Fade to Gray

      Когда все пошло до ужасного неправильно? Она была чертовски осторожна. Она скрывала свою чакру и держалась на большом расстоянии от лачуги, в которой он скрывался. Она была абсолютно молчалива и практически невидима во влажном туманном подлеске, поджидая человека, которого преследовала годами.       И все же он нашел ее.       Вот почему в настоящее время она была связана усиленной чакрой веревкой, такой прочной, чтобы даже она не могла ее разорвать, и лежала на изношенном одеяле, которое мало защищало ее от жесткого каменного пола. Он сидел в единственном кресле в углу рядом с камином, который был едва ли достаточно большим, чтобы вместить необходимые дрова. Единственным звуком был скрежет металла о камень, когда он точил кунай, его алые глаза были полностью сосредоточены на своей задаче.       Почему он оставил ее в живых? Почему он просто не убил ее и не покончил с этим? Она знала, что миссия будет очень рисковой, но все же не отказалась от нее. Если бы это помогло найти Саске, она бы сделала что угодно, даже если это означало сначала найти его старшего брата.       Она покинула Коноху с разрешения Цунаде, сохраняя свою миссию в секрете даже для Наруто, потому что в этот раз угроза захвата его Акацуки была слишком велика. Единственная причина, по которой Хокаге отпустила ее в одиночку, заключалась в том, что она будет наблюдать и ничего больше, по крайней мере, пока не появится Саске. Им очень повезло получить информацию от трактирщика в бывшей деревне Звука.       Сакура и ее команда преследовали Саске, который преследовал Итачи, но оказалось, что им удалось приблизиться к старшему брату раньше, чем младшему Учихе. Они искали Итачи и его напарника всего несколько часов, и когда они спросили о нем в гостинице, морщинистый и проницательный человек, управляющий ветхим зданием, сказал им, что человек из Акацуки оставил сообщение на случай, если кто-нибудь придет его искать.       В сообщении не было ничего кроме набора координат и слов, нацарапаных угловатым почерком: «Приходи один. Посмотрим, достаточно ли сильна твоя ненависть». Это была чистая удача, что Наруто был с Саем, распрашивая людей о Саске в другом месте, пока Какаши тщательно копировал координаты, прежде чем дать указание хозяину гостиницы никому не рассказывать о них и передать сообщение человеку, внешне похожему на автора послания. Потребовалась приличная сумма денег, чтобы уговорить мужчину согласиться, но в конце концов им это удалось, и они покинули город, пока их светловолосый товарищ по команде и его партнер художник ничего не знали.       Сакура спросила у Какаши, почему они не подождали Саске в городе и не схватили его там, но сенсей ответил, что сражаясь с Учихой и его командой преступников-неудачников, состоящей из четырех человек, избежать жертв среди гражданского населения было бы практически невозможно. Если Саске собирался идти к Итачи один, то это было лучшее время для его поимки, и они точно знали, где должна была состояться встреча.       И поэтому она ушла, взяв на себя одиночную миссию, так как неизвестно было, как долго она будет отсутствовать и было бы неразумно лишать деревню без защиты Какаши, когда остальные Акацуки все еще были в движении. Она понятия не имела, сколько времени потребуется, чтобы Саске появился, но ей было приказано отравить Учиху на месте, выстрелив в него самодельным дротиком, прежде чем он встретится лицом к лицу с Итачи. Затем она доставит его обратно в Коноху, дав ему достаточную дозу противоядия, чтобы сохранить ему жизнь, но ослабить, пока они не вернутся в Коноху, и он не будет благополучно задержан.       Это был рискованный план, и только Сакура могла осуществить его, учитывая хитрые свойства яда, который она использовала. Но девушка скрывалась здесь уже больше недели, наблюдая из леса, окружающего крошечное здание, в котором прятался Итачи. Куноичи сменила свою привычную юбку на темные штаны, которые лучше подходили для холодного климата, а красный топ — на черную рубашку с длинными рукавами, которая помогала ей слиться с темнотой. Насколько она могла судить, Итачи уходил только один раз, чтобы пополнить припасы, а кроме этого, он оставался внутри, без сомнения, терпеливо ожидая, как и она. Но почему он не назвал конкретную дату в этой записке? Зачем играть в ожидание?       Сакура не осмелилась бы попытаться проанализировать разум старшего Учихи. Было ясно, что он безумен и невероятно опасен, поэтому она позаботилась о том, чтобы быть практически невидимой, чтобы он никогда ее не обнаружил, но, очевидно, этот план провалился.       Сакура не знала, как давно он догадался, что она была там. Возможно, он каким-то образом обнаружил ее с самого начала с помощью своего Шарингана и просто позволил ей следить за ним некоторое время. Но на девятый день слежки, когда девушка осматривала периметр, он предстал перед ней, совершенно спокойный и бесстрастный, с лениво вращающимися малиновыми глазами. Сакура даже не успела вскрикнуть, как потеряла сознание, а когда, наконец, очнулась, она была с ним в хижине, лишенная оружия, обуви и тяжелого дорожного плаща и туго связанная.       Должно быть, он что-то сделал с ней, возможно дзюцу, подавляющее чакру, потому что она чувствовала себя слишком слабой, чтобы превратить свою энергию в клинок, достаточно острый, чтобы перерезать веревки. Даже если бы она была свободна, у нее не было сил бороться с ним. Она была совершенно беззащитна.       — Ты храбрая, раз пришла одна, куноичи, — сказал Итачи, не удосужившись оторваться от своего занятия. Он почувствовал, что она проснулась, еще до того, как она полностью собралась с мыслями. — Храбрая или невероятно глупая.       Сакура не сказала ни слова, только с ненавистью посмотрела на его профиль, пока он продолжал водить кунаем по камню, который держал в другой руке.       — Ты действительно думаешь, что сможешь в одиночку вернуть моего брата в деревню, — продолжил он, все еще сосредоточенный на своей задаче. — Я предполагаю, что ты хотела отравить его и ослабить достаточно, чтобы подчинить его, но ты должна знать не хуже меня, что он намного сильнее, чем был раньше, и станет вызовом даже для ученицы Хокаге.       Она неловко поерзала на своем месте на полу, нервничая из-за того, что он уже так много знал о ней и видел ее планы насквозь, словно они были рисовой бумагой.       — Что ты со мной сделал? — сердито прошипела Сакура, не желая говорить ни о своей деревне, ни о Саске с человеком, который хотел его убить.       — Я нейтрализовал угрозу, которую ты представляешь, — просто сказал нукенин, откладывая один кунай и беря другой.       — Почему ты просто не убил меня? — выплюнула она, возмущенная тем фактом, что Итачи разговаривал с ней так, будто то, что он сделал с ее телом, ее не касалось. Он на мгновение остановился, в хижине стало тихо, если не считать потрескивания огня, который сдерживал холод.       — Ты меня заинтересовала, куноичи. Мне кажется странным, что ты так агрессивно преследуешь моего брата. Есть ли между вами чувства, более глубокие, чем у простых товарищей по команде?       Итачи повернул голову к ней, когда задал вопрос, наконец, дав ей хороший обзор на свое лицо. Сходство с его младшим братом было поразительным. Если бы не глубокие впадины под глазами и длинные волосы, собранные в хвост, он мог бы быть близнецом Саске. Однако было в нем что-то такое, что несомненно делало его старше. Возможно, все, что он видел и делал, способствовало возникновению необъяснимой ауры, но что-то в его черно-гранатовых глазах делало его состарившимся не по годам. Эти глаза, так пристально сфокусированные на ней, заставили ее затаить дыхание, прежде чем она взяла себя в руки.       — Это не твое дело, — защищаясь, ядовито ответила Сакура.       Итачи еще мгновение смотрел на нее, а затем снова повернулся к огню, не обратив внимания на ее гнев.       С некоторым усилием девушке удалось поднять свое тело в сидячее положение. Руки были связаны за спиной, так что она не могла на них опереться, и это действие забрало немало ее сил. Он определенно что-то сделал с ее запасами чакры. Она прислонилась спиной к неровной каменной стене, чувствуя неприятный холод от камня и вытянула ноги со связаными лодыжками перед собой, морщась от напряжения застывших мышц.       — И что теперь? Ты просто собираешься держать меня здесь?       — Пока я считаю, что ты доставляешь хлопоты, да.       В очередной раз он даже не взглянул на нее, а кулаки Сакуры задрожали от гнева на его равнодушие.       — Значит, я просто твоя игрушка до особого распоряжения? Что-то забавное, чтобы скоротать время?       Ее голос поднялся почти до крика, а зеленые глаза сердито сверкнули. Ее внезапный эмоциональный всплеск, наконец, заставил Итачи еще раз взглянуть на нее. Не говоря ни слова, он отложил свои инструменты и встал, сделав несколько шагов, чтобы встать прямо перед ней.       — Ты моя пленница и ничего более, — ровно сказал Учиха. — Что мне делать с тобой потом, я еще не решил.       С ее места на полу он казался огромным, его тело в плаще возвышалось над ней. Сакуре хотелось выбить его ноги из-под него и напасть на него. Неважно, что у нее не было оружия. Если понадобится, она разорвет ему горло зубами, но если она утомилась от простого акта сидения, сражаться с ним было бы невозможно.       — Я отказываюсь быть твоей игрушкой! Если ты думаешь, что я буду просто сидеть здесь и развлекать тебя, можешь убить меня прямо сейчас.       Итачи, казалось, изучал ее еще мгновение, навязчивые глаза впились в нее, как будто он смотрел ей прямо в душу. Сакура отказывалась отводить взгляд, чтобы не показывать свою слабость, но каждое мгновение, пока он анализировал ее, нервировало все больше и больше.       — Я не играю в игрушки, — просто сказал он. — Мне они ни к чему.       Наконец отступник отвел взгляд и вместо этого поднял с пола маленькую коричневую сумку, которую Сакура раньше не замечала.       — Ешь, — приказал он, доставая что-то похожее на хлеб и вяленое мясо и бесцеремонно бросая их перед ней.       — Я не голодна, — проворчала девушка, наконец отводя взгляд от неинтересного, но удивительно чистого пола под собой.       — Не глупи, куноичи. Ты слаба и нуждаешься в питании. Ешь.       — Нет.       — Ешь, или я заставлю тебя, — сказал Итачи, его голос звучал так, будто он был равнодушен в любом случае.       Мысль о ненавистном Учихе, запихивающем еду ей в глотку, вызывала отвращение. Нехотя она посмотрела на него.       — У меня связаны руки.       Темноволосый мужчина вытащил из-под ее плаща кунай и встал перед ней на колени, перерезав веревки вокруг ее лодыжек, а затем и те, что связывали ее запястья. Он оказался настолько близко, что Сакура могла чувствовать тепло его тела и чувствовать его запах, пряный и мужественный, как сандаловое дерево, кедр и влажная земля. Но за ним был слабый, но отчетливый запах крови и смерти, свидетельство чудовища, которым он, несомненно, был.       Когда веревки исчезли, Сакура принялась тереть болезненные места чтобы восстановить полноценную циркуляцию крови, в то время как Итачи вернулся на свое место и принялся точить лезвия.       — Ты не боишься, что я убегу? — нерешительно спросила она, беря подсохший кусок мяса.       — Если ты попытаешься сбежать, я поймаю тебя еще до того, как ты уйдешь в лес, и последствия будут неприятные. Его голос был по-прежнему спокоен и безразличен, но Сакура знала, что он выполнит свою угрозу, если его спровоцировать.       — И что мне теперь делать? Сидеть здесь, пока я не умру от скуки? Сакура не могла быть уверена из-за мерцающего света костра, но ей показалось, что она увидела слабый след ухмылки на его губах. Она задавалась вопросом, не находил ли он забавным то, что она была такой наглой в присутствии одного из самых опасных ниндзя во всех пяти деревнях.       — Ешь и ложись спать. Ты спала всего несколько часов. Я буду продолжать держать тебя ослабленой, но ты должна спать, иначе твое тело отключится. Как медик, ты должна знать, что значит исчерпать запасы чакры.       Куноичи прекрасно знала. Она уже могла сказать, что ее рефлексы замедлились, и простые задачи, такие как поднесение еды к губам, становились утомительными.       