Буду я твоим, Кощеюшка

***

      Сидит Иван Царевич в одиночестве, в окошко поглядывает. Тяжко мóлодцу в хоромах Кощея, заскучал Ванечка. Решил он с глазу на глаз Кощея попросить выпустить его, хотя бы солнце красное увидеть.       — Тёмный Князь, Владыка тьмы, отпусти ты меня, ненаглядного, во дворы свои очарованные, не могу я душу успокоить, тяжко мне тут! — Взмолился царевич да все на Кощея глядел, глазами невинными.       Не нравилось Бессмертному, что Царевичу всё не по нраву, противился великодушию своему, но в итоге согласие своё дал. Обрадовался Иван, выбежал во двор, только пятки сверкали. В саду Кощея смертью пахло, цветы вяли, взгляду не за что было зацепиться. Раздосадовался Ваня, глянул в небо ясное, силы у богов попросил. Прикоснулся Царевич ладонью тёплой к лепестку цветка заморского, так он тут же алым цветом вспыхнул. Испугался Иван, наземь повалился. А цветок всё чарами манил, притягивал.       Придвинулся он к цветку, запах чудесный услышал. Так понравилось ему чудо такое, что руку к стеблю потянул, но тут же одёрнул, за шип колючий зацепился. Выступила капля крови из пальца. Не знал Иван, как подступиться к цветку недосягаемому, тут из куста змея шипящая выползла. Глазами своими страх навела. На удивление своё, Царевич руку протянул, а она и обвилась. Скользила по нему, как вода перетекает из стороны в сторону. Очаровался Иван зверюгой такой, провёл пальцем вдоль спинки. Змея послушная была, покорная, клыков острых не показывала, всё на Ивана пристально смотрела. Глазами нечеловеческими наблюдала. Обвороженный Царевич не мог Змея отпустить, все сидел, любовался. Услышал Иван вскрик странный, на руку глянул, а зверя уже и след простыл. Прибежала к Ване нечисть горбатая, старуха окаянная, велела живо к Кощею торопиться, бежать и не оглядываться. Почувствовал Ванька неладное, поднялся, полы одежды отряхнул, волосы взъерошил и к Бессмертному пошёл. Старуха опухшая посмотрела на кусты вялых роз, и не поняла сначала, что за дар алый так во всю сияет. За сердце схватилась, испугалась, вот, что душа живая сделать способна: жизнь в совсем мёртвое вдохнуть. Долго топтаться не стала, вслед за Иваном направилась.       Ступал Царевич каблучками по коридорам тёмным, холодом отовсюду веяло. Не оглядывался Ваня, как старуха велела, шёл поступью лёгкой. Пред взором его двери огромные оказались, с ручками коваными тяжёлыми. Почувствовал Ваня, как живот его скрутило от мрачности, но вида подавать не стал. Отворились двери, зашёл Царевич в хоромы Кощея.       «Вот так владения барские, даже, прости боже, величественнее, чем у Царя — Батюшки моего.» — Подумал Иван. Опустил он глаза в пол, не стал на Кощея смотреть. Старуха только двери закрыла, как поднялся лукавый с трона, взмахнул мантией, как крыльями ворон машет, тут же подле Царевича очутился. Стал Кощей ледяным взглядом Ивана рассматривать, ни на миг не отрываясь. Ваня переволновался, лоб горячий рукавом протёр.       — Видел я, Ваня, что ты с садом моим сделал. Цветок ты оживил, часть добра своего в него вдохнул. — Совсем близко оказался Кощей, обошёл он закаменевшего Ивана, и тут же продолжил: — Да вот только, царство мое — мертвое, нет здесь места для жизни, не выйдешь ты больше, не отца твоего царство здесь, а моё — кощеево.       Разозлился Иван, топнул ножкой, губы надул. На пятках развернулся и пошёл прочь. Позабавил он Бессмертного.       