Плоды персика поздним летом

Тонкие шторы плохо сдерживают солнечные лучи, а приоткрытое окно позволяет уловить звуки машин и людей, спешащих на работу. Конец второго месяца лета все еще позволяет ощутить редкий прохладный ветер и дожди, но совсем скоро придется уже включать кондиционеры и лениться дома на диванах и кроватях вместе с отсутствием желания делать что-либо. И все равно ведь все так ждут это лето. Сяо жмурится от солнечного зайчика, попавшего прямо на глаза, и натягивает одеяло выше, прячась под ним чуть ли не с головой. Он слышал, как родители возились на кухне, собираясь в офис, их короткую ругань, и слышал, как за ними закрылась входная дверь. Но даже так вставать не хотелось. Школа наконец закончилась, он завершил первый триместр шестого класса начальной школы и смог спокойно выдохнуть, получив весьма неплохие результаты на тестированиях. Разумеется благодаря Гань Юй, потратившей немало времени на его подготовку, пусть и сама должна была трудиться не меньше, ведь была на последнем году средней школы. За дверью комнаты слышатся шаги, и подросток затаивает дыхание, стараясь не двигаться. В прочем, играть спящего у него выходит откровенно плохо, ведь спустя пару мгновений дверь открывают, а одеяло сбрасывается в самый низ кровати. И даже если Сяо все еще не трогается с места, кое как сдерживая улыбку, отступать этот человек не собирается. Почувствовав тяжесть на пояснице, он кусает себя за щеку. Нет, он не проиграет в этот раз. Правда, думает подросток так ровно до быстрого и точного удара подушкой, пришедшегося по затылку. Тогда он все же вздрагивает, вскидывая голову и приподнимаясь на локтях. За спиной слышен смех. — Посуду после завтрака моешь ты! Старшая сестра, чмокнув его в затылок, соскальзывает с чужой поясницы, мгновенно убегая в другую часть квартиры, прежде чем Сяо окончательно проснется и потянется за подушкой, дабы устроить реванш. Сев на кровати, подросток потирает глаза и приглаживает растрепанные с ночи волосы, не сдерживая улыбки. Сестра всегда была такой. Встав на ноги, он забирает со стула одежду, и идет в ванную, по пути зевнув раза четыре точно, пускай вкусный запах, идущий с кухни, подбадривает и заставляет окончательно разлепить глаза. Гань Юй точно успела его потерять, пока расставляла на столе тарелки и разливала по стаканам сок. Атмосфера в доме становилась такой лишь когда родители уходили на работу, ведь уже с переездом в Японию отношения между ними...изменились. Не так, чтобы можно было бояться развода, но без ссор ни одно утро не обходилось. Да и вскоре начали спать они в разных комнатах, что раньше очень угнетало. Когда-то давно, когда он еще был маленьким ребенком и абсолютно ничего не понимал. Сейчас же вполне хватало просто пребывания обоих родителей рядом. Садясь напротив старшей сестры подросток кое-как закалывает мешающую челку заколкой, благополучно стащенной с тумбочки Гань Юй, и привычно пригинается, уходя от ее же руки, норовящей потрепать любимого братика по голове. — У-ужас какой вредный, — хмыкает девушка, подтягивая одну ногу к себе и поправляя лямку домашней майки. — Приятного аппетита! — Приятного... — Сяо привычно щелкает палочками, к которым еле привык в свое время, и поднимает глаза к сестре. — Тебе мама...