***
Эдгар терпеть не мог Белль первое время их совместного проживания. Вроде бы, прошло столько времени, можно было смириться и дать отцу полную волю в отношениях, но нет, паркурист обижен до глубины души. Полнейший идиот, и он сам это осознавал, осознает и будет осознавать до конца своей жизни. Хуже этого может быть только то, что он, ну...совершенно не чувствует ни вины, ни обиды как таковой. Он действует так, как поступил бы любой другой подросток на эмоциях, ему нужно выглядеть таким. Иначе отец просто узнает. Обо всем. Эдгар не хочет, чтобы отец знал. Он не даст узнать больше, чем нужно. Он не хочет, чтобы отец волновался по этому поводу. Отец остается в неведении. Долго. Все дольше и дольше. Хуже только то, что в неведении не остается дочь Белль. Одному только Господу известно, как она об этом узнала, и...Она ничего не стала говорить. Ей как будто эта информация нужна была только для галочки. Она продолжает ничего не говорить, но иногда, когда эмоции внезапно дают знать о себе, она помогает. Она действительно делает все, что в ее силах, чтобы сохранить его секрет. Зачем она это делает?***
Работать пришлось быстро. Эдгар впервые нормально взялся за Колетт и дошел до кровати, но, учитывая его возможности движения конечностями, граничащие с полной потерей контроля, пришлось сесть рядом с ним и сидеть так в обнимку. Лишь бы не зашел Байрон, прости, Господи. Лишь бы он не зашел. Он не заходит, за дверью тихо, а футболка уже начинает неприятненько пощипывать. Видимо, сегодня какое-то чудо свершилось, а не обычное обострение. Как с этим бороться Колетт, конечно, не знала. Но она искренне надеялась, что, если Эдгар захочет, он сам обратится за помощью. А пока ему нужна только небольшая поддержка и контроль его собственных действий во время чудаковатых приступов.***
Эдгар нашел решение этой проблемы, но это решение приводило Колетт в бешенство. Первое время. Жили они в соседних комнатах, но иногда, по, так сказать, семейным обстоятельствам, ночевали у Эдгара. И именно поэтому ей не нравилось это решение проблемы. Все вещи, абсолютно все, поголовно, пропахли отвратительным дешевым табаком. На комнате была повешена гигантская табличка, надпись на которой гласила, что входить не следует ни при каких обстоятельствах. Ну, кого это останавливало. Байрона и маму, на удивление. Они после помолвки наблюдали за этими притворными эмоциями и думали, что Эдгар действительно переживает. Что он скучает по матери. Поэтому решили быть с ним помягче. А Колетт все равно, ни одна человеческая эмоция не будет вечной, она просто сменится другой и обратно, если человек, конечно, подходит под рамки нормы. Но это Эдгар. Он вообще не умеет нормально чувствовать. То ему все скучно, то он зависим от адреналина, то у него три панических атаки. Подряд. Так вот, справлялся он с этой проблемой курением. Он курил чертовски много и дюже часто, когда его обострения были на грани срыва. Колетт видела, что он всячески пытается отгородиться от нее. Он отгораживается, как может. Но она не хочет, вообще-то, прекращать тотальный контроль над состоянием своего братца. Как бы то ни было, если она все расскажет — крах доверия Эдгара. А если сделает так, как он хочет, — они сами узнают, а в этом случае он засядет в глубочайших самокопаниях и самоненависти. Этому нельзя позволить произойти ни в коем случае.***
