«Два слова «ложь» и «ложе» так похожи — Об этом говорит судьба иных вельмож. Джордж Гордон Байрон
Щелчок дверного замка пробивается сквозь ватную пелену сна. Эмма недовольно шевелится в постели, пытаясь найти удобное положение и вернуться в царство Морфея. Негромкие шаги приглушает мягкость ковров, но всё же недостаточно. Шаги, шорохи, звук расстегиваемых пуговиц и молний, щелчок выключателя, легкий хлопок двери ванной комнаты. Шум потока воды. Эмма перекатывается на живот, открывает один глаз, включает светильник. Стрелки часов на прикроватной тумбе показывают на изящно выписанную тройку. Снова закрывает глаза, прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной комнаты. Сон не идет. — Разбудил? Ей нравится его голос. Много чего в нем не нравится, а вот голос — каждый раз мурашки по позвоночнику. — М-м… — Эмма неопределенно хмыкает и чувствует, как приминается постель под его весом, а вслед за этим — легкое прикосновение прохладных пальцев к ее обнаженной спине, не накрытой одеялом. Аккуратное, почти невесомое. Приятное. — Я старался не шуметь, — никакого раскаяния, просто констатация факта. Старался. Не вышло. Что ж. Эмма переворачивается на спину, открывает глаза как раз в тот момент, когда Леонард тянется через нее к выключателю ночника. Щелчок. Синие сумерки. Его дыхание и прядь волос, щекотно коснувшаяся её носа. — Привет, — он замирает в паре сантиметров над ней, и Эмма, сонно щурясь, машинально проводит по его волосам, убирая их. Влажная прохлада и запах шампуня. — Соскучилась? — очень тихо. — Нет, — она легко касается губами его губ, чувствуя, что теперь спать хочется куда меньше. Леонард чуть отстраняется, коротко целует ее кончик носа и перекатывается на свою половину постели. — Это не совсем то, что хочется услышать, возвращаясь после двухнедельного отсутствия, — хрипловатая усмешка. Эмма ложится на бок, приподнимается на локте, чувствуя, как тонкое одеяло сползает, мягко скользя по коже. Единственное правило, установленное Лео, которое она соблюдает — спать без одежды. Сначала это было смешно, потом волнующе, а теперь просто не может быть иначе. — Очень жаль, Ваше Величество, что не смогла оправдать ожиданий, — говорит негромко, медленно, окончательно просыпаясь с каждым словом, — Но, если вы, в самом деле, хотите разыграть спектакль «Настоящая семейная жизнь», вам придётся вернуться в прошлое на две недели назад и сообщить мне, куда и почему собираетесь исчезнуть. Леонард качает головой, холодная ирония в голосе вновь запускает мурашки по телу Эммы: — Мне тоже безумно жаль, что для вас, моя королева, это спектакль.***
— Это холодный расчет, не более, — Эмма смотрит на него пронзительно, с выражением упрямой решимости на лице. Так, словно соглашается не стать его невестой, а выбирает какой проводок, тянущийся к динамиту, перерезать. — Конечно, миледи, — Леонард улыбается со всей вежливостью и учтивостью, — Я бы не посмел оскорбить вас предложением чего-то иного. Обоюдная выгода и процветание нашего великого, хоть и небольшого государства — это все цели, что я преследую. — Конечно, — губы Эммы тоже намечают полуулыбку. — Однако, боюсь, какое-то время нам придётся поработать над созданием… Репутации, если угодно, — принц внимательно смотрит в её лицо, стараясь уловить малейшие изменения в мимике. — Ну, разумеется, — Эмма отмахивается, воздушное голубое платье слегка сползает с плеча, оттеняя белоснежную кожу так, что вся девушка кажется призрачно-невесомой, полупрозрачной, — Сегодняшний приём — отличная возможность, не так ли? — Вы читаете мои мысли, — Лео склоняет голову, пытаясь подавить вполне искреннюю усмешку. Кажется, с ней будет интересно. Это хорошо.***
