Клетка

      – Не будь сволочью хотя бы сейчас. Сними эту хрень. Пожалуйста.       Брайан привык пропускать то, что говорит, через фильтр своей бытовой неконфликтности и колючего страха обидеть, задеть словом. Он ругается и сквернословит редко. Только если его что-то раздражает до такой степени, что на скулах начинают выплясывать желваки, а губы, от природы и так неяркие, вытягиваются в тонкую бледную нить, преисполненную недовольства. Или когда его долго, изнурительно донимают. Когда его донимаю Я.       И всё равно он делает это. Сгорая от нетерпения и стыда, с трудом подавляя подкатывающую к глотке брань, он просит. Его деликатное и мягкое пожалуйста звучит тише, чем всё, что он произнёс до этого. Брайан смотрит исподлобья, хмурится. Выжидает с полминуты и повторяет вновь, напряжённо и сосредоточенно, впечатывая каждую срывающуюся с губ букву мне в лицо:       – Роджер, пожалуйста.       Насмотревшись на то, как Фредди выпячивает свою бурную личную жизнь, вулканически фонтанируя лавообразной смесью похоти и бесконечных раздоров с очередным любовником, Мэй много раз мог закатить мне один из этих дерьмовых скандалов, после которых ты не можешь взять в толк, какого чёрта только что произошло? Нет, не в таких масштабах как у Фреда, конечно же! Брайан на это просто не способен. Но с похожими, подобающими случаю акцентами. Это он может, с этим он бы с лихвой справился.       «Роджер, отвали от меня, ты достал!»       «Роджер, ты заебал меня в край, катись нахер!»       Если бы я хоть раз услышал от него нечто подобное, пусть даже оброненное вскользь, пусть даже сказанное дрожащим полушёпотом, как будто в сиюминутном порыве чувств, а вовсе не всерьёз, я бы тотчас оставил его. Я бы прекратил то, что мы оба делаем. Но Брайан даже не говорит мне: «Хватит!..» Ни разу ещё не сказал. Он никогда не просит меня перестать. Даже в те моменты, когда мне упорно кажется, что уж на этот-то раз я однозначно перегнул палку – когда я останавливаюсь, когда замираю над ним, переводя дыхание и пытаясь собраться с мыслями, разрозненными и нестройными, он смотрит снизу-вверх, молчит. И послушно ждёт.       Нет. Не перегнул. Проклятая палка всё ещё целёхонька. Может Брай и выглядит, как никчёмная сухая щепка, как тонкая астеничная жердь – надави посильнее, приложи хорошенько, и с хрустом, с паническим треском переломится. Однако у Брайана Мэя внушительный запас прочности. Что эмоциональной, что физической. И я отнюдь не голословен. Я это уже проверял.       Небо хмурится и сереет, накидывая на солнечный диск пушистый палантин из облаков. За окном накрапывает тёплый июньский дождь. Тяжёлые крупные капли громко приземляются на крышу и капот моего мерседеса, барабанят по стёклам и то и дело исхитряются влететь в крохотную щель единственного приоткрытого окна с той стороны, где сидит Мэй. Влажные точки расползаются по его правому плечу, марая белую рубашку бесцветными веснушками. Но он этого не замечает.       – У тебя нет совести, – Брайан лижет сухие губы и нервно теребит манжету рубашки, выказывая своё крайнее нетерпение и взвинченность. – Я так больше не могу! Я… Родж, я скоро натурально свихнусь, ты понимаешь?       О, да. Я-то понимаю, с самого начала понимал. Да и, что тут лукавить, Брайан это понимал не хуже моего.       Когда я в первый раз зажал его в его же гостиной, прямо на диване, он почти не сопротивлялся мне – как будто только и ждал, когда я наконец созрею и решусь на то, чего мы обоюдно, но молчаливо хотим. Мэй сначала сделал вид, что не понимает, с чего это я вздумал подсесть ближе, положив руку ему на колено. Потом повозмущался картинно, пару раз пихнул меня в плечо, но его тычки были слабыми.       Я прекрасно знал, как он себя ведёт, когда по-настоящему злится. Брайан не был гневлив, однако всё то, что касалось музыки и нашей совместной работы, иной раз доводило его до белого каления. Если простое, ничем не мотивированное оскорбление он мог вполне безболезненно проглотить, то обвинения в том, что он сыграл плохо или неправильно, Брайан на тормозах не спускал никому. Я становился не только свидетелем, но и зачастую непосредственным участником склок с ним. Мы доказывали друг другу свою правоту и на репетициях, и прямо в студии, толкаясь и напирая с одним лишь желанием переспорить, при необходимости вцепившись оппоненту в глотку.       Тогда-то я и понял, что Брайан просто играет со мной, почувствовав, вероятно, что сейчас для этого подходящий момент.       Он был слегка нетрезв. Мэй никогда не умел пить, и пара банок Гиннесса развезла его, как сопливую девчонку. В тот вечер я пил вместе с ним, но на мне ничтожное количество спиртного в виде нескольких пинт светлого никак не сказалось. А вот Брайану хватило сполна. Пьяный, он забился в угол дивана, навалившись на подлокотник, всё ещё пытаясь изображать недотрогу, но у него, раззадоренного выпивкой, это получалось плохо. Выражение лица у него было наигранно-жалобное, однако взгляд выдавал Брайана с головой. Он смотрел на меня масляно, размыто, тщетно пытаясь тонкими дрожащими пальцами расстегнуть воротничок рубашки, чтоб было проще дышать.       Всё, что он сказал мне, когда я в конце концов прижался к нему, вклиниваясь коленом промеж его тощих бёдер:       «Только давай быстро. У меня жена придёт через час».       