Всё меняется, и мы меняемся вместе со всем

      Лицо девушки уже который день было бледным, но сама она больше не хотела страдать от физической и моральной усталости. Борясь с болезнью, брюнетка каждое утро поднималась со своей кровати и шла к пациентам, не желая обращать внимание ни на головную боль, ни на дрожь во всем теле. Некоторые коллеги уже сами предлагали ей помощь, но та только отмахивалась, боясь вновь лечь в больничную койку на долгое время. Ей хотелось жить. Хотя бы как-то.       Мия работала не покладая рук, чтобы ее собственное состояние не давало о себе слишком знать. Ее красивые, когда-то сверкающие, светлые глаза очень потускнели за последнее время и будто бы покрылись старческой пеленой, из-за которой и прекрасное ее лицо лет на пять состарилось, и теперь Колдуэлл была не юной девушкой, а настоящей, уверенной в себе женщиной. — Мия! — позвал грубый, жесткий мужской голос, и она обернулась, стоя над своим пациентом, что лежал без сознания на койке. — Иди ко мне.       Девушка послушно оставила работу и подошла к своему отцу, что потребовал ее к себе. — Разведчики вернулись и доложили обстановку, — деловито, впрочем, как и всегда, произнес Вальц, ободряюще положив большую ладонь на острое плечо дочери, что уже свидетельствовало о неудачи операции. — Эйдена нет поблизости. Он ушел далеко вновь. — Либо очень хорошо скрывается, — вздохнула Мия, видимо, и не надеясь услышать добрые новости. — Это мы во всем виноваты, отец, мы с тобой. Эйден сомневался, что ВГМ правильно идет к своей цели, и спрашивал об этом у нас, потому что доверял только нам. А что сделали мы? Ты солгал ему, а я молчала, не зная, что отвечать. — Я ему не лгал, Мия, — отрицал Вальц, мгновенно нахмурив брови и покачав головой. — Ты скрыл от него так много, что это можно назвать ложью, — обвиняюще опровергла девушка, сжимая кулаки и отворачиваясь. — А теперь Эйди совершенно один и не может довериться даже своей семье… — Она печально прикрыла глаза. — Как думаешь, что было бы, будь мама живой?       Старший Колдуэлл серьезно напрягся, вспомнив о женщине, которая подарила ему детей. И он вспомнил, как она их защитила еще в роддоме сразу после их рождения. Вальца тогда не было с ней рядом, и мать осталась одна в своей палате, когда на здание напали ренегаты. Да, раньше они не работали на ВГМ, но все изменилось. И изменилась жизнь матери Колдуэлл, что погибла при нападении, но отдала детей доктору, которого прикрыла своим же телом. — Отец? — напомнила о себе Мия, осторожно коснувшись его руки своей. — Она была бы разочарована, узнав, что происходит в нашей семье, — опять нахмурился Вальц, ударившись в воспоминания своей молодости. — Но это уже совершенно неважно.       По его тону и словам стало ясно, что нормального диалога не получится, и дочь вернулась к своей работе, показывая, что больше говорить не желает. — Все будет хорошо, Мия, — сказал напоследок главный врач и ушел, больше ничего не говоря.       А сам Эйден быстро перебегал с одной крыши на другую, с удовольствием двигаясь навстречу теплому ветру и ощущая себя гораздо свободнее, чем это было когда-либо. Перчатки уже заметно потрепались, но сменить их было пока нечем, и ладони чувствовали каждое прикосновение к камню, по которому бежал сам Колдуэлл. Несмотря на все это, в Вилледоре парню нравилось больше, чем где-либо. — Ты когда-нибудь остановишься? — усмешка послышалась сзади, и Эйден широко улыбнулся, все равно не останавливаясь. — Эй! Мы уже пришли.       