— Полагаю, хранить друг другу верность мы не должны? Они плывут на маленькой симпатичной лодочке по стеклянно-синему озеру. Над Эммой кружевной белый зонт, на Леонарде — белая рубашка, идеально гармонирующая ситуации. Весла в уключинах, берег близко ровно настолько, чтоб всем было видно милую романтическую беседу будущих короля королевы. Видно, но не слышно. От вопроса Эммы делается неприятно. — Что, моя дорогая невеста приметила симпатичного разносчика коктейлей? — Леонард выгибает бровь и видит, как ее открытые руки покрываются мурашками, несмотря на жаркий полдень. Размышлять о причине такой реакции — последнее, что ему могло бы быть интересно. — Разносчик коктейлей? — она слегка улыбается, поворачивая голову к берегу, заставленному шатрами и столами — ежегодный королевский пикник. Там суетится множество людей. Некоторые из них действительно предлагают гостям напитки, — Это имеет значение? — Для меня — никакого, — Лео отворачивается в противоположную сторону, борясь с холодом, нежданно расползающимся вверх из-под ребер. Усилием воли, заставляет себя вновь повернуться к невесте — с берега же всё видно. Необходимо смотреть друг на друга и даже иногда касаться. Замечает в глазах Эммы незнакомый огонек. Что-то между насмешкой и интересом исследователя. — Но, думаю, это будет иметь значение для прессы, — он берется за весла, направляя их небольшое судно обратно к берегу. Эмма приподнимает уголки рта в почти дружеской теплой улыбке, покачивает ногой в аккуратной маленькой туфельке. Весь ее образ как магнит притягивает внимание. Хочется упрямо отвести взгляд, и Лео не может сопротивляться этому желанию. Хмурится, глядя на берег. Сквозь шелест волн и скрип вёсел до него доносится: — Пресса ничего не узнает, ваше Высочество.***
Он чертовски устал. Через семь дней свадьба. Через десять — коронация. Адреналин не дает опускать руки, каждая новая выигранная комбинация приносит удовольствие, сравнить которое невозможно ни с чем. Но всё же, его предприятие слишком энергозатратно. И Лео знает только один способ восполнения внутренних ресурсов. Обнаженную девушку, сидящую перед ним, зовут Саманта. Она зачем-то представилась, когда пришла, и теперь это знание отвлекает. Довольно нелепо давать имена своим холстам. Еще более странно, когда они сами их называют. Тонкая кисть скользит по ее плечам и груди, вырисовывая абстрактные линии и цветные переливы. Описание в каталоге не обмануло — эта краска творит чудеса. То растекаясь прозрачными акварельными волнами, то приобретая четкость акриловых линий, она словно повинуется напрямую мыслям, воспроизводя на коже образы, вспыхивающие в голове. — Любопытный фетиш, — голос Эммы резко и неожиданно разбивает спокойствие, граничащее с трансом. Саманта вздрагивает, прикрываясь руками, Лео едва успевает отдернуть кисть. Де Гиз стоит, прислонившись к дверному косяку, на лице застывшее непонятное выражение. Принц досадливо морщится: — Это искусство, а не фетиш, милая, — поднимается со своего места, кивает натурщице, — На сегодня всё. — О, я вовсе не хотела мешать, — Эмма говорит это достаточно медленно, чтобы Саманта успела исчезнуть из маленькой комнатки, заставленой холстами и рамами. Окидывает делано-скучающим взглядом помещение, ни на чем не задерживая внимание, но подмечая, кажется, всё. — Впрочем, полагаю, после коронации у тебя все равно не будет времени на… — короткая, но все же слишком красноречивая пауза, — На искусство. — После коронации, Эмма, — она его злит, и это вероятно первый раз, когда Леонард называет ее по имени, — У меня будет время буквально на всё, что я пожелаю. — Нас воистину ждёт светлое будущее, — она отвечает твердо, без улыбки. — Так и есть, — он быстро берет себя в руки, возвращая привычную светскость тона, — Вы что-то хотели, миледи? Я полагал, в столь поздний час вы уже отдыхаете. И возможно не одна, — самая кроткая улыбка из возможных. — Не во всём стоит судить по себе, Ваше Высочество. Бесконечное мгновение поединка взглядов. Досада, бурлящая внутри Леонарда уже готова найти выход в резкости, но Эмма вдруг быстро разворачивается на каблуках и стремительно покидает помещение. С минуту принц непонимающе смотрит на опустевший дверной проем. Потом нервно выдыхает и начинает собирать кисти.***
