Сезон перемен

Джон Уотсон не мог уснуть. Будто какой-то участок мозга саботировал процесс засыпания, мешая организму отключиться. Или всему виной собранные вещи, все эти чемоданы, коробки, тюки в поле его зрения? Не верится, что завтра последний день ноября. День отъезда. Большие перемены… Или же причина бессонницы – желание. Китти крепко спала в его объятиях. Вечером она плохо себя чувствовала, и Джон не настаивал на близости. Он полностью осознавал причины такого состояния Китти. Отъезд «туда, не знаю куда», и новая работа, и ещё одно грядущее событие, встреча, в равной мере долгожданная и пугающая… Уотсон ко всему подобному относился значительно проще и теперь стремился стать Китти опорой. Тем не менее, он понимал, что и сам глубоко внутри переживает и дёргается. Джон верил, что впереди у них много времени. Он надеялся, что все перемены будут к лучшему. Китти пошевелилась, но не проснулась. Её кожа всё ещё как будто пахла редкостными сладостями с сентябрьской ярмарки. Джон медленно провёл ладонью по её руке, и в паху стало горячо, когда пальцы соскользнули под локоть Китти, на её нежную, упругую грудь. Mamma. Латинское название этой чудесной части женского тела напомнило ему о том, чего так давно хотела Китти; именно осуществление её желания влечёт их сейчас прочь из Лондона. Non progredi est regredi, не идти вперёд – значит двигаться назад; ну уж нет, думал Джон, никакого регресса нам не надо, не так ли, моя дорогая, моя прекрасная? Он лежал словно внутри облака; Джон и раньше замечал это ощущение и шутя называл его аурой и магией Китти. И внутри этого магического облачка вопреки календарю царило лето. Бесконечное, безбрежное лето… Китти и Джон незаметно и необъяснимо стали сближаться после памятной беседы в пиццерии, хотя, казалось бы, должны были прекратить контактировать и, напротив, избегать друг друга. В самом конце июня они присутствовали на похоронах Мориарти. Молли Хупер тоже пришла, она кивнула Китти. Джона же приветствовала по-дружески тепло. Майкрофт Холмс организовал как кремацию, так и захоронение урны с прахом. Было любопытно, почему с этими похоронами тянули, но никто не стал спрашивать, а сам Майкрофт не объяснил. Покидая кладбище, Китти заметила, что Молли и Майкрофт тихо обменялись несколькими фразами, и глазами указала Джону на них. Оба решили, что разговор касался работы Молли и очередного служебного секрета Майкрофта. Джон начал встречать Китти после работы, если она задерживалась в редакции; они постоянно что-то обсуждали, и им было всё интереснее друг с другом. Они побывали в Альберт-холле на выставке фотографий Юрия Гагарина, посвящённой юбилею первого полёта человека в космос. Июль проходил в прогулках по Лондону. Китти видела столицу родной страны будто впервые, потому что в обществе Джона всё воспринималось иначе, то же самое мог сказать о себе и Джон. Они вместе ели, и вкус еды тоже как будто изменялся, когда они разделяли трапезу. Они стали вдвоём навещать могилу Шерлока. Между тем Китти стала замечать непривычное спокойствие и снисходительность редактора по отношению к себе и какую-то извиняющуюся жалость коллег. Феномен разъяснился, когда в конце июля её уволили, с ледяной вежливостью поставив перед фактом и пожелав удачи. В тот последний рабочий день Джон снова встретил её и пригласил в кафе, и тогда расстроенная Китти впервые предложила пойти к ней домой – Посмотрим кино вместе. – Отличная идея! А что за фильм? – Это сказка, Джон. Киносказка моего детства и в каком-то смысле культ подростковых лет. Уотсон уже начал понимать по голосу и выражению лица, что дело не в ностальгии. – Китти, что произошло? Киносказкой Китти Райли был фильм «Ворон» с Брендоном Ли. Джон сидел на диване, обняв Китти. Ну что тут скажешь? Да, она уволена, вышвырнута из газетёнки. Да, закон бумеранга сработал и свежие журналистские