Конечно нет, солнце моё, вечер субботы же Чем я могу быть занят?
своей дурацкой матешей?Она не дурацкая, просто дама с весьма специфичным характером. Между прочим, в глубине души она крайне ранима
и поэтому пытает меня трижды в неделю? от ранимости? боится, что я раню её в ответ спецификой своей мыслительной деятельности?Возможно, она несколько глупа
во-от. о том и говорю. твоя математика дура просто, брось её к чёрту и поговори со мной Сережа до глупого широко улыбался, как влюбленный дурак. (Может, математика тоже дура, потому что влюблена? Но в кого же?) Поля если заглянет за чем-то, то перекрестится и в чистом ужасе сбежит, будто он тут демонов потрошит.Как прикажешь, mon cher
я так-то серьёзно поговорить хотел. о кое-чем достаточно важном наверное хрен знает в любом случае это то, с чем лучше разобраться сразу, чтоб потом внезапно не ахуетьВсё хорошо, солнце?
Серёжа немного занервничал, сам не зная, почему. Может, ему передалось волнение Мишеля, ясное, как свет его улыбки или цветение рыжеватых закатных лучей, запутавшихся в тяжелых гроздьях белой сирени за окном. Может, Серёжа просто как оголённый провод, будто с него содрали кожу и оставили таким, беззащитным и уязвимым, чувствующим так много и так ярко сразу. всё хорошо, просто я нервничаю и, если честно, немного боюсь не вздумай надумать там, что я боюсь тебя, мне просто… неловко, скорееМишель, в чем дело?
возможно я трус, потому что не решился поговорить нормально вживуюДуша моя, всё хорошо, слышишь? Успокойся, завари мятный чай и давай спокойно поговорим
окей ща пять сек, добегу до кухни чайник поставить не сбеги там в закат со своей матешейНикуда в жизни от тебя не сбегу, солнце
вот скоро мы это и узнаем… Сережа не понял, это Мишель так шутит или вполне всерьёз, и это, если честно, не обнадеживало. Впрочем, он всё ещё сомневался, что Мишель мог рассказать ему что-то такое, отчего бы Серёжа от него сбежал, разорвав все красные нити, путы и цепи, намертво примотавшие его сердце и душу к этому сумасбродно гиперактивному и ужасающе чудесному, талантливому и искреннему солнцу. Серёжа, если честно, не сбежал бы даже если бы Мишель написал ему, что нечаянно или умышленно прибил свою добрейшей души бабушку и теперь надеется, что Серёжа поможет закопать труп или обставить всё как несчастный случай. Серёжа бы ни слова не вякнул против и пошёл за лопатой или бензином со спичками, зависит от ситуации. я тут блин, бабушка хочет какой-то шикарный пирог испечь завтра на ужин, вот откуда у неё силы вообще на это? никогда не перестану ей поражаться заглянешь на чай? она обрадуется, она тебя обожает она ушла в магаз и к тёте тане с ночевкой. вот и поговорим~ блин. я вот решил что поговорить надо, но как это сделать пока не придумалВдох-выдох и пей чай, Миш, без паники
не паникую просто бля ок щас бабушка уйдёт и я напишу в чем дело ты там только сам не нервничай из нас хоть кто-то должен быть тут спокоенЯ само спокойствие, солнце
это покаТы пытаешься меня запугать?
я пытаюсь угомонить стучащее как сумасшедшее сердце ок всё я спокоен и собран, я серьёзный взрослый человек и я умею разговаривать на серьёзные взрослые темы плюс это стоит обсудить сразу на берегуНасколько тема серьёзная?
