, после минут десяти звенящей осязаемой паузы. В Сеуле тоже хорошо, дома простыни мягче, ветер холоднее. В книжном магазине, где Тэхён работал, следя за временем до конца смены и считая часы, последние полчаса тихие и умиротворённые, полы помыты, книги расставлены, никого нет. Чонгук приходит, услужливо предлагая скоротать время. Они сидят за столом для чтения друг напротив друга, и тихо разговаривая о комиксах: Чонгук оказывается хорошо знаком с Сорвиголовой, у него даже зажигалка есть с Меттом Мердоком из экранизации Нетфликса. Зажигалка, к сожалению, закончилась, но продолжала лежать во внутреннем кармане рюкзака, что забит всякой мелочью «на всякий случай»: несколько пачек салфеток, теплая кофта, пару резинок: Чонгук завязывает волосы в маленький хвост, демонстрируя, в нем сантиметров пять — он ими гордится; термокружка с закончившимся в ней кофе, уйма ручек и множество исписанных непонятно чем тетрадных листов. Их секс они игнорируют — почему бы и нет. Но продолжают им заниматься — почему бы и нет. Они снова расходятся комично в разные стороны. Тэхён дарит ему такую зажигалку, как бы невзначай. Тэхён приносит Чонгуку белые камелии, после победы Чонгука в спортивном матче, Тэхён понятия не имеет о правилах игры, но он заинтересованно смотрел, узнавая хорошо или плохо разворачиваются события только по реакции зала, ориентируясь на сидящую рядом Джугён, которая знала об этом явно больше него. Цветы он дарит на следующий день в абсолютно не торжественной обстановке — в коридоре между деканатом и женским туалетом. Чонгук приносит такие же цветы на следующей неделе: они набиты на предплечье, вокруг них рамочкой «Извините за опоздание. Я заблудился на дороге под названием жизнь.» на английском, неизвестная Тэхёну цитата вырвана из Наруто. И говорит, что сам давно хотел. А еще позднее Чонгук зовет Тэхёна в его любимый бар и обещает, что там самый вкусный грушевый сидр, который он только пробовал. И не врёт. Они вызывают такси, которое умудрилось попасть в аварию, заставив прождать пятнадцать минут, прежде чем заказ отменился. Пробки в городе подсобили. Они заходят в переулок, где нельзя было сказать, что в шаговой доступности оживленная широкая улица. На этот раз Чонгук целует Тэхёна менее торопливо, более слюняво и чуть громче. Хондэ возбужденно шумит, Чонгук заставляет Тэхёна возбужденно постанывать. До квартиры Чонгука пешком полчаса, и Тэхён рад, что возбужденное и торопливое, спонтанное и страстное стало хихикающим, смеющимся, дружелюбным. Пара стеклянных бутылок грушевого сидра звенят в рюкзаке Чонгука. Они заходят в уличное кафе и заказывают жаренную курицу на вынос. Они останавливаются около каждой беседки для курения, которые щедро расставлены на протяжении пути. Каждый раз с Чонгуком чувствуется комфортнее: как с семьей, когда приходишь домой, и ты рад, что эти люди находятся рядом с тобой. Его держат за руку, шуршащий пакет совсем не отвлекает слух от тихого голоса Чонгука. Пропустить слово кажется сейчас таким трагичным. А еще Чонгук останавливается у входа в ночной клуб, где отчетливо слышно песню Twice, он подпевает и подтанцовывает, оставив вещи Тэхёну. Вокруг спонтанного перфоманса останавливаются пару человек, что заинтересованно смотрят и снимают на телефон — наверняка пополняют сторис в Инстаграме, но это даже мило? Его друг (?) был всегда аккуратным и ухоженным, особенно когда это касалось его внешнего вида: никаких посторонних запахов, кроме, разумеется, табака, там только стоять на поле и выветриваться после каждой сигареты; одежда никогда не грязная, никогда не мятая, зубы чищенные, лицо мытое, руки аккуратные, носки, трусы — только первой свежести, всегда чистая голова и протертая