дела аукнулись. Но Уотсон знал, что скорее откусит себе язык, чем выскажет что-то подобное или хотя бы намекнёт. Ещё в июне заявил бы с радостью. Теперь – ни за что. – Сможете сломать, но не сможете играть, – тихо сказала Китти. – Что, прости? – Помнишь, как в «Гамлете» говорится про флейту? Принц Датский сказал, что его можно сломать, но играть на нём как на флейте нельзя… У меня не хватило сил сказать так этому миру и настоять на своём. – Уверен, это никогда не поздно. На экране показались финальные титры, когда Китти сказала, что уже некоторое время подумывает о написании книги о своей семье и о молодом Мориарти, правда, под вымышленными именами. Джон удивился, но тут же сказал, что не сомневался бы на её месте: – И читателей подтянется предостаточно, и до экранизации, думаю, дойдёт. А если мистикой приправить, будет как «Ворон». – Шутишь? – Вовсе нет, я предельно серьёзен. Китти не помнила точно, сколько раз пересматривала «Ворона». В кино убитый музыкант Эрик восстал из могилы и отомстил убийцам, а девочке Саре помог вернуть маму. В реальности девочка Лотти (будущая Китти) мечтала о том, чтобы её дядя Чарли ожил и вернулся хотя бы ненадолго, как Эрик, и чтобы её мама нашлась, как мама Сары. Джон, слушая Китти, вновь подумал о гибели Шерлока и о своём горе. Пожалуйста, будь живым. Итак, вместо того чтобы искать новую работу, мисс Райли приступила к работе над книгой. Джон по собственной инициативе сделался бета-ридером. Он и сам начал размышлять о том, чтобы написать и опубликовать роман. Теперь Джон время от времени приходил к ней домой, это началось как-то само собой и не казалось им неестественным. Они почти перестали бывать в кафе и готовили по очереди, замечая, как растёт список кушаний, которые нравятся им обоим. Они бывали в Ричмонд-парке, где особенно любили гулять по утрам, причём вся прогулка могла пройти в безмолвии, но им вовсе не было неловко или тяжело просто молчать, любуясь оленями, белочками и птицами. Уотсон полагал, что ему было бы легче, если бы его друг погиб в бою. У Китти были схожие мысли и ощущения относительно участи дяди Чарли. Однажды она решила высказать то, что надолго останется в памяти Джона: «Мы, похоже, из тех людей, которые особенно нуждаются в близких. Инфантильность ли это? Нет, не думаю. Нам необходимы тёплые взаимоотношения, чтобы продолжать быть теми, кто мы есть. Если же люди, подобные нам, теряют близкого человека, то меняются, буквально мутируют против своей воли. И тебе, Джон, в этом смысле легче. Не пойми ложно, но ты можешь жить и чувствовать так, будто твой друг рядом. Ты обрёл и выстроил эти отношения уже взрослым. Я же потеряла двоих самых близких и дорогих людей давно, не успев действительно стать собой. Я ношу личину мисс Райли, но кто под этой личиной? Лотти? Она мертва и упокоилась in pace, как и её дядя. Кто же внутри? Извини, я понимаю, что всё это звучит как псевдопсихологическая сериальная муть!» Совсем не муть, успокоил её Джон, тут действительно есть над чем подумать – и что развернуть на страницах книги. Примерно через неделю после просмотра «Ворона» Джон обнаружил в своём почтовом ящике приглашение в «Диоген». Он выругался, однако, подумав, игнорировать не стал и явился в указанное время. В процессе беседы выяснилось, что Майкрофт Холмс косвенно, по цепочке через третьих лиц способствовал увольнению Китти Райли. Брат Шерлока выразил удивление относительно самого факта общения доктора Уотсона и мисс Райли. Джон в ответ резонно напомнил о неприкосновенности частной жизни. И тогда Майкрофт попросил его сообщить Китти, что для неё появилась новая работа. Кое-кто из солидных людей желает написать книгу-автобиографию, и нуждается в толковом журналисте или журналистке. Джон рассказал Китти о беседе с Майкрофтом через два дня, во время домашнего киномарафона, когда они смотрели