— Ты все еще можешь отказаться, — он не собирался ей это предлагать, но фраза вырывается сама. Его словно вынуждает это произнести всё, что он видит перед собой: простое серое платье, тяжелое золото волос, тонкие лодыжки, мягкий свет бра, толстая книга на столе рядом, раскрытая посередине. Леонард чувствует себя мерзавцем. Кем-то вроде Аида, собирающегося похитить Персефону. Эта мысль абстрактна и мимолетна, он сформулирует ее много позже. Сейчас просто гадко на душе. Без всякой поэзии. — Отказаться? — де Гиз поднимает на него взгляд. В больших и неожиданно красивых голубых глазах плещется усталость. Но не только она. Есть что-то ещё, — Не могу. Хочется спросить почему, но это кажется неуместным. Леонард молча садится на пустующее кресло по другую сторону низкого столика. Эмма следит за ним, как могла бы следить кошка. Или змея. Принц поддевает обложку книги так, чтоб прочитать название. Не скрывая удивления и невольного уважения вновь встречается глазами с невестой. — Достойно. Она только пожимает плечами: — Освежаю в памяти. Лео улыбается. Цитирует одно из любимых мест: — Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость. Эмма фыркает: — Я знала. — Что знала? — Что из всего огромного труда ты выделишь что-то подобное. Теперь пожимает плечами Лео. С ней действительно будет интересно. И сложно.***
— Мы так и не обговорили главное, — Эмма впервые в его комнате. Поздняя ночь перетекает в раннее утро, на подоконнике, где сидит де Гиз, уныло остывает чашка чая. Леонард вопросительно поднимает бровь. За последние несколько часов они обсудили, кажется, абсолютно всё в предстоящей авантюре… В предстоящей жизни. Что эта невыносимая леди посчитала главным — решительно не ясно. — Наследники, — спокойно пожимает плечами та. Внимательный взгляд буквально сканирует Леонарда. От этого, с одной стороны, не по себе. С другой — в иной ситуации такое концентрированное внимание ему бы польстило. Её внимание. — Какие еще наследники? — он поднимается с низкого кресла, разминает затекшие плечи и лопатки. Этот разговор необходимо сворачивать — спать хочется невыносимо. Неужели ей самой ещё не надоело? — Маленькие принцы и принцессы, Лео, — то, как буднично она теперь называет его «Лео» вызывает целую гамму непереводимых чувств. Что-то сладко-тревожное, слишком странное, чтобы иметь имя. Теплый свет лампы, стоящей на тумбе недалеко от окна, очерчивает ее силуэт и, в первую очередь, скрещенные стройные ноги, выглядывающие из-под довольно короткого для дворца платья. Леонард слишком устал, чтобы позаботиться о приличиях и не скользить по ним откровенным изучающим взглядом. Снизу вверх от босых ступней к идеально вылепленным коленям. — Их будут ждать от нас, — невозмутимо продолжает Эмма, и, несмотря на спокойствие голоса, чуть резко одергивает подол платья. Принц поднимает взгляд к ее лицу. Отмахивается: — Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Если речь об этом. Мне такое не интересно, — он подходит чуть ближе, просто чтобы лучше видеть её, чтобы разглядеть и разгадать реакцию, — Мы можем усыновить или удочерить любого ребенка в этой стране, так, чтобы ни одна живая душа, знающая об этом, даже не подумала проболтаться. Эмма вскидывает брови, правый уголок рта приподнимается в улыбке. — Ваше Высочество, вы и правда всё продумали, — в голосе очевидное притворство. Это какая-то игра, которую Леонард никак не может распознать, — Речь, конечно об этом. Но… — она смотрит ему прямо в глаза, и он вдруг понимает. Внутри, еще до того, как она произносит это вслух, поднимается мощная волна ликования, готовая затмить, кажется, все его предыдущие победы, — Если я захочу попробовать? Внешне он сохраняет полную невозмутимость, подходит ближе. Сейчас девушка, замершая перед ним, наконец, выглядит так, как должна — настороженное ожидание, легкий румянец смущения, широко открытые глаза. При взгляде на такую Эмму восторженно отзывается далеко не только разум. — Тогда, — он все же не может сдержать непрошеную улыбку, но голос звучит твердо, повелительно. Так как — он уверен — и должен звучать голос короля, — Будет несколько правил. Эмма едва заметно улыбается в ответ, легко соскальзывая с подоконника и сокращая расстояние между ними. Босая она ему по плечо, и чтобы не разрывать зрительный контакт, ей приходится немного запрокидывать голову, глядя на него. В бездонных голубых глазах принц не может ничего прочесть. Это злит, но не долго, потому что де Гиз делает ещё полшага вперед, и его сердце начинает отбивать неровную чечетку. — Никаких правил, Ваше Высочество. Он не успевает ничего ответить, ничего подумать. Напряжение между ними лопается перетянутой тетивой, и Лео обнаруживает себя жарко целующим эту невозможную женщину. Хотя он совершенно точно не собирался этого делать.***