ничего не говорила? Гань Юй на мгновение замирает, а после, дожевав тамагояки, чуть сводит брови к переносице. — А с чего вопрос? — Ну, она вчера сказала, что вернется пораньше и надо будет что-то обсудить, — с сомнением тянет подросток. — Просто интересно, она опять мне беседы по поводу оценок проведет или... — Да навряд ли, она и мне такое сказала, — сестра вздыхает, зачесывая волосы назад, и кривит губы. — Не знаю, что она в этот раз выкинет... Эх, не люблю эти ее «серьезные разговоры». — Ну, я уже спокоен, меня не будут обсуждать... Ай! — Молчи лучше, спокоен он! — смеется Гань Юй, перегнувшись через стол и потянув брата за щеки. — Вдруг правда что-то серьезное! — Молчу, молчу, прекрати! Смех, заполнивший кухню, успокаивает. Те моменты, когда они с сестрой одни, вот, что именно успокаивает. Всегда следующий за ней запах ванили и цитрусов, грязные от карандаша пальцы, разлохмаченный и неаккуратный пучок, бесчисленное количество заколок, держащие неровно отрезанные передние пряди волос — то, что так резко врезалось в память рядом с ней. И за все это Сяо мог отдать что угодно, лишь бы быть рядом с этим спокойствием вечность. Взгляд скользит по комнате, по солнечным зайчикам на стене над плитой, кожуре от апельсина и непопавшей в мусорное ведро упаковке от съеденного шоколада. Неаккуратно, может, неприятно для кого-то. Хаос на кухне во время их завтрака — воспоминание. Возможно поэтому Сяо всегда ждет, пока сестра разбудит его и не встает с родителями. Потому что им такое не нравится. Пускай открыто об этом скажет лишь мама, а отец тактично промолчит, все равно. — О чем задумался так? Сяо вздрагивает, когда сестра щелкает его по носу, но только растягивает губы в улыбке, качая головой. — Нет, ничего. Электронные часы мигают, меняя время на два часа ночи, а лампа на столе все никак не выключается, не отпускает жителя комнаты в сон. Как же быстро, все же, может меняться настроение людей, и как стремительно атмосфера вокруг подстраивается под них. Холодный свет, покрывающий лишь один угол в комнате, вытянутые тени на стенах, едва слышное шуршание страниц распахнутого тома манги. На прикроватной тумбочке стоит давным-давно остывший чай, приготовленный еще, кажется, часа четыре назад. Почему же так? Почему? Это не кажется справедливым. Почему он должен сейчас сидеть, спрятавшись в одеяле, словно от страшных ночных монстров, и больше даже не иметь сил пролить хотя бы слезинку? Почему? Это даже глупо, ведь так? Она поделилась своей проблемой, а он в ответ сам расплакался, боясь услышанного. Почему..? Дверь осторожно открывают, впуская тонкую полосу света от люстры в коридоре, но она сразу же исчезает, так и не осветив комнату полностью. Кровать слабо скрипит от опустившегося на нее человека, и он напрягается, сжимая пальцы на коленях до побелевших костяшек. Это страшно и противно, почему она продолжала и продолжала, почему говорила, рассказывала, описывала, плакала, страдала и показывала это все, почему... — Прошу, посмотри на меня. Он вздрагивает. Сяо медленно поворачивает голову, смотря на старшую сестру, приподнявшую край одеяла и заглянувшую в его маленькое укрытие. Так темно и мутно от наполнивших глаза слез, что подросток только поджимает губы, не зная, где сфокусировать взгляд. Благо, у нее нет намерений вытаскивать его обратно. Чуть подвинувшись, Гань Юй садится рядом, обнимая брата за плечи и прижимая к груди. Проходит меньше секунды, прежде чем она слышит всхлип, за ним второй, третий... Собственные щеки обжигаются слезами, но девушка только напрягает челюсть, зажмурившись. Под одеялом душно и жарко, но гораздо лучше, нежели чем в мгновение ставшей холодной квартире. Язык не поворачивается сказать хоть что-то, да и страшно не сдержать дрожи в голосе. И это только давит на голову, ведь брат, такой любимый, маленький, еще совсем-совсем неготовый к подобному, прижимается к ней настолько отчаянно, что хочется разрыдаться на месте. Он словно в последней надежде мнет лямку майки, оставляя на ткани мокрые пятна. Его пальцы дрожат так, словно он вот-вот замерзнет насмерть, но, боги, как было бы хорошо, будь это лишь от холода. Отогреть замерзшего человека так легко и просто, горячая ванна, пара одеял, свежезаваренный чай. Почему