Неловкая встреча в кафе

- Добро пожаловать, - улыбается она, и все встает на свои места. На самом деле нет, конечно. Галстук все так же давит, голова болит, а телефон в кармане настойчиво вибрирует, требуя к себе внимания. Чжумин мысленно приказывает ему заткнуться, но на дурную электронику телепатия, видимо, не действует. Кто придумал эти электронные расписания с вечно путающимися оповещениями и, как на подбор, противными сигналами? Вот если бы можно было сделать программу, такую же эффективную и исполнительную, как ассистент Кан, и без лишнего эмоционального наполнения… На такое, пожалуй, способен только Люсиэль; а обращаться к нему за помощью он пока не готов. Он идет за нею к своему обычному столику; несколько голов поворачивается им вслед. Хотя она выбрала для своего кафе тихий район вдали от крупных офисов, неподалеку располагается университет и несколько гостиниц, и потому здесь всегда кто-то бывает. Не слишком оживленно, но, по-видимому, достаточно, чтобы поддерживать заведение на плаву. Юсон бывает здесь часто, в перерывах и после работы; сперва он думал запретить ему, но потом отказался от этой мысли. Так он по крайней мере знает, когда ему точно не следует здесь появляться. - Вам как обычно? Он машинально кивает. Что сталось с тем проектом сети кофеен? Он переслал отцу исправленный отчет, сбыл проект с рук и постарался забыть о нем, с головой уйдя в кошачьи отели. Люсиэль иногда спрашивал в мессенджере, как идут дела. Хорошо. Лучше, чем я думал. Не то чтобы он собирался это ему говорить. Все равно волновало всех другое. Ее кафе, новая роль Зена, стажировка Юсона. Молчание V. Он не мог достучаться до него никакими силами, и это… даже не бесило уже, а вызывало какую-то беспомощную, изматывающую тревожность. Чтобы у него да не получилось? Когда разбилась еще одна машина, и ему пришлось провести ночь в приемном покое, потому что он был слишком измотан и зол, чтобы звонить семейному врачу, а бутылка виски под столом в конференц-зале нахально показала дно, ноги сами принесли его сюда. Ассистент Кан знает, что делать. Она справится. Всегда справлялась, какую бы задачку он ей не задавал. Но та, что встретила его в дверях, не была его верным ассистентом. Отросшие, чуть вьющиеся волосы, блестящие глаза, кокетливые кружева на воротнике. Что уж там: он растерялся. И она, кажется, растерялась тоже. Так они бы, наверное, и стояли, глядя друг на друга так, точно увиделись впервые (он и сам не верил, что его сюда занесло, и давно бы сбежал, если бы это не значило окончательно потерять лицо), но тут из-за спины у нее выглянула ее подруга и, увидев его, воскликнула: «О, Чжумин! Вы тоже зашли к нам выпить кофе?» Она обрадовалась ему вроде бы даже искренне. Он прокашлялся и наконец отвел взгляд. «Да». Нет; но какая разница, если его впустят? Она предложила помочь ему, но Чжехи сказала: «Нет, я сама». Чжехи. Было бы глупо и дальше называть ее ассистентом Кан. У этих двух людей не было совершенно ничего общего. Если холодное, невыразительное лицо ассистента Кан, всякий день сопровождавшее его в офисе, вставить в эту легкомысленную рамку из волос и кружев – оно не приживется. Правда, голос Чжехи, когда она рассказывала о напитках и десертах, которые они могут ему предложить, смутно напоминал голос ассистента Кан – но тот, не блиставший особенными эмоциями, идеально годился для передачи информации. А когда Чжехи спросила «Так что вы выбираете?», он с каким-то отстраненным удивлением обнаружил, что не запомнил ни слова из того, что она говорила. «Что вы порекомендуете». Правда, кое-что оставалось неизменным. Он во всем положился на нее. Кофе был не так уж плох, хотя он недостаточно в нем разбирался, чтобы оценить какие-то тонкости. Он пил его маленькими, размеренными глотками, не отрывая взгляда от фигуры Чжехи, то и дело исчезавшей за стойкой; но, кажется, уйдя из компании, она приобрела иммунитет к его взгляду, потому что ни разу больше к нему не подошла. Он оставил на столе несколько купюр, механически отсчитав сумму, и вышел. На следующий день он пришел опять. Потом еще раз, и еще… Это превратилось в своего рода зависимость: возможно, не такую разрушительную, как машины или алкоголь, но ничуть не более рациональную. Он даже сам себе не мог объяснить, почему продолжает сюда возвращаться. Чжехи уже не работает на него, она – посторонняя, и проблему с ней не обсудишь. Да если бы даже он и решился, к ней не подступишься: если она не с клиентами, то с подругой, и они так весело о чем-то болтают, что ему становится неуютно и досадно. Личной жизнью своего ассистента он никогда не интересовался; возможно, в этом была его ошибка. Но он бы даже сам себе не признался, что робеет перед этой незнакомой девушкой, так непохожей на пестрый, но по сути однообразный калейдоскоп подружек отца. Когда-то это было ее преимуществом. Она ставит чашку на стол перед ним, и он приходит в себя; теперь ее очередь улыбнуться, пожелать приятного аппетита и уйти по своим делам. Дела? Какие у нее могут быть дела, чтобы он о них не знал? Но вместо того, чтобы последовать уже устоявшемуся ритуалу, она неожиданно говорит: - Кажется, вам очень нравится здесь? Он прокашливается. Берет чашку и отпивает глоток, чтобы освободить дорогу единственному лживому слову. Он не любит лгать, если это не нужно для дела, но о каком деле сейчас вообще может идти речь? - Да. - Я так и знала. – Она кивает с серьезным видом. – Я