Пришёл Царевич в свою опочивальню, почувствовал, как рассудок здравый теряет. Замахнулся Иван, стал крушить всё вокруг: хрусталь разбил, роскошь на пол поронял, простыни изодрал — так взбесился. Да как только успокоился, сразу за голову схватился. Осознал всё Ванька, быстро стал запалы разгребать, порядок наводить. Еле успел к вечеру управиться.       Сидел Иван у окна, солнце за горизонт уже спряталось. Лёг на перину, руками к потолку волшебному тянулся. Любил он на него смотреть, звёзды на потолке сияли, в узоры разные складывались. Вспоминал Ваня о лете беззаботном, о том, как совсем мальчишкой лежал в траве зелёной, по утрам облаками любовался, а ночью — звёзды изучал.       Почудился Ивану ветерок приятный, расслабило всё тело. Взглянул он на одеяло, а по нему змея, та страшная ползёт. Вскочил Ваня, стряхнул ткань, к изголовью прижался, колени обеими руками обхватил. Но, а чудище все не успокаивалось. Снова змея на кровать взобралась, ползти к Ивану стала. Сначала стопу его обвила, между пальчиков проползла. Вздрогнул Иван от щекотки. Боялся он, что умрет сейчас. Тут вспомнил наказ отца своего, учил Царь сына от змей защищаться:       — Вот, Ванечка, смотри внимательно. Коли змея к тебе пристала, трогать ее не смей, да в глаза ее демонические не смотри — худо будет. Ты представь, что мёртвый ты уже и притворися — так только спастись сможешь. — говорил Царь — Батюшка пятилетнему Ване.       Замер Иван, а змея все выше ползла, уже колено, оголённое обвивала, смутился Ваня, всё — таки приятно было, прикосновение холодной змеиной кожи к тёплому телу. Отбросил Иван мысли срамные, бросил голову на подушку и глаза закрыл. Замер зверь, зашипел. Подумал Ваня, что прав отец был, сработал указ его. Не тут то было, с новой силой змея ползла выше. Уже до края сорочки поднялась, бедро его сжала, а голову к внутренней стороне просунула. Не выдержал Ваня, схватил Змея, отбросил на край перины. Тут пред взором его демон появился. Не поверил Иван, стал глаза тереть. Только кулачки отбросил, как нечисть рядом очутилась. Не похож был он на Кощея, внешность его притягательная была. Очаровался Иван глазами демона, и впрямь змеиными они были. Улыбнулся искуситель, языком по губам прошёлся, клыки острые показал. Только сейчас Иван увидел, что кроме чёрной вуали, ничего на Змее не было. Покраснел Царевич, в сторону повернулся.       — Что же ты, Царевич, испугал я тебя видом своим, али змеиный облик тебе более по нраву был? — настоящей усладой был голос демона.       — Как же ты тут оказался? И зовут тебя как? Как в комнату мою пробрался, там ведь стража и день и ночь дежурит? Кто ты? — не успевал перечислять вопросы Царевич.       — Подумай Ванечка, отвечу лишь на один вопрос, что ты знать более всего желаешь? — улыбался грешник.       — Назови мне своё имя. — молвил юноша.       — Не могу я просто так что — либо делать. Видишь ли, я же сила нечистая, только в обмен на что-то исполню просьбу. — Не унимался Змей. Очень ему хотелось искусить душу непорочного Царевича, уж сладкий запах от неё исходил, так сильно нечестивого дурманил. Как только демон получил согласие от Ивана, услышал заветную фразу: «получишь, что за хочешь.» Из уст юноши, так и исполнил своё обязательство и представился — Зовут меня по — разному, Ваня, кто-то Змием кличет, кто-то Искусителем, а кто-то вообще развратником, представляешь? Но я хочу, чтобы ты знал настоящее имя, зовут меня Блудом, я один из братьев демонов — пороков. Могу запутать любого, заставить их плутать по лесам, так долго, что не смогут они найти дорогу вовек, там в лесу и сгинут. А Могу удовольствие подарить, такое, что нигде не испытаешь.       