же нет средств помощи для кого-то настолько отчаявшегося? — Сяо, — голос ломается, а глаза щипет еще сильнее, но Гань Юй глотает слезы, опуская руку на макушку брата, судорожно прижимая его еще ближе. — Мой родной, любимый, тише. Пожалуйста, тише, все хорошо, мы справимся. Такое бывает, правда бывает. И через такое проходят, слышишь? Ты только... — Не хочу. Подняв на сестру взгляд, помутненный собравшимися слезами, Сяо сжимает дрожащие губы. — Не говори, пожалуйста, не говори... Почему вы все вечно говорите что-то... — он всхлипывает. — Такое? — Прости. Подавшись вперед, Гань Юй бережно прижимается к его лбу губами. Поцелуями стирая с щек слезы, она едва сдерживает отвращение к себе. Почему она не сказала матери замолчать, почему просто смотрела, как брат все это слушает? Почему настолько ужасная сестра? Почему не может защитить его даже от простых слов? Может она и правда просто... Сердце уходит в пятки, стоит услышать звук открывшейся входной двери. И грудь спирает от боли еще больше, когда девушка понимает — Сяо замолк, прислушиваясь. Переглянувшись с ним, Гань Юй крепко держит его за руку, вылезая из-под одеяла и подходя к двери. Прикотрыв ее, девушка осторожно выглядывает, затаив дыхание. Шаги мамы слышно слишком хорошо. Невольно притянув младшего брата к себе, она бессильно опускается на пол, облокотившись о стену. Сяо продолжал стоять. — Теперь они даже в лицо тебе не взглянут, так какой из тебя отец? — Понизь тон, дети же... — Прямо сейчас думают, какой их отец урод, верно! И ты не посмеешь отложить этот разговор на потом. Рука Сяо дрожит. И он сдается. Сдается, падая на пол рядом с сестрой и позволяя зажать себе уши. Потому что и этого было вполне достаточно, чтобы тщательно сдерживаемая истерика раскрыла себя. Из-за стука сердца и беспорядочных всхлипов он вовсе не слышит утешающего шепота сестры, ее воркования, ее собственный плач. Это несправедливо, разве нет? Почему совсем недавно ушел он, а теперь и родители не могут терпеть друг друга? Слезы застилают глаза, так что и обернувшихся на них родителей Сяо не видит, сотрясается в рыданиях, прижимаясь к сестре все ближе и ближе. И ей ведь ничего не остается, кроме как предоставить себя, видимо, единственного по-настоящему любящего человека, ему. Ведь больше она ничего сделать не сможет. Только взглянуть на подошедшего отца полными ужаса глазами, поджать губы на боль, отразившуюся на его лице. Это отвратительно. Нин Гуан, отдернув супруга от детей, опускается на колени рядом с ними, прикасаясь к щеке старшей дочери. По коже идут мурашки, ведь и к этой женщине Гань Юй больше ничего не чувствует. Резко поднявшись, она ухватывает брата за плечо и затаскивает в комнату, захлопнув дверь. Скатившись по ней на пол, девушка до боли кусает пальцы, всхлипывая и притягивая Сяо к себе свободной рукой. Уткнувшись ей в грудь, подросток глотает слезы, до боли впиваясь сестре в кисть ногтями. Его тело бьет мелкая дрожь, от чего к горлу подкатывает тошнота. И еще страшнее становится от спокойного стука в дверь. Чего же Нин Гуан сама ожидала от своих рассказов? Какую реакцию предполагала? Чего она так жаждала от своих детей, посвящая в подобное, так еще и во всех подробностях? Крик, раздавшийся по квартире, ошеломляет. Гань юй стискивает брата в объятиях подавляя остальные звуки и мольбы остановиться. Ведь от ее голоса он вздрогнул сильнее, чем от стука матери. Осипшим голосом девушка пытается шепнуть имя брата ему на ухо, начать бессвязно бормотать, что все наладится, что все это глупость и они быстро забудут об этом... ...