фильмы о бессмертном Горце, которые нравились Уотсону. Китти отказалась от идеи с чужой автобиографией, девушку безмерно раздражал сам факт вторжения Майкрофта в её жизнь. И в порыве раздражения она открыла Джону секрет своего, если можно так выразиться, наследства. У Китти был тайник, о котором, как она считала, никто на свете не знал. Этот тайник располагался на кладбище, а соорудил его дядя Чарли, который по иронии судьбы на том же кладбище был позднее похоронен. Там хранилась увесистая подборка компрометирующих материалов; относительно всей массы собранного шантажистом это, конечно, было совсем немного. Но всё дело в персонах, на которых «накопал» Чарли! Это последняя уцелевшая «заначка», остальное было изъято полицейскими или вынесено, попросту выкрадено Джимом, о чём он сам сообщил, когда явился к мисс Райли под видом Ричарда Брука и задействовал её в своих планах. – Сколько книг может получиться! Там куча интересного, просто мечта писателя… – Она метнула взгляд на Джона. – Благодарю мистера Холмса за то, что подтолкнул к новым идеям. Джон ответил со скептическим выражением: – Думаешь направить эту отравленную сталь по назначению, как у Шекспира? – Я не Гамлет, конечно, но когда с тобой, вернее, на тебе играют как на флейте… Джон, я не держу на него зла, в конце концов, он брат Шерлока! Но это же работа, это жизнь, моя жизнь… да, он вправе меня ненавидеть, но… Так подал бы в суд и засудил бы! – А чья бы корова мычала! – вдруг произнёс Джон и в ответ на недоумение Китти рассказал ей о том, что Майкрофт делился с Мориарти информацией о Шерлоке. – Джон, а ты мог бы стать шантажистом? – Совсем недавно отрицал бы такой вариант, теперь не знаю. Когда на кону жизнь и благополучие близких, мы способны на всё. – Я тоже не знаю. С одной стороны, участь дяди Чарли – урок и предупреждение, с другой – ты сказал верно и точно. Китти думала о том, что Уотсон и её покойный дядя при всех различиях характеров, убеждений, привычек, манер внутренне похожи. Что-то глубинное объединяет их, придавая сходство. Это трудно сформулировать, но оно несомненно существует и благодаря этому невыразимому она, Китти, чувствует и переживает в присутствии Джона то же, что много лет назад рядом с маминым братом. Теперь, когда она уже до такой степени знает Джона Хэмиша Уотсона (а он её), можно отважиться на мысль о том, что к ней вернулось нечто утраченное. Старое секретное сокровище исчезнувшей малышки Шарлотты. Джон собирался уходить, когда она вдруг обняла его. И он не оттолкнул Китти. Обнял в ответ, ласково касаясь спины и затылка, ощущая тепло её кожи и дыхания. Теперь Джон был совершенно уверен, что если бы кто-нибудь, кто угодно приказал ему прекратить встречи и общение с Китти Райли, то он, Уотсон, пренебрёг бы таким приказом независимо от последствий. При этом мотивировать своё решение он тогда вряд ли смог бы. Перефразируя классика, что он мисс Райли, что ему мисс Райли?.. Началась осень. Китти и Джон в очередной раз навестили могилу Шерлока. И впервые Джон вслух предположил, что это фальшивая могила. Даже не кенотаф, но в самом деле фальшивка. Он рассказал ей всё, что помнил об июньской трагедии, и Китти, вопреки опасениям, нашла его подозрения обоснованными. Она сказала, что Холмсу очень повезло стать другом Джона. Уотсон после паузы ответил, что теперь не уверен, сумел ли он сам стать настоящим другом для Шерлока. И позднее, дома, снова размышлял о таинственности, окутывавшей всё, что было связано с гибелью сыщика. Прямо хоть беги откапывай-проверяй, честное слово. Джон и Китти стремились согреться после кладбища, и не столько в буквальном, сколько в переносном, эмоциональном смысле, чтобы оттолкнуть, отринуть могильный холод и мрак. Они пообедали и отправились на прогулку в любимый Ричмонд-парк. Долго любовались видом на столичный центр с холма, созерцая