┬┴┬┴┤( ͡° ͜ʖ├┬┴┬┴
Влюбленность на первокурсника Лань Ванцзи напала прямо перед доской, на которой висело расписание лекций. Это был первый день учебы в Государственной академии художеств. Студенты толпились и фотографировали названия предметов, номера аудиторий и фамилии педагогов. Но внимание Ванцзи было приковано к шее парня, стоящего перед ним. Худощавый, с темными длинными волосами, убранными в высокий хвост, из которого те торчали пиками в разные стороны, а одна прядка спряталась под воротник рубашки, и ее не заметили. Лань Ванцзи вдыхал едва уловимый орехово-карамельный аромат юноши. Запах трепетно входил в ноздри, шевелил нейронные связи и вызывал смутные, но приятные ощущения. Он вдыхал бы еще, но парень резко повернулся, порывисто шагнул в Лань Чжаня — и тут же нос парня впечатался в губы Лань Чжаня, а губы в крепкий подбородок. Парень охнул, поднял серые глаза, из которых из-за удара сыпались искры, и радостно засмеялся внезапному поцелую. Именно в этот момент бесстыдник купидон, недолго думая, фиганул не стрелой, нет, ракетой, не сильно заморачиваясь с планами сердца Лань Чжаня. — Извини. Аха-ха-ха, я не хотел, — трет нос студент, а сам такой очаровательный, что сердце Ванцзи беспомощно барахтается в предчувствии(⊃。•́‿•̀。)⊃━✿✿✿✿✿✿
Вэй Усянь любил и ценил живопись, потому что хорошие картины способны взбодрить, растормошить, наполнить все вокруг движением и цветом. Любовь к лидеру немецкого авангардизма тридцатых годов двадцатого века Отто Диксу привела его к стенам учебного заведения и заставила сделать всё, чтобы попасть во внутрь. Он, как и его кумир, тоже считал, что беспристрастный натурализм в духе Босха и Брейгеля должен привлекать внимание к проблемам общества и бить прямо по телу со всей своей непатриотичной мощью. Мир должен совершенствоваться, а искусство — демонстрировать его язвы и признаки разложения. Вэй Усянь был любимым ребенком своих родителей, в котором души не чаяли бабушки и дедушки. Его баловали, многое позволяли и прощали. Потому что их Вэй Ин такой красивый, такой булочка и круассанчик. С таким подходом в воспитании он вырос почему-то не эгоистом, а человеком, остро реагирующим на несправедливость и легко отдающим «последнюю рубашку». Жизнь Вэй Ина немного напоминает броуновское движение и зомби-апокалипсис. Во-первых, в свободное время от эстетического наслаждения портретами, пейзажами и натюрмортами он спасает мир. Протестует, митингует, защищает обездоленных и слабых. Во-вторых, причиняет добро и непоправимую пользу бездомным кошкам, не особо согласовывая планы последних и всячески обламывая их в преддверии весенних игрищ. В-третьих, после получения диплома он мечтает открыть новое направление в искусстве, которое будет хлестко «лупить» зрителя по толстым щечкам и напоминать о совести и ее месте нахождения. Но все пока на слегка размытом и сильно несформированном уровне. Что это за стиль такой? Кто представители? Никто не знает. В-четвертых, он с каким-то упрямством забирается на пирамидальную гору Кайлас, вершина которой до сих пор остается непокоренной. Только у его горы красивая фамилия Лань и имя Ванцзи. Ибо все, что не покорено, автоматически попадает под прицел Усяня. Да и иметь такого умного и красивого друга зачётно. Если первые три пункта были ясны и понятны, не будем уточнять кому, то вот четвертый вгонял Усяня в ступор. Еще ни разу не было, чтобы понравившийся человек так упорно игнорировал и избегал его. Кто бы ему сказал, что ему будет восторженно-радостно при виде этого высокого, статного с темными волосами до лопаток юноши, он бы удивился. Стоит Лань Чжаню появиться в поле его зрения, то