Смотрел на него Иван, глазами хлопал. Не верилось ему, что перед ним демон настоящий. Потянул он руки к нему, провёл рукой по щеке, шее, как ребёнок изучал неизведанное. Притягателен был образ нечисти, не мог он взгляд от него отвести. Тут Блуд перестал без дела сидеть, провёл рукой там же, где, будучи змеёй, Ивана ласкал. Пристально наблюдал за реакцией Ивана. Начал юноша противиться, ёрзал на кровати, из стороны в сторону метался, не хотелось ему во власть демона отдаваться, но и желанию противиться не смел. Так противоречил Ванька себе, но не сдержался, притянул Змия к себе, губами впился. Сладок был первый поцелуй Ивана, умело Блуд ласкал его уста, язык нежно облизывал, губы мягкие покусывал. Очень страстный был искуситель, не отпускал Ивана, красотой его наслаждался, завёл ладонь в кудри юноши, потянул их в сторону немножко, услышал то, чего добивался, с уст Царевича тихий стон сорвался. Покраснел Ваня, тут же лицо ладонями закрыл, что было на руку демону. Вскинул он сорочку Вани, поднял по пояс. Предстал перед ним Царевич в своём естестве. Пуще прежнего в краску вбивался Ваня, ненавидел себя за дела такие постыдные, но и терпеть больше не мог. Опустил руки, нежно провёл рукой вдоль бедра, поднимаясь к твёрдому концу, нежно проводя пальцами вдоль ствола. Смотрел на него Блуд, почувствовал, как похоть в нем взыграла, приблизился к причинному месту Ивана, нежно, холодными пальцами обласкал его, в глаза уставшие смотрел. Не знал Ваня, что собирается демон делать, не успел сообразить, как тепло всеобъемлющее почувствовал, видел он как губы Блуда весь член его обхватили, как искуситель нежные ощущения ему дарит, как языком скользит по головке, задевая все чувствительные места. Мало ласк Ивану стало, изгибался он, навстречу Змию поддавался, не мог страсть свою унять. На лбу капельки пота скользили, часть кудряшек прилипла, щёки румянцем были покрыты, а голубые глаза лишь об одном демона молили. Понял все Блуд, притянул Ваню к себе, облизнул два своих пальца, провёл вдоль двух мягких половинок, упираясь в тугое колечко мышц. Вздохнул Иван с опаской, на Блуда поглядывал, решил ему довериться. Демон не спеша, аккуратно, стал гладить Ивана, потихоньку проталкивая подушечки пальцев внутрь, не хотел он Ване больно сделать, хотел нежностью ему отплатить, как и Царевич тогда, в саду. Растянул Блуд Ивана. Царевича полностью жаром окатило, стонал Ваня от предвкушения, ой как запретный плод сладок… не смея тянуть, вошёл в него Змий, дал юноше привыкнуть к новым ощущениям, сначала очень медленно двигался, не вставлял до конца, как увидел, что Ване мало, решил грубее Царевича взять. Темп его быстро увеличился, не сдерживался больше искуситель, нравилось ему смотреть, как он доводит Ивана до исступления, приятен ему был Царевич. Ваня стонов и вскриков своих смущался, рот зажимал, да вот только кровать под ними ходуном ходила, скрип повсюду, казалось, был слышен. Чувствовал Царевич, как до завершения доходит, не было в нем больше сил, готовился к разрядке. Голос Блуда тоже стал рваным, почувствовал, как тяжко терпеть. Ваня погладил грудь демона, напрягся, спустя мгновение, без сил упал. Как только голова подушки коснулась, закрыл Ваня глаза, провалился в сон глубокий.       И почему человек, нарушивший закон целомудрия и хоть раз осквернивший Блудом свое тело, неодолимо тянется снова пережить эти ощущения?..