от всякой пыли и грязи обувь. Педантичность — это всегда хорошо, в умеренных количествах. Он тот, кто не выйдет из дома пока не будет уверен в себе. И поэтому, под камерами телефонов, в центре внимания, он выглядит уместно. А ещё вблизи его глаза сияют ярче самых дорогих и драгоценных камней. Когда он улыбается, его глаза блестят счастьем. Когда его глаза слезятся, Тэхёну почему-то жизненно важно вытереть эти слёзы. Квартира Чонгука небольшая и практичная. Здесь… много стульев и цветов в горшках. Тут нет ярких оттенков, кухня уютная, и стоящий вдоль стены кожаный диван не портит картину, как и стоящий посреди помещения кухонный стол с двумя табуретками рядом. Вокруг кровати три таких же табуретки что на кухне: одна с ноутбуком, вокруг ножек оплелось зарядное устройство ноутбука, вторая втиснулась между кроватью и окном, на ней остались следы от кружек, которые все еще на табуретке — чай, чай, вода; третья, совершенно пустая, соседствует со стоящим на полу высоким фикусом. Кофейный столик ближе к длинному шкафу, куча разбросанных ручек и листов. Тут зеркало, разбросанная косметичка. Квартира показывает привычки Чонгука, почти все, что есть. Лежа на кресле-мешке, которое совсем не вписывается в обстановку, Чонгук и Тэхён смотрят Баскетбол Куроко. Жутко неудобно, еда и сидр стоят на полу, ноутбук уже без зарядки на стуле рядом с ними. Чонгук практически полностью лежит на Тэхёне, положив голову на плечо и сползя ему между ног. А еще более неудобно целоваться в таком положении. Чонгук переворачивается на живот все так же на Тэхёне, бутылка на полу падает, неважно. В этот раз Чонгук настаивает, чтобы смотреть друг другу в глаза. В этот раз Тэхёну нравится больше. Из абстрактных вселенского масштаба проблем Тэхён переключается на насущные, повседневные, и это ему даже нравится, когда голос, спрашивающий «для чего», «зачем» и «почему», заглушается, теперь он сосредоточен на Чонгуке и балансе в отношениях: отдает ли он несправедливо меньше, чем получает, доволен ли этим его друг (?), почему, черт возьми, он такой трус и почему он боится начинать тот самый ублюдочный разговор «кто мы друг другу». Чонгук звонит ему в четверг, Тэхён заваривал свою огромную кружку зеленого чая. Чонгук любит разговаривать по телефону, ему нравятся все те вещи, которые не кажутся сексуальными, обычно это очень тактильно, но не интимно: держаться за руки — будь у него потные ладошки, Тэхён более чем уверен, что никогда бы не пожаловался — обниматься, Чонгуку нравится прижимать его близко к себе, кладя одну руку на шею и поглаживая линию роста волос, шепча что-нибудь Тэхёну на ухо, его губы очень близко к ушной раковине, тёплый воздух согревает что-то большее, чем кожу, например, душу. Тэхён, в принципе, живет в секунде, чтобы расплакаться. Чонгук тот, кто позволил бы реветь в себя. Чонгук любит, когда они вдвоем, всё складывается само собой. Чонгук не выводит его на откровения, всё достаточно поверхностно, но так тепло и душевно. Чонгук умеет любить, и это разбивает Тэхёну сердце. Потому что он нет. У Чонгука мягкие руки, мягкое сердце, мягкое, доброе сердцу лицо, мягкие ляжки, мягкие волосы. Тэхён готов себя проклясть себя, если сделает тому больно, заставит его сердце болеть. Чонгук не заслуживает. Ни боли, ни его, такого, каким он является: непринятый, отвергнутый всеми и самим собой, с кучей проблем и личностей, созданных для каждого, Тэхён будто всегда под гнетом вины и скорби. Но я обещал тебя спасти, но не получается. Тэхён боится услышать «я тебя люблю» — это накладывает массу ответственности, к которой он не готов. Возможно, он идеализирует, но кто запрещал. Чонгук разговаривает на громкой связи: на фоне шуршание и голос