Еды было немного, но она была сытной, и Сакуре не потребовалось много времени, чтобы поесть. Она была почти благодарна возможности свернуться калачиком под старым одеялом и заснуть, ее веки уже отяжелели от усталости, и, несмотря на присутствие человека, которого Харуно явно презирала, она почти сразу уснула.       Когда Сакура проснулась, в хижине было темно, в камине не было ничего, кроме тлеющих углей, и она была одна. Несколько кунаев все еще лежали на столе, говоря ей, что Итачи ушел не навсегда, но неужели он действительно настолько глуп, чтобы оставить ее одну с доступным оружием?        Но если он давал ей возможность сбежать, она, черт возьми, собиралась ею воспользоваться. Сакура встала, обнаружив, что стала немного сильнее, но все еще лишена достаточного количества чакры, чтобы использовать сокрушительные удары и дзюцу. Она нашла свои сандалии и плащ аккуратно сложенными в углу, но яды и оружие исчезли. Без яда и противоядия ее миссия провалилась.       Розоволосой хотелось кричать от отчаяния. Она была так близка к тому, чтобы найти Саске, и ей снова придется вернуться в Коноху без него. Она тихо прокляла Итачи и забрала оставленный им кунай, крепко сжимая один в руке и пряча остальные под плащом, прежде чем выскользнула за деревянную дверь.       Судя по слабому свету, было раннее утро. Воздух был наполнен туманом, и лесной холод тут ударил по ее незащищенной коже. Сакура поспешила к краю поляны, намереваясь максимально увеличить расстояние между собой и убежищем. Она оглянулась на ходу через плечо, чтобы убедиться, что за ней не наблюдают сзади, и врезалась во что-то твердое и теплое.       Голова девушки резко повернулась вперед, и она увидела, что Итачи смотрит на нее с привычным бесстрастным выражением лица и черной челкой, ниспадающей на бледную кожу. Что-то похожее на молодого оленя было зажато у него под мышкой. Очевидно, он ушел искать еду, так как Сакура не видела в хижине никакой еды кроме той, что она съела прошлой ночью. Другая его рука уже сжимала ее запястье, держащее кунай, сжимая достаточно сильно, чтобы кости болезненно потрескивали.       Металлическое оружие выпало из ее руки и с глухим стуком ударилось о землю.       — Разве я не говорил тебе, что последствия побега будут неприятными, куноичи? — сказал он привычным монотонным голосом, пока Сакура слабо пыталась вырваться из его хватки.       — Отпусти меня, чудовище! — сердито крикнула Сакура, и сердце ее трепетало, как взмахи крыльев бабочки, когда она чувствовала, что с каждым движением ее силы угасают. Бороться было бесполезно, но она отказывалась сдаваться. Она подняла колено, чтобы ударить его в бедро, надеясь оттолкнуть назад, но удар был слабым и только больше измотал ее.       Сакура посмотрела на него с ненавистью, горькие и злобные слова срывались с языка, но они исчезли в болезненном вздохе, когда она посмотрела в его медленно вращающиеся глаза. Внезапно девушку охватила агония, боль пронзила каждую мышцу и кость, без сомнения, вызванная гендзюцу, в которое он ее поймал. Ее колени подогнулись и она удержалась в вертикальном положении только благодаря крепкой хватке на запястье. Сакура задрожала и застонала, с трудом в состоянии дышать от невыносимой боли. Никогда еще ее тело не болело так, как будто оно трещало по швам, как будто сама ее душа вот-вот разорвется, и все это время Итачи просто смотрел на нее, Шаринган лениво поворачивался, когда она страдала у его ног.       — Х-хватит, — Сакура задыхалась, едва в состоянии подобрать слова, едва в состоянии думать из-за такой ослепляющей боли, но ее слова, должно быть, дошли до него, потому что он рассеял дзюцу. Вращающиеся глаза снова стали неподвижными, когда она повисла на его руке, полусогнутая и тяжело дышащая.       — Надеюсь, ты больше не попытаешься сбежать, — просто сказал Итачи, обвивая рукой ее талию и легко перекидывая через плечо, руки куноичи безвольно свисали у него за спиной.       Сакура могла только тихо застонать, когда брюнет занес ее и убитого оленя обратно в дом, бросив оленя за дверь, а ее всего в нескольких футах внутри и принялся снова разжигать огонь.       Боль заставила ее тело онеметь, а борьба почти полностью истощила ее. Куноичи неподвижно лежала на полу, наблюдая за своим похитителем полуприкрытыми глазами, пока он снова разжигал огонь и возвращался к оленю снаружи, чтобы разделать его. Должно быть, она то теряла сознание, то появлялась, потому что помнила лишь фрагменты того, как он готовил еду.       К тому времени, как головокружение почти прошло, хижину наполнил густой и пьянящий аромат, а плащ Сакуры каким-то образом был снят вместе со всеми кунаями, которые она взяла. Еда пахла восхитительно, но она не могла даже собраться с силами, чтобы сесть, вместо этого тихо оставаясь на полу, пока Итачи принимал пищу.       Зеленые глаза закрылись, и она, вероятно, заснула бы, если бы ее внезапно не подняли в сидячее положение. Итачи стоял перед ней, одетый только в рубашку в сеточку и черные штаны, которые он носил под плащом. Сакура сонно смотрела, как он сидит перед ней, скрестив ноги, с куском мяса в руке. К ее удивлению, он оторвал небольшую полоску мяса и поднес к ее губам.       Было очевидно, что с ее нынешним недостатком сил она не сможет поесть самостоятельно, но мысль о том, что ее нянчит преступник S-ранга, приводила в бешенство. Даже в своем нынешнем состоянии Сакура оставалась непокорной, отворачивая голову и стискивая зубы.       — Ты действительно глупая, — вздохнул Итачи, зажав ее нос большим и указательным пальцами, так что ей пришлось открыть рот или задохнуться. Он воспользовался возможностью, чтобы засунуть мясо ей в рот и сразу же оторвал для нее еще один кусок. — Мы можем продолжать делать это таким путем, или ты начнешь сотрудничать. Выбирай.       Сакура неохотно прожевала кусочек, втайне удивляясь тому, насколько он был вкусным. Насколько она могла судить, все, что он сделал, это поджарил его на костре, но оно было нежным и сочным, что заставило ее осознать, насколько она голодна. В конце концов голод взял верх над гордостью, и девушка приоткрыла рот, позволив отступнику накормить себя следующим кусочком.       И снова непосредственная близость Итачи заставила ее почувствовать тепло его тела и его запах, присутствие которых было слишком явным, чтобы их игнорировать, поэтому Сакура решила опустить взгляд вниз, пока он продолжал кормить ее в тишине.       — Почему ты держишь меня здесь в таком состоянии? — прошептала девушка между укусами, задаваясь вопросом, сможет ли она предпочесть смерть тому, чтобы оставаться слабой и беззащитной и кормиться с рук, как будто она его домашнее животное.       — Я же говорил, ты меня интересуешь, куноичи.       Сначала Сакура подумала, что это единственный ответ, который она получит, но затем он продолжил.       — Ты влюблена в моего брата, не так ли?       То, как Итачи задал вопрос, звучало так, будто он уже знал ответ на него и просто ждал, пока она согласиться с ним. Зеленые глаза метнулись к нему, и она была готова сказать ему, куда он может засунуть свои вопросы, но в его безмятежном выражении не было и следа насмешки или злобы. Ему просто было любопытно.       — Да, — ответила Сакура после долгой паузы, прежде чем позволить ему накормить ее еще раз. Она не была уверена, почему сказала ему это. Не то чтобы он имел какое-то дело к ее личной жизни.       — Понятно. И ты согласилась бы лишить его цели убить меня и затащить обратно в деревню, хотя он, возможно, возненавидел бы тебя за это?       — Это нужно сделать, — ровно сказала она, нефритовые глаза сузились от его слов. — Но, возможно, мне следует просто позволить ему убить тебя, а потом забрать обратно. Тогда все выиграют. Мир избавится от тебя, и Саске вернется в Коноху с миром.       Тонкая черная бровь изогнулась в ответ на ее заявление, и легкая ухмылка снова тронула его губы.       — Если бы Саске удалось убить меня, ты действительно думаешь, что после этого он с радостью сопроводил бы тебя обратно в Коноху?       Тут Сакура задумалась. Причина, по которой он покинул Страну Огня, заключалась в том, чтобы стать сильнее и победить своего брата. Когда эта цель будет достигнута, у него не останется других причин оставаться в стороне, правда?       — Конечно, а почему бы и нет?       Палец Итачи коснулся ее губ, когда он кормил ее следующим кусочком жареного мяса, и она обнаружила, что они были грубыми, мозолистыми и удивительно теплыми на ее мягкой коже. Неожиданное прикосновение вызвало странное покалывание, и Сакуре захотелось отпрянуть от этого ощущения, но, поскольку она уже была прижата спиной к стене, ей было некуда отстранятся.       Итачи, казалось, внимательно изучал ее, эти глубокие и таинственные глаза снова смотрели ей прямо в душу, чтобы искать там те вещи, которых даже она не знала. Казалось, он не обращал внимания на тот факт, что задел ее мгновением ранее, но Сакура сомневалась, что он ничего не заметил.       — Странно, что девушка, повидавшая столько смертей и кровопролития, остается такой наивной, — сказал отступник, его пальцы задержались у ее губ, хотя он уже скормил ей последнее мясо в своей руке, и она мимолетно задумалась, собирался ли он снова прикоснуться ими к ее губам. — Ты каким-то образом осталась невинной и наивной… или, возможно, ты еще более глупая, чем я думал.       Это было больше похоже на то, что он думал вслух, чем на самом деле пытался оскорбить ее, но Сакура не терпела слов против себя или Саске, даже тех, что исходили из уст опасного преступника.       — Ты ни черта не знаешь обо мне или Саске, если уж на то пошло. Ты не сказал ему ни слова уже много лет, так с чего ты взял, что знаешь так много?       Ее колкие слова, казалось, не подействовали на стоического мужчину. Он просто опустил руку на колени и задумчиво посмотрел на девушку.       — Я знаю, что шиноби твоего возраста, как правило, гораздо более суровы к окружающему миру, но ты каким-то образом сопротивляешься этому. С другой стороны, Саске был так глубоко затронут тьмой, что она вполне может поглотить его так же, как поглотила меня. Это не та судьба, которую я хотел бы для него, но это может быть единственным способом, с помощью которого он…       — Судьба, которую ты желал для него?! Если ты хотел лучшей судьбы для своего брата, то, возможно, тебе не стоило идти и убивать всю его чертову семью! — сердито выкрикнула Сакура, но это только напомнило о ее ослабленном состоянии и когда ее взгляд слегка поплыл, она рухнула вперед только для того, чтобы оказаться в объятиях Итачи.       — Есть очень много вещей, которых ты не знаешь, куноичи, об этом мире, в котором мы живем, и о твоей собственной деревне.       Он говорил мягко, без яда или злобы, по-видимому, не заботясь о том, что нежно… почти нежно прижимает к себе своего пленника.       — Опусти меня, — прошипела Сакура едким голосом, ее тело напряглось, несмотря на истощение. Девушка не думала, что члены Акацуки способны на такие вещи, как нежность, и узнав об обратном, она сбивалась с толку. Он был монстром, кровожадным, бесчувственным монстром, и она не хотела думать ни о чем другом.       Итачи опустил ее на землю и встал, его темные волосы упали на его малиновые глаза, когда он посмотрел на нее сверху вниз. Сакура бесстрашно встретила его взгляд, и действительно, весь ее остаточный страх рассеялся. Если бы он собирался убить ее быстро, он бы так и сделал, и тот факт, что у него, казалось, были свои тайные планы, таинственным образом включавшие ее, скорее злил, чем пугал.       Пленница дышала неглубоко, уже запыхавшись от своего порыва, но даже когда она была слабой и хрупкой, она все еще была готова сражаться до последнего вздоха. Маленькая чертовка с обманчиво красивым лицом.       — Коноха, которой ты так дорожишь, полна темных тайн, — мягко сказал Итачи. — Секреты, которые могли бы раздавить тебя, если бы ты знала их. Секреты, которые раздавили бы и моего брата. Я не ожидаю, что ты поймешь меня или мои действия, куноичи, но я скажу тебе это: однажды ты поймешь, что ты и я больше похожи друг на друга, чем тебе хотелось бы думать; что добро и зло, герой и злодей иногда едины, серый цвет редко так четко разделяется на черное и белое, и ты обнаружишь, что все идеалы, за которые ты так крепко цепляешься, не более чем пыль.       