Не знаю.

Я спешил по натоптанной тропе в сторону замка. С неба валили белые хлопья, а небо было серым. Эта погода никак не подходила моему настроению, ведь я спешил навстречу новой жизни. Почему новой, спросите Вы? И я отвечу, что собираюсь начать новую жизнь с дорогим мне человеком. Даже не представляю как вышло, что я привязался к врагу. Всей душой к нему прикипел. Ведь он изводил меня на протяжении семи, нет, шести лет обучения. Потом была война. И он доказал, что совсем не такой каким казался. Мне в первую очередь, а уже потом я смог донести это до «Визенгамота». После той трагической даты нападения на Хогвартс и не менее трагичной сцены в Визжащей Хижине, изменилось многое. Этот взгляд, молящий о прощении и понимании, навеки поселился в моём сознании. Отдав свои воспоминания, он потерял сознание от потери крови. Мне надо было идти, но я не мог его так бросить. Применив все мне известные заклинания из колдомедицины, спасибо Гермионе и нашей погоне за крестражами, я удостоверился, что ему не станет хуже, и только тогда ушёл. А когда ад закончился и дьявол пал, в большом зале стали собирать погибших и раненых, я, сказавшись уставшим, побежал к нему, в Хижину. Вы не представляете, как велико было моё облегчение, когда я нащупал ниточку пульса на белой, как мел, шее. Тотчас, не медля, аппарировал его в св. Мунго. Через несколько дней начались заседания «Визенгамота» по делам захваченных Пожирателей. Его дело рассматривалось одним из первых, так как он входил во «Внутренний Круг». Легко приговорить человека, который не может себя защитить (всем заключённым давалось право слова), так как до сих пор находился в коме. Колдомедики разводили руками, мол, - «Мы сделали все, что в наших силах, жизни ничего не угрожает». Как же вытянулись лица судей «Визингамота» когда я, в сопровождении МакГонагал и Гермионы, которые меня безоговорочно поддержали, появился в зале заседаний. За пару дней мы построили такую защиту, подкреплённую воспоминаниями Снейпа и самого Дамблдора, которые прислали гоблины Гринготтса МакГонагал после поражения Воландеморта, что даже старшие из них не устояли. Его оправдали. Не сразу, но оправдали. В конце августа, когда МакГонагал стала подыскивать преподавателя по зельям, в почти полностью восстановленную за лето школу, он очнулся. Я был там в тот момент. К нему я приходил ежедневно. Не знаю, что тянуло меня в пропахшую зельями палату. Было так естественно придти, сесть на скрипучий стул, взять в руку его прохладную кисть и рассказывать, как провёл день, как проходило восстановление школы, или пересказывать сплетни, услышанные в доме Уизли. И вот, когда я рассказывал об услышанных от мистера Уизли нововведениях в Министерстве, с кровати донеслось: – Поттер, если Вы думаете, что умирающему человеку важно знать сколько секретарш теперь положено министру, то вы ошибаетесь. Конечно, он утрировал, потому что я рассказывал о кабинете Министров, но в тот момент меня это совсем не волновало. Я аж подскочил, услышав этот скрипучий, как стул, на котором я сидел, голос. – Сэр, вы очнулись, – да, банально. Но мне было важно произнести это вслух, чтобы поверить, что это не плод моего воображения. На его тихое: «Какая наблюдательность» я не прореагировал, жадно вглядываясь в чёрные, обсидиановые, глаза. – Зачем Вы здесь? Что Вы здесь делаете? – продолжил он. – Сижу, – глупо, знаю, но в тот момент я ещё не пришёл в себя. – Я вижу, что сидите, – Снейп стал раздражаться, – но почему вы сидите возле моего смертного одра, а не где-нибудь в парке с мисс Уизли? – Не знаю, – я сказал правду. Я на самом деле не знал, – но когда узнаю точно, я скажу. Он фыркнул на эту мою фразу и посмотрел так, как будто это по мне плакала больничная койка. С тех пор прошло больше четырёх месяцев. Я приходил к нему в Хогвартс по выходным. Сначала он относился ко мне как к надоедливой мухе, - надоела, но никак не выгнать, - потом видно смирился. Мы часто сидели возле камина и разговаривали. Кстати, когда я пришёл к нему впервые, у камина стояло одно кресло. Он трансфигурировал второе, такое же, и с тех пор оно там и стоит. Для меня. Иногда я помогал ему варить зелья, заодно вспоминая уроки. И, как обычно, ни один такой «урок» не обходился без обвинений в криворукости и порции сарказма в мой адрес. Каждый раз, когда приходила пора уходить, он спрашивал меня: «Зачем ты здесь?». И я неизменно отвечал: «Не знаю, но когда узнаю точно, скажу». И вот. Я направляюсь к Хогвартсу, навстречу новой жизни. У него сегодня день рождение и под мышкой я несу редкую книгу, которую достала для меня Гермиона. Но это не главный мой подарок… – Войдите, – донеслось из-за двери, я толкнул тяжёлую створку, и, тихо прикрыв её за собой, прошёл на середину комнаты. – Гарри? – он поднял голову от студенческих работ и положил перо, – сегодня вторник, не ждал тебя, – Северус подошёл ко мне, – что-то случилось? – Спроси это сейчас. Сначала он нахмурился, но потом в его глазах сверкнуло понимание. – Зачем ты здесь? – ровный голос, без всяких эмоций. – Я люблю тебя, – вот, я это сказал. А чтобы подтвердить весомость своих слов, встал на цыпочки и прижался губами к твёрдому рту Северуса. И он ответил. Книга с глухим стуком упала на пол, когда я обвил его шею руками, но нам сейчас было не до неё.