но она только сжимает губы, шмыгая. Сяо не такой дурак, чтобы поверить в подобное. Тем более пока дверь грозится быть распахнутой от напора мамы. Гань Юй слышит отца, слышит, как он успокаивает супругу, как пытается остановить и оттащить от них. И это так страшно. Она не знает, не понимает, чему верить, кому, во что. В то, что папа и правда изменил и переспал с каким-то парнем из компании, или же в то, что их мать — долбаная сука, желающая разрушить семью. Да и тот и тот вариант... Зачем им это? Зажмурившись, девушка зарывается носом в порядком разлохмаченные волосы брата, судорожно вдыхая родной запах и унимая дрожь в теле. — П-пожалуйста, все будет хорошо, — Гань Юй роняет слезы на темную макушку, гладя подростка по спине. — Ты только...только не волнуйся, не плачь... Все будет хорошо, сестра же рядом, рядом, понимаешь? Я защищу тебя, ты со мной, я тут... Тихий голос, полный неисправной печали и отчаяния никак не может заглушить пререкания родителей. Но Сяо, только бросив исподлобья короткий взгляд на сестру, задерживает дыхание. Когда в последний раз она рыдала, так прижимая его к себе? В тот день, когда он ушел. Подросток кусает щеку, обнимая Гань Юй и плотно закрывая глаза. Грудь щемит от одной лишь мысли о том, что она тоже уйдет, оставив лишь короткую записку с пожеланием хорошего вечера. — Не уходи, — сквозь зубы бормочет Сяо, царапая ногтями ткань майки. — Пожалуйста, не бросай меня. — Никогда, — девушка покрывает вспотевший лоб поцелуями и потирается с младшим братом носами, всхлипнув. — Ни за что, это единственное, что я смогу пообещать... Куда бы мы не пошли, что бы не случилось — я буду рядом. И ты всегда сможешь найти затишье в моих руках... Тише, прошу, тише... Подросток дрожит и кивает, вслушиваясь в стук сердца Гань Юй. Он верит. Верит старшей сестре. Верит обманщице. Он не идет в школу первого сентября, не думает об учебе, не спешит встретиться с одноклассниками. Он растирает по лицу слезы и неверящим взглядом смотрит прямо перед собой, в точно такие же пустые глаза сестры, в мгновение утратившие весь блеск и жизнь. Его плечи сжимают, не позволяя отойти и на шаг, а Сяо все еще тянет руки к девушке, боясь глянуть на мать позади нее. В голове не укладывается. — Ты обещала! Ты обещала, что не уйдешь! Почему вместо утешения он получает лишь новую волну истерики, почему рыдает, не находя помощи в родных объятиях? — Это не моя вина! Если бы я только могла..! Почему сердце бьется так сильно, когда он смотрит им вслед? Подняв глаза, полные отчаяния, на Чжун Ли, подросток всхлипывает, подрагивая. Почему сейчас отец хмурится? И почему в его собственных глазах застыли слезы? Глядя на самолет с рейсом прямиком в Лондон для дальнейшей работы Нин Гуан, Сяо едва не теряет силу в ногах. А так хотелось бы упасть на асфальт, к черту испортить брюки, кинуться к сестре на шею. Но и она лишь роняет мелкие слезы, портя макияж и оставляя на щеках разводы от туши. — Пожалуйста, — еле слышно шепчет подросток, до боли кусая губу. — Прости, — надломленным голосом отвечает Гань Юй, выдавливая убитую улыбку. — Прошу, прости меня. — Почему? Я опять сделал что-то не так? Девушка замирает, дергая рукой, которую сжимала Нин Гуан, вырывая ее, и кидается вперед, не стесняясь порвать колготки, рухнув коленями на асфальт. Прижав брата к себе, Гань Юй не сдерживает рыданий, судорожно целуя его в щеки и нос. — Нет, нет, послушай, это не ты, вовсе не ты... — Он ведь тоже, — Сяо шмыгает, впиваясь в плечи сестры. — Тоже ушел, потому что я сказал что-то не то. — Неправда, Сяо... — Потому что я сказал маме, что увидел их! Крик заставляет замолчать, а самого подростка зареветь громче, ведь он видит, видит, как Нин Гуан подходит и осторожно снимает его руки с дочери. — Поверь, родной, я бы так хотела забрать тебя с нами... Суд решил иначе. — Мама... Мама, нет! Даже против воли и без желания, Сяо утыкается в грудь присевшего отца, когда тот разворачивает