***
Письма с почтовым штампом Британии он получает практически каждый день. На протяжении невыносимо долгих десяти лет. Тянь Цзы делится с ним всем, что видит и переживает. Лишь ему одному, переложив чувства в иероглифы и запечатлев их на плотной зернистой бумаге, она доверяет все самое волнующее и сокровенное. Переживая ее жизнь как свою собственную, забывая во время чтения обо всех насущных проблемах, Синкэ не замечает, как неровный, кажущийся по-детски стремительным, почерк постепенно становится ровным, изящным, странно волнующим. Каждое послание он разворачивает с все возрастающим благоговением, неосознанным, и потому особенно трепетным. И когда, наконец, в последнем письме приходит лишь краткое: “Я возвращаюсь. Совсем. Через два дня буду в Токио”, он прижимает драгоценное послание к ставшим вдруг сухими губам. И старается не думать о том, что лишь неделю назад он перенес тяжелейший приступ, после которого врач назначил ему постельный режим минимум на месяц. В этот апрельский день по-осеннему неуютно – дует резкий ветер, с затянутого низкими тучами неба льется нескончаемый дождь. Синкэ меряет нетерпеливыми шагами зал ожидания, косясь на радостные лица вокруг, и не сводит ноющих уже глаз с электронного табло. Самолет прибывает с опозданием на час. И в тот же миг мучительная слабость сковывает его неокрепшее еще тело, к горлу подкатывает ком, голова идет кругом, и Синкэ устало отходит в сторону, прислонившись лбом к холодной металлической стене. Но тут в зале появляются первые пассажиры из британского самолета, и он усилием воли заставляет себя оторваться от необходимой опоры, вновь вглядываясь в катящуюся мимо него толпу. Он упорно ищет взглядом маленькую девочку, едва достающую ему макушкой до пояса, и вдруг замечает возле выхода из зоны таможенного контроля высокую стройную девушку в светлом пальто, машущую ему рукой и кричащую на весь аэропорт звонким голосом: - Синкэ, Синкэ, я здесь, Синкэ!!! И сердце снова пропускает удар, и снова ощущение дежавю облепляет плотным коконом, влечет за собой, волнует до глубины души. Точно так же, одиннадцать лет назад, маленькая принцесса звала его на помощь, насмерть перепуганная, бледнее белого свадебного платья, надетого на нее против желания, ради постылого династического брака. И он, как тогда, идет к ней, почти срываясь на бег, неосознанно ища рукой давно отложенные в сторону мечи, и не сводит глаз с изящной ручки с зажатыми в кулак пальцами и оттопыренным кверху мизинцем. Время идет, они меняются, но обещания, данные и скрепленные этим детским жестом, остаются в силе и сбываются одно за другим. Он показал ей мир за стенами Запретного города, а она вернулась. И Синкэ идет вперед, продираясь сквозь потоки людей, не сводя глаз со своей принцессы, превозмогая слабость и дурноту. Идет, несмотря ни на что. И тут Тянь Цзы бросается ему навстречу, позабыв о неторопливой походке и царственной осанке, бежит, протягивая к нему руки, зовет по имени, захлебываясь от счастья, и буквально падает в его раскрытые объятия, обвивая дрожащими руками крепкую шею Синкэ и пряча на его широкой груди взволнованное лицо и готовые пролиться из глаз слезы. Минуты идут одна за другой, и ни он, ни она не в силах разорвать объятия, вспомнить о необходимой субординации. Ведь она, по-прежнему, принцесса, будущая глава правительства Китайской Федерации, и он не должен так обнимать ее на глазах у всего аэропорта, но отпустить ее сейчас, после стольких лет разлуки, превыше всех сил человеческих. И лишь огромным усилием воли Синкэ делает шаг назад, крепко сжимая пальцы на дрожащих плечах девушки. Снова и снова всматривается он в вытянувшиеся черты ее изящного лица, в котором от прежней девочки остались лишь большие алые глаза, скользит взглядом по длинным, распущенным по плечам, белым волосам, и впервые не может найти слов, чтобы выразить охватившее его смятение. С трудом выдавливает изумленное: - Теньши-сама, госпожа моя, вас не узнать теперь… Она улыбается, утирая бледными пальцами