не так уж прям. без этого прожить можно ноМишель. Просто скажи уже
мрр как б начать ты же помнишь четверг? Серёжа почувствовал, как щеки медленно заливает стыдливо-алым. Боже, конечно, он помнит. Как он мог забыть то, как его невинно-солнечный Мишель прямо в школе, во время окна между физикой и русским, потому что физру отменили из-за болезни физрука, за руку довёл его до школьного туалета по тихим пустым коридорам, закрыл их в кабинке, нечитаемым мутным взглядом поглядывая из-под светлых мягких кудрей челки. А после до умопомрачения долго и сладко целовал, пока не опустился перед ним на колени, светлыми джинсами прямо на холодный серый кафель, стянул с Серёжи брюки с бельём и взял в рот так, что Серёжа мог только одной рукой поглаживать светло-русую копну мягких кудрей, а другой затыкать себе рот, чтобы не стонать в голос от того, что вытворял Мишель между его ног. С того момента они не поднимали в разговорах тему секса (хотя, тогда её не поднимали тоже. Всё произошло в полном молчании). Похоже, пора было обсудить это.Помню
и что думаешь? А что Серёжа думал? Что он кончил тогда за несколько жалких минут, потому что жар и нежность губ Мишеля, ловкость его пальцев и языка, его мутный от горячего, кипящего в крови одного на двоих желания взгляд янтарно-карих глаз, мягкость его кудрей под рукой и его тихие возбуждённые похныкивания с Сережиным членом во рту — это слишком горячо для совершенно не готового и совершенно не способного выдержать это Серёжи. Что прошлым утром он, где-то между сном и явью вспоминая всё до последнего мига, до последнего отголоска своих чувств или действия Мишеля, думал, что случайно умрёт там от разрывающего его возбуждения, а поэтому спешно дрочил, пока не прозвенит будильник или мелкий братец не решит забежать пожелать доброго утра любимому Сереженьке.Что это было до безумия горячо
окей слава богу что ты с этим согласен потому что это реально _было_ хотя и вообще небезопасно для нас (скорее опасно пиздецки) но я тогда вообще не головой думал я просто _пиздецки_ хотел тебе отсосать Серёжа сидел алый как малиновый сок или губы Мишеля после того, как он слизнул с них Сережину сперму. Он уронил телефон и судорожно подорвался с места, чтобы закрыть дверь на замок. Лишь бы Поля не ломился сейчас к нему, а если и ломился, то решил бы, что Серёжа совсем рехнулся со своей математической хернёй запираться. Сереже казалось, что он сейчас медленно, неспешно загорится, как разгорается бумага, поднесенная к пламени свечи и настойчиво удерживаемая рядом упрямой и жестокой рукой, чтобы огонь успел окутать её, постепенно уничтожая. в общем, Сереж, чтоб не повторялось такого, что меня внезапно кроет, и я без объяснений набрасываюсь на тебя хуй знает вообще, где, я б хотел хотя бы объяснить тебе, что со мной это вряд ли разовая акция учитывая мою какую-то совсем дикую коллекцию кинков… Серёжа сухо сглотнул, ерзая по простыням на его кровати и бессмысленно сминая в руке мягкий край полосатого пледа. Послезакатный ветер, холодающий и насыщающийся духом скорой ночи, покачивал шторы и прохладно оглаживал разгоряченную кожу, принося запах белой сирени, сухого пыльного асфальта и мягкой влажной земли, едва только поросшей ярко-зеленой хрустящей травой и золотыми солнышками одуванчиков. Сереж ты молчишь не молчи это жутко Сереж пожалуйста не говори что ты всё же сбежалЯ никуда не делся и не денусь, всё хорошо, солнце мое
откуда ты такой прекрасный и почему тебе достался яТоже не знаю, за какие благодетели мне досталось такое солнце
сука теперь я злюсь потому что не знаю как спорить и ещё больше краснею так теперь серьёзно когда я сказал, что меня может тупо накрыть желанием тебя зажать похуй где, лишь бы поскорее, я вообще не преувеличивал. плавали, знаем, контролировать получается не всегда, хоть что там в мире вокруг ни происходи не могу гарантировать что не сорвусь ещё. сорвусь ещё как честно говоря мне иногда кажется что я хочу тебя 25/8Господи боже Мишель Ты меня с ума сводишь У меня крыша конкретно так едет от того что ты говоришь
сука Сереж если б не твой мелкий я б просто бросился к тебе и делай с этим че хочешь хочу тебя до ужаса просто блть мне пмздецки не хватает собственых рук мне нужны хотя бы твои хотя бы твой взгляд если не больше Серёжа не мог вздохнуть, потому что всё его тело расплавилось до раскалённой лавы, опустошая голову и стягивая все чувства, порывы и мысли в тугой горячий ком внизу живота. Он задыхался, перебиваясь краткими обжигающими вдохами, и больно кусал обветренную губу, когда, не выдержав, запустил руку под пояс домашних штанов.Продлжай. Чего бы ты еще хотел?