его к себе. Вряд ли за всю свою жизнь подросток чувствовал что-то такое. Даже когда он ушел было не так больно. Резкий запах одеколона заполняет легкие и Сяо морщится, чувствуя подступившую тошноту. Сестра всегда была преследуема ароматом ванили и цитрусов. Всегда ее нежность была неоспорима. Теперь же этот аромат он не ощутит еще очень долго. Всхлипнув, подросток сдается. Сдается, обнимая вставшего отца за пояс и через пелену слез наблюдая за сестрой, ловя ее взгляд. По щекам катятся смешанные с тушью слезы, закровившие от зубов губы размыкаются в попытке сказать хоть что-то... И она отворачивается. Отворачивается. Вот так просто. Просто отворачивается? Сяо раскрывает рот в немом крике, задыхаясь от пробившей тело дрожи. Это несправделиво. То, что мир плывет перед глазами, то, что отец — теперь единственная точка опоры, то, что он смотрит в затылок матери и больше никогда не прижмется к ее груди в попытках уснуть. Все это несправедливо. — Почему... — срывается с губ, прежде чем подросток оседает на асфальт, устремляя опустошенный взгляд вникуда. В его возрасте стоит волноваться из-за оскорблений в школе, из-за дружбы с параллельными классами, из-за отношений с девушкой, с которой он познакомился незадолго до того вечера... Сяо не слышит слов Чжун Ли, пока расматривает маленькие трещины в асфальте, пока скребет по нему ногтями, не боясь сломать их под корень. Вздрогнув от прикосновения к щеке, он медленно поворачивается, встречаясь с отцом взглядами. Молю, не смотри так, словно и твое сердце вот-вот разорвется. Дернувшись от слишком громкого хлопка двери, Сяо вскакивает на кровати, стараясь отдышаться. Утерев выступивший пот со лба, парень тянется за телефоном, глянуть на время. Бешеный стук сердца потихоньку проходит в норму, пока он просматривает ночные сообщения от одноклассника, порассматривавшего подаренную юкату как следует. Хотя как, подаренную. Предложение было в том, что Венти возьмет ее только на время фестиваля, но принимать подарок обратно Сяо не слишком и хотел. Вообще была мысль, что парень откажется, все-таки юката была женской и покупалась когда-то давно на Гань Юй. Тем не менее, она, казалось, подходила Венти по размеру. Как бы то ни было, одноклассник смущений не испытывал, наоборот, рассыпался в благодарностях. Ведь кимоно и все подобное часто изготавливаются на заказ для более хорошего качества, а времени до фестиваля оставалось так ничтожно мало. «я нашел свои серьги с красными рыбками, надену тоже» «думаю, будет неплохо смотреться» «(／(ｴ)＼)» «я переживаю, никто ничего не скажет? ну, я и в женском кимоно...» «(T_T)» Улыбка появляется на лице, отгоняя дурные мысли и воспоминания о кошмаре, и Сяо откидывается на подушки, набирая номер. Ровно три гудка, и слышится сонный голос парня. — Ты чего так рано? — по ту сторону экрана зевают, совершенно точно нахмурив брови. — Да не знаю, проснулся просто. — А-а... А звонишь зачем? Мы же в три встречаемся. Сяо замолкает, слушая шуршание одеяла и нечленораздельный бубнеж, адресованный Юню, опять заснувшему на подушке хоязина, и не торопится отвечать, сжимая свободную руку в кулак. И почему сразу стало так спокойно, стоило услышать заспанный голос Венти? Щеки розовеют, стоит вспомнить рассказы старшей сестры о своих парнях и необъяснимом чувстве защищенности рядом с ними. Приподнявшись на локтях, парень потягивается, мельком смотря в окно. В трубке раздается стук дверцы шкафчика. Переодевается? — Так что-то случилось? Полуприкрыв глаза, Сяо вновь улыбается. Возможно ему все еще не по себе, возможно, назвать одноклассника своим возлюбленным он решится еще не скоро. То, что стоит ему понять и принять конкретно сейчас — Венти и правда близкий для него человек. — Юката, а не кимоно, дубина.