— Мне тоже безумно жаль, что для вас, моя королева, это спектакль. — О боже, — она закатывает глаза, но не находит, что сказать дальше, потому что Леонард протягивает к ней руку и плавно, но непреклонно притягивает Эмму к себе. Их тела соприкасаются. Странное неправильное ощущение… правильности. Собранного пазла. Эмма чувствует редкие капельки воды на его теле, гладкость кожи. Бездумно проводит ладонью по его прессу вверх. Дыхание Лео на мгновение замирает, мышцы становятся тверже. Он ловит рукой ее ладонь и подносит к губам. По очереди целует костяшки пальцев, глядя ей в глаза. От этого взгляда тело становится тяжелым и непослушным. А потом вторая его ладонь начинает лениво скользить по её позвоночнику, и все центры восприятия ощущений взрываются, меняются местами. Эмма втягивает носом воздух, чуть прогибаясь в спине под его лаской. Расслабляется, опускает голову ему на плечо. Леонард отпускает ее руку, продолжая выводить узоры по позвоночнику. Чуть ниже, немного щекотно задевая ягодицы. И обратно. Почти невесомо. Слишком чувственно. — Думаю, ты тоже отлично провел время без меня, — вторя ему, Эмма медленно ведет линию пальцами вниз по его груди. Кружаще, нежно. Словно это танец. Проводит подушечками пальцев по его прессу. Задевает кожу ногтем и чувствует его едва слышный выдох, шевелящий волосы у нее на затылке. — Тоже? — все же спрашивает Леонард. Ее пальцы продолжают медленное скольжение вниз. Ровно до кромки жестких волос. И тут же обратно. — Уверена, ты… — Эмма теряет мысль, когда вместо уже привычно-невесомого движения ладони, он вдруг сжимает ее ягодицу. В ответ надавливает ногтями на его кожу и невольно прижимается еще ближе. — Так в чем уверена моя леди? Тягучий негромкий голос с легкой хрипотцой. Эмма чувствует как горячо и мучительно реагирует на него тело. Хочется всё это немедленно прекратить. Перейти к главному. Пульс ускоряется. Она поднимает голову, видит отблеск глаз в темноте, устремленных прямо на нее. Капитулирует: — Может, попозже поболтаем? Усмешка победителя. И совершенно спокойный голос: — Нет, мне кажется, сейчас самое время. Одним движением он оказывается над ней, прижимает весом тела к постели. Не тяжело, но ощутимо. Эмма прикусывает нижнюю губу, чтобы не улыбнуться. Запускает пальцы ему в волосы. Ей нравится так делать, и с этим совершенно невозможно бороться. Ему, кажется, не очень, но он никогда не говорил это вслух. — Так чем занималась королева Сагара в моё отсутствие? Он наклоняется к ее шее, целует и тут же прикусывает кожу, запуская пронизывающие разряды по всему телу. Эмма чувствует, как твердеет и заостряется грудь, касающаяся его тела. Леонард спускается ниже, обхватывает губами сосок, заставляя Эмму шумно выдохнуть. И тут же отпускает его: — Я жду. Эмма знает, что он будет ждать до тех пор, пока она не ответит. Нетерпеливо елозит на месте, чувствуя бедром его полную готовность. Выдыхает шепотом: — Встреча с послом Швеции… — Так, — Лео кивает, медленно проводит языком по твердой окружности, — Еще? — Да… — Нет, — он усмехается, — Что еще ты делала в эти две недели? — Боже, Лео… — она хнычет и тянется рукой к нему вниз. Касается нежной кожи, так твердо и безапелляционно упирающейся ей в ногу, но мужчина перехватывает ее запястье, прижимает его к постели. — Вы забываетесь, леди. Хочется скулить и урчать одновременно от сладкого томления и бессилия. — Ну… Я… В этот момент Леонард продолжает движение кончиком языка, и Эмма уже не в первый раз думает, что заключила сделку с самим дьяволом. Иначе, почему на него всегда так остро и стремительно реагирует каждый миллиметр ее тела? Почему он все делает так, будто знает каждую ее клеточку, как свою собственную? Она судорожно всхлипывает, когда он прикусывает грудь, одновременно разводя коленом ее