и не думала, что вы так любите кофе. Особенно этот. Вы ведь берете его каждый раз? Он машинально смотрит на чашку. - Да, - соглашается он и, понимая, что от него еще чего-то ждут, неуклюже добавляет: - Этот… самый вкусный. Насколько бы убедительнее это прозвучало, вспомни он, как называется этот кофе… Чжехи внимательно смотрит на него и вдруг начинает смеяться. Ему приходит в голову, что это первый раз, когда он слышит ее смех. Негромкий, мягкий. Совсем не раздражающий. Даже… приятный? Но что вызвало у нее такую реакцию? - Я не верила, но вы и правда не заметили, - Чжехи качает головой. – Обычно я приношу вам наш фирменный, но этот совсем другой. Даже не настоящий кофе – так, коктейль на кофейной основе. Я просто налила его в такую же чашку. А вы выпили его, как ни в чем не бывало… Вспышка молнии. Непростительный промах. Чжехи строго смотрит ему в глаза. - Зачем вы на самом деле приходите? Он опускает глаза. Он и вправду виноват. Но почему так сложно это выговорить? - Итак? Она смотрит на него сверху вниз. Будто имеет такое право. Она больше не смеется. И инстинкт, безошибочный инстинкт подсказывает ему, что если он сейчас не скажет ей того, что она хочет услышать – что ей понравится – с этой сделкой можно распрощаться. - Мне нужна ваша помощь. - Что? В ее голосе звенит неподдельное изумление. Он подавляет внезапную, странную вспышку раздражения. Разговор еще не окончен – и не будет, пока он не добьется своего. - Мой старший ассистент не справляется с работой. – Это почти правда. Чжумин даже не может вспомнить, есть ли у него сейчас старший ассистент; впрочем, разница невелика. – Мне нужна ваша помощь по одному срочному вопросу… - Господин директор, - Чжехи хмурится, перехватывая поднос, - возможно, вы забыли, но я у вас больше не работаю. Вы сами меня уволили. Это звучит как обвинение: холодный тон, подчеркнутое – прежнее – обращение. Это и есть обвинение, и самое скверное, что он совершенно не представляет себе, как на него реагировать. Он не привык оправдываться, не привык сдавать позиций. С ним рано или поздно соглашались, ведь он говорил обоснованные, разумные вещи… Разве это не разумно – отказаться от такого незначительного и наверняка утомительного дела ради шанса работать в C&R? Ради шанса вернуться в C&R, на то самое место, за которое большинство людей готовы драться зубами и когтями? Разве это не логично – предпочесть работу в крупной компании со стабильной зарплатой малому бизнесу со всеми его рисками и трудностями? Разве, наконец, сама она не хочет заниматься чем-то действительно интересным, снова и снова испытывать предел своих способностей вместо того, чтобы наливать в одни и те же чашки один и тот же кофе, в котором он все равно никогда не разбирался… - Разве вы не хотите вернуться? Он настолько растерян, что даже спрашивает вместо того, чтобы утверждать, но ведь на этот вопрос может быть только один ответ. Он верит в это твердо до той самой секунды, когда Чжехи пожимает плечами и, все так же глядя ему в глаза, спокойно произносит: - Нет. Ему бы зайти с другого конца – предложить поднять зарплату (не сразу, скорее всего, но в конечном итоге эти деньги не будут потрачены впустую), купить это несчастное кафе (уж одно-то убыточное предприятие он может себе позволить). Ему бы вспомнить о собственной гордости, встать и хлопнуть дверью. Можно подумать, в целом городе не найдется такого же исполнительного, аккуратного и ответственного ассистента, каким была она. Можно подумать, она незаменима. Но почему-то он сидит и не может отвести глаз от женщины, которая только что сказала ему, что он ей не нужен. - Если вы ничего больше не будете заказывать… - Вы нужны мне. Она растерянно оборачивается: - Что? Должно быть, он выглядит жалко, но Чжумин уже не может остановиться. Все раздражение, все беспокойство последних дней прорывает монолитную плотину самообладания, и он будто со стороны слышит собственный голос: - Ассистент К… Чжехи, вы нужны мне. Я не могу найти моего друга. Я не могу найти человека, на которого я мог бы положиться. Все катится куда-то в тартарары. Я хотел бы все исправить, но не могу, не могу разорваться… Она молча стоит, вцепившись в поднос, и глядит на него, и Чжумин при всем желании не может сказать, что выражает ее лицо. Равнодушие? Презрение? Он и сам почти презирает себя за этот жалкий выплеск, но что поделать – других вариантов нет. - У вас есть время? Она опускает поднос на столик и говорит, не глядя в его сторону, так что Чжумин не сразу понимает, что она обращается к нему. - Время? – машинально повторяет он. - До закрытия кафе. Мы могли бы спокойно сесть и поговорить… Ее голос звучит неуверенно; она искоса смотрит на него. Ему и думать не надо. - Да, - выпаливает он. Губы Чжехи вздрагивают, будто она собирается улыбнуться. - Отлично. Тогда… подождете меня? Она возвращается к стойке, о чем-то говорит подруге. Чжумин откидывается на спинку стула; странно, но он только сейчас замечает, какой этот стул удобный. И интерьер приятный: мягкие, неброские цвета. Он достает из кармана телефон, несколько секунд просто смотрит на экран, даже не давая себе труда его разблокировать, а потом передергивает плечами и сует телефон обратно в карман. Кофе остывает; время идет, но сейчас это его почему-то не волнует. Каждый раз, пробегая мимо, Чжехи оглядывается на него – будто хочет убедиться, что он все еще здесь – и наконец он улыбается ей в ответ.