Первые пару дней после этого он был очень взволнован, но волнение его было исключительно приятным. Я хорошо знаю его, в том числе язык его тела. Мэй совершенно по-особенному даёт понять, когда ему хорошо, когда он испытывает к своему собеседнику расположение. Взгляды – долгие, всякий раз прерывающиеся, стоит только посмотреть в ответ. Жесты – мягче обычного, мажущие, как кисть с толстым слоем масляной краски пишет жирные яркие линии по холсту. Всякий раз, как он обращался ко мне, в его монологе проскальзывали едва уловимые ухом полутона. Брайан умел быть иносказательным и в нужной степени скрытным. Человеку, плохо с ним знакомому, он показался бы излишне возвышенным, далёким от всего простого и человеческого. И в некоторой степени даже асексуальным. В действительности, Брайан тщательно следит за тем, что говорит и делает. Но только из-за того лишь, что боится показать всё то, что томится у него внутри, в изнеможении ожидая возможности выплеснуться наружу.       – Я ведь говорил тебе, Крисси уже начинает что-то подозревать, – Брайан тихо, мученически стонет и трёт лицо ладонями. Роняет руки на колени, приваливается плечом к мягкой спинке автомобильного сидения и смотрит на меня выжидающе, утомлённо. – Думаешь, я смогу и дальше делать вид, будто ничего не происходит? Чёрт возьми, Родж! Я из-за тебя не могу спать с собственной женой!       Мой напор и открытость к экспериментам вкупе с сучьей разнузданностью и безотказностью, которые мне посчастливилось нащупать в Мэевской натуре, вывернули наружу то, что пряталось глубоко внутри и никак не должно было стать чем-то серьёзным и длительным, на уровне постоянства. Нестройного, надорванного, как шёлковая нить под колоссальным натяжением. По-другому у нас с ним и не получилось бы. У Мэя жена, дети. У меня почти-жена и сын. Мы оба были связаны обязательствами и условностями, сочетающимися с нашими тайными желаниями крайне паршиво. Однако что я, что Брай – мы оба изворачивались, лгали и искали способы получить друг от друга то, чего нам не давали наши женщины. Да и никакие другие тоже.       – А как же орал? – похлопав себя по карманам и нащупав в нагрудном пачку сигарет и зажигалку, я вытаскиваю их, не отводя от Мэя взгляд. – Ты чё, не лижешь своей бабе?       – Роджер!.. – Брайан вскидывает голову и смотрит на меня так, будто я сказал нечто до крайности неприемлемое и абсурдное. – Даже если и лижу, то что с того? Я-то ничего от неё не могу получить!..       Идея была странная и щекотливая. Я даже предположить не мог, в какой момент у Брая родилось настолько нетривиальное желание, откуда вообще он пронюхал, что подобное можно сделать. Может быть, вдохновился одной из этих своих книжек про всё стародавнее и трухлявое, как гнилое полено. Я не знаю.       Пару месяцев назад, когда мы в очередной раз тискали друг друга на заднем сидении моего авто, отъехав на почтительное расстояние от городской черты и свернув с трассы в такие дебри, что, если б не цель этой поездки, я бы в жизни не согласился так третировать свою машину, Мэй вдруг упёрся раскрытой ладонью мне в грудь и, после недолгого молчания, пытливо прищурившись, выдал:       «Знаешь, что такое пояс верности? Слышал когда-нибудь о таком?»       Прелюдия была не самым лучшим моментом, чтоб задавать мне, разгорячённому и со стоящим членом наголо, такие вопросы. Тем более, что я едва ли его слушал, куда больше заинтересованный, чтобы побыстрее стянуть с Брайана его возмутительно узкие брюки. Я молча продолжил раздевать его, а как только стащил с Мэя штаны, зажал ему рот ладонью в профилактических целях. Брайан неразборчиво, приглушённо замычал и скривился – руки у меня как обычно пахли табаком.       Лишь после того, как я закончил с ним, Брай, усталый и довольный, повторил свой вопрос слегка заплетающимся языком. Тон у него был всё такой же аккуратный и заискивающий. Тем не менее среди всех его словесных расшаркиваний я уловил едва скрываемый интерес, жгучий и хлёстко обжигающий рёбра своими масштабами. Мэй понимал, что заходит на скользкую тропинку, по которой никто из нас ещё не ходил. Он всегда деликатничал и старался прощупать почву, прежде чем узнать, чего хочу я. Или как отношусь к тому, чего хочет он сам.       «Я, блядь, без понятия, что это. Нет, правда. Расскажи мне».       И Брайан рассказал. Так, как он это умеет, когда что-то всецело захватывает его, когда он хочет добиться от меня чего-то конкретного. С придыханием, томительно понижая голос и мягко очерчивая тонкими губами контур каждого слова. После секса, будучи натраханным и довольным, он чуть меньше волновался о том, как выглядит в моих глазах. Брай был откровенен в достаточной степени, чтобы я отчётливо уловил, насколько сильно он хочет, чтобы кто-то другой начертил для него сексуально-эротические рамки, после чего в них хоть ненадолго, но впихнул. Чтобы этим «кем-то другим» был именно я.       «Это такая маленькая металлическая штучка. Знаешь, как слегка изогнутая полая колба. И, в общем, её надевают на член. Понимаешь, что это значит? Никакой эрекции, никаких оргазмов».       Я лишь фыркнул и пожал плечами. Судя по взгляду Брайана, он ожидал от меня реакции более бурной.       «И что же, это всё? Это какая-то хуйня, Мэй. Блядское, но притом совершенно несостоятельное самоистязание! Ну, приспичит тебе, ты и снимешь тут же эту ахинею».       «Не совсем».       Брайан забросил мне на бедро свои длиннющие голые ноги, зажмурился, потянулся и расплылся в блаженной улыбке, явно предвкушая произнести что-то, что было кульминацией всего нашего диалога.       «Пояс верности потому так и называется – он вынуждает своего носителя сохранять целомудрие партнёру. Он запирается на ключ. В этом и суть, Роджер. Ключ только в единственном экземпляре. И он будет у тебя».       Приоткрыв один глаз, он посмотрел на меня серьёзно и сказал важно и деловито, совершенно не беря в расчёт то, что я не дал своего согласия на предложенную им извращенную выходку:       «Но купишь ты это сам. Думаю, мне не стоит тебе объяснять, где это можно приобрести. А я по таким местам не ходок».       После нескольких затяжек в салоне становится слишком дымно. Брайан брезгливо подёргивает кончиком носа и, закинув ногу на ногу, прокашливается в кулак, сигнализируя о своём недовольстве. Мне приходится открыть окно со своей стороны, тотчас же получив порцию дождевых брызг, окропивших мои волосы и щёку. В нос бьёт запах петрикора.       – У нас был уговор. Ровно три недели. Ты сам на это согласился.       – Я же не знал, что это будет так… – Мэй растерянно опускает взгляд и напряжённо умолкает, пытаясь подобрать нужное слово. – Так жёстко!       Поскольку во всей этой эротической авантюре мне отводилась роль того, кто руководит процессом, длительность сладострастной экзекуции выбирал тоже я. Срок, выделенный на то, чтобы Брайан сполна испытал на себе тяготы изнурительного воздержания, я взял, можно сказать, из ниоткуда. Временной отрезок в три недели казался мне с одной стороны достаточным для того, чтобы Мэй, не имеющий возможности испытать сексуальное наслаждение, начал тихо слетать с катушек, по итогу отдавшись мне, голодно и нетерпеливо. С другой стороны, три недели – это не так уж и много для того, чтобы затеянное нами стало настоящей пыткой. По крайней мере, я так думал.       Поначалу всё шло нормально, хоть Брай и смущался своего во всех смыслах стеснённого положения, когда мы оба находились на людях. Однако элемент публичности, гипотетической возможности оказаться разоблачённым его не только стыдил и пугал, но и возбуждал до нервной дрожи. Ведь нас теперь связывало нечто очень особенное, такое, что следует тщательно скрывать. И Брайан нощно пёкся за конфиденциальность нашего эротического сумбура. При случае, когда нам выпадало остаться наедине, он ловил меня за руку и тихо, едва различимым шёпотом спрашивал, нервно сглатывая и сжимая на моём локте тонкие пальцы до побеления костяшек, видно ли что-нибудь под одеждой. Меня его утрированно беспокойное поведение откровенно забавляло. Брайан, и без того по своей природе склонный переживать по пустякам, возвёл происходящее в ранг абсолюта и своего наивысшего сосредоточения. При этом он старался как можно тщательнее распробовать новые чувства от пребывания взаперти. Мэй ведь натура многогранная. И его эмоциональная восприимчивость причудливо сочеталась с колоссальным любопытством, тягой исследовать запретное.       Не имея возможности как-либо ласкать свой член, Брай полностью переключился на меня. Со всей присущей ему дотошностью. Его напор оказался настолько мощным, что это поражало. Я никогда не видел его таким. Всякий раз меня обуревало странная смесь чувств иррациональности происходящего и жгучей страсти, когда Брайан лез ко мне в штаны и шептал, распалённо и сбивчиво, как сильно хочет ощущать меня ртом, как ему не терпится принять меня внутрь. Сам же он не получал разрядки – просто не мог.       Я дразнил его и подначивал, демонстрируя крохотный ключик, который легко мог решить все его проблемы, однако я даже не позволял Брайану держать его в руках. Я с любопытством наблюдал за тем, как он лежал передо мной, заведённый до предела, отчаянно и бестолково трогал себя между ног, гладил, шипя и разочарованно скуля от боли. Я смотрел на него снисходительно, говорил ему колкости, спрашивал, не стыдно ли ему вытворять всё это у меня на глазах. Он лишь прятал взгляд, прося меня заткнуться таким тоном, что закрывать рот мне никак не хотелось. Да и сам Брайан этого очевидно не хотел – несмотря на все те скабрезности, которыми я осыпал его, Мэй так стелился передо мной, с таким наслаждением и обожанием набрасывался на меня всякий раз, что у меня не оставалось ни малейшего сомнения. Он упивался тем, что мы устроили друг для друга.       Я старался не слишком переусердствовать, дозируя наши редкие встречи, позволяя Брайану отдыхать от собственного обострённого либидо, однако Мэй не желал давать мне спуску. За тот короткий промежуток, что он был заперт, он счёл допустимым то, что до этого не позволял ни мне, ни себе в любом виде – приставать друг к другу прямо в студии. Конечно же мы всё ещё были аккуратны, однако нас обоих так припекало от желания, что превозмочь это было никому из нас двоих не по силам. Мы слегка зашли за черту, перестав ограничиваться взаимными шлепками по заднице, объятиями, прикосновениями к бёдрам – теперь это казалось слишком несерьёзным. Как-то в перерыве между записями тихоня Мэй юркнул следом за мной в сортир, прижал меня к стене всем своим тщедушным весом и уткнулся пахом в мою ладонь, потираясь.       «Потрогай меня!.. Родж, ну потрогай! Мне так хочется, ты себе не представляешь! У меня, чёрт возьми, член болит! Может, снимешь уже это, а?..»       Он залез ко мне под ворот кофты, вслепую нашарил болтающийся на нитке ключ и сцапал его, намереваясь достать. Я вовремя успел перехватить его руку.       «Чего удумал? Мы же договорились. Чё ты лезешь ко мне? Или напрашиваешься? Хочешь, чтобы я тебя, блядь, наказал?»       Его глаза лихорадочно заблестели, он припал ко мне всем телом, и я почувствовал, как быстро у него колотится сердце. Я сильно сжал Брайана между ног, ощущая под плотным слоем джинсовой ткани обтекаемые формы пояса верности, в металлических объятиях которого томился и изнывал без моего внимания его член.       Мэй едва не застонал в голос, стискивая мою ладонь бёдрами.       «Ну так накажи! Накажи меня!..»       Я ухмыльнулся ему в лицо и сощурился так откровенно подло, что Брай даже отпрянул.       «Хуй тебе. Ты уже наказан».       Никогда до этого мне не было одновременно настолько приятно и сложно отказать кому-либо, как Брайану в тот раз. Да и во все последующие. Он донимал меня неоднократно; по прошествии полутора недель невозможность испытать эрекцию и кончить всё-таки начали портить ему настроение. Он тоскливо жаловался, что возбуждение по утрам стало доставлять ему массу дискомфорта, с которым он не мог справиться никаким образом. Более того, сгорая от стыда, он сознался мне, что теперь его еженощные сны крутились вокруг одного лишь секса, и выдержать это было просто невозможно. Несколько раз у Брайана случались поллюции, после которых ему становилось лишь хуже. Он просыпался в горячечном поту, спросонья сбрасывал с себя душное одеяло, садился на постель и ощущал в трусах подростково-постыдную влажность. Да, фактически ему удавалось кончить, но это происходило вне его сознания, вне его чувственного наслаждения процессом. Когда он делился со мною этим, я живо и в красках пытался представить, какую, должно быть, уничижительную досаду он испытывал в те минуты, глядя на свою безмятежно спящую супругу на соседней половине кровати. Брайан жаловался мне, и я каждый раз с удовольствием слушал его, не перебивая.       В общем-то теперь любое сексуальное желание стало для Мэя особенно неудобным, ведь уже несколько недель он не мог трогать себя, мастурбировать и заниматься сексом. Собственно, в этом и заключалась суть предложенной им же игры. С моей помощью он поместил себя в некий искусственно созданный интимный вакуум, выход из которого имелся только один. И воспользоваться им самостоятельно у Брайана не было возможности.       Я перестал трахать его, лишь со стороны наблюдая, как Брайана изламывает всё более возрастающая потребность в сексе. Его ропот и просьбы, произнесённые на разный манер, иногда жалобно-молящим, а иной раз даже полуприказным, но всё же пронизанным неуверенностью тоном, хорошо меня подогревали. График у нас был плотный, к концу дня мы оба уставали так, что хоть вываливай язык на плечо. Однако при желании мы могли найти время на то, чтобы встретиться. Но я стоически обламывал Брайана раз за разом. Это давалось нелегко и мне самому, но я-то имел вольготную возможность испытать оргазм в любой момент, тогда как Мэй был этого лишён.       Осознание того, что мы, сами того не подозревая, вывалились за рамки дозволенного, пришло ко мне спонтанно, когда Брайан впервые заикнулся о своей супруге, выловив меня на закрытой студийной парковке поздним вечером. Вымотанный после записи, я даже не сразу вник в то, что он пытался до меня донести. Разговор, начавшийся с привычных для меня нот, закончился не самым приятным откровением: Брай знатно поругался со своей благоверной, которая в очередной раз не получила то, на что рассчитывала. Тут-то я понял, что мы зашли очень далеко. И если вдруг положение, в котором находится Мэй, вскроется, отвертеться он никак не сможет. До конца нашей игры оставалось четыре дня, но я в одностороннем порядке решил, что безопаснее будет свернуть всё досрочно.       – Я так устал терпеть это! У меня яйца скоро зазвенят. Ну же, Роджер, пожалуйста, – Брайан резко выдохнул и вдруг переменился в лице, мягко мне улыбнувшись. Он подался вперёд и положил руки на мои колени, проводя ладонями вверх до самых бёдер. Его голос звенел тягучей медовостью, – мы же встретились сегодня не просто так? Роджи, ты ведь не такой жестокий, я зна-аю, – протянул Мэй, решив добиться желаемого если не увещеваниями, то лаской. Его руки, чувственные, великолепно знающие моё тело, переместились ещё выше, добравшись до пряжки ремня.       Я взглянул вниз и хрипло вздохнул, наблюдая, как кончики его пальцев кружат вокруг моей ширинки. Недокуренная сигарета вылетела из приоткрытого окна авто, упав в мокрую траву.       – Стой.       Я взял его за тонкокостные запястья, сдавив их. Брайан тихо охнул и замер. Он поднял на меня взгляд, несколько раз моргнул и опустил ресницы, когда я впился в его маленький приоткрытый рот, целуя и кусая его губы. Спустя мгновение я разжал пальцы и обнял его, сминая рубашку на острых плечах. Я видел, как он взволнованно жмурится и хмурит брови; Брайан с готовностью поддался мне, расслабившись и моментально поплыв, точно кусок сливочного масла, брошенный на раскалённую добела сковороду. Машину слегка качнуло – Мэй закинул ногу мне на колени. Я обхватил его худощавое бедро и повёл руку выше, до самой задницы, маленькой и подтянутой.       Я искренне люблю, когда Брай вымаливает у меня то, что и так должен получить. Когда смотрит угодливо и униженно, когда без остановки вторит почти раболепное: «Роджер, я прошу тебя». Я слушаю его, я смотрю на него, и у меня внутри всё горит и трясётся от нетерпения. Я мог бы долго измываться над ним, делая это походя, небрежно. Так, чтобы это нравилось и ему, и мне. Однако зарождающееся в теле приятное напряжение диктовало поторапливаться.       – Снимай штаны.       Он даже не хотел от меня отцепляться, будто совсем не слышал того, что я говорю. Будто клетка, сдавившая его член, совершенно ему не мешала. Брай всё так же целовал меня, и мне казалось что он вот-вот вознамерится влезть ко мне на колени, непременно стукнувшись макушкой о потолок автомобиля. Я вынужден был взять его за волосы и оттянуть его голову назад, с силой прихватив копну русых кудрей.       – Снимай штаны, – повторил я жёстче, заглядывая ему в глаза. – Ну, чего ты, блядь, прилип ко мне?       Он шумно сглотнул. Его губы выразительно и горячо алели после моих поцелуев.       – Хорошо, Роджер. Хорошо.       Кожаная обивка заднего сидения тихо скрипнула, когда Брайан слегка отодвинулся от меня, торопливо расстёгивая свои брюки. Я смотрел на него не отрываясь. На то, как он сбрасывает кроссовки, затем снимает штаны и бельё, оставаясь полностью обнажённым ниже пояса. То и дело он выжидающе поглядывал на меня. Мой взгляд, пристальный и неотвязный, сильно нервировал Мэя. Он давно уже перестал стесняться раздеваться передо мной, однако сейчас в ситуацию добавляла остроты одна ма-а-аленькая, но очень особенная деталь.       Вещи остались лежать ненужной грудой у его босых ступней. Он забрался на сидение с ногами, откинувшись на спину и упёршись плечами в дверь. Брайан развёл колени в стороны, но лишь немного, намеренно не давая мне возможности его осмотреть. Увидеть его полностью я смог бы лишь в том случае, если бы подобрался к нему ближе и заставил его передо мной раскрыться. Мэй был чуток к моим потребностям и всегда оставлял место для того, чтобы моя тяга к контролю и главенству могла развернуться. Мне нравилась его тонкая обходительность в этом вопросе. Он подавал себя ненавязчиво и очень естественно. Не зная его, я мог бы подумать, что Брайан со мной вовсе не играет ни в какие игры.       Чтоб удобнее разместиться, я подобрал под себя правую ногу и придвинулся к Мэю ближе. Я нагнулся вперёд и прикоснулся к его стопам. Дотронулся кончиками пальцев до пальцев его ног, очертил острые косточки на лодыжках. Я поднял руки до самых его колен и, сложив ладони лодочкой, вклинился между ними. Брай смотрел на меня, затаив дыхание. На дне орехово-зелёной радужки его глаз плескалась томительная потребность отдаться. Я надавил на его колени, вынуждая Брайана поддаться и распахнуть передо мною напряжённые бёдра. Опустив взгляд, я усмехнулся, протянул руку и расстегнул две последние пуговицы на его рубашке, приподнимая её ниспадающие края.       – Ты выглядишь, блядь, просто жалко, ты знаешь это?       – Да, Роджер, – полушёпотом ответил мне Брайан, рвано выдохнув. – Я знаю.       И всё-таки я не мог уяснить, откуда в нём взялись такие наклонности. Вернее, когда и почему они пробудились, найдя выход через близость со мной?       Всю нашу совместную, проведённую буквально бок о бок бытность, я видел в Брайане человека, который, по правде говоря, стоит на ступеньку выше меня самого. Утончённый, рафинированный, он мерил жизнь понятиями настоящего творца, которым я тоже смог стать, однако многим позже, чем он. Мэй был достаточно обаятельным и красивым, интересным мужчиной. К сожалению, он совершенно этого не понимал и не умел этим пользоваться. Да и женщин Брайан выбирал, на мой взгляд, в большей степени интеллектуальных, нежели привлекательных. Глядя на него со стороны, я искренне думал, что в своей личной жизни он прост, как шестипенсовая монета. Он не был распущенным, ему претили изыски и изощрённость. Брайан получал удовольствие от того, что писал музыку, и в этом же он самовыражался. На деле он был далеко не столь односложен; его чувственность, как оказалось, имела свойство раскрываться в полную меру не только на сцене, когда он стоял с гитарой в руках, купаясь в лучах разноцветных софитов.       Не знаю, в какой именно момент я начал понимать, что что-то между нами меняется и идёт вкривь и вкось, уже совсем не по-дружески. Возможно, Брайана подтолкнули ко всему этому некие личные переживания. А быть может, он тайно встречался с кем-то ещё до меня, но эти встречи, к его неудовольствию, пришлось прекратить. Было ли мне любопытно? Безусловно. Но я никогда не спрашивал его напрямую, просто потому что меня это не касалось. Я лишь довольствовался скупым фактом: что-то сподвигло Мэя начать подбираться ко мне, выходя за рубеж приятельской дистанции. И глупо было бы не признать, что делал он это виртуозно и изящно. Не я хватал его за горло – Брайан сам, как будто невзначай, подворачивался мне под руку, выставляя на обозрение свою шею, тонкую и беззащитную.       Это происходило медленно, скорее фоново, нежели занимая в моей повседневности существенное место. Может быть, у Брайана это было вовсе не так. Возможно, он придавал нашей горячей увлечённости друг другом более весомое значение – я не могу говорить за него. Для себя же я сделал выбор вполне прозаичный, такой, какой делал во всех подобных ситуациях без исключения. Я предпочёл отпустить происходящее на самотёк, не заниматься самокопанием и попытками выяснить, какие конкретно метаморфозы претерпевают наши взаимоотношения. Я плыл по течению. Я наслаждался процессом, стараясь не думать о результате. В конце концов, это привело к тому, что мы быстро и сумбурно переспали. А потом ещё раз. И ещё.       