в сердце такой «Тррр хаха, тррр вум бам…» начинался, что хоть стой, хоть падай! Выход один, что-то с этим делать, иначе эта дискотека никогда не закончится, а им еще учиться и учиться. Усянь не собирался шуры-муры разводить. Он по девочкам. Просто хотел подружиться. Настойчиво. Необъяснимо. И делал это слегка странным способом. Он всеми силами старался быть заметным. Вставал или садился так, чтобы этот «дементор» мог видеть его из своего «бункера». Был нарочито дружелюбен со всеми, звонко смеялся шуткам однокурсников, крутился рядом с Ванцзи. Однажды даже сбил его с ног на физкультуре и завалился прямо на него, и с удовольствием полежал на такой широкой груди, залипнув как муха в медовых глазах. Но вызвал только молчаливое негодование. Его аккуратно отстранили и даже руку не протянули, чтобы помочь подняться. Все без толку. Краем глаза он следит и отмечает каждое его движение: встал, прислонился, посмотрел в книгу, посмотрел в окно, а на него сегодня не смотрит, как будто его не существует, а если проскользит взглядом, то ощущение, будто Вэй Ин большая угроза человечеству. Но он не отчаивается, и сегодня у него созрел очередной план. — Лань Чжань? — позвал Вэй Ин тихо, когда сел на лекции специально за ним. — Что после лекций делаешь? Идем с нами на выставку, — Ванцзи аж вырос сантиметра на три и сглотнул. Кадык прошелся вверх-вниз по длинной шее. Усянь тоже сглотнул. К «диалогу» подключились уши Ванцзи, единственный барометр, показывающий, что Лань Чжань не равнодушная каменная глыба, а очень даже человек. И красивый мужчина. Так вот, уши сигналили, что Лань Чжань хочет на выставку, но когда он медленно повернулся к Вэй Ину и представил его взору осуждающий взгляд, сведенные брови и поджатые губы, то получалось, что вроде как занят. Блин. По окончанию лекции Вэй Ин не теряет надежды и повторяет свое предложение, пока Лань Чжань неторопливо складывает конспект и ручку в сумку. — Лань Чжань, ну так что? Пойдем на выставку? Говорят, привезли картины Франсуа Буше. Кто знает, может, нам покажут картину «Леда и лебедь», — хихикает Усянь, отлично понимая, что Леда эта лежит в неглиже с раздвинутыми ногами, а любитель стройных ножек Зевс в образе птицы белой сосредоточенно изучает, что же у нее между ними. Но это еще цветочки, потому что фантазия зрителя невольно начинает дорисовывать картину, иначе непонятно, каким образом эта Леда родила яйца. — Бесстыдник! — Ахахаха! Да идем же, это будет весело! — щебечет Усянь. — Нет, — категорично обрывает Лань Чжань. Усянь смотрит в спину самого красивого студента в Академии и почему-то уверен, что однажды они станут близкими друзьями. — Он странный. Может, у него есть девушка? — Вэнь Нин ищет уважительную причину его холодности. — Но я же не собираюсь уводить его. Я хочу подружиться, — неуверенно бормочет Вэй Ин. — Почему он злится на меня? Не Хуайсан, скажи! Когда я успел ему насолить? Не Хуайсан тактично молчит и ведет свои скрытые наблюдения за этой парочкой. Его забавляет, как Вэй Ин строит планы по захвату крепости Ванцзи, а что крепость давно захвачена, он Вэй Ину не сообщает. — Может, не в настроении, — расплывчато предполагает Не Хуайсан. — А что если его позвать в кино? Как думаешь, он согласится? — очередная «светлая идея» прилетает в голову Усяня. — Он откажется, но ты пригласи, — что-то на мутном от знатока человеческой психологии. — Ты думаешь, мне приятно получать отказы? — раздраженно. — Ты лучше скажи, что надо сделать, чтобы он согласился? — Согласился? — Не Хуайсан берется пальцами за подбородок. — Хм! Пригласи его в кино, а потом в театр, рано или поздно он согласится, — мудрость