слезы, и снова прижимается к нему, не замечая, какой дрожью отвечает на ее порыв тело Синкэ, как изо всех сил пытается он сохранить хоть какую-то дистанцию. - Синкэ, здравствуй, Синкэ! Наконец-то я вернулась! Как хорошо, я снова с тобой! – шепчет девушка, не в силах сдержать слезы счастья. И тут Синкэ, скрепя сердцем, все же приходиться силой разорвать объятия и осторожно напомнить принцессе о ее долге. - Теньши-сама, мы должны ехать, вас ждут в резиденции госпожи Наннали, а после вы должны предстать перед вашими подданными. Он безмерно рад тому, что смог вырваться встретить ее в одиночку, без надлежащей свиты и охраны, и хотя теперь ему придется с месяц выслушивать ворчание компаньонок будущей императрицы, ему все равно. Пара минут наедине с его принцессой – определенно, это стоит куда как больших жертв. По пути в резиденцию он не сводит с нее истосковавшихся глаз, изучает, запоминает, восхищается произошедшими с ней переменами, а она, непринужденно и радостно, щедро делится с ним прожитым и увиденным, и кажется, что в написанные за эти долгие десять лет письма не вошла и тысячная часть пережитого ею. А вечером, на торжественном балу в честь приезда будущей китайской императрицы, Синкэ вновь не сводит с нее глаз, пораженный линиями стройного, затянутого в светло-розовый шелк, девичьего тела. И только сейчас до него доходит, что девочка, которой он отдал свое сердце шестнадцать лет назад, исчезла. И теперь он принадлежит повзрослевшей Тянь Цзы, целиком и полностью, без остатка. Мимо вихрем проносятся танцующие пары, слышатся взрывы смеха, изящные комплименты. Синкэ опять становится трудно дышать – за весь этот бесконечно долгий день он не отдохнул ни минуты. Начинает предательски кружиться голова, и он делает шаг к фуршетному столику, берет стакан с обычной водой и залпом выпивает ее. Как будто становится легче, но стоять прямо уже нет сил. Шагнув в тень больших цветочных ваз, расставленных по периметру зала, он прячется за ними, с облегчением прислоняясь разгоряченным лбом к холодящей поверхности оконного стекла. И вдруг… - Синкэ, вот ты где! Я всюду ищу тебя, Синкэ! – этот звенящий счастьем голос заставляет его собрать все силы и повернуться к той, что дороже всего на свете. И замереть, не находя нужных слов, в очередной раз поразившись произошедшим с ней переменам. Она выросла, но все так же смотрит ему в глаза снизу вверх. Убранные в изысканную прическу белокурые волосы украшены маняще пахнущими цветами, бледно-розовый шелк облекает тонкую фигуру плотным футляром, а бриллиантовые капельки-сережки оттеняют ликующий блеск огромных алых глаз. - Потанцуй со мной, - вдруг, смутившись, просит Тянь Цзы, пряча взгляд и протягивая затянутую в белую лайку перчатки руку. Он не может отказать ей в такой простой просьбе. И пусть это будет неимоверно трудно – легко скользить по начищенному паркету бального зала, - он сделает ради своей принцессы все. А она никогда не узнает, каких жертв ему это стоило. Но все трудности и ощущение собственного бессилия исчезают без следа, едва его рука ложится на гибкую талию принцессы, а вторая сжимает ее дрожащие пальцы. Музыка подхватывает их движение, настраивает на беспечный изящный ритм, и вот они уже кружатся в танце, забыв обо всем на свете, не сводя друг с друга изумленных и радостных глаз. Потому, что каждый шаг дарит новое открытие, волнующее и неожиданное. И каждый взгляд говорит больше любых слов. И нет сил остановиться, когда следующая мелодия приходит на смену кончившейся, и лишь когда Тянь Цзы со смущенной улыбкой просит передышки, Синкэ спохватывается, ругая себя за невнимательность, и увлекает девушку в тот самый укромный уголок, из которого она вытащила его своим неожиданным приглашением. Затем приносит ей запотевший бокал ледяного искрящегося шампанского и смотрит, как она пьет, пряча от него странно поблескивавшие глаза. Ну сколько же ей лет? Двадцать? Двадцать пять? Он принадлежит ей уже шестнадцатый год, и если бы только знать, сколько ей было на момент их