Я никогда не чурался экспериментов. Конечно же в разумных пределах. И Мэй в рамки того, что я представлял для себя приемлемым, вполне удачно вписался. Мы не предъявляли друг другу никаких требований, любая встреча могла стать последней. Но не становилась. Напротив, градус наших интересов и ожиданий относительно друг друга лишь возрастал. Можно было только гадать, чем всё это однажды закончится. Именно потому я и не стал отказывать Брайану, когда он попросил меня запереть его член в смехотворно маленькой клетке. Это было странно и откровенно рискованно. Сам бы я на такое никогда не согласился, добровольно позволив втаптывать моё мужское достоинство и самолюбие в грязь. Брайан же, в отличие от меня, смотрел на подобное совсем иначе.       Приобрести столь странный предмет для сексуальных игр оказалось на удивление несложно. Наверное, я достаточно беспринципный человек, потому что посещение магазина с интимными товарами меня ничуть не смущало. Это было не впервые, и в этом деле я имел некоторый опыт. Но если быть совсем уж откровенным, именно в этот раз я почувствовал себя слегка неуютно.       «Вам какой размер нужен?»       Продавщица, девчушка молоденькая и весьма симпатичная, громко жевала жвачку, облокотившись о прилавок, и смотрела на меня с насмешливым любопытством. Объяснять ей, что я беру эту чёртову штуковину вовсе не для себя самого, а для друга, было бы в высшей степени несуразно. Да и кто в такое поверит?       Мысленно представив Брайана обнажённым, со стоящим членом, я неохотно бросил короткое и ёмкое:       «Поменьше». Расплатившись как можно скорее, я спешно вышел на улицу, уповая на то, что всё-таки остался неузнанным.       С Мэем мы встретились, как только для этого выдалась первая подходящая возможность. Он был взволнован куда больше обычного. Брай долго и неприкрыто смущённо разглядывал врученную мной пластмассовую коробку, не решаясь распечатать её и достать содержимое. Я курил, слушал тихо потрескивающее на фоне радио и наблюдал за ним. Мы располагали достаточным количеством времени для того, чтобы сделать всё правильно – неторопливо, прислушиваясь к ощущениям друг друга и наслаждаясь моментом.       «И чё ты краснеешь? Открывай давай. Или так и будешь сидеть и пялиться на ёбаную коробку? Сам же просил меня купить эту хуйню».       Я посмотрел на Брайана и продолжил, пытаясь понять, в чём дело, действительно ли он тушуется, или он всё же переоценил свои возможности:       «Ты что, уже передумал, Мэй?»       Он встрепенулся и отрицательно замотал головой.       «Нет-нет, что ты! Я просто…»       Брайан запнулся и ненадолго замолчал. А потом передал коробку с поясом верности обратно мне.       «Распакуй сам. Пожалуйста, Родж. Я лучше пока разденусь».       Это оказалось несколько сложнее, чем, вероятно, мы оба себе могли представить.       Мне пришлось сползти с сидения вниз на пол автомобильного салона, кое-как уместившись промеж широко расставленных ног Мэя. Я сделал это намеренно и отнюдь хотел не просто запереть его член – мне нужно было видеть всё как можно ближе и детальнее. Брайан мне в этом ничуть не препятствовал. Он лишь молча смотрел на меня и тихо охал, краснея и постоянно приглаживая волосы, чтобы занять руки хоть чем-нибудь.       Его смущение было недолгим. Брай быстро и сильно завёлся от моих прикосновений и первых попыток (увы, неудачных) впихнуть его естество в плен металлического пояса. Я не был в достаточной степени расторопным. Я осторожничал, ведь делал подобное впервые, боясь ненароком навредить, прижать чувствительную кожу слишком сильно, причинив Мэю дискомфорт. Вскоре из-за моей неумелости и промедления осуществить задуманное оказалось просто невозможно. Ещё на начальном этапе, когда я старательно и сосредоточенно пропихивал его яйца и член в жёсткое маленькое кольцо, на котором должен был фиксироваться пояс, у Брайана встал. Видя мои бесплодные попытки, он виновато потупил взгляд, ведь именно в этот момент его эрекция была самой настоящей проблемой.       «Я правда ничего не могу с этим сделать. Прости».       Его голос звучал искренне покаянно, и мне стоило больших усилий, чтобы оставить снисходительную ухмылку и несколько едких комментариев при себе. В тот момент он был слишком уязвим для такого, и мои колкости не подарили бы ему того низменного наслаждения, которое он любил получать.       Даже то, что моё лицо находилось так близко к его паху, заставляло Брайана взволнованно трепетать. Когда моё дыхание касалось его разгорячённой плоти, он вздрагивал, а его небольшой член тянулся вверх и слегка вбок. Стояк у Мэя был такой крепкий и неумолимый, что с этим решительно нужно было что-то делать. И я сделал. Недолго думая, я сплюнул себе на ладонь, обхватил влажной рукой его эрекцию, размазывая слюну по стволу. Я выдоил Брайана досуха. Томительно медленно, то и дело проводя тёмно-розовой, налитой головкой по своим полуоткрытым губам, дразня его этим до трясущихся коленей. Я ласкал его так, чтобы Брай больше ни о чём другом, кроме моего рта и моих рук, не мог думать ближайшие полчаса точно. Я доводил Мэя до мучительного, полуисступлённого состояния, когда он, забывшись, упирался ногами мне в бёдра, елозя и проскальзывая по джинсам босыми ступнями, хватал меня за волосы и скрёб аккуратными, короткими ногтями по кожаной спинке заднего пассажирского сидения, умоляя взять у него в рот и отсосать. Что я в итоге и сделал под аккомпанемент его восторженно-довольных стонов, от которых меня вело настолько дико, что пол уплывал из-под ног.       