Юноша спустился вниз и оглянулся вокруг, стараясь запомнить местность. Везде все было практически одинаково, и различить одно от другого было пока трудновато, но вот Хакон, который наконец добрался до своего спутника, ориентировался здесь прекрасно и точно смог бы назвать как минимум десять отличий у однообразных мест. — База Миротворцев за углом, — объявил Хакон и взглянул на младшего, улыбнувшись от забавной мысли, что парень заблудится здесь, если оставить его тут одного. — Пойдем.       Голубоглазый кивнул и очень быстро оказался на месте, сделав всего несколько ловких прыжков и шагов. Здание впереди почти не отличалось от тех, что являлись базами ренегатов. Лишь выглядело оно как-то устойчивее и новее, словно над ним хотя бы трудятся работники. — Хакон? — к ним подошел один из военных, держа в руке оружие. — Мы, конечно, рады тебе, но что ты тут делаешь? — Человек осмотрел Эйдена. — Видимо, новости у тебя, как всегда, не слишком хорошие. — На этот раз я особо без новостей, — усмехнулся ночной бегун, с интересом взглянув на своего напарника, чтобы на того обратили внимание. — Зато с одним прекрасным молодым человеком, который очень хотел бы поговорить с Айтором. — Не хотел бы, а мне нужно с ним поговорить, — поправил серьезный Колдуэлл, хмуро смотря на окружающих его людей. — Это крайне важно для всего человечества. — Любишь ты нагнетать обстановку… — вздохнул Хакон, и даже его прежний задор куда-то исчез. — В общем, да, он прав. Лейтенант ведь здесь? Он не ушел на какое-нибудь задание?       Один из служащих отрицательно покачал головой и повел гостей внутрь, скоростью своего шага даже не давая им оглядеть окрестности. — Как тебе архитектура? — с намеком на иронию, поинтересовался командир Ночных бегунов, следуя за миротворцем. — Ммм… Впечатляет, — совершенно безо всякого восхищения протянул пилигрим, но он чувствовал себя бодрым, находясь здесь, а не в компании. — Напомни-ка, как там зовут того лейтенанта? — Айтор, — ответил Хакон и уже встал около двери лейтенанта. — Думаю, вы с ним поладите. — Эйден вопросительно приподнял одну бровь. — Вы с ним почти одинаковые: хмуритесь постоянно, суровые дядьки такие. Вас различает только то, что он поумнее тебя, а ты умеешь шутить. — Правда? — без возмущения, да и вообще почти без эмоций произнес Эйден. — Хм… Очень приятно узнать, что я не очень дальновидный, мистер Поспешные Выводы.       Кареглазый засмеялся, уже открывая дверь, и тут же поздоровался с лейтенантом, который коротко кивнул ему в знак приветствия и сердито посмотрел на незнакомца, смело вошедшего в комнату. — Это кто? — без какого-либо презрения, но с грозной ноткой в голосе спросил лейтенант, чье лицо было слегка приукрашено следами от шрамов.       Сильный, боевой и уверенный в себе начальник — вот, кто предстал перед Эйденом. Легкости общения с ним, наверное, не видать, однако именно это предчувствие и радовало пилигрима: наконец-то здесь появился тот, кто точно сможет помочь. — Я Эйден и, если одним словом, пилигрим, — спокойно представился юноша, совершенно не желая, чтобы за него говорил Хакон, который действительно хотел познакомить лейтенанта со своим спутником и теперь лишь недовольно фыркнул из-за того, что у него буквально отжали эту возможность. — Я бы и дальше путешествовал по нашему распрекраснейшему миру, если бы до меня не дошли вести о том, что творит ВГМ в Вилледоре. — Лейтенант Айтор внимательно смотрел на говорящего, но в его взгляде читалась какая-то ирония, от которой Колдуэллу было немного не по себе. — Этот город важен для меня так же, как и для остальных, потому что это единственное место, где сохранилась хоть какая-то цивилизация. И я хочу, чтобы люди и продолжали жить здесь, поэтому пришел не только обсудить компанию ВГМ, но и предложить помощь в виде хорошего разведчика и бойца.       