встречи, то ответ на мучительный вопрос был бы найден. Но ему известно лишь одно – ему уже за тридцать, он не блещет здоровьем, каждый день начинается с борьбы с самим собой и разрушительным недугом, но пока принцесса желает, чтобы он следовал за ней, все проблемы и болезни могут катиться в ад. И все же, как бы ни было горячо и сильно его желание, он не имеет на нее никаких прав. И никакой надежды, что когда-нибудь… - Синкэ, о чем ты думаешь, Синкэ? – она вдруг перестает прятать глаза, и смотрит прямо на него, пытливо, пронзительно. Он не сразу находит, что ответить, улыбается, чуточку растерянно и бесконечно нежно, а потом вдруг берет ее руку и с благоговением прикасается к ней губами. Девушка тихо ахает, но руку не отдергивает, лишь снова прячет глаза, опускает к полу покрасневшее вдруг личико. - Я от всей души благодарен вам, Теньши-сама, что вы не забыли данного вашему слуге обещания. - Я сердцем поклялась, Синкэ. Как и ты… - и снова в уголках алых глаз наворачиваются слезы. Она делает шаг вперед, крепко сжимая пальцы на его запястье, и вдруг слегка покачивается вперед, еще сильнее опираясь на руку Синкэ. - Пожалуйста, выйдем на улицу? – почти умоляет его принцесса, потирая виски. Он бесконечно бережно выводит ее под руку из блещущего огнями зала, ведет по усыпанным гравием дорожкам роскошного сада, как можно дальше от шума и огней большого веселья, туда, где никто не сможет помешать им быть самими собой. Она с благодарностью опирается на предложенную руку, с наслаждением вдыхает по-ночному влажный воздух, напоенный ароматом первых распустившихся цветов, и охватившая ее беспричинная дурнота потихоньку рассеивается. Синкэ усаживает принцессу на скамью, укрытую со всех сторон только-только покрывшимися листьями розовыми кустами, а сам по старой привычке устраивается подле ее ног, спиной к Тянь Цзы, лицом к далекому небу, украшенному редкими весенними звездами. В наступившей тишине он слышит едва ощутимое дыхание Теньши, чувствует витающий вокруг нее нежный аромат цветов, и благодарит судьбу, пославшую ему еще несколько минут безмятежного счастья. Ему и так было даровано больше заслуженного, так стоит ли гневить судьбу, нагло мечтая о большем. Он принадлежит своей принцессе без остатка, чего еще ему желать для полного счастья? Осознание истины буквально сковывает его, приминает к земле, поражает и изумляет неожиданностью откровения. Обладать Тянь Цзы до конца, как мужчина может обладать любимой женщиной – неужели он посмел мечтать об этом, пусть и втайне от самого себя, той частью своей души, что, казалось бы, была похоронена окончательно за полтора десятка лет пути воина и аскета? В эту минуту он ненавидит сам себя, ненавидит мужчину внутри себя, ставшую взрослой Тянь Цзы, но одна лишь мысль о ней, сидящей за его спиной, такой взрослой, красивой, манящей, развеивает ненависть без остатка. В душе воцаряется прежнее смирение. Видимо, это угодно небу, подарившему его жизни смысл в лице девушки-альбиноса, не побоявшейся заступиться за него вопреки букве закона. И в это мгновение он чувствует за спиной легкое движение, и рука Тянь Цзы ложится на его плечо, легко сжимая его. - Синкэ… - тихо зовет она, почему-то затаив дыхание. Синкэ поворачивается к ней, глядя в расширившиеся от волнения алые глаза снизу вверх, и склоняет голову в легком поклоне, ожидая слов госпожи. - Скажи, Синкэ, - шепчет девушка, несмело отводя в сторону от его лица косую челку. – Скажи, ты был один все эти годы? По бледным щекам разливается яркий румянец, заметный даже в царящем вокруг полумраке. Дыхание у Синкэ перехватывает, и голова вдруг идет кругом. Он склоняет лицо вниз, медленно качает головой, длинный хвост на макушке мотается из стороны в сторону в такт его движениям, а затем поднимает на застывшую в ожидании принцессу странно мерцающие карие глаза. - Все эти годы, как и прежде, я принадлежал лишь вам одной, Теньши-сама! – горячо и порывисто отвечает он. Тонкие пальчики скользят ниже, очерчивая точеные черты его лица, и