от самого Не Хуайсана. Вэй Ин мечтает о том, что когда-нибудь ледяное сердце Ванцзи растает и он увидит его, Усяня, который с первого дня наблюдает, с каким достоинством входит этот студент в аудиторию, как держит спину на всех лекциях и внимательно слушает преподавателей. Как отвечает на любой вопрос вдумчиво и не спеша и как игнорирует его, слишком болтливого и шумного, и, может, даже считает его дурачком. Засыпая, он мысленно рисует его портрет в стиле Микеланджело Меризи да Караваджо. На темном фоне живые светло-карие глаза, длинную шею, кадык, пухлые губы и еще волосы, что вьются барашком. На этом портрете Лань Ванцзи выглядит воздушным и одухотворенным пастушком. «Лань Чжань, вот почему ты такой упертый?» — вздыхает.(づ ◕‿◕ )づ ヾ(  ̄O ̄)ツ
Цзян Ваньинь, или Цзян Чэн, школьный друг Вэй Усяня и студент Политехнического института. Другом он стал вынужденно, в шестом классе, когда Вэй Ин тяжело заболел и пропустил практически всю первую половину года, а родители Вэй Ина попросили отличника Цзян Чэна подтянуть его по алгебре. Он не был рад такой просьбе, но отказывать вежливым родителям воспитанному мальчику было неудобно. «Чисто гуманитарий», — сделал вывод Цзян Чэн, поправил челку и в третий раз объяснил про десятичные дроби Вэй Ину. А тот на самом деле так был рад, что у него появился друг, болтал и отвлекался от алгебры с большим удовольствием. Он делился своими рисунками, показывал иллюстрированные альбомы художников, и у него было даже несколько редких талисманов. Занимаясь почти каждый день, Ваньинь все больше понимал, что зря он это затеял. Теперь ему придется взвалить на свои еле оформившиеся подростковые плечи эту ношу в сорок килограмм и тащить Усяня к аттестату вопреки его интересам и непоседливости. Вэй Ин же, когда не болел, был крайне активным. Он ходил на рисование, фотографирование, учился компьютерным алгоритмам и был членом группы волонтеров. Каждые выходные спасал лес, ежиков и водоемы. После окончании школы это уже были одинокие пенсионеры, коты, шляющиеся без дела, и загрязняющие природу производства. С нарисованными плакатами стоял в любую погоду и призывал власть к ответственности. Цзян Чэн искренне считал, что Усяня в детстве уронили и не один раз. За этого беспокойного революционера он делал домашние задания в школе и как мог отслеживал готовность к экзаменам в Академию. А также, каждый раз проклиная его «шило в заднице», приносил ему зонтик в дождь, теплую куртку и теплые носки в холод и бутерброды с чаем всегда. — А-Чэн! Ты настоящий друг, — жевал бутерброды Вэй Ин и прижимался к теплому боку товарища. — Вэй Усянь, если завтра не закроешь все свои «хвосты», даже не думай ходить ни на какую забастовку. Я тебе голову откручу! — Завтра кошек в новый приют перевозим. И там еще надо будет убраться, и помыть клетки. — Я тебе на всякий случай напомню. Бешенство — острое инфекционное заболевание, протекающее с тяжелым поражением нервной системы и заканчивающееся смертельным исходом. Бездомные непривитые кошки не исключение. — Ага, — дует и обжигается горячим чаем. Утеплившись и подкрепившись, он продолжает свой протестный марш. А Цзян Чэн ждет, когда утихнет душа Жанны д'Арк, поселившаяся в теле Вэй Ина. — Надеюсь, этого не сожгут, — озадаченно смотрел, наблюдая, как его друг, выполняющий свой гражданский долг, валился от усталости. По окончании забастовочного мероприятия Цзян Чэн ворчал, ругался, хватал за шкирку уставшего Усяня и отвозил домой на автобусе. Сдавая митингующего из дружеских рук в руки родительские, настойчиво просил проверить, есть ли вши, помыть с мылом, почистить ему зубы и завтра никуда не пускать.