освещённый солнцем осенний Лондон как на ладони. И там, в Ричмонд-парке, Китти высказала своё давнее желание – найти родную мать, Эдит Мидоуз, или хотя бы узнать, как сложилась её судьба. Джон немедленно вызвался ей помочь и добавил, что если бы Шерлок пропал, как мисс Мидоуз, то он, Уотсон, непременно постарался бы отыскать друга. Увлечённый откровенностью Китти, Джон чуть не забыл предложить ей пойти вместе на выставку-ярмарку шоколада в ближайшую пятницу. – Обалдеть, это что-то невозможное! Где мы побывали, Джон?! В Конфитюренбурге Гофмана? В гостях у Вилли-Вонки?! Уотсон был счастлив видеть её такой радостной; шоколадная ярмарка впечатлила Джона не меньше, чем Китти. Вернувшись, они пили чай на её кухне и разглядывали приобретённые причудливые сладости. Есть пока не хотелось. Китти включила музыку; Джону нравилось многое из того, что она предпочитала слушать, особенно Billy Talent, Poets of the Fall и Hooverphonic. – Похоже, я выбрала не ту профессию, – смеялась Китти. – Надо было учиться на шоколатье. – Почему бы не начать! Стать спецом по шоколаду никогда не поздно, мне кажется, – поддержал Джон и тут же запоздало прикусил язык, испугавшись, что разговор перескочит на безработицу Китти. Но у неё как будто не возникло негативных ассоциаций. Они обсуждали ярмарку, обмениваясь мнениями и наблюдениями. Глаза Китти блестели, и она со странно-внимательным выражением смотрела на Уотсона. Кухня наполнилась ароматом шоколада от свёртков с покупками, а Джону казалось, что аромат исходит от Китти. Он сам не заметил, как наклонился к ней, к её голове, к лицу, как потянулся к её губам. Она подняла руки, но не для того, чтобы отстранить Джона. Она дотронулась до него, и Уотсон чувствовал горячие пальцы на щеках и висках. – Вот откуда этот чудесный запах! – прошептала она, и от её дыхания Джона бросило в дрожь. – Ты принёс его. Надеюсь, ты не растаешь, как шоколад, если я… Их поцелуи были и страстными, и бережными, как будто каждый казался другому созданным из самых хрупких авторских сладостей. Они словно боялись растопить друг друга губами, языком, дыханием. Голос Гейке Арнаэрт негромко звучал из колонок музыкального центра, она пела им об Эдеме, о том, что уже переставало быть абстрактным и далёким для Китти и Джона. Поиски Эдит Мидоуз осложнялись тем, что клиника, для которой в своё время раздобыл так много средств дядя Чарли, давно исчезла. Никаких следов этого медицинского учреждения не удавалось обнаружить. Джон разделял тревоги и опасения Китти насчёт участи её матери, но не уставал напоминать, что если мисс Мидоуз жива, то бояться и тревожиться незачем, если же мамы Китти уже нет на свете, то все их тревоги бессмысленны. Джон и Китти пытались искать и расследовать самостоятельно, затем Уотсон предложил обратиться к Лестрейду и потолковать со своими прежними коллегами-врачами и вообще старыми знакомыми из медиков; Китти согласилась. Но не успели они толком обсудить дальнейшие действия и круг лиц, хотя бы теоретически способных помочь, как Джон снова получил приглашение в «Диоген». Майкрофт Холмс не соизволил поведать о том, как именно узнал о поисках мисс Мидоуз, начатых Китти и Джоном. Почему брат Шерлока решил вмешаться, Джон понял во время беседы. Оказалось, что Майкрофту известно почти всё о Китти, о маленькой Лотти, о проблемах её пропавшей мамы и роде занятий её убитого дяди. И он точно знает, где её мать находится в настоящее время, но имеет основания считать, что в сложившихся условиях неизвестность для мисс Райли лучше. Тогда Уотсон, выдержав паузу, попросил о том, чтобы мистер Холмс всё-таки позволил мисс Райли узнать правду о самом близком человеке: – Я исхожу из собственного армейского опыта. Гибель однополчанина в бою – это одно, а когда боевой товарищ пропал без вести – нечто другое, притом для многих, и для меня тоже, гораздо