Никому не нравится

Ваня никому не нравится. Этот приговор он вынес себе еще в детстве, когда мир впервые открылся для него с нелицеприятной стороны: когда взрослые вдруг вместо обычного “Ванечка, пожалуйста, не нужно/хватит” стали говорить сухое и невозможно грубое “Ваня, прекрати”; когда папа заменил при разговоре с кем-то “сынок” на “сын”; когда мама стала проводить с ним беседы по поводу поведения; когда перестала гладить его по голове и звать его прогуляться. А может быть, это он открылся миру таким? Нахальный, грубый, эгоистичный, неопрятный, глупый – Ване стало дурно – и даже выебистый (сказано лишь раз): вот краткая характеристика золотого мальчика прямиком из всезнающих уст благодетельного отца. Ваня взглядом обращается за помощью к маме – позднее просто матери – и не находит ни в ее взгляде, ни в ее позе ни капли сочувствия. Ваня ведь знает, что он им не нравится. Нет, конечно, как и любые другие родители, они его любят; они за него ответственны, они его помощь и его опора. Они не могут его бросить, они не могут ему навредить. “Но у Вани хромает со школой, с поведением, с отношением не только к ро-ди-те-лям, к миру – а ведь и к самому себе тоже!” - Ваня чуть не засмеялся, но тут же поник – мать успокаивающе положила руку мужу на плечо и кивнула. Она кивнула! Не стала, как обычно, защищать сына. Не сказала отцу, чтобы тот выбирал выражения и даже не нахмурилась в знак немого протеста против сказанного. Мама согласилась с папой. И не было у Вани ни слез, ни остроумных ответов, ни грусти, ни горечи, даже злости в нем не было. Было какое-то совершенно научное объяснение всему происходящему, которое раздавалось в голове собственным глухим голосом: просто Ваня никому не нравится. В первый и последний раз тогда, в кабинете у отца, Ваня тихо, но четко выдавил: “Простите”, - и вышел прочь, оставив шокированных мать с отцом за одной из многочисленных дверей бесчувственного, глухого к состраданию дворца. И после этого все как будто встало на свои места: одна простая истина стала для Вани доктриной, одно следование по пути ее наставления вело Ваню к самым неожиданным поворотам судьбы, не приносившим, однако же, ничего хорошего. “Если не нравишься, тогда зачем пытаться?” - слышит в голове Ваня, когда зажимает очередную девушку в пустующем коридоре школы, на вечеринке, в клубе – и разрешает себе думать, что он желанен и важен хотя бы на какое-то время. Он знает, что ни одна из них не хотела бы с ним даже дружить – ведь как человек, он им, в общем-то, не нравится. “Если не нравишься, тогда зачем пытаться?” - слышит в голове Ваня, когда в очередной раз выходит за дверь в середине урока “подумать над своим поведением”, посмеяться с этой незнакомки, которая вдруг возомнила себя способной решать, что он будет делать, и заодно прогулять все оставшиеся уроки. На следующий день все повторится, и учителя будут терпеть, терпеть, терпеть, а самой страшной мерой наказания изберут докладную – ведь Ваня, все-таки, ученик (да еще и из какой семьи!), но как человек, он им, в общем-то, не нравится. “Если не нравишься, тогда зачем пытаться?” - слышит в голове Ваня, когда опять грубо, пошло, зло шутит над своим... Товарищем? Одноклассником? А, другом. Ну, теперь уже бывшим, видимо – и снова заливается смехом, потому что кто-то решил продолжить глумиться над раскрытым секретом бедного парня. Да, Ваня сегодня в ударе: Ваня отпускает самые мерзкие шутки в адрес каждого, Ваня больше всех напивается, Ваня чаще других попадает в словесную перепалку и, наконец, в драку. И остальные смеются, кричат, ругаются и в тайне мечтают о том, чтобы этот богатенький придурок, запрыгнув в бассейн в одежде и с бутылкой самого дорогого вина, однажды не всплыл. Ваня называет их друзьями, и они его – другом, но как человек, он им, в общем-то, не нравится. “Если не нравишься, тогда зачем пытаться?” - слышит в голове Ваня, когда сходу дает новоприбывшим деревенщинам понять, что им здесь не рады. Вообще, у простого люда ведь есть вера, причем крепкая, в то, что богатые – значит противные. Ну, планку надо держать! Он улыбается так сухо, так неестественно и так некрасиво, как только может; он говорит настолько громко, наигранно и иронично, насколько способен: он смотрит так прямо, так высокомерно и так зло, как только позволяет наблюдающая за ним мать. Но когда он жмет руку своему новоиспеченному брату и встречается с ним глазами, на мгновение рассыпается вся кое-как собранная картинка золотого гнилого мальчика – потому что у Данилы в глазах нет отторжения. “Ваня растерян, он не знает, как себя вести”, - и Ваня впервые за очень долгое время соглашается с матерью, которая, пусть и неродная, а все же знает его лучше, чем настоящая. Потому что настоящая и сама, видимо, с Ваней одну на двоих истину делит: “Чем хуже, тем лучше”. У Вани каждый раз сердце ухает куда-то вниз, когда он думает, что мог бы расти там: там – в том доме, там – в той семье, там – в том положении. Каким бы он там вырос, он думать даже не хочет. И Ваня не хочет думать, почему он снимает оставшиеся спусковые крючки, вытворяя то, за что ему иногда хочется как минимум извиниться. Но он же знает, что он им не нравится даже больше, чем маме-Лиде папа-Леша. Он хочет быть уверен, что ему он не нравится. Хочет быть уверен, когда брезгливо смотрит на диван, стоящий посередине их комнаты; когда специально ведет к рыси; когда пренебрежительно растягивает его имя; когда слишком уж нахально пытается достигнуть какой-то там Эли; когда, сняв повязку, смотрит в глаза напротив и пытается уловить там хоть часть того, что видел всю жизнь в глазах других – и ничего не находит. И Ванино категоричное “Никому не нравится” сменяется на полное смутной надежды “Никому не нравится?” в одночасье. Даже меньше – одна минута, одна секунда, и у Вани в душе смятение, радость, тревога от того, что доктрину-то придется менять, сплетаются вместе. Теперь Ваня не нападает – Ваня ждет. И Ваня видит что-то, что приводит его и в ужас, и в восторг. Даня смотрит на его волосы – и в глазах и в улыбке у него это приятное “Нравится”; смотрит на движения – и снова не скрывая отдает то, что для Вани всю жизнь было и ядом, и живой водой; смотрит на поведение, слушает разговоры, наблюдает за мимикой – и Ваня замечает. Видит. Чувствует. Знает. Ваня неуверенно выводит новую истину: Ваня никому не нравится, кроме Дани. Но сознательно принимает, что Даня нравится Ване.