Айтор притворно-задумчиво покачал головой, поджав губы и нахмурившись, а после попросил солдата, провожающего гостей к этому кабинету, выйти за дверь. В полной тишине вздохнув, начальник так же хмуро посмотрел на Хакона и приблизился к нему, стараясь скрыть свою озлобленность, уже смешанную с усталостью. — Ты знаешь, кого сюда привел? — серьезно, как мог только лейтенант, обратился он к Хакону, что стоял с абсолютно спокойным лицом, будто бы не замечая напряженности со стороны миротворца. — Да, и ты знаешь, это Эйден, пилигрим… — Не морочь мне голову, бегунок, — слегка повысив голос, звучно перебил Айтор, и даже для ночного бегуна он вдруг словно стал командиром, которому обязательно нужно беспрепятственно подчиняться. Его серые глаза обернулись к Колдуэллу и заметно потемнели. — Ты не пошел бы с обычным пилигримом ко мне по делу, которое пилигримов особо и не касается… Я знаю Эйдена, видел его в Вилледоре и не один раз. — Пилигрим настороженно опустил взгляд, приготовившись если что взяться за глефу. — И видел не просто на улице, а в главном здании ВГМ, откуда он и уходил в свои дальние края, не так ли?       Эйден встретился с ним взглядами и почувствовал, что остерегаться этого человека не стоит — нужно лишь быть его союзником, а этого достигнуть не составит никакого труда, если действовать так же, как и всегда, то есть, гордо и смело. Конечно, многим может показаться, что этот вариант работает редко, но этот парень уже давно убедился, что только он и работает: просто нужно знать меру и человека, с кем говоришь. — Да, ты совершенно прав, — решительно подтвердил Колдуэлл, не обратив внимание на тихий и упрекающий выдох Хакона. — Я Эйден, пилигрим, но всю жизнь состою в компании ВГМ, чьим руководителем является Вальц, а по совместительству — мой отец. Я никогда не вникал в дела своей компании, и лишь пару дней назад узнал о жертвах, которые приносит Вальц для достижения своей цели. Он хочет разработать вакцину, что смогла бы спасти все оставшееся человечество от заражения, но работает над ней уже несколько лет, а результата все нет. Поэтому я и решил, что отец поступает неправильно, но слушать меня он не стал. А поскольку я его сын, то являюсь таким же упрямым, как и он, благодаря чему не желаю оставлять это дело в такой небезопасности и пришел в Вилледор, чтобы обо всем узнать и все изменить.       Лицо Айтора изменилось: тактика Эйдена наверняка сработала правильно вновь. У лейтенанта будто бы даже разгладилась морщинка между бровей, однако после сразу же появилась, так как миротворец хмуро посмотрел на Хакона, будто бы желая убедиться, правду ли говорит Эйден, и командир Ночных бегунов уверенно кивнул головой, удовлетворенно удивившись, что слова его товарища повлияли на Айтора. — Сын Вальца, значит… — будучи головой в собственных размышлениях, тихо протянул лейтенант, обходя свой стол и вскоре усаживаясь за него. — Откуда мне знать, что ты не такой же конченный ублюдок, как твой отец? — Он помог мне и моему отряду сбежать из тюрьмы ВГМ после того, как мы туда безрассудно попали, — заступился Хакон, по привычке активно жестикулируя и говоря внушительной интонацией. — И он спас нас даже несмотря на то, что я его обматерил при первой же нашей встрече. — Хорошо, если так, — явно успокоившись и больше не желая никого допрашивать, сказал Айтор и положил на стол GPS-навигатор. — Возьми его, Эйден. Это тебе пригодится, когда будешь осматривать территории ВГМ, которые наполнены вышками сраных ренегатов или лабораториями, в которых над живыми людьми проводят опыты, как над животными. — Спасибо, конечно, но я просил обо всей информации про компанию, потому что хочу знать правду, — напомнил Колдуэлл, подумав, что Айтор забыл о его первостепенной причине прихода сюда. — Не существует лучшей информации, кроме той, которую ты узнаешь сам, — по-философски усмехнулся миротворец, и даже его улыбка выглядела какой-то мрачной и угрюмой. — Я говорю о том, что все, о чем я тебе сказал, нужно видеть вживую и своими глазами. Отрядом вместе с тобой я не пойду, но ты можешь посетить каждое из интересных тебе мест, если так хочешь и если сумеешь остаться незамеченным.       