Никогда о тебе не забываю

Хёнджин смотрит на Феликса исподлобья, когда тот обнимает Чана, ласково улыбаясь ему своей согревающей улыбкой. Только тело разъедает ревность, сочащаяся по венам и отдающая в голову. Ему бы сейчас вскочить и оттащить Феликса за плечи, но все, что он может — сделать непроницаемое выражение лица и смотреть перед собой. Но даже с этим он не справляется. Как только руки Феликса отпускают крепкие плечи Чана [у тебя-то таких нет, Джинни?], Хёнджин, наконец, шумно выдыхает, и лицо его чуть расслабляется. Феликс в его сторону даже не косится, хотя Хван буквально молит его мысленно, чтоб тот бросил взгляд всего лишь на секунду. “Только дай мне знак, что всё в порядке”. Чан улыбается Ликсу в ответ. “Разумеется”. Как можно не улыбнуться в ответ тому, кто будто спустился с самого солнца, чтоб озарять всех вокруг своей любовью и заботой? Хёнджин не может бросить взгляд на часы, но молится, чтоб камеры поскорее выключили. И даже тогда он не сможет вскочить и умчаться прочь — что тогда подумают остальные? Камеры выключаются. Хёнджин считает до пяти, прежде чем подняться со стула и спокойно пойти в сторону выхода. Напускное его спокойствие слетает в тот миг, когда он оказывается за дверью и опирается лопатками о стену, сползая по ней и пряча лицо в ладонях. “Только не плачь”. Стоит дойти до дома. Дома, где Феликса больше нет. Он, кажется, живет так близко, но и так далеко. “Он, наверное, так рад тому, что мой будильник больше его не беспокоит”. Хёнджин вскакивает резко, как только хлопает дверь. Остальные мемберы наверняка решили поболтать, пока камеры выключены, а учитывая то, что поодаль стоял и столик с едой, выхода их можно было не ждать в принципе. Однако кто-то всё же вышел. — Ты замёрзнешь. Низкий бархатистый голос моментально вызывает в Хёнджине море эмоций — от бесконечного счастья от присутствия Феликса рядом до разбивающего на куски чувства, что он с ним ненадолго. — Я уже стою. С Феликсом было легко. Всегда было легко. Хенджин так просто отдал ему то кольцо, после которого перед камерами назвал их парочкой. Даже тиктоки снимать ради него было легко. Почему же сейчас вдруг стало сложно? Феликс прекращает этот бессмысленный диалог. Он шагает вперед и крепко обнимает Хёнджина, отчего тот едва ли не плачет, но вместо этого дергается, пытаясь сделать шаг назад. — Брось. Хёнджин готов слушать этот голос вечно, что бы тот ни говорил. Пусть он постоянно несёт ерунду, только никогда не замолкает. И никогда не уходит. — Нас увидят. Феликс отстраняется, заглядывая Хвану в лицо. Хёнджин пытается спрятать взгляд, как тогда, когда Феликс едва ли не признался ему в любви на языке, который считал родным. Как Хёнджин тогда сдерживался, чтоб не броситься с объятиями к нему прямо перед камерами. И просить, умолять, требовать, чтоб тот никогда его не отпускал. — Нас уже расселили по разным домам, Джинни. Я не думаю, что у них ещё на что-то хватит фантазии. Хван чувствует, как глаза его наполняются слезами. Феликс меняется в лице мгновенно — это сочувствующее и полное любви выражение лица заставляет колени Хёнджина подкоситься — но Ликс держит его крепко, не давая упасть. — Ты совсем обо мне забыл. Тихо говорит Хенджин, безуспешно пытаясь спрятать от него взгляд. Феликс ведь как пиявка — прицепится, и не отпустит тебя, пока ты не скажешь всё, что у тебя на душе. А ты скажешь. Любой скажет. Обычно солнце слепит глаза, но это солнце согревает. От вида этого солнца хочется улыбаться и с раскинутыми руками бежать по полю с цветами, глядя за горизонт. Но вместо этого Хёнджин смотрит в глаза Феликса, совершенно забыв о том, что их действительно могут увидеть. — Я. Никогда. Никогда, Джинни. Никогда о тебе не забываю. И Хёнджин верит ему. Феликс никому не лжет. И уж точно он не станет лгать Хёнджину, которого крепко держит в объятиях, наплевав на весь мир вокруг. Наплевав на то, что за стеной находятся те, кто может в одночасье разрушить то, что у них есть. — Мы же парочка, ты ведь сам сказал? Феликс усмехается, проводя рукой по волосам Хенджина, отчего тот едва не начинает мурчать, но вместо этого слабо улыбается, чуть заметно кивая. — Я скучаю. Феликс быстро произносит “я тоже”, так же стремительно касаясь губ Хенджина, оставляя на них легкий поцелуй, и отстраняется, делая пару шагов назад и как ни в чем не бывало повернувшись в сторону двери, которая распахивается через секунду после этого. Из нее выходит Минхо [кто еще мог распахнуть ногой дверь?] и, быстрым взглядом окинув парней, мотает головой — Хёнджин отворачивается, понимая, что тот предупреждает его быть осторожнее. А Хёнджин не может быть осторожнее. Хёнджин прячет счастливую улыбку, наконец, услышав от Феликса то, что боялся у него спросить. Стафф и остальные мемберы по очереди выходят — Чан тут же заводит беседу с Феликсом, утаскивая его с собой. Минхо же подходит к Хёнджину, громко спросив его про Макдональдс, и, пока Хван пытается вернуться в реальный мир, тихо произносит: — Ты с ума сошел? Вас могли увидеть. — Я скучал. Я думал, он меня больше не любит. Минхо закатывает глаза, толкая Хёнджина в плечо. — Ага, а Джисон — меня. Хёнджин, честное слово, почему ты такой тупой?