приглушен. Создается впечатление, что с Тэхёном ему комфортно, как будто бы он тот, с кем бы Чонгук хотел заполнить свободное время. И это гложет. — Я бы хотел попробовать римминг. Мне всегда казалось, что я слишком брезгую, но тебя не боюсь. Только, бога ради, помойся хорошо, это мой первый раз, если ты понимаешь, о чем я, — Чонгук звучит слишком буднично, это создает впечатление, что между ними больше, чем несколько месяцев. — Эх, Чонгук, если бы я собирался облизывать твое очко, мне не нужно было ничего, кроме твоего очка. — Подожди, не называй это так, я могу передумать. И честно, только не смейся. Мне, наверное, нравится удовлетворять кого-то ртом. — Думаю, что я заметил… — конечно, заметил. Чонгук уделяет куда больше времени поцелуям, он неосторожно оставляет засосы, увлекшись шеей Тэхёна. Он облизывал внутреннюю сторону бедер раз больше, чем могло показаться. В те разы, когда Тэхён сверху, прежде чем приступать к подготовке, пальцы Тэхёна проводят во рту Чонгука едва ли не больше, чем в жопе, он от этого дуреет, а залюбовавшись, Тэхён как-то забивает на ход времени. У Чонгука два пирсинга: один в языке, второй на губе, не прошло и часа с тех пор, как он их проколол, чтобы штанга была в покое. Чонгук больше наслаждается ощущением чего-то на губах, нежели дымом и никотином. — Правда…? — Ага… Чонгук заставляет его чувствовать покой и счастье, которые кучей шипов разрезают кожу изнутри. Тэхён борется с разъедающим сознание червем под названием «я не достоин», Чонгук этого никогда не услышит, не узнает. Отвратительно, когда тебя утешают, особенно когда человек, уверен, что сможет побороть это в тебе. Это ужасная манипуляция на чувстве жалости: ты говоришь, что плох, тебе отвечают, что нет, а своим словам хочется верить. И зачем обрекать Чонгука на это? Всё легкомысленно и плавно, но надолго ли. — Чонгук, с анилингусом все понятно. Мне надо уехать на пару дней, — врёт, ему нужен перерыв. На время, совсем недолго, отсрочить то прекрасное, что удовлетворяет его сознание. Тэхён боится, что Чонгук его любит. Больше, чем того, что Чонгук его не любит. Тэхён, и правда, уезжает. В Пусане он останавливается там же, где были они. Словно наступить на гвоздь. Он всегда всё портит. Он всегда предатель. Сейчас ему хуже. Сейчас он не знает, что происходит. Его никто не ставит перед фактом. У него есть выбор, в любой ситуации есть выбор, только человеку свойственно называть ситуацию безвыходной, если ни один из выборов его не удовлетворяет. Тэхёну не надо смиряться, адаптироваться и привыкать. Всё зависит от него самого. Он, и правда, недостоин. Ничего хорошего. Чонгук к нему привязался, он ему доверяет, не лезет в душу, не копается в нем и его прошлом, которое Тэхён забыл, замял и зарёкся не возвращаться к нему. Чонгук заставляет его сердце дрожать. Как дротик, попавший в цель, как стрела, попавшая в центр мишени. Тэхён привык сбегать и избегать. Тэхён — чертов предатель, Тэхён делает неверный выбор. В Пусане, в дурацком Пусане, где все было так хорошо. Тэхён очень напуган. А еще он вусмерть пьян, девушка, очень красивая, с мягкими шелковистыми волосами, ровной кожей. Красивое платье, которое не на ней. Она под Тэхёном. Ян Чёрен, студентка факультета журналистики, приехала потусить к семье, у брата её вчера свадьба была, подготовилась к экзаменам, месяц назад её статью опубликовали. Она щебечет, прижимаясь к боку Тэхёна. Она стонет хрипло и прерывисто. Он хочет забыть свое лицо. Он просто мерзок себе. И, как бы не иронично, первое, что он говорит Чонгуку по приезде, это: «я тебя люблю». Что ты, блять, несешь? Второе, что он говорит, это: «давай все закончим, пока все не зашло слишком далеко». Что ты, блять, несешь?