я бы хотел ужасающе много учитывая что я придумывал это всё гдето с 15 лет. ты и тогда был чкртовкски горячим что уж говориьт про сейчас бля я вообще не могу нормально печатать сукаМне тоже не шбко удобно левой рукой
сережаблтьгоспдтибожемойтыы Серёжа краснел ярче бордовой спелой вишни, фотографируя руку, запущенную под одежду и обхватывающую член под ней, и дразнящие взгляд бедренные косточки в пробеле между задравшейся футболкой и краем домашних штанов. Он колебался пару секунд, стоит ли отправлять Мишелю, потому что не был уверен, что умеет делать подобные фото и что это выглядит так горячо, как хотелось бы. Однако сейчас, когда в его голове не было ни одной приличной мысли и по всему телу горячим пульсом било желание ощутить взгляд Мишеля, мутно-янтарный, влажно блестящий под робким трепетом пушистых ресниц, Сереже было слишком тяжело всерьёз загоняться, поэтому фотка была отправлена. Мишель посмотрел, но ничего не написал, сохраняя загадочное и немного жуткое для Серёжи молчание, и спустя время прислал голосовое. — Ох бля-ять, — простонал он на выдохе, посылая разряд тока по всему Сережиному телу. Серёжа, прикрыв глаза и закусив губу, убавил звук, чтобы не спалиться случайно мелкому за стенкой, и поднёс телефон к уху. Звучало так, будто Мишель, чертовски возбуждённый, как сам Серёжа, и невероятно, ахуительно горячий, был совсем рядом и говорил куда-то в шею, обжигая её дыханием и оставляя угольные пятна ожогов случайными касаниями губ. — Я же просто хотел поговорить, а не трахаться с тобой по телефону. Впрочем, — он, наверное, что-то сделал чертовски приятное своими руками, потому что откровенно и сладко мурчаще проскулил в динамик. Серёжа вслушивался в топленую карамель его мягкого жаждущего голоса и тяжёлое дыхание и не мог не двигать рукой по члену. — Я не против. Хочу тебя здесь, сейчас и как вообще только возможно. Хочу чувствовать твоё тепло рядом, твои руки и губы повсюду, хочу твои поцелуи на шее и твой язык у меня на ключицах, потому что они чертовски чувствительные. Хочу обнимать тебя, седлая твои колени, и целовать, целовать, пока твои руки где нахуй тебе угодно на моём теле. Хочу растягивать себя, сидя на твоих коленях верхом. Знаешь, я далеко не раз это делал, представляя тебя, правда, без твоего наличия в зоне досягаемости. Голосовое оборвалось, и Сережа, дотла сгоревший и осыпавшийся пеплом, который вскоре развеет по миру прохладный майский ветер, сквозь вязкий бездумный туман в голове заставил себя остановиться, чтобы левой рукой проверить чат с Мишелем. Мишель тем временем записал новое голосовое. — Мой кинк на секс в публичных местах ты уже имел счастье заметить, — Мишель кратко и сладко рассмеялся, как весёлое звяканье рассыпанных золотых монеток, и Серёжа влюбленно улыбнулся этому смеху сквозь мутную поволоку возбуждения. — Если вдруг всё же не заметил, то знай: пиздецки люблю это ощущение запретности и опасности, хоть и ненавижу и боюсь находить проблемы на одно место. Люблю дразнить себя или кого-то на публике, знаешь, так, чтобы ни одна живая душа не узнала, но всё равно адреналин и эйфория по венам. Хочу также с тобой. Серёжа тоже хочет. Серёжа, если честно, хочет до безумия как и где угодно, лишь бы получить Мишеля под свои ладони и ласки. — Че-ерт, — невнятно и разочарованно прохныкал Мишель, сливая свой голос в одну вязкую карамельную массу. — Чтобы внятно записать это голосовое и хоть отчасти сообщить то, что хотел, мне пришлось нахуй убрать руки от своего тела и перестать трахать себя пальцами. Это практически больно, знаешь. Я успел неплохо себя растянуть, и это внезапное ощущение пустоты… Бля, ненавижу его. Серёжа сдавленно простонал сквозь прокушенную потрескавшуюся губу и соль крови