более мучительное. Прежде чем ответить, Майкрофт несколько минут изучал Джона взглядом с каким-то подозрительным любопытством. Затем пожал плечами и начал рассказывать. Уотсон узнал, что Эдит Мидоуз, младшая сестра убитого Чарльза Мидоуза и биологическая мать Китти Райли, была жива и пребывала в одном из северных графств Англии, в засекреченном заведении закрытого типа. Зависимости у неё теперь фактически нет, много лет длится ремиссия. Узнал он и о том, что мисс Мидоуз совершенно утратила память. – Никого не помнит, скорее всего не узнает даже свою родную дочь. – сообщил Майкрофт. – Ничего не помнит о своей жизни. Даже не может запомнить сотрудников, которых видит изо дня в день. И Джону стало известно, что произошло с Эдит Мидоуз. Существовала секретная научная программа, которую, разумеется, курировали военные; суть в нескольких словах – раскрытие потенциала человеческого мозга. – Понимаю ваше недоумение. Есть многое на свете, доктор Уотсон, что вам, да и мне тоже, даже в кошмарных снах не снилось. Материал для исследований в рамках программы (то есть, конечно, добровольцев, быстро поправил себя Майкрофт) искали как раз в то время, когда пропала мама Китти, собирали в разных местах, в том числе по реабилитационным клиникам среди наркоманов, пытавшихся завязать. Потеря памяти стала следствием неудачно проведённого опыта. – Примет ли мисс Райли эту ношу? Не поймите ложно, но нужна ли ей такая головная боль?! Скажите, что её матери нет в живых. – Поверьте, для неё это отнюдь не головная боль. И ни лгать, ни умалчивать я не собираюсь. Дети имеют право знать о своих родителях, как и родители о детях. Да представьте себя на месте Китти, чуть не добавил Уотсон, но удержался. Майкрофт кивнул и завершил разговор словами о том, что для соблюдения формальностей необходим генетический тест, подтверждающий родство. Начался октябрь, магазины и заведения питания захватила атрибутика Хэллоуина. Абсолютно везде виднелись, отовсюду выглядывали тыквы, остроконечные шляпы, пауки, летучие мыши, скелеты, свечи, гирлянды, котлы, мётлы, куклы-ведьмы и прочие характерные для сезона предметы и персонажи разных размеров. Одни здорово пугали, другие смешили; были также и атрибуты, сделанные искусно и со вкусом, которые привлекали стильностью и гармоничностью. Китти уезжала к приёмным родителям на пару недель; по возвращении её ожидали новости, которые сообщил Джон. Во-первых, тест, на который Китти согласилась без раздумий, выслушав всё, что Уотсон узнал от Майкрофта, подтвердил самое что ни на есть прямое и близкое родство; женщина, находящаяся в закрытом заведении, – её родная мать, Эдит Мидоуз. Во-вторых, Китти сможет навещать мисс Мидоуз, если согласится работать в этом учреждении. Вакансии есть; правда, такая работа предполагает ряд ограничений и запретов, но вместе с тем неплохую заработную плату и массу бонусов, в том числе бесплатное служебное жильё. Кстати, добавил Джон, работу предложили не только Китти, но и ему; пригодится медицинское образование. Они думали и советовались несколько дней, прежде чем дать согласие. Теперь нужно было дождаться ответного сообщения с официальным вызовом. После такого жизненного поворота Китти уже было не до грусти по поводу отсутствия приглашений на какие бы то ни было чужие вечеринки. Отмечать Хэллоуин она собиралась с Джоном Уотсоном в своей квартире. Китти полюбила этот осенний праздник в подростковом возрасте. Она уже много лет по-своему думала о его сути: у нечисти и людей много общего, у злых существ немало слабых мест; смелые люди, сильные духом, способны противостоять любому злу вне зависимости от его обличия, вместе с тем человек может быть страшнее и опаснее любой нечисти. Китти поделилась этими мыслями с Джоном и, как уже неоднократно бывало и будет впредь, встретила понимание с его стороны. Джон