Оценка.

Существовал в одном безумно добром и приветливом городе безумно злой и неприветливый человек. С самого детства его любимым хобби было расценивание других людей. Например, идёт он по парку и даёт "честную оценку", в виде десятибалльной шкалы, другим людям, но почему-то ещё никто не смог дотянуться до десяти баллов. Если незнакомец "уродливый", то, назовём этого неприветливого Злыдень, оценит его от нуля до пяти, а если незнакомец "нормальный", то он оценит его от шести до восьми баллов, а если ему попадётся невероятной красоты незнакомец, то он оценит его в девять баллов, так как тот "слишком нормальный"   Но вот по неизвестной причине Злыдень никогда не давал оценку себе, что уж тут говорить, у него в доме небыло зеркал, так как тот не хотел "ослепнуть от своих десяти баллов". Но в один момент жизнь заставила его купить зеркала, и не одно, а развесить их по всему дому...   Когда Злыдень пришёл к себе после очередной прогулки, где "очень удивился от такого количества уродов", он заметил, что дети впервые за всю его долгую жизнь смотрели на него "по-особенному". И правда, они косились на него, в их глазах была подозрительность, а некоторые даже прятались за родителей при виде Злыдня. Он очень удивился:   – Неужели они так боятся моей красоты? – с восхищением уселся на диван "оценщик".   Но тут его снова поглотило сомнение. Сомнение в своих словах. Оно всегда наступало тогда, когда он думал про свою красоту, внешность, характер и всё, что связано с хозяином этого тела. Он будто требовал своего подтверждения, он будто заставлял себя так думать. И даже сейчас, думая о том, что он так боится возможной правды, правды того, что он ищет утешения души в оценке других, а сам... Так, хватит! Ничего он не ищет, ничего ему не надо, он самый классный, самый клёвый, самый-самый! Просто он видит то, чего не видят другие! Так ведь..?   Всё же, нужно перебороть себя и посмотреть в первые за долгое время на то, чему так дивились "людишки". Купив обычное простенькое зеркало, Злыдень медленно придвинул его к своему лицу. Последний раз он смотрел на себя в подростковом возрасте, хотел прыщи выдавить, мешки под глазами проверить и многое другое, сейчас же он далеко не подросток. Посмотрев на себя, Злыдень оцепенел. Второй подбородок, но странно впалые щёки, весь в акне, морщинах, волосы седые, тело толсто-худое, максимально непропорциональное. Такое ощущение, что его сделали из разных участков тела других людей.   – Боже, что со мной?! Даже будучи подростком я так ужасно не выглядел! Что же делать, о Господь! Что за проклятие?! – Он метался из стороны в сторону по всему дому в истерике.   Злыдню ударила мысль в голову:   – "Так, стоп... Вчера я гулял и видел много уродов. Тот пацан с прыщами, дед с морщинами и сединой, мужик со вторым подбородком, худая, нет, слишком худая девка. Может быть из-за их оценивания я такой... Нет, быть не может! Это может быть только в кошмарах, не более! Но всё же, может мне завтра проверить..? Да, думаю стоит проверить, глупость, но нужно убедиться! "   Прошла ночь, Злыдень посмотрел в зеркало "на всякий случай", небыло никаких изменений, и сразу вышел на улицу. Как всегда, больше было "уродов", меньше "нормальных", ещё меньше "слишком нормальных", по его "мнению". Только в этот раз было одно исключение из правил. Он запоминал каждого человека, что бы потом проверить, верна ли его теория. Прогулка закончилась, Злыдень помчался домой, встал перед зеркалом и его немного отпустило. Его внешность была такой же, как и вчера. Не десять баллов конечно, но теория была неверна. Может это он себя так запустил? Надеюсь, что да...   На утро Злыдень встал, но сразу подошёл к зеркалу. Крик ужаса пронёсся по дому. Он стал похожим на людей со вчерашней прогулки!   – Матерь Божья, так это правда! Нет, нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо..! – Злыдень подумал. – То есть, для не ухудшения ситуации мне нужно перестать оценивать других?! Я откажусь от этого, обязательно, но вот что мне делать со своей внешностью... Ай, ладно, потом! Мне нужно успокоиться! – Решил он.   Время не останавливалось. В первые дни он пытался сдерживать себя, но привычка давно переросла в рефлекс, а рефлекс, похоже, в инстинкт. Злыдень понял, что когда он засыпает, происходит "перевоплащение". Но тут уже пошли странности... Сначала он купил множество зеркал и развесил их по всему дому, так как "нужно замечать любые изменения! ", ими было обставлено буквально всё. Потом он решил отказаться от прогулок и какого-либо взаимодействия с обществом. Но даже тогда он замечал "какие-то изменения". Конечно, ему это казалось, в таком состоянии не только это покажется, но Злыдень этого не понимал. И теперь, исходя из теории со сном, он отказался от сна. Его единственным занятием стало рассматривание себя в зеркалах.   – Я изменился? Нет, не изменился... Я изменился? Не-ет, не измени-ился, – монотонно повторял одно и тоже Злыдень.   Он уже забыл про свои же догадки о том, что искал утешения в других. Он уже не то, что не искал, он не думал ни о чём другом, кроме изменений во внешности. Злыдень всё сидел вокруг множества зеркал и множества своих отражений. Теперь он думал, что эти отражения–люди, поэтому автоматически оценивал уже их, совмещая с рассмотрением себя. Он перестал различать себя от других, перестал следить за временем, перестал думать, как думает обычный человек.   Возможно он просто слетел с катушек, возможно эти изменения–правда, но Злыдню уже плевать. Он всё ещё ищет не ту складку, морщинку, прыщик или жиринку и будет искать, пока не замучается от недостатка всего, в чём он себя ограничил.  Последней его здравой мыслью было то, что он–это тот, кто стоит в отражении, а точнее душа. Просто это его душа такая мерзкая и ужасная, просто это он боится признавать то, что все люди, которых он считал "уродами"–это и есть он, просто оболочка другая. Он боялся идти дальше, узнавать себя, бороться с самим собой, чтобы открыть истинное "я", и вместо действий прятался в вечной лжи, прятался в грехах других, чтобы не видеть свои и таким образом накапливал все больше и больше грязи, не только своей, но и других.     Я изменился? Нет, не изменился, – последние его слова были такими. Он сказал это глядя в зеркала, в его любимые зеркала, и в отражении был уже не "урод", а труп.