Голос

Поначалу было слишком больно. Звуки рушащейся Панхеи преследовали его по ночам, фантомным скрежетом врывались в дневную рутину, не давая забыть. Сарифа нашли под обломками и даже спасли, пусть он и валялся в больнице, а Дженсен так и числился пропавшим без вести. Его частота выразительно молчала, не оставляя причин надеяться. Притчард запрятал в самую дальнюю папку все записи их переговоров и попытался сделать вид, что у него вообще не было знакомых с именем Адам. Прошло несколько мучительных месяцев: Сариф Индастриз гибла у него на глазах, а спасти её было некому. Он забрал с собой все, что смог, и не забыл оставить несколько пасхалок новым хозяевам. Устроился в «Риалто», и даже не без известного комфорта. Жизнь вернулась в привычное извилистое русло, о котором он успел забыть за годы официальной работы. Уровень стресса вернулся к привычному, и его тело все настойчивее принялось напоминать ему о своём существовании. Фрэнк понимал, что капитуляция неизбежна, но оттягивал её сколько мог. Пока его взвинченное состояние чуть не стоило ему проваленного взлома. Чудом увернувшись от чужого фаэрволла, Фрэнк жёстко разорвал соединение и обессиленно откинулся в кресле. Дальше тянуть было нельзя. Притчард отбил на клавиатуре несколько команд и ввёл длинный, заковыристый пароль, получая доступ к спрятанным файлам. Как будто вытянул на свет коробку с вибраторами, засунутую в самый темный угол. Надел наушники, запустил воспроизведение и наконец с силой провел рукой по уже вставшему члену. — Как я могу помочь тебе, Фрэнсис? — Для тебя что угодно, Фрэнсис. — О, Фрэнсис, не знал, что ты так обо мне беспокоишься. Низкий хриплый голос пробирал до мурашек, Притчард тяжело задышал, продолжая гладить себя сквозь джинсы. В этот момент он не помнил, что Дженсен мёртв, что между ними никогда ничего не было, кроме вот этих перепалок, что Адам был вообще-то стопроцентным натуралом, до последнего страдающим по девушке, с которой разошёлся четыре года назад. Это было неважно, существовали только переворачивающие все внутри интонации, игривые и многообещающие одновременно. Трения сквозь ткань быстро стало недостаточно, Фрэнк расстегнул джинсы и стянул их вместе с трусами с задницы. Смазка у него всегда была только машинная, поэтому он плюнул на ладонь, улучшая скольжение, и немного раздвинул ноги. В кресле не расположишься слишком удобно, но Фрэнку было плевать. Он закрыл глаза и вновь сосредоточился на голосе, который хриплым ядом лился ему в уши. — Звучит так, как будто я слышу сожаление в твоем голосе, Фрэнсис? О нет, никакого сожаления. Член стоял, как каменный, и Притчард даже себе не готов был ответить, от чего больше — от движений его руки или от ехидно-насмешливых интонаций. Господи, почему никто и никогда из тех, с кем он пытался строить хоть какие-то отношения, не произносили его имя так? От одной раскатистой «р» у него поджимались пальцы на ногах и слабели колени. Как же хорошо, что Дженсен обычно разговаривал с ним по инфолинку, а то могло выйти неловко. Вдвойне хорошо, потому что у него остались эти записи. Например, вот эта, его любимая. Дженсен раскопал благодаря ему частицу своего прошлого, его голос звучал гораздо эмоциональнее, чем обычно. Притчард быстрее задвигал рукой. — Я же могу доверять тебе?.. И, Притчард, спасибо. Фрэнсис зажмурился, сжал пальцы и кончил. Вытер руку о валявшуюся рядом пыльную тряпку и глубоко вздохнул. Тело расслабилось, в голове, наконец, прояснилось. Нужно было привести себя в порядок и возвращаться к работе. Когда, полгода спустя, он услышал сакраментальное «Привет, Фрэнсис», сказанное невозмутимым хриплым голосом, он смог только судорожно вздохнуть, не в силах ни унять взбесившийся пульс, ни повлиять на мгновенно вставший член.