осознавал, что Китти становилась для него всё ближе, но в то же время – всё более невероятной, даже фантастической... Он узнавал её и видел, что никогда не узнает о ней всё, так как каждый человек – целая Вселенная, но был уверен, что очень хочет знать об этой девушке больше. И Джон был рад тому, что его стремление находило отклик, очевидно становясь взаимным. Вечером тридцать первого октября они собрали небольшое застолье на двоих, приготовили сладкий пирог и тыквенный латте. Зажгли несколько свечей, одну из которых поставили внутрь тыквы. Джон сам вырезал физиономию на тыкве, придав получившейся мордочке хулигански-весёлое выражение, которое очень понравилось Китти. Сама она была в чёрном платье с принтом из тыкв и ожерелье из связанных крючком тёмно-серых пауков. Её уши украсили серьги в виде висящих, закутавшись в крылья, летучих мышей. Китти весь вечер удивляла Джона тем, что перекрасилась в брюнетку и сделала себе грим как у Брендона Ли в фильме «Ворон». Ужин прошёл отлично; затем они взяли вино и расположились в комнате. На журнальном столике разместили свечи и тыкву. Из колонок негромко пели Poets of the Fall, затем Китти поставила диск Hooverphonic. – Настоящее Хэллоуин-убежище! – Тебе хорошо здесь? – Да, Китти. Очень. – Мне вспомнилась гамлетовская ореховая скорлупа, Джон. Я тоже думаю, что можно жить внутри ореховой скорлупы и считать себя правителем безграничного пространства. Мы в скорлупе нашего дома. В конце концов, наша плоть – скорлупа… Джон наполнил бокалы. Обычное вино этим вечером казалось мальвазией, а может, и стало ею. Они не произносили тостов, просто кивали друг другу. В память тех, кого не вернуть. За тех, кто жив. За то, что есть. За всё, что дорого и желанно. Отчего он так уверен? Китти улыбнулась ему. Ей так к лицу были в ту ночь и грим Эрика из «Ворона», и выкрашенные в цвет воронова крыла волосы, и платье с тыквами, и паучки, и маленькие нетопыри-серьги… Китти не была похожа на себя, вместе с тем была собой, раскрывая часть своего «я», и видел это только Уотсон. Что подсказывало Джону, что он не будет отвергнут? – Китти… Джон взял её руки в свои и касался губами пальцев. Китти наклонилась, коснувшись лбом его лба. Затем она на пару минут вышла, решив убрать с лица раскраску. Пламя свечей мерцало в её зеленоватых глазах, когда Китти выключила музыку и пристально посмотрела на Джона. Огни Самайна горели в её глазах, когда она обняла и поцеловала его. И то же пламя плясало в серых глазах Джона, когда они с Китти помогали друг другу освободиться от одежды. Поцелуи и объятия, бессчётные поцелуи – и объятия, которых, казалось, не разомкнёт никакая сила. Да, они желали. Они стремились познать друг друга – подлинных, живых, настоящих. Я нуждаюсь в тебе, а ты во мне. Джон уложил Китти на кровать. Она ощущала себя горящим фениксом. И ей хотелось гореть. И она чувствовала, даже как будто видела пламя, охватившее Джона, и страстно желала соединиться с этим огнём. Китти жаждала его прикосновений, и когда его руки и губы ласкали её грудь и шею, она снова и снова звала его сквозь стоны; наслаждение пронизывало и обжигало. Я здесь. С тобой. Гореть и сиять, вечно летя сквозь космос. Я весь твой. Её нежность и сила… Китти пылко отвечала на все его движения. Она целовала шею Джона, трогая кожу языком, нащупывая наполненные кровью сосуды, от возбуждения он вздрогнул и крепче сжал её в объятиях, его разгорячённая кровь устремлялась к низу живота. Они с Джоном словно угадывали желания друг друга или, возможно, вовремя взаимно замечали реакцию, ответ на действия. Стремились больше отдавать, чем брать, и поддерживать пламя, не отнимая энергию. Ритм движений менялся, и пара огней становилась единым. Я жажду тебя, как ты меня. Его сила, его нежность. Она чувствовала плоть Джона внутри своего тела, Джон ощущал влажный жар её плоти, в какой-то