В лабораториях ВГМ, действительно, можно найти много ценных знаний, за которыми Эйден и пришел в Вилледор, поэтому идея лейтенанта показалась ему разумной, и пилигрим, пожав руку Айтору и поблагодарив того за помощь, вышел из кабинета.       Желание поскорее броситься к указанным местам возгорелось мгновенно, а потом так же мгновенно испарилось, когда мысли в голове невольно перенеслись к сестре, которую он оставил совершенно одну в окружении людей, которых он презирает и которым не доверяет. А если она теперь не в безопасности? Что, если разум Вальца совсем затуманился одной только целью, и он не будет способен защитить свою дочь в случае чего? Сердце пропустило удар, и Эйден зажмурил глаза и сжал губы, уткнувшись лбом в стену и встав в темном коридоре, чтобы снова остаться в своем любимом одиночестве.       Упрек — вот все, что у него было сейчас. Юноша ненавидит себя за то, что не может принять одну сторону в этой войне, и ненавидит за то, что бросил семью. Он не знает, правильно ли он все делает, и не знает, надо ли было вообще все это начинать. Может, это не его дело? Может, не стоило влезать в такую борьбу? Может быть, он совершил ошибку?       Дыхание участилось, а на душе все еще скребли кошки, становилось больно и страшно, и злость к самому себе закипала в венах, но в глазах застыли слезы. Мия там одна. И если раньше она была одна, зная, что брат скоро вернется, то теперь девушка могла думать и о том, что больше никогда не увидит Эйдена. А вдруг она даже не хочет его видеть, убеждая саму себя, что он предатель?       Взявшись ладонями за голову, Колдуэлл практически слился со стеной и все же не смог сдержать слезы: боль разорвала его изнутри. — Мия, прости меня, — прошептал он, ударив кулаком по стене, чтобы прекратить показывать свою слабость.       Он не привык быть слабым, потому что мог хранить все эмоции в себе, когда поблизости кто-то есть. Но в одиночестве он старался быть самим собой, ведь когда-то необходимо это делать, верно? — Эйден? — тихо спросил Хакон, должно быть, подошедший совсем недавно, и ободряюще положил ладонь ему на плечо. — Успокойся, пилигрим. — Уйди, Хакон, — стараясь не сорваться, терпеливо попросил парень, но кареглазый осторожно повернул его к себе, сожалеюще выгнув брови. — Пожалуйста. — Ты выглядишь нервным, и у тебя слезы, — заметил ночной бегун, с легким осуждением покачав головой. — Не надо упрекать себя. Ты ни в чем не виноват, чтобы морально душить себя. — Я оставил ее! — громко и раздраженно опроверг Колдуэлл, и его голубые глаза тут же избавились от лишней влаги и насытились отчаянным гневом. — Если ты не понимаешь меня, то сделай то, о чем я тебя попросил — свали нахер!       Он озлобленно толкнул старшего и сразу отвернулся, давая этим понять, что не хочет никого и ничего видеть. Буря внутри не утихала, и даже сам Эйден уже принимает себя за сумасшедшего, но не может ничего с этим сделать. — Нам обоим уже пора идти, — спокойно произнес Хакон, понимая, что юноша не в порядке и что злиться на него в ответ просто-напросто неправильно.       Пилигрим принялся дышать глубже, чтобы быстрее прийти в себя, и лишь через какой-то срок времени он обернулся к напарнику, который продолжал быть рядом, и кивнул, соглашаясь с тем, что надо уходить, на что получил одобрительную улыбку.