Его личная Бездна

      Недавнее нападение еще отзывается дымом костров, запахом горелой плоти и тревожностью, витающей в воздухе. Серое небо плотно закрыло Дануолл от светлых лучей солнца, орошая крыши Затопленного Квартала мелкими каплями мороси и унося кровавые подтёки в мутные воды Ренхевена.       Томас, широкими, но не столь твердыми, как два часа назад, шагами двигается к кабинету Мастера. Мысли кипят, а смешанные в груди чувства ярости и скорби обжигают сердце. Ткань на рукаве прилипла к пылающей болью ране, но Томас не обращает на нее внимания.       Он останавливается перед тяжелой дверью. Сквозь мутные осколки стекл и трещины старой древесины сочатся легкие порывы сырого ветра. Дверь со скрежетом отворяется, царапая каменный пол. Кажется, что в кабинете в разы холоднее, чем на улице. Неподвижный мрак застыл в дальнем углу, протягивая свои щупальца по всей комнате. Помещение кажется пустым, но китобой знает — в тени притаился призрак.       По рукам Томаса бегут мурашки.       — Мастер, — проговаривает он тихо, но четко.       Голос его отражается от стен, тревожа неподвижную тишину. Тень беззвучно шевелится; начинают проглядываться очертания крепкой мужской фигуры.       — Какие потери? — низкий голос с лёгкой хрипотцой доносится из темноты.       — Шесть, — следует короткий доклад Томаса. Лица Мастера он по прежнему не видит, но догадывается, что, как и всегда, по нему невозможно считать истинные эмоции.       — Имена?       — Владко, Клеон, Шон, Доменико, Финн… Марко, — на последнем имени голос Томаса предательски ломается. Сердце острыми зубами точат крысы. К горлу подступает ком. Китобой рад, что на нём маска. Нельзя показывать слабость перед Мастером.       — Как твоя рана? — голос Дауда звенит металлом. Он всегда был внимателен к деталям.       Томас не видит глаз Мастера, но чувствует их жгучий взор всем своим телом. Непроизвольно рука тянется к ране. При малейшем движении боль тонкими иглами вонзается в мозг. Томас хмурит лоб. Под маской этого не видно, но Дауд замечает всё.       — Подойди, — не просьба, приказ.       Томас движется вперед. Шаги отзываются глухим каменным эхом. Китобой останавливается у стола.       — Мастер…       — Покажи руку, — Дауд не сводит глаз с Томаса.       Китобой выполняет приказ быстро и без вопросов, как и всегда. Он снимает капюшон, расстёгивает ремни маски и аккуратно стягивает её, кладя на край стола. Томасу не просто выдержать пристальный взгляд Мастера. Дауд это чувствует. Дауд всегда всё понимает без слов. За свои годы он слишком много узнал о людях, чтобы не научиться распознавать даже самые тонкие эмоции, что не отражаются на лицах. Он отходит, чтобы взять флакон Духовного бальзама и чистые бинты. Томас снимает перевязь, чехол для болтов, патронташ и клинок; задубевшими пальцами расстёгивает пуговицы своего макинтоша, обнажая раненное плечо.       — Садись.       Томас отодвигает бумаги и садится на край стола. Ему всегда было сложно выносить тяжелый взгляд синих глаз. Что-то в них было. Что-то, что манило и пугало. Что-то, к чему хотелось прикоснуться, зная, что оно тебя обожжет. Что-то, походившее на Бездну.       Дауд подходит ближе. Металлическая пробка от флакона с тихим стуком опускается на стол подле китобоя. Он вздрагивает, когда ощущает прикосновение чужих пальцев на своём плече. Они осторожно отгибают ткань, пропитанную кровью, обнажая рубленную рану.       — Сама не закроется. Надо зашивать, — пальцы Дауда осторожно проходят по краям повреждённой плоти.       Прикосновение отдаётся легким жжением, Томас морщит нос. Шрам. Еще один. Китобой на секунду заглядывает в глаза Мастера, что внимательно изучают его рану. Томас помнит этот взгляд. Дауд так же осматривал его в тот самый день, девять лет назад. Тогда Томас был лишь мальчишкой, ввязавшийся в неравный бой. Двое хорошо обученных стражников просто играли с ним, загнав в угол, и растягивали удовольствие. Словно кошки. Парень дрался до самого конца, в любую минуту готовый зубами вцепиться в их глотки, лишь бы вырвать свою жалкую жизнь из рук хищников. Дауд всегда ценил в нём эту черту. Томас помнит как сверкнуло лезвие в руках внезапно появившейся тени. Помнит два мёртвых тела, рухнувшие на холодный камень и не проронившие ни капли крови. И бездну синих глаз, что исчезли во тьме его помутившегося взора. Больше Томас не помнил ничего, но прикасаясь к старому шраму на груди, его душу греет мысль о том, что Дауд нёс его на руках.       — Марко погиб достойно. Уверен. Он всегда шёл до конца, — Дауд накладывает очередной шов, аккуратно протягивая нить сквозь плоть.       Томас колючим взором впивается в Мастера:       — Билли заплатит за это, — тихий шепот обволакивает тишину вокруг них.       — Оставь её. Она заплатит сполна, поверь. Смерть была бы милосердием. Они тоже были ей не безразличны. Их кровь на её руках. И вина будет снедать её день изо дня, пока не разверзнется Бездна, — голос Дауда ровный, но при этих словах он давит на рану чуть сильнее обычного. Но лишь на мгновение. — Нам нужно найти Далилу.       Китобой чувствует, скорбь и ярость Мастера, но на лице его нет ни одной читаемой эмоции. Томас знает, как тяжело у него на сердце. Он знает. Он провёл рядом с ним девять лет. Он изучил все его привычки, каждое движение, каждый взгляд. Но этого всегда было недостаточно. Дауд — неразрешимая загадка. Его можно изучить, его можно коснуться, но он навсегда останется недосягаем. Как Бездна.       Томас борется с непреодолимым желанием коснуться этого человека, познать его чувства… Но он вновь вздрагивает, встретив синеву чужих глаз…       Томас осматривает аккуратно перебинтованную руку, проводит пальцами по тугой повязке. Дауд смотрит на дымящиеся костры за окном. Стоит к Томасу спиной. Высшая степень доверия. Китобой жадно, с невероятным трепетом изучает стоящую у окна ровную фигуру. Широкие плечи, сильные руки… Он мечтает однажды прикоснуться к нему, познать его тайну, окунуться в его Бездну…       — Томас, — голос Дауда наполняет тишину, — я найду эту ведьму. Я задушу её собственными руками. За каждого, кого больше нет по её вине.       — Мастер       Дауд оборачивается, встречая взор карих глаз всего в полуметре от себя. Томас стоит прямо, глядя в пучину его Бездны.       — Мастер, позвольте быть рядом. Я предан Вам телом и душой. Так было всегда. Так навсегда и останется.       Дауд это знает. Всегда знал. Но, возможно, теперь он понял, что нашел кого-то, кому сможет, наконец, обнажить свою душу, кого-то, кому будет дозволено шагнуть в его личную Бездну…