Брови Сакуры нахмурились, когда она попыталась понять смысл его загадочных слов. Секреты Конохи? Ну да, она представляла себе, что в каждой деревне шиноби есть секреты. Кьюби, живущий внутри Наруто, был самым большим, что пришло на ум. Ее товарищ по команде даже не подозревал, что в нем живет зверь, пока не узнал об этом за несколько дней до окончания академии ниндзя, но Итачи сказал, что ее дом не лучше, чем организация, в которой состоял ниндзя-отступник. Добро и зло одно и то же? Нет, она бы не поверила. Она не могла в это поверить.       — Ты ошибаешься, — хрипло прошептала Сакура. — Мы совсем не похожи. Я не такая убийца, как ты.       — Но ты и раньше убивала, — сказал Итачи, не пытаясь ни разозлить, ни затравить ее. Он просто констатировал факт. — Ты убила Сасори из Акацуки, а это значит, что ты должна была убить многих других людей на своем пути, чтобы стать настолько сильной.       — Но это было сделано для того, чтобы спасти моего друга, — возразила пленница, ее убежденность была ясной, даже когда она едва могла сидеть. — Я убиваю по правильным причинам, а не ради какого-то злого плана, как ты.       Итачи продолжал смотреть на нее, и она снова почувствовала, что он состарился не по годам. Он казался невероятно старым, почти древним, несмотря на свои юношеские черты. Он видел гораздо больше, чем она, большую часть из этого, вероятно, было темным и зловещим, что придавало его словам большего значения, чем она хотела признать.       — Наивная маленькая куноичи, нет правильных причин для убийства. Убийство есть убийство.       — Но…       — Хватит, — сказал он, поднимая руку. — Тебе нужно отдохнуть. Сегодняшняя попытка побега значительно ослабила тебя.       Сакуре хотелось возразить, но она тоже чувствовала, что уровень ее чакры опасно низок. Теперь, когда у нее была еда в желудке, ее глаза и конечности отяжелели, и сон уже настигал девушку, пока ее тело стремилось восстановиться.       Даже когда она поддалась сну, она цеплялась за идеалы, которые позволяли делать то, что она делала каждый день, которые позволяли ей спать по ночам после возвращения с миссий, где была пролита кровь.       — Я не убийца, — прошептала Сакура, но ее тихий голос уже не звучал так уверенно.       Итачи продолжал наблюдать за ее спящей фигурой, очарованный невинной женщиной, которая обладала силой, сравнимой с самой Хокаге. Он наклонился, чтобы подобрать брошенное одеяло, и осторожно накрыл ее, гадая, когда реальность восторжествует и ее идеальный маленький мир рухнет вокруг нее.       К тому времени, когда Сакура снова проснулась, свет, просачивающийся из-под двери, приобрел янтарный оттенок. Должно быть, она проспала весь день, а сейчас солнце садилось. Пленница поерзала на полу, морщась от тугоподвижности суставов, накопившейся после сна на такой твердой поверхности. Она села и обнаружила, что чувствует себя намного лучше и что к ней вернулось достаточно сил, чтобы она могла нормально двигаться, не чувствуя слабости.       Итачи, как и прежде, сидел на своем стуле, но вместо того, чтобы снова точить кунаи, он рассматривал прозрачную жидкость внутри тонкого пузырька. Сакура сразу же узнала в нем свой яд, который принесла Саске.       — Ты, должно быть, весьма опытный медик, — заметил отступник, держа пузырек на свету огня и рассматривая его через стекло. — Этот яд — экстракт цветка амброзии, не так ли?       — Да, — ответила куноичи, удивленная тем, что он знал, что было во флаконе, просто взглянув на него. — Я не знала, что ты разбираешься в ядах.       — В поле я видел кое-что, кроме того, что эта жидкость слегка розоватая, как лепестки цветка. На самом деле, я даже отравился этим веществом и знаю, насколько оно изнуряюще. Паралич, и если его не лечить, сердце остановится, я прав?       Сакура ничего не ответила.       — Чрезвычайно сложно ввести достаточное количество противоядия, чтобы поддерживать работу сердца, но не облегчать паралич тела. Ты была уверена, что сможешь это сделать?       — Да, — снова сказала Сакура, наблюдая, как он с интересом изучает стеклянную трубку.       Итачи спрятал пузырек обратно под плащ и повернулся к ней, темные глаза устремили на нее все тот же испытующий взгляд.       — Как тебя зовут, куноичи?       Сакура была с Учихой уже больше полутора дней, и это был первый раз, когда он удосужился спросить ее имя. Она предполагала, что он мог уже знать его, так как она стала весьма печально известной в Стране Огня благодаря своим навыкам, но она была уверена, что у ниндзя-отступника не было много времени, чтобы наверстать упущенное в недавних сплетнях.       — Сакура Харуно, — ответила девушка.       — Сакура, — задумчиво произнес Итачи. — Я полагаю, это по крайней мере подходит к твоей внешности, хотя вряд ли ты хрупкий цветок, если тебе удалось победить Сасори.       Пленница смущенно провела пальцами по своим розовым волосам. Честно говоря, ей не нравился их естественный цвет. Из-за этого люди относились к ней менее серьезно, и ей приходилось снова и снова доказывать свою состоятельность людям, которые думали, что она просто глупая маленькая девочка, которая любит носить с собой кунаи.       Человек в плаще снова замолчал и отвернулся от нее, уставившись в огонь, словно в нем был ответ на какой-то таинственный вопрос, над которым он размышлял.       Сакура провела пальцами по спутанным волосам цвета жевачки и изо всех сил постаралась связать их в некое подобие конского хвоста с помощью резинки для волос, которую нашла в одном из карманов. Они был слишком короткими, чтобы полностью их собрать, но большую часть она убрала назад.       Девушка уже начала задаваться вопросом, не заснул ли Итачи, когда он снова заговорил.       — У костра есть еще еда, если ты проголодалась, а если тебе нужно освежиться, ты можешь выйти наружу. Недалеко отсюда есть неглубокий ручей, где ты можешь искупаться, но знай, что если ты не вернешся назад в течении десяти минут я найду тебя, и я сомневаюсь, что ты захочешь, чтобы тебя застали в раздетом виде.       Его точка зрения была ясна. Если Сакура хочет искупаться, ей лучше сделать это быстро. От мысли о темном мужчине, увидевшем ее обнаженной, что-то сжалось в ее животе. Скорее всего, он едва ли думал о ней в сексуальном плане. Возбуждение казалось выше его возможностей. Он был слишком спокоен для таких вещей, но это не означало, что она хотела, чтобы он смотрел на нее.       Не дожидаясь повторного предложения, Харуно поднялась с пола и вышла на улицу. Она знала дорогу к ручью, потому что это была та самая дорога, которой она пользовалась, присматривая за домом. Сакура хотела бы еще постирать свою одежду, но десяти минут для этого было бы недостаточно.       Когда она сняла одежду и вошла в холодную воду, ее мысли вернулись к их вчерашнему разговору. Почему-то это сильно давило на нее. Итачи сказал, что у Конохи есть секреты, секреты настолько темные, что она даже не могла себе представить, но Коноха была деревней, в которой она прожила всю свою жизнь. Сакура очень любила свою родную деревню, и ей было трудно поверить, что такие ужасные вещи могут быть скрыты в ее прошлом. Но Итачи был здесь дольше, чем она, и у него не было причин лгать ей. Почему-то она не могла не задаться вопросом, о каких секретах он говорил.       Сакура вытерла волосы и быстро вылезла, прежде чем ее тело могло еще больше онеметь от холодной воды, но когда она оделась и пошла обратно в хижину, у нее возникло ощущение, что холод в ее костях был не только от ледяной воды.       Итачи не шевельнулся, когда куноичи вошла в комнату, все еще сидя перед огнем. Она осторожно подошла достаточно близко, чтобы схватить кол, на котором был кусок мяса, и отнесла его в свой угол, чтобы погрызть его на досуге. Сакура больше не боялась Итачи, но это не означало, что она хотела быть рядом с ним.       — Ты как раз вовремя. Твои десять минут почти истекли, — заметил он, небрежно скрестив руки, сидя в кресле, его тяжелый плащ свешивался со спины, когда он впитывал тепло огня.       — Я уверена, что ты разочарован, — заметила Сакура, ее голос стал резким, когда она сбросила сандалии. — У тебя не будет другого шанса использовать на мне это странное дзюцу боли.       Взгляд Итачи метнулся к ней, прежде чем вернуться к огню.       — Мне не так нравится причинять боль, как ты думаешь.              Вероятно, продолжать говорить было неразумно, но Сакура не могла удержаться и говорила с набитым ртом.       — Ты пытаешься одурачить меня. Ты точно довел это дзюцу до совершенства. То, в котором ты поймал Какаши, не причиняло ничего, кроме боли.       Ей сказали, что это одна из наиболее продвинутых и смертоносных техник шарингана, и ей, вероятно, не следовало упоминать об этом, но, возможно, это был ее пассивно-агрессивный способ восстания против заточения.       Если Итачи и задело ее замечание, он этого не показал. Его голос оставался таким же лишенным эмоций, как и прежде.       — Шаринган предназначен не только для причинения боли. У него есть и другие применения.       — Конечно, — недоверчиво сказала Сакура с набитым мясом ртом, действуя слишком смело, учитывая, с кем она была. — Я поверю в это, когда увижу.       Итачи ухмыльнулся так, что ей не понравилось. На самом деле, это была самая большая эмоция, которую он проявлял с тех пор, как они были вместе.       — Ты называешь меня лжецом? — сказал он, звуча немного удивленно.       — Ну… я… может быть? — неубедительно ответила Сакура, не имея смелости сказать прямо, что да, она на самом деле думала, что он был полон этого.       — Тогда ты увидишь это сейчас.       Сакура чуть не задохнулась, и ей пришлось с трудом проглотить последний кусок еды. Неужели она откусила больше, чем могла проглотить, и относительно Учихи тоже?       — Что?       — Моя техника. Я покажу ее тебе.       Итачи поднялся со стула и направился к ней, и это не заняло у него много времени, учитывая, насколько маленьким было каменное здание. Без плаща Акацуки он был так сильно похож на Саске, что ее грудь сжалась. Он был хорошо сложеным, но все еще довольно худым, его рубашка в сеточку мало скрывала изгиб и подвижность его мускулов, когда он двигался.       — Подожди, я не хотела, чтобы ты… — начала Сакура, немного запаниковав, когда он присел перед ней.       — Расслабься. Как я уже сказал, это тебе не навредит.       Она хотела отвести взгляд, но обнаружила, что не может, когда эти пленительные глаза начали вращаться, все быстрее и быстрее, пока девушка не подумала, что ее может засосать, и вдруг она поняла, что больше не находится в комнате. Итачи больше не было перед ней. Теплое сияние огня исчезло вместе со всеми цветами, которые она знала, потому что здесь, в этом мире, единственными цветами, которые она могла видеть, были черный, белый, серый и красный.       — Что за черт? — прошептала Сакура, когда поняла, что лежит, хотя секунду назад сидела.       Она попыталась пошевелиться, но обнаружила, что ее руки и ноги привязаны к X-образной доске, на которой она лежала. Она распласталась, беззащитная и, что хуже всего, совершенно голая.       Сакура ахнула от осознания этого и попыталась прикрыться, но ее конечности были крепко связаны. Над ней по багровому небу плыли серые облака, когда вокруг нее раздался голос, который, несомненно, принадлежал Итачи. У него не было прямого источника, но на самом деле казалось, что он исходит отовсюду. Он был вездесущ, существовал одновременно везде, но это имело смысл, если он был богом этого мира.       — Это то же самое дзюцу, которое я использовал на великом копирующим ниндзя, — сказал голос, несомненно говорящий о Какаши. — Но я обещаю, что не причиню тебе вреда, как ему. Вместо этого ты будешь испытывать удовольствие до тех пор, пока я желаю.       — Чего?! — закричала Сакура, сильнее борясь с удерживающими ее веревками. Она предполагала, что это то, что она получила за подстрекательство опасного преступника, но это было не то, чего она ожидала. Если она была голой в этом мире, это означало, что Итачи мог видеть ее обнаженное тело, а она даже не целовалась раньше, не говоря уже о том, чтобы показывать себя таким образом кому-либо.       — Нет! — в отчаянии закричала пленница. — Теперь я тебе верю. Ты можешь отпустить меня.       Его голос не ответил, и она, затаив дыхание, ждала, что же произойдет дальше в абсолютной тишине его дзюцу.       Внезапно у нее перехватило дыхание, когда она ощутила ощущение пальцев, ласкающих ее кожу, начиная с ключицы и пробегая вверх и вниз по рукам. Сакура подняла голову в поисках того, что касалось ее, но ничего не увидела, хотя отчетливо чувствовала, как отдельные пальцы пробегают по ней.       Аналогичное ощущение началось и в ее ногах, от лодыжек до середины бедра, а затем обратно, и еще две фантомные руки начали касаться ее живота, рисуя случайные узоры на нем, от которых ее мускулы слабо дергались.       Прикосновения были не более чем шепотом на ее коже, но они определенно возымели действие. Хотя Сакура была дезориентирована и немного напугана, она не могла отрицать, что мягкие ласки на самом деле были довольно приятными... что ее очень беспокоило и совсем не устраивало.       — Прекрати это! — воззвала она к человеку-невидимке, правящему каким бы местом это ни было, но единственным ответом, который она получила, было появление еще двух рук, поглаживающих ее бока, и на этот раз она могла их видеть. Странно было то, что это были руки и ничего больше, бестелесные придатки, которые двигались сами по себе, но у них были длинные пальцы, а ногти были выкрашены в черный цвет.       Руки Итачи?       Она с нездоровым любопытством наблюдала, как другие руки, касавшиеся ее, тоже стали видны, все выглядели одинаково и все были сосредоточены на прикосновении к ней. Пара по бокам скользнула высоко вдоль ее грудной клетки, коснувшись краев ее обнаженной груди, прежде чем полностью покрыть мягкие бугры.       Что-то среднее между вздохом и тихим вскриком сорвалось с губ Сакуры, когда руки начали мягко массировать ее груди, пальцы нежно сжимали, а ладони двигались медленными круговыми движениями, потирая бледно-розовые соски, которые быстро твердели от трения.       Это было неправильно, но слишком захватывающе, чтобы не смотреть, как руки обхватывают и сжимают ее мягкую плоть. Пальцы переместились к розовым камешкам в центре каждого ореола, мягко пощипывая и дергая их, пока они не стали твердыми как камень и жаждали большего.       Сакура тихонько всхлипнула, когда руки накрыли ее грудь, чтобы снова массировать, в то время как другие руки дразняще скользили по ее рукам, ногам и животу, заставляя ее кожу покалывать, а тело дрожать, вызывая теплое, приятное ощущение глубоко в ее животе, как что-то жидкое, свернувшееся глубоко внутри нее.       — В этом мире я контролирую все, даже время, — прозвучал голос, заглушая ее хныканье, когда руки на ее груди сжались чуть сильнее, чем раньше. — Итак, как долго я должен держать тебя здесь? Час? Десять часов? Дней?       Спина Сакуры выгнулась, когда что-то теплое и влажное сомкнулось над одним соском, и она почти ожидала увидеть рот, облизывающий его, но когда она посмотрела, не было ничего, даже пары рук, и другие, касавшиеся ее в других местах, тоже исчезли, хотя она все еще чувствовала, как они касаются ее.       Голова пленницы откинулась назад, когда что-то подозрительно похожее на язык закрутилось вокруг поднятой вершины, и подобное ощущение началось на ее втором соске, заставляя ее вздрагивать и стонать, поскольку жар внутри нее возрастал. Каким бы странным ни было это нарушение, Сакура обнаружила, что у нее нет воли сопротивляться, и, вероятно, это тоже дело рук Итачи. Она лишь изредка прикасалась к себе по ночам, когда чувствовала себя немного одинокой и еще не устала от своих дневных обязанностей, так что такие прикосновения были для нее чем-то совершенно новым. Тем не менее, даже когда девушка пыталась заставить себя ненавидеть то, что делал старший Учиха, ее тело, несомненно, продолжало наслаждаться его дзюцу.       Сакура громко застонала, когда фантомные зубы и губы потянули ее соски, а руки на ее ногах высоко погладили ее бедра. То, как ее ноги были раздвинуты, обнажало ее самое священное место, но руки еще ни разу не осмеливались приближаться ближе, чем изгиб ее бедра, что куноичи начинала находить весьма разочаровывающим.       А потом внезапно они исчезли, ласки всех четырех рук испарились, как будто их никогда и не было, и когда Сакура открыла глаза то увидела, как единственная рука зависла между ее тяжело вздымающейс грудью, как будто ожидая ее полного внимания. Медленно и совершенно сознательно указательный палец остановился на ее ключице, прежде чем провести медленную линию между ее грудью и вниз по ее плоскому животу. Сакура чувствовала прикосновение так же хорошо, как и все остальное в реальном мире.              Это было осязаемо и настолько реально, что единственное, что напоминало ей об иллюзии, — это странная цветовая гамма и тот факт, что к руке не было прикреплено никакого тела, что делало все это довольно сюрреалистичным. Палец продолжал двигаться вниз, ненадолго погрузившись в ее пупок и пробегаясь по аккуратным розовым волоскам, покрывавшим ее холмик.       Сакура ждала, затаив дыхание, когда он остановился в том месте, где ее кожа разделялась на мягкие половые губы, которые обозначали вход в ее влагалище, ее дыхание вырывалось короткими, рваными вздохами, когда она боролась, чтобы контролировать свое возбуждение.       Рука колебалась лишь мгновение, а затем единственный палец скользнул внутрь девушки, заставив ее вскрикнуть, когда палец без усилий вошел до третьего сустава.       Бедра Сакуры тряслись настолько, насколько позволяли ее ограничения, когда единственный палец скользил внутрь и наружу в мучительно медленном темпе. Женские мускулы трепетали в ответ на восхитительное трение пальца, волочящегося по ее гладким стенкам, и пытались втянуть его дальше, но ничто из того, что она делала, не могло заставить его двигаться быстрее.       Едва Сакура отвлеклась от того, что происходило у нее между ног, как увидела, что вернулись другие руки и рты, невидимая пара у ее грудей тут же охватила затвердевшие соски горячими, влажными ощущениями.       Она выгибалась и стонала, беспокойно вертя головой из стороны в сторону, издавая цепочку жаждущих и горячих звуков.       К пальцу внутри нее присоединился другой, растягивая ее самым чудесным образом и заставляя корчиться еще больше, пока они продолжали ритмично двигаться.       Сакура могла слышать мягкое хлюпанье пальцев, вторгающихся в ее мокрое ядро, но не удивилась, когда подняла глаза и ничего там не нашла. Рука исчезла, но ощущения остались, вонзаясь в нее и сводя ее с ума от желания, даже звуки ее собственного влажного секса не могли ее смутить.       А потом пальцы исчезли, и она разочарованно застонала от потери, но потом что-то влажное и гибкое скользнуло по ее нижним губам, вызвав у нее крик удовольствия, когда что-то вроде языка провело по ее дрожащему отверстию, прежде чем погрузиться внутрь.       Сакура откинула голову назад и громко застонала, когда невидимый придаток попеременно то вращался внутри нее, то щелкал опухшей пуговицей на ее начале, которым до сих пор пренебрегали, посылая в нее волну удовольствия каждый раз, когда это происходило. Время от времени он глубоко вонзался в нее, его форма снова превращалась во что-то твердое и сильное, проводящее вдоль стенок ее полового органа, когда палец, прежде чем снова стать податливым и мягким, поглаживал ее клитор.       Эта блаженная пытка продолжалась и продолжалась, руки на ее руках, ногах, животе и груди не прекращали атаковать. Как долго она была здесь? Час? Два? Было невозможно сосредоточиться, когда эти пальцы вот так сжимались внутри нее. А затем нечто, изменяющее форму между ее ногами, отодвинулось, и руки, играющие на ее животе, двинулись, чтобы крепко сжать ее бедра. У нее даже не было времени почувствовать разочарование, прежде чем она почувствовала что-то твердое, горячее и, несомненно, большее, чем что-либо касающееся ее до этого, прежде чем оно проткнуло ее мокрый вход.       И одним сильным толчком он проник глубоко внутрь нее.       Сакура не могла сдержать радостный крик, когда ее пронзил оргазм. Ее держали на грани так долго, что финальное высвобождение потрясло ее прямо до самой души, оставив ее бездыханной, приподнятой и почему-то желая большего, но толстый член внутри нее не собирался останавливать свои мощные толчки, которые сотрясали все ее тело с каждым рывком вперед.       Она занималась сексом ни с чем, трахалась без чувств с помощью дзюцу, иллюзии, но это не меняло того факта, что прерывистые рыдания срывались с пухлых губ каждый раз, когда в нее входили, что все ее тело горело желанием даже после сильного оргазма. Где-то за девушкой наблюдал Итачи и она не могла заставить себя думать об этом, но в мешанине бессвязных мыслей ей удалось сформировать одно мимолетное представление.       Он определенно доказал свою точку зрения, что Шаринган может сделать больше, чем причинить боль.       Что-то внутри пленницы снова сместилось, облизывая и посасывая ее пульсирующий клитор, пока она не возбудилась настолько, что думала, что вот-вот взорвется, только для того, чтобы оно снова трансформировалось и возобновило толчки в нее, заставляя ее грудь подпрыгивать в такт, пока фантомные руки не обхватили их ладонями, формируя и сжимая их невидимимы ладонями.       Сакура кончала снова и, возможно, еще несколько раз после этого, но к этому моменту удовольствие настолько усилилось, что она не могла быть уверена, где заканчивается один кульминационный момент и начинается другой. Ее ядро постоянно напрягалось в устойчивой серии бесконечных сокращений, которые посылали цепную реакцию во все ее тело, пока каждое нервное окончание не запело. Ее пальцы рук и ног начали покалывать, а зрение начало расплываться, и она поняла, что на самом деле рискует потерять сознание, потому что ее тело просто не может больше выдерживать такую интенсивную стимуляцию.       — О Ками… — Сакура выдохнула, когда невидимый длинный член фактически присоединился к голодному рту, жадно сосущему ее клитор, заставив ее спину прогнуться, а голову откинуть назад, когда она выгнулась прямо с креста, к которому была привязана.       Еще один оргазм, ошеломляющий и сильный, безжалостно пронзил ее.       Сакура не могла этого вынести. Она собиралась умереть. Человеческое тело не было предназначено, чтобы выдержать это. Она была абсолютно уверена, что когда потеряет сознание, пробуждения не будет.       Но когда пленница открыла глаза, она снова оказалась в маленьком каменном заведении с потрескивающим огнем и твердым полом, а Итачи все еще сидел перед ней, его Шаринган больше не вращался, а на красивых губах играла невероятно самодовольная ухмылка.       — Надеюсь, ты больше не назовешь меня лжецом, куноичи? Сакура по-совиному моргнула, чувствуя слабость, не имеющую ничего общего с запасами чакры. Она задыхалась, дрожала и слегка вспотела, и, судя по обильной влажности, пропитавшей ее трусики, она вполне могла испытать оргазм в реальном мире, в то время как снова и снова кончала в его иллюзии.       Она могла только мгновение смотреть на него, ошеломленная, слегка покачиваясь, пытаясь подобрать слова и силы, чтобы заговорить. Когда девушка это сделала, слова оказались не совсем элегантными.       — Что это было, черт возьми? — выдохнула Сакура, наконец, начиная злиться на то, что он так изнасиловал ее.       — Мангекё Шаринган, — небрежно ответил Итачи, как будто ничего особенного в том, что он только что доставил ей удовольствие до потери сознания. — Твой сенсей терпел боль в том мире сорок восемь часов, но ты едва выдержала четыре.       Если бы Сакура была в такой ситуации с кем-то другим, то ударила бы его достаточно сильно, чтобы отправить в полет через каменную стену и, вероятно, многие деревья снаружи, но, учитывая, что этот человек мог сломать ее запястье, как ветку, прежде чем удар когда-нибудь достиг бы цели, ей удалось совладать с собой, отвернув голову, когда румянец обжег ее щеки, а злые слезы защипали глаза.       — Да, но… ну, не то чтобы я делала что-то подобное раньше, — пробормотала зеленоглазая куноичи, скорее к стене, чем к нему, обхватив себя руками и обняв свое тело, как будто она все еще была обнажена перед ним и нуждалась в прикрытии.       — Ты имеешь в виду заниматься сексом в дзюцу врага? — спросил Итачи, его голос был слишком бесчувственным для сказанных им слов.       — Я имею в виду секс вообще, — с горечью сказала Сакура, еще больше отодвигаясь от него, огорченная тем, что вообще дала ему эту информацию.       Ее ответ заставил ниндзя-отступника на мгновение замолчать, но она не собиралась оборачиваться, чтобы оценить его реакцию. В любом случае его лицо, вероятно, было чистым листом.       — Значит, это был первый раз, когда мужчина…       — Да, — коротко ответила пленница.       — Понятно, — сказал он наконец. — Знаешь, для шиноби твоего возраста довольно необычно сохранять свою девственность. Возможно, ты ждала…       — Мы можем больше не говорить об этом? — рявкнула Сакура, ее терпение достигло предела. Это было достаточно плохо, когда кто-то вроде него домогался ее, даже если это была всего лишь иллюзия, но с другой стороны, желание говорить о ее неопытности было больше, чем она могла вынести. Когда он вообще решил стать таким болтливым?       — Хорошо, — смягчился Итачи, выпрямляясь, но все еще глядя на нее так, будто она была очень интересной. Несмотря на то, что Сакура не смотрела на него, она чувствовала на себе его пронзительный взгляд, и в данный момент она больше не могла выносить его пристального взгляда.       — Я выхожу наружу, — резко объявила девушка, стоя на трясущихся ногах, еще не полностью оправившихся от его дзюцу.       — Десять минут, — напомнил ей Учиха, наконец отвернувшись от нее и вернувшись на свое место.       — Как угодно, — выплюнула Сакура, закрывая за собой дверь и хлопая ей сильнее, чем нужно.              Она не ушла далеко. На самом деле она прошла вдоль здания всего несколько футов, ведя рукой по гладкому каменному фасаду. Харуно не обращала внимания на холод, когда повернулась спиной к стене и сползла вниз, пока не оказалась в грязи.       Оставшись наконец одна, она обхватила согнутые колени руками и выпустила слезы, которые угрожали пролиться, пока она была внутри. Сакура была зла на то, что он применил к ней дзюцу, а затем вел себя так, будто это была какая-то игра, но ее слезы были вызваны гораздо более глубокими причинами. Возможно, индуцированный оргазм был просто катализатором, который вывел все ее эмоции на поверхность.       Сакура оплакивала Саске и тот факт, что ситуация становилась еще более безнадежной, что она не сможет вернуть его в Коноху, по крайней мере, без того, чтобы он сначала сразился со своим братом. Она оплакивала свою собственную ситуацию, стресс от жизни с членом Акацуки, наконец, сказался на ней, и она плакала, потому что слова, которые он сказал о ее собственной деревне и ее секретах, затронули ее сильнее, чем она хотела признать, и она ненавидела себя за то, что позволила ему залезть ей под кожу и испортить когда-то чисто благоприятные мысли о Конохе.       Сакура также плакала, потому что больше не знала, что о нем думать. Было намного легче, когда она совсем его не знала, когда могла сидеть сложа руки и называть его монстром с ясным сознанием. Но теперь она увидела несколько вещей, которые выдавали, что Итачи действительно был мужчиной в такой же степени, как и все остальные. Несмотря на то, что это было всего лишь дзюцу, она чувствовала желание, охватившее ее, пока она была в этом мире. Это было его желание, но к тому времени, когда он рассеял технику, он взял себя в руки, скрывая все эмоции за красными глазами.       Пленница сидела там почти полчаса, тихо всхлипывая, когда все ее сдерживаемые эмоции выплеснулись наружу. Несмотря на его предупреждение вернуться через десять минут, Итачи не стал ее искать, и она задавалась вопросом, знал ли он каким-то образом, что она плачет.       Она почти предпочла бы, чтобы он вышел и грубо затащил ее внутрь, вместо того, чтобы показать что-то, что можно интерпретировать как чувствительность. Его будет легче ненавидеть.

***

      Следующие несколько дней Сакура оставалась пленницей Учихи. Она неуклонно становилась сильнее, но все еще не достигла своего полного потенциала. У нее было подозрение, что он истощал ее чакру, пока она спала, но, очевидно, он доверял ей достаточно, чтобы дать достаточно энергии, чтобы она могла свободно двигаться. Куноичи больше не чувствовала себя слабой и болезненной, но могла сидеть и двигаться.       Итачи даже позволял ей выходить на улицу, чтобы размяться и немного потренироваться, пока она не покидала поляну, но он никогда не присоединялся к ней, всегда оставаясь внутри или ненадолго заходя в лес, чтобы поймать другое животное для еды.       Каждый раз, когда он уходил, она собиралась сбежать, хотя знала, что он, вероятно, выследит ее через несколько минут после того, как она выйдет за дверь. Небольшое количество свободы, которое отступник давал ей, было результатом его доверия, и если она попытается сбежать посреди ночи, ее, вероятно, не только поймают, но и, вероятно, она окажется прикованной к его боку, даже во время купания и это было не то, с чем она хотела жить. Не то чтобы Сакура боялась Итачи, хотя ей не нравилась мысль о том, что она снова подвергнется этому болезненному дзюцу. Сюда придет Саске.              Она знала, что он придет, и могла только надеяться, что ей повезет, и он появится, пока Итачи не будет дома, что даст ей шанс убедить его вернуться с ней, даже если ее ампулы с ядом и противоядием будут конфискованы.              Сакура так долго ждала, чтобы увидеть Саске, чтобы обнять его и сказать ему, как сильно она по нему скучала, и даже если он не отвечал на ее чувства, она отказывалась упустить даже малейший проблеск шанса вернуть его домой.       Но это мерцание становилось все слабее и слабее, потому что казалось, что Итачи был так же полон решимости сражаться с Саске, как его брат был настроен сражаться с ним. Несмотря на то, что ее товарищ по команде стал намного сильнее с Орочимару, Итачи был легендой, вундеркиндом, и Сакура не была так уверена, что младший Учиха сможет победить его.       Она не думала, что сможет стоять и смотреть, как Саске умирает, после всего, что она сделала, чтобы вернуть его, но при нынешнем положении дел у нее было мало вариантов.       Это был четырнадцатый день ее миссии и пятый день плена.       Сакура воздерживалась от разговоров с человеком из Акацуки, если могла этого избежать. Все было напряженно и неловко, по крайней мере для нее, с тех пор, как он использовал это извращенное дзюцу. Он также не пытался заговорить с ней, поэтому они проводили дни в напряженном молчании или она выходила на улицу, чтобы отдалиться от ниндзя-отступника.       Единственный раз, когда они вообще общались, было две ночи назад, когда стало так холодно, что она дрожала от сна у каменной стены, даже в дорожном плаще и одеяле, накинутом на нее. Итачи предложил ей переночевать у костра, рядом с ним, и она неохотно согласилась, потому иным единственным выходом для нее было мерзнуть всю ночь. Он не сказал больше ни слова, но просто перевернулся и заснул, в то время как Сакура устроилась как можно дальше от него, все еще чувствуя тепло огня. Остаток ночи прошел без происшествий, поскольку они спали всего в нескольких дюймах друг от друга, и к тому времени, когда она проснулась на следующее утро, он уже вышел, чтобы найти им завтрак.       Завтрак очень походил на жареное мясо и горсть сладких ягод, которые она ела сейчас. Сакура решила хорошенько размяться и выполнять некоторые базовые упражнения большую часть дня, просто чтобы скоротать время и сбежать от Итачи, но сейчас солнце уже клонилось к закату, и она ушла обратно внутрь в поисках еды и спасения от холода.              Ее похититель смотрел в огонь, как всегда стоически, и она задавалась вопросом, о чем, черт возьми, он думал весь день. Как бы ей не хотелось это признавать, с тех пор, как она испытала его Шаринган, ее разум допускал довольно много мыслей о нем. Если она не думала о Саске или загадочных словах, сказанных против ее деревни, то она думала исключительно об Итачи, и некоторые ее мысли были совершенно неуместны.       Это правда, что Сакура была неопытной, когда у большинства ее сверстников было более одного сексуального партнера, поэтому она полагала, что не так уж и странно, что она была зациклена на мыслях о человеке из Акацуки, который странным образом действительно стал ее первым любовником. Но ее мысли блуждали на запретной территории, когда она задавалась вопросом, был ли он таким хорошим в реальном мире.              Мог ли он заставить женщину кричать, как она, с помощью своих физических губ, языка и пальцев, а не только тех, что используются в его технике? Мог ли он ласкать ее нежно и мягко в одно мгновение, а в следующее насиловать, как животное? В тот момент, когда образы формировались в розоволосой голове, она пыталась изгнать их, иногда слегка краснея от осознания того, что фантазировала об Итачи Учихе. Но опять же, если он и замечал ее неловкое поведение рядом с собой, то не показывал этого, что, вероятно, было даже к лучшему, особенно когда они застряли в такой тесноте, как сейчас.       Сакура ела молча, единственным звуком в комнате был потрескивающий огонь. Ей все еще было трудно поверить, что она была здесь с человеком, которого она ненавидела с тех пор, как он впервые вошел в Коноху. Он хотел убить одного из ее товарищей по команде и убил семью другого. В ней кипела тихая ярость, но также и неутолимое любопытство. Все эти убитые люди, его собственная плоть и кровь...       Она посмотрела на него, пока он сидел, время от времени кладя ягоду в рот, но в остальном почти ничего не ел. Было похоже, что он глубоко задумался, и она задавалась вопросом, о чем. О чем думали преступники S-класса?       — Почему ты это сделал? — спросила Сакура еще до того, как осознала, что слова слетают с ее губ.       Его голова повернулась к ней с непроницаемым выражением лица.       — Почему я сделал что?       Она глубоко вздохнула, надеясь, что ее вопрос не разозлит Учиху, но теперь, когда она начала, уже не могла остановиться, не тогда, когда она так долго хотела знать.       — Твоя семья, весь клан Учиха, почему ты их убил?       Ее вопрос не вызвал у мужчины никакой другой реакции, кроме легкого движения его тела, когда он повернулся к ней более полно.       — Ты не поверишь моему ответу, даже если я скажу тебе, куноичи. Это изменит твой взгляд на все.       — Пожалуйста, — сказала Сакура, отказываясь останавливаться, — мне нужно знать правду, знать, какая причина может оправдать те страдания, которые испытывает Саске. Я хочу знать, что заставило тебя это сделать.       Итачи непоколебимо смотрел на нее, взгляд малиновых глаз ничего не выдавал о его чувствах, но он, казалось, обдумывал, стоит ли раскрыть ей секрет.       — Я сделал это, — сказал он наконец, — потому что старейшины Конохи приказали мне.       Незватка воздуха едва не сбила ее с толку, как будто она получила удар под дых. Сакура не могла дышать, не могла полностью переварить то, что он сказал. Если бы это было правдой, это изменило бы все, что она когда-либо знала об этом человеке. Он больше не злодей, а жертва, инструмент, используемый деревней, которая, как она думала, не может причинить вреда своим жителям. Но она никогда не называла Итачи лжецом, никогда не умоляла об альтернативном объяснении, и в глубине души она полагала, что поверила этим словам, как только он их произнес.       — Но… с чего бы им… — это все, что девушка могла сказать, ее голос дрожал, когда ее сердце начало разрываться в груди.       — Потому что они чувствовали, что Учиха больше не действует в интересах Конохи. Наш клан стал слишком могущественным, наши взгляды слишком отличались от тех, кто правит деревней. Мы были угрозой, и я был выбран, чтобы устранить их.       Боль, которую Сакура почувствовала, была едва ли не хуже той, которую она испытала, когда он поймал ее на попытке к бегству. Все, что он говорил раньше об убийствах как об убийствах, о том, что добро и зло неразличимы, теперь звучало так верно, что ее тошнило при одной мысли об этом. Итачи был убийцей только потому, что так приказала ему ее любимая деревня. Все, что все думали о нем, было ложью. Было намного проще сидеть сложа руки и указывать на него пальцем, но теперь… что она должна была делать?       — Но почему ты пощадил Саске? — прошептала Сакура, непрошенные слезы навернулись на ее глаза, ее руки были крепко сжаты на коленях, когда она забыла о еде перед ней. — Разве ты не должен был убить и его тоже?       — Да, — мягко сказал Итачи, его глаза переместились на собственные колени, прежде чем полностью закрылись. — Но я не мог. Я мог убить своих тетушек и дядей, мать и отца. Но я не мог убить его. Я не мог убить своего младшего брата.       Сакура зажмурила глаза, а слезы потекли по ее щекам. Она могла слышать это в его голосе, слышать его любовь к Саске. Он не лгал, и никакие желания не изменили бы этого. Каким-то образом она внутренне знала, что это правда, но тогда зачем такая сложная история? Конечно, лидеры Конохи должны были сохранить лицо, но как насчет Саске?       — Почему ты не сказал ему правду? Почему ты выставил себя злодеем? Он доверял тебе, верил в тебя!       — Я знаю, — сказал Учиха, не в силах полностью скрыть свою боль. — Но для него гораздо лучше, если он будет думать, что я убил всех по собственной воле. Это дает ему возможность избежать судьбы, которую я не смог. Я лучше буду жить как преступник, чем смотреть, как он идет по тому же пути.       — Итачи… — тихо сказала Сакура, глядя на его фигуру, сгорбившуюся в кресле. Он выглядел сломленным, усталым и побежденным, и она знала, что это было доказательством, прежде всего, того, что он действительно был не более чем человеком, даже если он был человеком, который совершал ужасные вещи. Она была настолько очарована его трансформацией, что даже не поняла, что впервые назвала его по имени.       Сакура встала, сначала неловко, не зная, что делать, но сделала несколько нерешительных шагов к нему и остановилась.       — Знаешь, еще не поздно сказать ему, — сказала девушка, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Ты можешь вернуться в Коноху и начать все сначала.       Итачи слегка покачал головой и оторвал взгляд от своих рук, тех рук, которые убили почти всех, о ком он когда-либо заботился.       — Мой брат так долго ненавидел меня, что я сомневаюсь, что он сможет остановиться. Он не поверит тому, что я скажу.       — Но Хокаге, я уверена, что она могла бы что-то придумать с тобой. Ты ценный ниндзя. Деревня примет тебя обратно.       — Ты действительно наивна, маленькая куноичи. Думаешь, Акацуки просто отпустят меня? Я продал им свою душу и не могу вернуться.       Сейчас, больше, чем когда-либо в плену, Сакура чувствовала себя беспомощной. Она мечтала о силе изменить ситуацию или, по крайней мере, об удивительной харизме и решимости Наруто, которые, казалось, всегда возрождали дух тех, кто сдался. Казалось, Итачи смирился со своей судьбой, какой бы мрачной она ни была.       — Значит, ты даже не попытаешься? — прошептала она, сжав кулаки в отчаянии от несправедливости всего происходящего.       — Я не могу начать жизнь с нового листа, потому что прошлое никогда не исчезнет. Тот, кто стал таким же залитым кровью, как я, не может надеяться переродиться чистым, как снег.       — Но… — сказала Сакура, делая еще один отчаянный шаг вперед, но затем изо всех сил пытаясь подобрать слова.       Заплаканные зеленые глаза искали его Шаринган, но она не нашла ни ответов, ни слов, чтобы утешить его.       — Ты действительно уникальна, раз идешь на все ради человека, которого имеешь полное право ненавидеть, — сказал Итачи тихо, и на его губах появилась легкая улыбка.       — Я не хочу, чтобы ты возвращался к тому, кем был, не тогда, когда ты можешь измениться, — умоляюще сказала Сакура, приближаясь к нему сейчас, как никогда прежде.       — Это не имеет значения. Саске скоро будет здесь, и на этом все закончится, — тихо сказал Итачи, глядя в сторону огня, словно мог видеть будущее в мерцающем пламени.       Глаза Сакуры расширились, когда её осенило.       — Ты… хочешь, чтобы он убил тебя.       — Это самый подходящий конец для меня, не так ли? Я избавлен от страданий, и месть Саске будет полноценной. Я не буду просто стоять и позволять ему победить меня. Я буду бороться с ним со всем этим. Но если он достаточно окреп, а я искренне в это верю, я умру от его руки и, может быть, тогда я наконец обрету покой.       — Значит, ты просто ждешь смерти, — сказала Сакура, свежие слезы прорезали мокрые дорожки по ее щекам.       — Смерть — это все, что у меня осталось.       Сакуре была все еще молода, может быть, не по стандартам шиноби, но у нее была большая часть жизни впереди. Она не могла представить себе время, когда сможет честно сказать, что ей ничего не остается в этом мире, кроме как покинуть его. Она поняла, насколько ужасно одинокой должна была быть его жизнь, и что именно ее деревня навлекла на него эту судьбу. Как она снова встретится с этими возвышающимися зелеными воротами после того, как узнала обо всем этом? Как жизнь могла быть прежней? Она предполагала, что этого не может быть.       Сакура собиралась снова заговорить, когда он опередил ее.       — Иди доедай, пока не стало еще холоднее.       Еда была последним, что ей сейчас хотелось делать, и она собиралась сказать ему об этом.       — Пожалуйста, — сказал Итачи мягко и с такой искренностью, что девушка почувствовала, что должна подчиниться. Очевидно, он хотел прекратить говорить об этом, и она уважала бы это, даже если бы ей хотелось уговорить его на альтернативу борьбе с его братом.       Сакура отступила в свой угол, чтобы поковыряться в жирном куске мяса, которое давно остыло.       Тишина между ними была тяжелой и зловещей, и Сакура наконец осознала серьезность положения Итачи. Он, вероятно, никогда не вернется в Акацуки, вероятно, никогда больше не увидит ничего за пределами этого леса, но когда она смотрела, как он смотрит в огонь, он казался... безмятежным. Может быть, он давно ждал, когда Саске покончит с ним, и теперь, когда время приближалось, ему больше не нужно было беспокоиться обо всех других неприятностях, которые он пережил. Саске был всем, что имело значение.       Эта ночь оказалась еще более горькой, чем предыдущие, огонь едва удерживал холод от посягательств на сгрудившихся перед ним людей.              Итачи расстелил свой плащ, украшенный красными облаками, перед теплым светом, и когда он пригласил Сакуру переспать с ним рядом с огнем, она снова согласилась, только теперь она не была так параноидально настроена на то, чтобы делить с ним тесные помещения. На самом деле, на этот раз они оба легли на одежду, она укрылась своим дорожным плащом, а он пледом. Они отвернулись друг от друга, но были так близко, что Сакура чувствовала тепло его тела на себе, и она приветствовала любое дополнительное тепло, которое могла получить.       Они лежали там некоторое время, дыша глубоко и ровно, но Сакура не заснула и не думала, что мужчина рядом с ней тоже.       — Итачи, — прошептала она достаточно громко, чтобы ее было слышно сквозь потрескивающее пламя.       — Хм? — ответил он, подтвердив ее подозрение, что он действительно не спал.       — Как ты думаешь, Саске скоро придет сюда?       — Да, очень скоро, — ответил Учиха. — Он придет ко мне, когда будет готов, и этот день очень близок.       Между ними повисла еще одна минута тишины, прерываемая только треском дров в костре.       — Знаешь, теперь, когда ты рассказал мне все о Конохе и твоем клане, я не хочу, чтобы ты умирал. Я не могу жить так, как раньше.       — Тебе не обязательно вести себя так же. Будь другой, может быть, это приведет к изменениям, которые сделают твой дом лучше. И тебе вряд ли нужно, чтобы я был рядом, чтобы направлять тебя.       По какой-то причине его слова вызвали горячие слезы и комок в горле. Сакура была на грани того, чтобы снова расплакаться, но попыталась сдержаться. Она провела все свое детство, оплакивая Саске, и вот она здесь: взрослая женщина, проливающая слезы по его брату.       Она попыталась подавить всхлипы, но ей лучше было знать, чем думать, что она сможет что-то скрыть от элитного ниндзя.       — Ты плачешь, куноичи?       — Нет, — сказала Сакура слишком быстро, ее голос сорвался и выдал ее.       Она услышала шорох ткани, когда он перевернулся, и почувствовала руку на своем плече, нежно уговаривающая ее лечь на спину. Это был первый раз, когда он прикасался к ней не угрожающе, кроме того раза, когда он коснулся пальцем к пухлым губами, кормя ее, и, что удивительно, она совсем не вздрогнула, а позволила ему двигать ее, пока он не смог увидеть ее лицо .       Двойные слезы хлынули из глаз девушки, несмотря на ее попытки моргнуть, и они ярко сияли в свете костра.       — Эти слезы... из-за меня? — тихо спросил Итачи, как будто не мог поверить, что кто-то когда-либо может плакать из-за него.       Сакура неразборчиво всхлипнула, глядя на него снизу вверх. Тёплое освещение смягчило его черты, сделав его ещё более красивым, чем он был средь бела дня. Он выглядел как человек, способный на нежность и, может быть, даже на любовь. Возможно, именно так он выглядел бы, если бы судьба сложилась иначе.       — Просто я не хочу, чтобы ты умирал, не тогда, когда я только что узнала так много о тебе, — пробормотала она, впиваясь в его таинственные глаза и длинные темные волосы, все еще собранные в хвост.       — Я бы не сказал тебе, что сделал, если бы не знал, что мое время скоро закончится, — сказал Итачи, удивив розоволосую, проведя большим пальцем по ее щеке и вытерев кристаллическую каплю влаги с ее кожи. — Но я полагаю, что было несправедливо по отношению к тебе обременять тебя всеми этими знаниями. Мне очень жаль, куноичи. Я полагаю, что я несу ответственность за то, что ты открыла твои невинные глаза на мир немного больше.       Подушечки его пальцев были теплыми и мозолистыми, как и тогда, когда они касались ее губ. Она начала возмущаться той наивной частью себя, которая, казалось, не хотела просыпаться к реальности. Жизнь не была сказкой, и как куноичи она должна была понять это давным-давно.       — Знаешь, я не думаю, что хочу и дальше быть невинной, — прошептала Сакура, ее рука мягко обхватила его запястье. Она знала, что ее следующие слова изменят ее навсегда, но, насколько она понимала, эта перемена давно назрела. — Итачи, возьми это у меня.       Она думала, что он может отстраниться и отвергнуть ее, но он не двигался.       — Ты не хочешь отдать мне свою невинность, Сакура, — сказал Итачи хриплым и низким голосом. То, как он тихо произнес ее имя, взволновало ее, и она немного крепче сжала его.       — Да, знаю. Ты уже кое-что усвоил, как с этим дзюцу, так и с секретами, которые ты мне рассказал. Я хочу, чтобы ты закончил то, что начал.       — Сакура, я…       — Пожалуйста, Итачи.       Сакура притягивала его к себе, приближая его лицо к себе, пока его губы не коснулись ее губ, от чего по ее коже побежали мурашки, что не имело ничего общего с температурой.       Поцелуй был целомудренным и кратким, но этого оказалось достаточно, чтобы убедить его.       — Ты уверена, что не пожалеешь об этом? — спросил Итачи после того, как отстранился, его губы все еще были в миллиметрах от ее губ.       — Я ни о чем не пожалею. Я знаю, это то, чего я хочу, — прошептала Сакура, скользя руками вверх по его рукам и по спине, одетой в ажурную сетку, когда он плавно опустился на нее, прижимаясь к ней, но упираясь локтем над головой, чтобы не раздавить хрупкую куноичи.       Их губы снова встретились, сначала медленно и мягко, но затем ее язык прошелся по складке его губ в безмолвной мольбе о входе, и поцелуй стал глубже. Танец их языков, поглаживающих друг друга, мгновенно искоренил любые сомнения, которые они чувствовали, когда желание захлестнуло их, разжигаясь горячее с каждым страстным столкновением губ. Руки Сакуры вцепились в его рубашку, цепляясь за него, пока он облизывал ее рот, а она облизывала в ответ. Девушка втянула его язык в свой рот и нежно пососала его, заработав глубокий рокот из его горла, который вызвал восхитительное покалывание внутри нее.       Свободная рука Итачи обхватила ее щеку, его большой палец провел по ее подбородку, когда они разошлись ровно настолько, чтобы вдохнуть немного воздуха в свои легкие, прежде чем снова слиться воедино. Его манера поцелуя была властной, но не подавляющей, и она держалась за него, побуждаемая тем, как сильно она его желала.       