Я не часто баловал Брайана минетом – из нас двоих брать в рот было его негласной прерогативой. Он любил сосать и, более того, умел это сносно делать, а уж мне-то было с чем сравнить. В отличие от него, мне не хватало сноровки и практики. Однако я был весьма старателен, пихая член Мэя себе за щёку. По тому, как он вздулся и задёргался меня на языке, я понял, что Брай вот-вот кончит. Я едва успел вытащить его плоть изо рта, накрыв головку рукой. Он спустил мне в кулак, и его бёдра обессиленно разъехались в стороны ещё сильнее, чем прежде.       Он успокоился и расслабился. Очень скоро его член вновь стал мягким и податливым для моих манипуляций, и я наконец-то смог завершить начатое. Теперь в миниатюрные размеры клетки его плоть, пусть и впритык, но влезла. С видом отрешённым и счастливо-безмятежным Брайан следил за тем, как я продеваю в выемку на поясе крохотный, размером с подушечку моего большого пальца замок, защёлкивая его. Мэю тогда и в голову, должно быть, не приходило, насколько мучительно-сладким окажется его интимное заточение.       Я навис над ним, придвигаясь ещё ближе, и Брайан вынужденно прогнулся под меня, бесстыже расставляя ноги, соскальзывая правой ступнёй на жёсткий автомобильный ковролин. Я опустил руку вниз и всей шириной ладони прижался к его паху с коротко подстриженными, кудрявыми волосками. Металл, нагретый теплом многострадальной плоти, приятно ложился мне в руку. Брайана мелко потряхивало.       – Какая же ты, блядь, всё-таки пизда, – сказал я Мэю, продолжая тискать и мять его, кожей ладони ощущая липкую влагу предэякулята. – Ты течёшь от меня, как девочка.       – Неправда, – выпалил Брай, подавившись воздухом то ли от возмущения, то ли от колоссального удовольствия получить от меня уничижительный словесный тычок.       Я удивлённо приподнял брови, насмешливо глядя на него.       – О, ты так считаешь? Ты думаешь, я лгу? – я сжал его яйца так сильно, что он выгнулся, уткнувшись кудрявым затылком в тонированное стекло и цепляясь за мои плечи. – Тогда оближи.       Я несколько раз провёл по закруглённому металлическому кончику пояса верности пальцами, собирая влагу, и поднёс их к губам Брайана, раскрытым с жадной готовностью. Под его нескрываемо довольное, негромкое мычание я погрузил указательный и средний палец ему в рот. Мэй принялся посасывать их, иногда прерываясь, высовывая алый язык и демонстративно слизывая остатки собственной смазки с моей руки.       – Ты просто конченая сука, – я впился мокрыми пальцами в его челюсть, фактически тут же переместив их на шею, обхватив её и сдавив. Брайан зажмурился и начал елозить подо мной, обеими руками отчаянно натягивая мою рубашку, сгребая слой ткани под самым загривком, взмокшим от пота.       – Я сука, – повторил он таким тоном, будто уже не соображал, что именно говорит. – Я твоя сука!       – Выебать тебя? – я замер над ним, и Брайан вперился в меня рассеянным взглядом, распахнув глаза, потемневшие от колоссального возбуждения. – Хочешь, чтобы я засадил свой хуй в твою блядскую жопу?       – Да, ДА!.. – полузадушено прохрипел он в ответ. – Пожалуйста, Роджер! Всё, что угодно! Я умоляю! – его голос более походил на зарождающиеся в недрах грудной клетки вымученные рыдания, нежели на просьбы. – Я больше не могу! МНЕ БОЛЬНО!.. Сними с меня эту проклятую дрянь и делай, что хочешь!       Я разжал пальцы, и Брайан шумно втянул в себя воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Я сел перед его ногами и, нет, не снял – я буквально сдёрнул со своей шеи нитку, на которой под рубашкой болтался ключ, дожидаясь своего часа. На мгновение нить впилась в мою кожу, после чего с негромким щелчком надорвалась. Я приложил свою ладонь к самому низу его живота, над лобком. Мэй заскулил, нетерпеливо приподнимая бёдра навстречу моим рукам.       Когда я отпер замок и в одно движение стянул пояс верности, с губ Брайана сорвался настолько блаженный и протяжный стон, что по спине, липкой от пота, у меня побежали колкие мурашки, а между ног сладко заныло. Он опёрся на локти, приподнимаясь, затаив дыхание и глядя на то, как я снимаю с его члена и тяжёлых переполненных яиц жёсткое фиксирующее кольцо. Я бросил моментально ставшую ненужной игрушку поверх его вещей и принялся расстёгивать свои джинсы, спуская их до колен.       Как только преграда, мешающая эрекции, пропала, Брайан со вздохом долгожданного облегчения обхватил истосковавшуюся по свободе плоть, лаская себя. Запрокинув голову, он передёрнул худыми плечами и закусил нижнюю губу. Его бёдра покрылись мелкой, едва заметной гусиной кожей. Я смотрел, как Мэй гладит свой член кончиками тонких изящных пальцев, как тискает его, и тот наливается кровью, багровея и вытягиваясь вверх. Я искоса взглянул на пояс верности, пытаясь представить, какая же всё-таки это была экзекуция, когда член упирался в металлические стенки, не имея ни малейшего шанса нормально, привычно встать.       Простые прикосновения приносили Брайану массу удовольствия. Он был музыкально звучен, бесстыдно исстанываясь на разные лады. В какое-то мгновение мне даже показалось, что он растворился в самом себе, забыл вообще обо всём. Обо мне, о том, где мы оба находимся и зачем. Я негромко позвал его, и он поднял на меня размытый, истомлённый взгляд.       – Трахни меня. Пожалуйста, Роджер.       На этот раз ему не пришлось просить дважды.       В компактном и невзрачном органайзере, висящем на спинке моего водительского кресла, предусмотрительно лежали презервативы и несколько тюбиков лубриканта. Наши встречи с Брайаном чаще всего проходили в формате выездном и полустихийном, а к такому следовало быть готовым заранее. Впрочем, я и со своей женщиной мог заняться сексом в машине, если приспичит.       Достав лубрикант, я откупорил крышечку и выдавил на пальцы прозрачный липкий гель. Брайан с готовностью вскинул бёдра вверх, пока я второпях наносил смазку на свой колом стоящий член.       Он ощущался внутри так шёлково и нежно, как если бы я надел на руку мягчайшую бархатную перчатку, плотно облегающую кожу. Быстрый вдох, а затем долгий, до полного сжатия лёгких выдох; Брайан ощутимо расслабился и легко, беспроблемно принял меня в свою жаркую узость, стоило только мне надавить пунцовой головкой на его анус. Мэй рвано выдохнул, нетерпеливо толкнулся бёдрами вперёд и громко вскрикнул, теряя остатки самообладания. Я вогнал в него член до упора, вжимаясь в его тощий зад по самую мошонку. На смену монотонному давлению пришли короткие раскачивающие толчки, поглощаемые машинными амортизаторами.       Я лёг на него, обнимая за плечи и подминая под себя, принимаясь быстрыми короткими рывками втрахивать в Брайана свою вздыбленную плоть. Мэй трясся, извивался подо мной и ретиво подмахивал. Он наконец-то перестал себя ласкать, жадно и оголтело вцепившись в мою спину обеими руками. Я слышал, как он стонет – выразительно, несдержанно, долго, во всю глотку. Я драл его, что есть дури. Я хотел, чтобы он надрывался подо мной, изнемогая до хрипоты, до сорванного голоса. Всё моё естество содрогалось от импульсов перевозбуждения, колкими всполохами проносящихся по хребту от самой шеи до копчика. Мне было жарко до удушья, до собирающихся на висках прозрачных солёных капель, до испарины на лбу.       Густой запах пота и секса, наполнивший салон машины, подразбавило нотами свежей дождевой влаги. Шею беспрестанно обдавало чужим дыханием. От моих собственных частых вздохов запотело окно.       — Ох, сука... Твою мать… — я уткнулся кончиком носа в кудрявую шевелюру Мэя, мокрую у корней, чувствуя, как он всё же опустил одну руку и скользнул ею между нашими животами. Брайан обхватил себя и принялся выдрачивать так самозабвенно, как на моей памяти ещё никогда этого передо мной не делал. Я приподнялся над ним и, не сбавляя темпа, заглянул ему в лицо. Брови чуть приподняты, рот приоткрыт, щёки залиты густой краской. Взгляд у него был совершенно бездумный и отсутствующий. Он отвернулся от меня и вдруг сильно стиснул мои бока коленями, волнообразно дрожа. Взведённый, как курок пистолета, Брайан получил лакомое и долгожданное. Он кончал, пульсируя на мне, сжимая мой член собой, отчего у меня поджались яйца, а внутри всё экстатически задрожало, концентрируясь нервно-возбуждённой точкой чуть ниже пупка.       В этот раз я недолго испытывал Мэя на прочность – трахаться так рьяно даже для меня было физически тяжело. Чувствуя, как от усталости каменеют бёдра, я сел промеж широко расставленных ног Брайна. Закинув руки за голову, он лежал передо мной всклокоченный и помятый, качаясь на волнах оргастического наслаждения.       – Может, хочешь спустить в меня? – едва шевеля языком, спросил он осипшим голосом.       – Заткнись. Просто, блядь, замолчи, – процедил я сквозь зубы, сосредоточенно водя рукой по своему переплетённому вспухшими венами стояку.       Я рычал и хрипло постанывал, кончая на него. В голове звенело и монотонно ухающе гудело, пока мой член отплёвывался спермой Брайану на впалый живот, и без того обильно залитый его собственным семенем. Моё тело, охваченное негой, кипело, плавилось, и мне казалось, что я вот-вот растекусь по кожаному сидению в своей машине.       Я был так напряжён, что какое-то время даже не мог толком пошевелиться. Одеревеневшие мышцы поддались с трудом. Шумно выдохнув, я тяжело плюхнулся на жёсткое кресло и осел, ссутулив плечи. Мэй продолжал лежать, томно и обессиленно смотря на меня исподлобья, прикрыв тёмные ресницы. Каждый из нас занял свой угол на заднем сидении, и если ещё несколько минут назад мы страстно сливались воедино, то теперь точно были порознь – что телесно, что мысленно.       Мы долго молчали и переглядывались, одобрительно ухмыляясь друг другу. Мне не нужно было спрашивать Мэя, понравилось ли ему, остался ли он доволен тем эффектом, который получил благодаря поясу верности и краткосрочному, но изматывающему воздержанию. Я прекрасно знал его ответ.       – Ты орёшь, как ебанутый.       – Разве?       – Определённо, – я закурил и опустил стекло на окне ниже, почти полностью его открыв. В машине было нестерпимо душно, отчего у меня начинало покруживать тяжёлую после секса голову. Мэй, судя по его виду, ощущал примерно то же самое. – Всыпать бы тебе за это.       – Ну так всыпь, – Брайан лениво приподнял ногу и хотел было играючи толкнуть меня в бок, но я успел поймать его за лодыжку.       Затянувшись и выдохнув едкую серую струю дыма, я улыбнулся ему, устраивая его ногу на своих коленях. Дождь выбивал барабанную дробь по корпусу моей машины всё тише и тише.       – В другой раз.