бедра. — Я… Черт, Лео, я заверила тот закон… Ну… О-о… Культурная преемственность. — Хорошая девочка, — его голос звучит низко, неровно. Губы касаются ее пупка и медленной мягкой дорожкой движутся вниз. В то время как пальцы проникают туда, где уже очень влажно и горячо. Эмма дергается, подаваясь вперед, и Лео тут же уводит руку: — Не так. Она почти рычит, но послушно замирает. Он возвращает пальцы. Медленно касается нежных складок, проникает чуть дальше. — Ещё… — Эмма кусает губы, комкает пальцами простынь, но старается не извиваться и не поддаваться самым сильным желаниям, — Ещё благотворительный вечер. Был… Его губы накрывают пылающий пульсирующий бугорок. Два пальца плавно входят внутрь. — Был организован… — она разводит ноги шире, запускает ладонь в его волосы. Перебирает их, слегка оттягивает. Медленные, словно бы ленивые движения языка сводят с ума. Воздуха не хватает, — Собрали триста… Тысяч, черт! Лео, пожалуйста… — М? — он коротко целует ее подрагивающее бедро, отстраняется, — Прекратить? — Нет… — Да, думаю, и правда достаточно, — он легко перемещается обратно на свое место, набрасывает на себя одеяло, расслабленно закидывает руку за голову, — Вижу, ты, и правда отлично провела время, и совсем по мне не скучала. Что ж, значит… Эмма не дает ему договорить. Гибко и быстро, словно какой-то юркий хищный зверек, оказывается сверху. Прижимается губами к его губам, чувствует его улыбку. — Терпеть тебя не могу… Его ладони по-хозяйски оказываются на её ягодицах. Шлепок, заставляющий застонать ему в губы. Еще один, тут же. Кожа раскаляется под его ладонью. — Да, это я уже понял, — в его голосе хрипотца и такая невозмутимость, что только от нее одной все внутри Эммы звенит и вибрирует. Она хочет что-то ответить, но он жестко фиксирует ее бедра и, наконец, входит. Одним мощным толчком, сразу до упора. Она протяжно звучно выдыхает, поднимается, опираясь ладонями о его грудь. Видит его взгляд, в котором остались только удовольствие и восхищение. Начинает двигаться, и Леонард неожиданно позволяет вести. Стараясь растянуть удовольствие, Эмма пытается быть медленной и плавной. Но надолго её не хватает.***
Когда королева Сагара обессиленно засыпает на его плече, Леонард неслышно выбирается из постели. Эмма шевелится во сне, обнимает подушку, но не просыпается. По крайней мере, так кажется. Мужчина подходит к письменному столу, поворачивает ключ и выдвигает ящик, нажимает на незаметный выступ боковой стенки. Достает искомое, отходит к окну, за которым уже брезжит рассвет. Новое письмо из тех, что она никогда не отправляет, но, несмотря на это, все равно зачем-то пишет адрес. Richard G 595 Broome Street, New York, NY, 10013 Леонард пробегает глазами витиеватые изящные строчки. На этот раз их совсем немного. Приветствие, погода, странно обрывающаяся цитата Байрона. Широкая строка, делящая текст на две части. «Прошло, Рич, веришь? Я больше не жду, что ты вернешься, спасешь меня и будешь править страной» Леонард морщится, в виске зарождается пульсация мигрени. «Думаю, это действительно моё место. Хотя вышло всё глупо» Головная боль нарастает, давит на кости черепа и немного отдает в челюсть. Лео хмурится, фокусируясь на аккуратных темно-синих буквах. «Знаешь, в какой момент я поняла, что увязла слишком крепко? Леонард уехал десять дней назад в Бельгию. И я подумала, что не хотела бы видеть тебя в его отсутствие. Что это было бы подло. Представляешь?» Лео опускает руку с письмом и долго смотрит в окно. В саду разгорается утро, первые бабочки летают в прозрачном свежем воздухе. Резко возникшая боль медленно отступает, словно волна во время отлива. Мышцы расслабляются. Вот теперь он точно победил. Король возвращается к столу, убирает письмо на место. Аккуратно забирается под одеяло и, секунду помедлив, обнимает Эмму, вдыхая запах ее волос и тела. Прижимает ее к себе, стараясь не дать воли нахлынувшим эмоциям, и не разбудить слишком крепкой хваткой.***
Когда его дыхание становится ровным и глубоким, Эмма еще долго лежит без сна, глядя на длинную полосу света, падающую из окна на письменный стол с неправильно повернутым ключом в верхнем ящике.