Руки девушки начали беспокойно блуждать по его плечам, но не было места, которое не прикрывала бы сетчатая рубашка, и она вдруг осознала, что на них обоих слишком много одежды.       Пальцы неуверенно скользнули по спине Учихи, пока она не нашла пояс его брюк и не начала выдергивать его рубашку, не прерывая их жаркого поцелуя, но его язык притупил ее разум и заставил онеметь ее обычно ловкие руки. После нескольких неудачных попыток Итачи, наконец, отстранился и снова сел на колени, чтобы помочь ей стянуть его рубашку через голову, оставив обнаженным мускулистый торс.       Прежде чем Сакура успела восхититься, он снова оказался на ней, губами двигаясь по ее шее и посасывая жилку пульса, когда его собственные руки начали медленно поднимать ее рубашку с длинными рукавами, позволяя пальцам играть на ее животе.              Вожделение, горящее внутри нее, нарастало с пугающей скоростью, но ей было все равно. Она сделала свой выбор и планировала следовать ему, но она не планировала чувствовать себя настолько неуправляемой, настолько охваченной эмоциями по отношению к человеку, который всего несколько дней назад был ее заклятым врагом.       Сакура захныкала, когда он прикусил ее ключицу сквозь темную ткань рубашки, которую она носила, маленькая рука обхватила основание его низкого хвоста, чтобы потянуть его для еще одного поцелуя. Темные пряди полностью освободились и девушка запустила пальцы в его волосы.       Длина его тела была прижата к ней, что позволяло ей легко чувствовать скульптурную мускулатуру, изгибающуюся против ее меньшего тела, но очень скоро она ощутила, как что-то трется о нее, что определенно не было мускулом, что-то твердое и длинное, прижимающееся к ее бедру. Сакура попыталась просунуть руку между ними, чтобы взять его, провести рукой по всей длине и вытянуть из горла отступника еще больше этих чудесных рычаний и стонов, но его рука схватила ее за запястье и легко прижала его к полу рядом с ее головой.       Итачи зажал ее слегка припухшую и красную от поцелуев нижнюю губу между зубами и посмотрел на нее сверху вниз, малиновыми глазами, затуманенными желанием.       — Не так быстро, куноичи. Дай мне немного времени, чтобы исследовать тебя, — хрипло пробормотал Учиха, двигаясь вниз по ее телу, продолжая прижиматься носом к ее рубашке выше, чем его руки остановились, оставляя горячие поцелуи на только что обнажившейся плоти ее живота и ребер.       Сакура судорожно вздохнула, когда он поднялся выше, пока не обнажились нижняя часть тела и ее грудь. Она не беспокоилась о своих повязках с тех пор, как впервые приняла ванну в качестве его пленницы, полагая, что она не будет достаточно активной, чтобы нуждаться в них, и теперь ничто не защищало ее кожу от его глаз, когда он зажал подол ее рубашки между зубами, подтягивая ее к подмышкам и обнажая бледную плоть.       Итачи позволил своему взгляду блуждать по ней на мгновение, замечая ее раскрасневшийся вид в свете костра. Ее соски уже набухли благодаря прохладному воздуху и его испепеляющему взгляду, и он позволил своим рукам подняться, чтобы провести по ее бокам и коснуться мягких внешних изгибов, наслаждаясь ощущением ее кончиками пальцев.       Он смотрел на нее с таким сильным желанием, что она думала, что один только его взгляд может сжечь ее. Она застенчиво повернула голову в сторону, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу.       — Ничего такого, чего бы ты не видел раньше, — пробормотала Сакура, вспомнив, что уже была для него голой и не менее связанной.       — Но это была всего лишь иллюзия, — ответил Итачи, нежно обхватив ее холмики своими ладонями. — На самом деле все гораздо лучше.       Действительно, настоящее было лучше. Хотя к ее телу прикасалась только одна пара рук вместо четырех, тот факт, что к ним был привязан великолепно подтянутый красивый мужчина, с лихвой компенсировал это. Учиха посмотрел на нее так, как будто она была самым изысканным существом, которое он когда-либо видел, и когда он наклонил голову, чтобы втянуть один затвердевший сосок в рот, это ощущение сделало то же самое действие в его дзюцу бледным по сравнению с ним.       Сакура вздрогнула и выгнулась, ободряюще хныкая, когда прижала его к своей груди и обвила ногами его талию, стремясь к как можно большему телесному контакту.       Он не торопился с ней, тщательно облизывая и посасывая твердый бутон, прежде чем переключиться, чтобы провести языком по его забытому близнецу. Казалось, ему нравились звуки, которые она издавала, когда она выгибалась под ним и пыталась втиснуть ее в рот.       Ласки Итачи разогревали ее сильнее, чем когда-либо раньше, верхушка ее бедер практически горела от потребности в прикосновениях. Она хотела сказать ему об этом, но каждое движение его языка выбрасывало слова из ее головы.       Как раз в тот момент, когда Сакура подумала, что может сойти с ума, он отстранился, еще раз устремив на нее мерцающие глаза, которые возбудили ее одним только похотливым взглядом, прежде чем стянуть ее рубашку через голову и отбросить ее. Его рука поползла к поясу ее брюк, проворные пальцы расстегнули пуговицы и стянули их с бедер. Робко она приподняла таз, чтобы помочь ему, и внезапно ее штаны соскользнули с ее ног и исчезли вместе, оставив ее совершенно голой в свете костра.       Темные глаза изучали ее фигуру снизу доверху, и, хотя он не сказал ни слова, его голодное выражение говорило ей, что ему понравилось то, что он увидел. Она посмотрела в ответ, любуясь тем, что она могла видеть в теле Итачи. Свет костра смягчил бледные шрамы, пересекавшие его грудь и живот, но почти не скрыл очертания его рельефного пресса и грудных мышц. Даже греческий бог не мог бы похвастаться более красивым телом. Новая волна жара затопила ее живот.       Бессознательно язык Сакуры прошелся по ее пухлой нижней губе, когда темноволосый мужчина прижался к ней, чтобы поцеловать горячую дорожку от ложбинки ее грудей вниз к ее плоскому животу и к пучку аккуратных розовых волос, покрывающих ее холмик. Чем ближе Итачи подходил к источнику ее потребности, тем больше ее волновало каждое прикосновение его губ, заставляя ее стонать и корчиться, а ее бедра сами по себе расступались, пока его плечи не втиснулись между ними, удерживая ноги широко раздвинутыми, а его лицо было всего в нескольких в дюймах от ее женственности, рассматривая ее совершенный цветок.       Никогда еще Сакура не чувствовала, что ей нужно что-то настолько сильно. Дзюцу Итачи подготовило ее к тому, что он собирался сделать с ней теперь, когда он зашел так далеко, но когда он достиг своей цели, а затем остановился, она подняла голову, чтобы увидеть, что заставляет его ждать, потому что она чувствовала, что не сделает этого. Если бы она не почувствовала облегчения от пульсирующего давления, пульсирующего между ее ног, она наверняка сошла бы с ума.       Сакура обнаружила, что двойные шары из алого и оникса пристально смотрят на ее лицо. Очевидно, он ждал ее полного внимания, прежде чем продолжить. Его глаза не отрывались от ее лица, когда он поднес один палец к ее входу. Не было никакой предварительной подготовки, никакого дразнения ее клитора или нижних губ, только медленное, уверенное нажатие его пальца внутри нее, и он внимательно наблюдал за ней, когда она впервые почувствовала, как мужчина прикасается к ней.       Ее губы раскрылись в безмолвном крике, а глаза расширились в благоговейном выражении, дыхание стало прерывистым. Ее тело охотно втянуло его внутрь, как будто он принадлежал этому месту, и он легко погрузился в нее, чему способствовала невероятная гладкость ее возбуждения.       Итачи не останавливался, пока не оказался внутри до третьего сустава, и остановился на мгновение, чувствуя, как она изгибается и трепещет вокруг него, пока ее тело пытается привыкнуть к его вторжению. Сакура была горячей, жидкой и девственной, но его глаза не отрывались от ее лица, вместо этого находя ее довольные выражения гораздо более интересными.       Учиха начал удаляться от нее в том же мучительно медленном темпе, и мускулы ее канала не решались отпустить его, вцепившись в него почти так же яростно, как руки на его плечах. Девушка хныкала и стонала, когда он выходил так далеко, что был почти свободен от нее, но затем он изменил свои действия и снова начал входить в нее. Снова и снова, его палец двигался внутрь и наружу, расслабляя ее тело для него, но ни разу не увеличивая скорость.       Сакура думала, что если он прикоснется к ней здесь, это принесет ей облегчение, но, похоже, это только довело ее до еще большего безумия. Ее голова упала на его плащ, изумрудные глаза были закрыты, когда она стонала для него, выгибая спину и прижимаясь бедрами к его пальцу, пытаясь заставить его двигаться быстрее. Когда она слишком разошлась под ним, его вторая рука прижала ее бедра к земле, останавливая ее движения и заставляя терпеть его сладкие пытки.       Ее ногти впивались в плечи Учихи, но она не могла заставить себя отпустить, и он, казалось, не обращал внимания на боль, все еще сосредоточившись только на ее лице, даже когда его палец двигался так близко внутри нее,       — О, пожалуйста… — простонала Сакура, когда ее ядро сжалось вокруг него в сокращении, от которого горячее удовольствие запело сквозь нее, — Итачи, пожалуйста… еще…       Сначала она думала, что Итачи проигнорирует ее просьбу, но затем он, наконец, позволил своему взгляду переместиться с ее лица туда, где его палец работал в ней. Она уже была настолько влажной, что жидкое желание начало вытекать из нее и стекать по изгибу ее ягодиц, впитываясь в темный материал под ней. Сакура приподнялась на локтях, с нетерпением ожидая его следующего шага, поскольку он, казалось, был очарован видом ее мокрого тела. А потом его голова опустилась вниз... а потом его язык прошелся по пучку нервных окончаний, которые трепетали от нужды с момента их первого поцелуя.       Ее желудок немедленно сжался от этого ощущения, и Сакура рухнула обратно на землю, не в силах смотреть, как его язык самым удивительным образом крутится вокруг ее клитора. Ее стоны теперь были громкими и беспрепятственными, а ее бедра дрожали на его плечах, когда воздух выходил из ее легких. Ее руки отпустили плечи Итачи и нашли новую опору в его волосах, сжимая шелковистые пряди, как будто это действие спасло ее от смерти от удовольствия.       Похоже, он был таким же опытным любовником, как и шиноби, его язык постукивал, поглаживал, вращал и сосал ее клитор, и все это в сочетании с непоколебимым ритмом его пальца. Она совершенно обезумела, и если бы его рука не удерживала ее, она, вероятно, выгнулась бы прямо над полом.       Жар в ее желудке достиг такого высокого уровня, что она была уверена, что вот-вот разорвется на части. Сакура могла сказать, что была на грани чего-то огромного, но как только это было в пределах ее досягаемости, он выпустил ее набухшую жемчужину со своих губ и позволил своему пальцу скользнуть свободно.       Она дрожала, так велика была ее потребность, и она настойчиво дергала его, пытаясь заставить его возобновить то, что он делал.       — Не останавливайся! Пожалуйста, мне нужно…       — Терпение, — ответил Итачи, откидываясь назад, чтобы начать снимать собственные штаны, и Сакура сразу поняла, почему он остановился. Когда его штаны спали, его член высвободился, длинный и гибкий, как и все его тело, и такой же внушительный. Она обнаружила, что даже не беспокоится о боли их союза. Она просто хотела, чтобы он был внутри нее, прежде чем ее похоть и жгучая потребность свели ее с ума.       Сакура потянулась к нему, желая почувствовать его горячий стержень в своей руке, но он прижал ее руку к животу, снова надвигаясь на нее. Его темные волосы рассыпались по плечам, более короткая челка упала на лоб и глаза, и Сакура не могла не восхититься тем, насколько он красив, и внезапно стало неважно, были ли их амбиции разными или что они похоже были врагами. Он был мужчиной, а она женщиной, и это было все, что имело значение здесь, в их импровизированной постели у огня, чтобы засвидетельствовать их связь.       