он с трудом удерживает себя от желания закрыть глаза, положить уставшую вдруг голову на теплые колени принцессы и отдаться ее ласкающим пальцам, ее нежности, отдаться ей всем, без остатка. Но он не может, не имеет права. Даже если она проявит сейчас минутную слабость, разве посмеет он воспользоваться этим – он, поклявшийся защищать свою Теньши-сама от зла и обид этого мира? И он решительно встает с земли, поправляя идеально сидящий на поджарой фигуре темно-синий мундир, и с почтительным поклоном подает застывшей в нерешительности девушке руку. - Теньши-сама, мне кажется, вам пора вернуться к остальным. - Нет, подожди! – восклицает она, также вставая и делая шаг вперед, оказываясь непозволительно близко. – Подожди, Синкэ. Этот разговор еще не окончен… Он кивает в знак согласия, не смея противоречить и, в то же время, боясь услышать продолжение, боясь, что не выдержит, а после будет ненавидеть себя всю оставшуюся жизнь. Она впервые так близко не в порыве эмоций, а по собственному желанию, твердому и окончательному. И он не может не чувствовать этого. - Я хочу быть с тобой, Синкэ. Позволь… - начинает она, но мужчина обрывает ее, решительно мотая головой, обжигая непримиримым огнем ставших вдруг жесткими глаз. - Нет, Теньши-сама, нет! Вы не можете, вы не должны! Вы – будущая императрица, вы должны всегда помнить об этом. Вами будут восхищаться, на вас будут равняться, вы должны быть идеальной во всем! А я… Я лишь просто офицер вашей армии, Теньши-сама, и вы не должны забывать об этом. - Так ты… Отталкиваешь меня? – неверяще шепчет девушка, не в силах сдерживать горькое разочарование, отчаянно сжимая тонкими пальцами виски. Синкэ молча смотрит на нее, готовый сказать еще более жестокие и отрезвляющие слова, а сердце пропускает удар за ударом, исходя невыносимой болью и тоской. Зачем, ну зачем он делает это? Зачем взывает к голосу разума, зачем преподносит ей горький напиток реальности, когда он первый, кто обязан хранить ее от всех проблем и обид? Он совершенно твердо уверен, что не имеет на принцессу ни малейшего права, и потому не должен давать ей даже каплю надежды, как бы ему не хотелось пойти за ней, отдаться ей, сделать ее совсем своей. Потому что теперь, он совершенно точно знает, что все эти годы любил ее одну, от всей души, без надежды на взаимность. И вдруг становится невыносимо горько, и он позволяет себе секундную слабость. - Я не имею и шанса на шанс сделать вас счастливой, Теньши-сама. Уверен, что для этого небеса создали другого человека, более достойного вас… - и против воли, во взгляд его просачиваются лишь намеки на испытываемые им чувств, но этого хватает, чтобы Тянь Цзы поняла все, что творится в честной душе ее верного Синкэ. Она вдруг смеется, счастливая и уверенная в том, что теперь все будет, как надо. Синкэ смотрит на нее с недоумением, растерянный и все еще хранящий на лице печать печали, и вдруг она обнимает его, крепко, порывисто, и шепчет, тянясь губами к его губам: - Я ведь сердцем поклялась, Синкэ, что сделаю все, чтобы ты был счастлив. Так почему же ты не доверяешь мне, почему не позволяешь выполнить эту клятву? - Теньши-сама… - сдается он, стискивая руки на ее податливой талии и склоняясь к желанным губам. Они встречаются в первом поцелуе и все, что было до, разлетается на мелкие кусочки, разбивается вдребезги прошлое, уходит на задний план реальность. Остается лишь она, его маленькая принцесса, терпеливо ждавшая столько лет, и он, верный офицер ее величества будущей императрицы, когда-то пообещавшей одинокой девочке показать большой мир. Синкэ не знает, сколько ему еще отпущено времени, не знает, насколько его упрямому живучему телу хватит сил для борьбы с коварным недугом. Он твердо уверен лишь в двух вещах - Теньши-сама никогда не узнает о том, что все это время он ходил на грани между жизнью и смертью. И он сделает все, чтобы сегодняшние слезы принцессы были последними. - Сердцем клянусь! – шепчет он, снова целуя дрожащие от радости губы Тянь Цзы.6 сентября 2013 года