момент его тело стало и её телом тоже. И тогда бесчисленные горящие звёзды вокруг и внутри Китти и Джона столкнулись, наполнив безграничную ореховую скорлупу мира раскалёнными осколками. Они желали друг друга и желали познать друг друга… Следуя этому путеводному огню, Китти и Джон со временем будут лучше понимать и сами себя. Через неделю после Ночи костров Джон снова встретился с Майкрофтом и получил все необходимые документы и инструкции. В конце месяца за Уотсоном и Китти Райли прибудет служебный транспорт; оставшегося времени должно хватить на все личные дела. – Мои поздравления! У вас обоих теперь новая работа, надеюсь, что вы не пожалеете, а ваше непосредственное начальство не разочаруется. Важных личных дел было немного, и они быстро закончились; теперь Китти и Джону оставалось немного подождать. Они подготовили и упаковали всё необходимое для жизни на новом месте и проводили последние дни той судьбоносной осени под облетающей листвой Ричмонд-парка... И они даже не думали бросать работу над книгой. Теперь, когда Китти и Джон были так близки и уверены друг в друге, они отваживались делиться даже тем, что долго скрывали и прятали от самих себя… Разглядеть, извлечь, поднять, внимательно рассмотреть и решить, стоит ли держать такое в уме и на сердце, – игра стоила свеч. Китти знала, что Джим Мориарти не интересовался женщинами, но всё равно думала иногда, как и что она будет делать, если Мориарти проявит интерес к ней как к женщине, притом по-настоящему, а не прикидываясь Ричардом Бруком. – Извини за нескромность, но что бы ты предприняла? – Теперь уже трудно сказать… Думаю, Джон, что натворила бы каких-нибудь глупостей. Но он не смог бы стать бы моим любовником, даже если бы в случае отказа мне грозило нечто ужасное. Джон рассказал, что иногда испытывал по отношению к мёртвому Мориарти такую ненависть, что, представься возможность, охотно оживил бы его, чтобы собственноручно убить, да ещё и повторил бы несколько раз. И Китти его поняла, но (в этом Джон был с ней совершенно согласен) предупредила, что не следует культивировать такие мысли. Китти находила в Мориарти шарм, тёмный и злой, но настоящий, заметный даже ей, которая так боялась и ненавидела этого человека. Как она полагала, подобный сложный интерес у мужчин вызывают жестокие либо эксцентричные женщины. Джон при этих словах Китти вспомнил об Ирэн Адлер. Он уверен, что мисс Адлер ему не нравилась, но вызывала интерес и разжигала любопытство. И Уотсон поведал Китти об Ирэн Адлер, чья личность вкупе с приключениями не могла не привлекать внимания. – Почему бы не написать и о ней? – Ой, не знаю! Хе-хе… Если только под вымышленным именем и в антураже альтернативной истории! Но сначала – о тебе и твоих близких. Китти надеялась, что у них на всё хватит времени и всё получится. Теперь, когда она скоро увидит маму, казалось, что вовсе нет ничего невозможного. – Жизнь бросила нам вызов, Джон. Или мы первые начали? – Я думаю, само появление человека на свет – вызов. Выздороветь, вернуться к полноценной жизни после болезни или травмы – вызов. Жить, выживать, делать то, что должен, хотя бы то, что можешь, несмотря ни на что – это вызов! Мир отвечает проверкой на прочность в режиме нон-стоп буквально до последней секунды. – Из-за меня твоя жизнь сошла с привычной колеи! – А была ли у неё колея, Китти? И никто не тащил меня, не заставлял, не привораживал, – Джон улыбнулся и обнял её. – Это мой выбор, и я не откажусь, а тебе точно не в чем себя упрекнуть. И мне на самом деле очень нужна новая работа! – И ты будешь не единственным новичком. Да, Джон, ты не будешь одинок! Китти прижалась к нему, закрыв глаза и слушая биение его сердца. Сверху на них с Джоном смотрела лондонская белка. Зверёк замер на несколько мгновений, затем, махнув пушистым хвостом, перепрыгнул на ветку соседнего дерева.