Итачи двигался на ней грациозно и мощно, как большая кошка, наклоняя свои губы к ее губам для еще одного поцелуя. Она застонала в его губы, когда почувствовала на его губах что-то странное и уникальное, что должно было быть ее собственным вкусом, и была опьянена его эротизмом, не подозревая, что он присоединился к ее входу, пока его кончик не раздвинул скользкие губы, и он не начал толкаться внутрь.       Учиха отстранился, чтобы видеть лицо Сакуры, когда входил в нее, больше соблазненный ее выражением экстаза и удивления, чем тем, что она чувствовала рядом с ним, хотя сам он не мог сдержать тихий стон. Ее руки сомкнулись на его бицепсах, когда она почувствовала, что ее тело разделилось для него, и что-то горячее, густое и невероятно чудесное наполнило ее и украло последние остатки ее невинности. Не было ни боли, ни сопротивления, только чистая эйфория, когда эта сильная потребность наконец была немного удовлетворена, когда он вошел в нее до упора, растягивая ее так, как она никогда раньше не испытывала.       Сакура смотрела в малиновые лужи, когда ее собственные глаза остекленели от чистого желания. Она сцепила свои лодыжки за его спиной и выгнулась, толкая его чуть глубже внутрь, воркуя от ощущения.       А затем Итачи начал двигаться, положив руки по обе стороны от ее головы, и двигал всем своим телом, чтобы отступить и вонзиться в нее, медленно и мощно. Девушка вскрикнула от удивительного ощущения его движения внутри нее, розовые волосы рассыпались по его плащу, когда она беспокойно двигала головой, ее глаза закрылись, когда она полностью погрузилась в грубое, чистое удовольствие.       Его торс скользил по ее нежной груди с каждым движением, дразня розовые соски, превращая их в твердые точки, когда он наклонял голову, чтобы осыпать нежными поцелуями ее шею, щеки, плечи, губы, везде, куда мог дотянуться. Его собственное хриплое дыхание теперь вырывалось из горла, но Сакура заглушала его непрерывным потоком пьянящих стонов, ее руки скользили по его спине и опускались вниз, чтобы схватить подтянутую часть его задницы. Она чувствовала, как твердые мышцы работают под ее пальцами, и прижимала его к себе, призывая его войти глубже.       Кожа влажно шлепалась о кожу, и на их телах выступал пот, каждая капля влаги светилась отраженным светом огня.       Сакура снова была на грани, ее мышцы сжимались внутри нее с каждым из его мощных толчков, удовольствие текло непрерывно, делая речь и мысли почти невозможными, но сквозь дымку ей удалось выговорить его имя, умоляя о большем срывающимися рыданиями, и он подчинился, увеличивая скорость и интенсивность своих движений бедрами, пока все ее тело не содрогалось каждый раз, когда он бросался вперед.       В мире не было ничего, кроме Итачи, все остальное было неважно. С ним внутри нее вот так, когда не было никакой возможности быть еще ближе к нему. Они были соединены так тесно, как только могут быть два человека, и этот удивительный опыт никогда не покидал ее. Даже когда он умрет, он останется с ней навсегда.       Его губы нашли ее губы и страстно поглотили их, исследуя ее рот, не нарушая своего ритма. Вид этих экзотических глаз Шарингана, наполненных желанием и похотью, когда они прервали поцелуй, стал переломным моментом для куноичи. Наконец ее тело поддалось, доведенное до предела его безжалостными толчками, и она выкрикнула его имя, царапая ногтями его спину, когда ее женственность сжимала его, посылая волны чистого горячего экстаза через нее и лишая ее зрения, как все стало белым.       Итачи смотрел на нее все это время, не говоря ни слова, но упиваясь великолепным видом своей возлюбленной, захваченной ее оргазмом, самым первым, который ей подарил мужчина. Сакура стала болезненно тугой вокруг него и стала вдвое мокрее, так как поток жидкости сопровождал ее освобождение. Она была такой чертовски тугой, такой горячей, мокрой и чертовски красивой, что он больше не мог сдерживаться. Как только она отходила от своего кайфа, она долго и тихо стонала его имя, пока его собственное тело тряслось, и он извергался в ее матку несколькими последними дрожащими толчками.       Сакура наблюдала, как он достиг оргазма, реакции замедлились и оцепенели от ее собственного освобождения, но вид его обычно стойкого лица, искажающегося от удовольствия, было тем, что она не забудет, как и ощущение горячего семени, заливающего ее, смешивающегося с ее собственными соками, когда он рухнул на нее.       Долгое время они просто лежали, пальцы отступника запутались в ее розовых волосах, а голова упиралась в ее мягкую грудь. Огонь высушил пот на их телах, и их прерывистое дыхание наконец нормализовалось. Восхитительное, пушистое сияние окутало ее, заставляя ее покалывать от посторгазмического блаженства, и ее руки начали рисовать случайные узоры на его спине, чувствуя кончиками пальцев неровности и впадины его шрамов.       — Итачи, — наконец сказала Сакура, задаваясь вопросом, не спит ли он уже.       — Хм?       — Зачем ты привел меня сюда? Почему ты хотел, чтобы я осталась с тобой, вместо того чтобы просто убить меня?       Сначала она не думала, что он ответит, между ними повисла тишина, но затем он двинулся, перекатывая их, пока она не устроилась у него на груди, а его руки поднялись, чтобы обнять ее.       — Как я уже сказал, ты меня очаровала.       — Это единственная причина?       Итачи задумался, прежде чем заговорить.       — Может быть, я просто не хотел провести последние свои дни в одиночестве. Я был одинок всю свою жизнь.       Сакура потянулась, чтобы убрать черные пряди с его глаз.       — Что ж, я рада, что ты это сделал. Я рада, что познакомилась с тобой, хотя никогда бы не подумала, что скажу это когда-нибудь.       Итачи улыбнулся ей, на самом деле улыбнулся. Это был легкий, скорее причудливый изгиб его губ, но это была улыбка.       — Спасибо за компанию, Сакура.              Сакура улыбнулась в ответ и положила голову ему на грудь, убаюканная его ровным сердцебиением. Его теплые руки на ее спине успокаивали, и она хотела, чтобы этот момент длился вечно, хотя она знала, что он будет слишком коротким.       Возможно, девушка задремала, она не была уверена, но внезапно тело Итачи под ней напряглось, пробудив ее от сонного состояния.       Сакура посмотрела на него с вопросительным выражением, но два слова, которые он произнес, объяснили все.       — Он здесь.       Сакура ахнула, ее голова резко повернулась к двери, поскольку она тоже смогла обнаружить его чакру. Он был еще далеко, но быстро приближался, направляясь прямо к хижине.       Итачи выскользнул из-под нее, натягивая штаны и рубашку, а Сакура огляделась в поисках своей одежды, но она, казалось, была разбросана по дальним углам комнаты.       — Оставайся здесь, — приказал он, когда Сакура встала, не обращая внимания на ее наготу, чтобы он мог надеть свой плащ.       — Я не могу просто оставаться здесь и позволять вам, ребята, драться! — воскликнула девушка, все еще безуспешно ища свою одежду.       — Сакура, — резко сказал Итачи. — Это между мной и моим братом. Пожалуйста, не вмешивайся.       Она повернулась к нему лицом, ее глаза были вызывающими.       — Но я…       Он подошел к ней, удивив ее коротким поцелуем, который заставил ее замолчать.       — Прости, — прошептал Итачи, отстраняясь, Шаринган активировался и мгновенно втянул ее в бессознательное состояние. Сакура обмякла в его руках, и он легко поймал ее, отнес обнаженное тело к огню, уложил ее на плащ и накрыл своим пледом.       Она не услышала, как он надел сандалии и подошел к двери, повернулся, чтобы сказать последнее «прощай», прежде чем исчезнуть за дверью и исчезнуть из ее жизни.       Когда Сакура проснулась, был день, солнечный свет лился из-под двери в здание без окон. Огонь потух, превратившись в тлеющие угли, и внутри стало прохладно. Она потянулась, пытаясь вспомнить, что произошло прошлой ночью, когда странная боль между ее бедрами вернула к ней воспоминания.       Она больше не была девочкой, но определенно была женщиной, липкая засохшая субстанция на внутренней стороне ее бедер доказывала это, и она сделала это с Итачи из всех людей, но мысли о том, как он заставил ее себя чувствовать, заставили волну тепла пройтись по ее телу, и Сакура знала, что если бы у нее был шанс, она бы сделала это снова.       Но где он вообще был? Последнее, что она помнила, это... приближение Саске! Этот ублюдок нокаутировал ее Шаринганом! Сакура понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор. Вскочив на ноги, она наконец нашла свою одежду, распахнула дверь и уже собиралась выбежать, когда заметила на столе несколько стеклянных трубок. При дальнейшем осмотре она увидела, что это были ее яды и противоядия. Наконец-то он их вернул.       Куноичи спрятала флаконы в карман и выбежала на улицу, обыскивая окрестности, но не найдя ничего лишнего, кроме участка земли, который недавно был перевернут, возможно, в результате борьбы. Она расширила свой периметр, теперь обыскивая лес, ее сердце бешено колотилось в груди, когда она искала любые подсказки к тому, что произошло и где сейчас могут быть братья. Примерно в полумиле от леса она наткнулась на большой лист, упавший с соседнего дерева. Вместе с росой на его зеленой поверхности были брызги крови. Если и было что-то еще, то оно уже впиталось в землю, и невозможно было узнать, принадлежало ли оно Саске или Итачи, или вообще было ли оно человеком.       Сакура искала братьев несколько часов, но ее усилия оказались тщетными. Не было абсолютно никаких следов ни Учих, ни сломанных ветвей, ни следов. Так близко, Саске был так близко, но снова ускользнул от нее. А Итачи, он вообще еще жив? Или та ночь, которую они провели вместе, станет последней, которую он провел с кем-либо? С тяжелым сердцем и без другого выбора она начала свое путешествие обратно в Коноху.       После нескольких дней пути Сакура подошла к деревенским воротам. Это было не так сложно, как она думала, вернуться в то место, о котором она теперь так много знала, но это место действительно выглядело немного другим, как будто ее не было целую вечность и все изменилось за время ее отсутствия.       Куноичи стразу же доложила о миссии Цунаде, рассказав о том, что произошло, хотя версия, которую она дала, была измененной, которую она придумала по дороге домой. Итачи все еще схватил ее и держал в плену, но, насколько было известно ее наставнику, Сакура ничего не узнала ни о прошлом Конохи, ни о резне Учих, и он не использовал на ней извращенную версию Мангекё. Она также упустила часть того, как он лишает ее девственности в ночи похотливого, страстного секса, такого, что Сакура сомневалась, что она когда-либо снова испытает такое с кем-либо.       Хокаге долго и пристально изучала ее, а затем кивнула, принимая рассказ и предложила ученице пройти медосмотр, поскольку она подверглась воздействию Шарингана Итачи, когда пыталась убежать, и когда появился Саске.       Сакура согласилась, и теперь она была здесь, одетая только в трусики, на диагностическом столе, в то время как Тсунаде исследовала ее жизненно важные органы и осматривала ее тело на предмет чего-то ненормального.       Куноичи с розовыми волосами закрыла глаза и попыталась расслабиться, чувствуя, как чужеродная чакра вторгается в ее организм, исследуя каждую область под кожей на предмет возможного повреждения.       Руки Цунаде легли на живот, ее глаза были сосредоточенно закрыты, как вдруг резко распахнулись.       «Что за черт?»       — Что такое, шишоу? — спросила Сакура, глядя на свою наставницу, которая выглядела явно озадаченной.       — Сакура… — воскликнула блондинка, снова проводя руками по животу, чтобы убедиться, — ты беременна!       — Что?!       Удивленная куноичи положила руку на собственный живот и сосредоточилась, не веря тому, что сказал Хокаге, но, конечно же, внутри нее находилась вторая сигнатура чакры, слабая, но узнаваемая.       — О боже… — выдохнула Сакура. — Я не... но он... как так… Итачи...       — Итачи?! — резко спросила Цунаде, ее медовые глаза встретились с расширенными нефритовыми сферами.       — Сакура, я думаю, тебе нужно еще раз рассказать мне, что произошло во время твоей миссии, и на этот раз, почему бы тебе не рассказать мне все.