О разных прикосновениях и косах

      Тема ненависти к прикосновениям чужих рук к волосам знакома многим девушкам и просто длинноволосым людям. Это достаточно тяжёлая тема сама по себе: мало того, что у многих окружающих есть нездоровая тяга эти волосы подёргать, так ещё и это является, по сути своей, нарушением личного пространства. А Алекса… Ну, её собственное личное пространство и без того практически не существовало.       Этим она резко выделялась на фоне одноклассниц: пока те, чуть ли не как модели, хвастались длинной шевелюрой, она всегда старалась сохранять волосы короткими. Максимально простая стрижка, максимально короткая — по мнению матери — стрижка, да и, в общем-то, всё, лишь бы избежать лишних касаний и лишнего внимания к такому уязвимому месту, как шея.       Рэд как-то раз с видом «всемогущего самца», как позже пошутит Арси, подойдёт к ней и в попытке привлечь внимание попытался взять одну из каштановых прядей в свои пальцы, будто бы он — такой приторно «хороший» — пришёл её — уставшую и совсем не на нежности настроенную — «подбодрить». Больше всего в жизни Алекса ценила две вещи: уроки самообороны и умение ими пользоваться, так что больше к ней не прикасались без причины.       Было ли это вызвано страхом или травмой? Да. Кто-то знал об этом? Да, но это не Рэд, не Карлос, не Хот Род и даже не Прайм. — Когда ты в последний раз уходила с базы раньше восьми вечера?       …Кажется, в размышлениях о происходящем вокруг она вправду заснула. Только открыв глаза она вспоминает, что лежит прямо сейчас на коленях сикера-перебежчика где-то посреди Юникроном забытой поляны. Небо уже алело — закат… Сколько вообще уже часов? Так не хочется подниматься… Ещё и глаза болят. Она вправду проторчала у монитора поиска слишком долго. — Не помню…       Холодные полумеханические пальцы осторожно очерчивают контуры её лица, будто бы изучая с нуля. Потом — всё так же осторожно — поднимаются к глазам, заставляя её вновь их закрыть, и едва уловимо прикасаются к тонкой коже. Так странно думать о том, что, будь они не знакомы, его пальцы не пытались бы хоть немного сбавить жар, а выкололи бы оба глаза без сожалений… Выходит, ей повезло быть подругой, возможно, самому опасному существу на планете. Вечно её тянет к опасностям… Почему-то она улыбается этой мысли.       Пальцы же вновь продолжают свой ход и возвращаются ко лбу. Некоторое время ничего не происходит — он решается на что-то? — и…       Его руки просто мягко проводят по всей длине отросших локонов, едва ли вообще их задевая.       Она никак на это не реагирует. Её действиями (или скорее бездействием) не руководил страх или что-то вроде, нет — просто она знала, что ей эти руки никогда не навредят, и доверяла им свою жизнь без всяких колебаний.       Он изучал. Старскрим на самом деле часто без причины впадал в такое состояние: не говоря ни слова, он просто смотрел, и, с заранее взятого разрешения, прикасался — только лишь чтобы понять. В такие моменты он напоминал ребёнка, изучающего мир впервые, и она никогда не противилась такому, будь то вопрос, просто наблюдение или подобный контакт. Признаться, ей и самой было интересно, что последует дальше в таких ситуациях.       Она привыкла ждать угрозу от людей вокруг. Многие так и норовят дёрнуть, сделать больно — намеренно, ведь она слабая — или криво подшутить, но этот сикер… С ним всё было совсем иначе. Иронично, что люди, считающие себя «хорошими» и на самом деле делавшие действительно более ужасные вещи, ожидали, что он будет хуже них. Сколько раз Хот Род за всю историю сказал ей, что при первом удачном моменте клинки сикера перерубят ей шею? Бесчисленное множество, кажется. А что сикер делал сейчас на самом деле?       Его пальцы перебирали её локоны, предварительно разделив на три части, потом первая получившаяся прядь ложится на вторую, третья по счёту на предыдущую, и… Стоп. — Ты умеешь плести косы?..       Спрашивать, когда он увлечён такой кропотливой работой, бессмысленно — вопрос был скорее риторический, она просто широко улыбается этому осознанию и снова приоткрывает глаза. Его лицо… Он действительно был так сосредоточен сейчас, будто неверное его действие могло спровоцировать катастрофу — настолько бережно и невесомо пальцы играючи перебрасывали локоны друг на друга — и при всём этом он тоже улыбается. Едва заметно, правда, но всё же…       Алекса любила наблюдать за такими моментами. Это вправду греет сердце.       Вот и… Всё. Он не нашёл, чем закрепить получившуюся косу, и просто использовал один из бесчисленных собственных шнурков, висящих без дела на рукаве… Гордый своим маленьким достижением, он уже привычным полуленивым взглядом смотрит ей в глаза и чуть смеётся. — Когда на твоей базе находится куча детей — и не такому научишься.       Картина того, как «грозный мечник-ворчун» сгинается в три погибели ради того, чтобы утром заплести косы или хвостики своим маленьким подопечным, напрочь отказывалась уходить из её мыслей. — Так во-от, зачем тебе столько шнурочков... — Ага...       Она всё-таки смеётся — тепло и без укора; уже её ладошки тянутся к его массивной руке и крепко обнимают. — А ты умеешь удивлять…       В этих словах крылось тихое «спасибо». Он знал, что у неё толком не было времени на уход за таким пустяком, как волосы, и за неимением младших в семье Алекса никогда и никому косы не плела… А длинные волосы мешаются, да и жарко с ними. А теперь… Теперь она точно знает, что не обрежет волосы ни за что до тех пор, пока он здесь, хе-хе.       Такие моменты искренней заботы со стороны были для неё самым ценным поводом для того, чтобы просыпаться по утрам, и сейчас, обнимая массивную сикерскую руку, она чувствовала себя как никогда защищённой.

Жаль, что позже волосы всё-таки придётся обрезать…