Кроме Колетт об этом знала лучшая подруга Эдгара — Биби. Она прекрасно осознавала, что Колетт права, и она пыталась вразумить своего непутевого друга так, как могла сама, даже самостоятельно тыбзила сигареты у Булла, а потом уже делала дома вид, что это она просто сама курит как паровоз и точно не сбывает его припасы на неделю какому-то плешивому подростку, у которого проблемы с эмоциями. — Ты уверена, что дешевые сигареты отобьют у него желание курить? — белобрысая смотрела на пачку с легким опасением, мол, я не хочу, чтобы мой новоиспеченный братик помер через полтора года после нашего объединения семей. — Сами сигареты никак не смогут, но в дешевых обычно не так много никотина. Я хочу начать снижать дозировку, а потом ненавязчиво предложить перейти на жвачки. Я сама так бросила один раз, а потом дядя узнал о том, почему я скупаю жвачку в ларьках пачками и сказал, что покупать сигареты будет выгоднее, представляешь? — Биби лучезарно улыбнулась, мол, не кипишуй, подруга, разве я когда-нибудь тебя подводила? Конечно, не подводила, вот и не надо волноваться раньше времени. — Хорошо, тебе, все-таки, виднее будет, — она сдалась. Все равно ничего больше не оставалось, все другие варианты приводили к более...плачевным последствиям. Этот селфхарм будет хотя бы отслеживаться, как Колетт однажды сказала подруге, а вот другой, например, порезы, будет отследить намного сложнее. Как минимум из-за того, что запах крови не настолько сильно въедается в стены, ткани и кожу, оседая буквально везде. У них с Биби не бывает разногласий, это обычное дело. Просто нужно удостовериться, что все точно будет хорошо.***
Курение — хуйня собачья. Это Эдгар понял только тогда, когда никого в доме не было, а от какого-то странного шороха на кухне накатила паника. Ужасная. Ни в коем случае не выходить, ни в коем случае не выходить, ни в коем случае не выходить. Тремор в руках настиг мгновенно, а потому даже не пытался хоть как-то поджечь сигарету и скурить. Те, что Биби недавно дала, — хуйня, они не помогают успокоиться. Они не помогают вообще. Зачем они нужны, если от них не начинает слегка сводить живот, делать ноги ватными и замутнять рассудок. Правильно, больше ни для чего они не нужны, говно собачье. Слезы не держатся. Его организм вообще не мог быть подвластным мозгу в такие моменты. Он не мог двинуться, не мог пошевелиться, ему приходилось только наблюдать на одну точку, в которой остановятся глаза, и трястись. Ему срочно нужно написать Колетт. Мысль билась где-то в закромах мозга с остальными идеями, имеющими рациональный и здравый смысл. А если не поможет? Она может быть далеко. Она не поможет в этом случае. Ее единственной помощью станет то, что она расскажет. Она все расскажет. Она не будет таить ничего, когда это станет ей неудобно. Это отвратительно. Он ненавидит ее. Он не может ее ненавидеть. Она ему помогла. Много помогала.***
— Ты точно думаешь, что все будет в порядке? Мне надо быть рядом, если что-то произойдет... — Колетт чувствовала на плечах груз ответственности. Тот, который не чувствуют сейчас ни Байрон, ни мама. Потому что они не знают. И никогда не узнают. Это не их дело, если Эдгар не хочет им рассказывать. Пока что это секрет. Но ему надо помогать. Ему нужно помочь прямо сейчас, если он там на полу, не способный пошевелить даже руками. — Он что, ребенок, что ли? Ты же говоришь, что у него это происходило, скорее всего, и до твоего заезда в их квартиру. Он разберется, — Биби обнадеживающе подмигнула. Он сможет, конечно, но будет ли он доверять ей после этого? Доверял ли он ей когда-то вообще?***
Докурив сигарету, Эдгар пошел встречать Колетт. Впервые такое было. Как и острая паническая атака без нее в квартире. — Как прошла прогулка? — после этих слов пришлось прокашляться. От плача без каких-либо звуков горло сильно перенапряглось, а сигареты только ухудшили состояние. — Ну, неплохо. Ты опять чуть не помер? — голос звучал по-родительски строго. Она ему что, мать, чтобы читать нотации? Ладно, не стоит горячиться. Возможно, это обычная реакция, и так люди выражают переживания... — Было такое.