на языке, всей своей волей заставляя себя остановить руку и замереть, чтобы не кончить через десяток секунд, представляя, что и как делает Мишель прямо, блять, сейчас — как растягивает себя своими невозможными мокрыми и скользкими от смазки пальцами, как ерзает по простыням от разрывающего его изнутри желания, чтобы Серёжа был с ним, рядом, внутри, как сдавленно поскуливает и беззащитно жмурится от особо приятных движений внутри, потому что наверняка он успел досконально изучить своё тело, когда годами мечтал о Сереже и не мог получить, потому что они, дураки, были всего лишь друзьями, и знал, как и где ему приятно больше всего. Серёжа ужасно хотел узнать это тоже. Изучить тело Мишеля, заласкивая его бескрайней нежностью до полу-бессознательного, до эйфории, до тихого бессвязного скулежа откуда-то из глубины его естества, потому что Сережа измотал его наслаждением и своей любовью настолько, что в голос стонать не было уже никаких сил. Серёжа ужасно хотел быть с Мишелем. Самому проверить своими пальцами, как хорошо он растянул себя, приласкать поцелуями по золотистой россыпи веснушек на плечах и шее, по мягким светлым кудрям и нежной коже щёк, по тёплой мякоти малиновых губ, по всему прекрасно молодому подтянутому телу и упругим молочным бедрам, на которых хорошо бы смотрелась хватка Сережиных пальцев и пара цветущих алым засосов. Серёжа чертовски хотел бы переплести пальцы Мишеля со своими и нежно сжимать их, искусно выточенные из мрамора и шелково-мягкие от малинового крема, пока втрахивал бы его в матрас, подстрекаемый горячими просьбами на ухо, чтобы быстрее, глубже, сильнее, чтобы ни за что не останавливался, даже если небо обрушившимся потолком рухнет на землю.Хочу это видеть Хочу это чувствовать Я тебя хочу до бкзумия просто боже мой Мишель
приходи могу пообещать даже не кончать без тебя вообще не касаьтся я сгорю сейчас Сереж это чртовски слишком почему ты так далеко я так хочу тебя я умоляю Серёжа почувствовал себя как в блядской армии — он никогда до этого в жизни не переодевался за считанные мгновения. Сорвался с места будто по военной тревоге и понёсся дикой неадекватной молнией спасать свою шкуру от жуткой и мучительно болезненной смерти от перевозбуждения. Он натянул на себя самую огромную, тёплую и длинную толстовку, топящую его в себе, как в шкуре великана, и кинулся в коридор натянуть первые попавшиеся кроссовки (не факт, что они вообще его), схватить ключи и вылететь из дома, будто за ним гонится свора адских гончих, отправленных Сатаной по его проданную за любовь Мишеля бессмертную душу. — Сереж? — удивлённо спросил Поля, выглядывая из своей комнаты. — Ты куда это на ночь глядя? В магаз? — Если тебе что-то надо, попроси Матвея, он после работы купит, — рассеянно ответил Серёжа, быстро шнуруя чёрные кеды дрожащими как в лихорадке пальцами и прячась от младшего брата за бездонным капюшоном — не хватало ещё случайно сломать мелкому психику своими прокушенными до крови губами, красными разгоряченными щеками и неадекватным, будто пьяным или безумным, блеском глаз. — Я ухожу, вернусь завтра. Погрей потом Матвею ужин. — Окей, — отозвался Поля несколько озадаченно — Серёжа, конечно, уже взрослый и может себе позволить ходить когда и куда угодно в рамках закона, но всё же это было подозрительно. — Вали давай, я дверь закрою. Ключи не забудь только. Серёжа пробормотал что-то вроде как благодарное, потому что про ключи он уже забыл и если бы не Поля, он бы рисковал оставить их дома. Он бросил их в карман к телефону и вылетел на улицу, чтобы, спотыкаясь в неверном свете фонарей и задыхаясь от начисто сбитого дыхания, добежать до дома Мишеля под прохладой ночного неба и молчаливым одобрением бледных городских звёзд.