Джози

   Наша реальность — до предела скучные формы линий. Все без исключения лица уродливы. Человеческие черты тягостны зрению и безвкусны. Джози ненавидит свое отражение почти так же сильно, как ненавидит пожухлые лица своих родных и близких. Почему она должна любить их? Плакать на похоронах? Кто придумал эти всеобщие правила, которым она обязана следовать беспрекословно?   Она ходит в школу, как в дрёме, полностью утонув в экзистенциальных размышлениях и неизменных попытках понять себя и своё внутреннее состояние. Однако не выходит. Джози целует губы Хоуп — холодные, нежные, мягкие. Отдаются вкусом мяты и горечи на языке. Целует губы Лэндона — соленые, трепетные, не позволяющие себе заходить за грань дозволенного. Целует губы Пенелопы — жадные, голодные. Пенни — маленькое, кусачее животное, что готово было рвать и метать, лишь бы только Джози вышла из тени сестры, куда сама себя и загнала. Целует губы дядюшки Кая и просыпается в ужасе, и тянущем в дебри мрака желании. Губы голодны, властны и желанны. Джози глядит в зеркало, оттягивает нижнюю губу. Губа ударяется о жемчуг зубов и слышится эхом удар глубоко в голове. Тот самый удар, когда отражение позволяет себе большее, нежели хозяйка. Рука тянется вниз, рука забирается змеей под майку, рука больше не принадлежит Зальцман. Отражение наклоняет голову, улыбается кончиком кровавых губ и щурит глаза, что затянула чёрная дымка бархатной пелены чистейшего зла. Зло давно заполнило-внедрило-заразило сердце маленькой ведьмы, а сейчас оно приближается к ней через преграду стекла. Чем ближе, тем виднее выступают опухшие черные вены. — Я сплю? — Голос отражается от стен, затихая после 12-ого повтора. — Это же всё нереально? — Глаза напротив прожигают кожу настолько, что кажется сухожилия пахнут дымкой. — Спишь. — Кивает, смеётся и плачет одновременно. У Джози голова кружится. Или мир кружится? Зеркало разделяется на осколки, умножается на версии, теряется в чёткости и везде там Джози. Рука Джози, шея Джози, взгляд Джози. Но это не Джози. Джози раз за разом прокручивает в голове своё имя, пока оно и вовсе не забывается. Джозиджозиджозиджозиджоззетттааазозитоззизизиджо-джо-о-то. Глухо слышится мужской смех на фоне и Зальцман в ужасе вспоминает кому он принадлежит. Кай Паркер смеётся, сгибается попал, звучит как сдувающийся шарик. Джози выбирает круглое зеркало, чувствуя себя злой Королевой. К нему стремительно тянется из адской бездны тёмная версия улучшенная. Настоящая тьма, а не жалкие отображения потустороннего господства. Малышка Зальцман в беспамятстве тянется к ней в ответ. Заворожённая, заманенная, запутанная. Губы самой себя — соленные от слёз и крови, раздираются на сочные ошмётки. Болью пронзается тело. — Джози, ты в порядке? — В ужасе будит сестру Лиззи, тряся бедняжку за мальчишечьи худощавые плечи. Но открывает глаза не Джози… хотя знайте - Джозетта думает-мыслит-мечется между строк текста, впиваясь ногтями в углы букв и внедряясь бестелесной прожженной душой в яркость экрана - это и есть настоящая Джози. — Лучше никуда.