***
На самом деле Рэй забывает его очень быстро. Пока Эмма не упоминает того вскользь в своем монологе. Они сидят в ее гараже не в полном составе. Друзья не репетируют, просто проводят вместе время, как всегда делали на первом курсе, лишь познакомившись. Проходят долгие два года, а Рэй все еще слушает увлеченную болтовню подруги с неподдельным интересом. — И я подумала, что встречусь с ним наконец-то, понимаешь? Не то, чтобы я не могла сделать этого раньше. Просто у них с Виолеттой сложились такие себе отношения. А вообще. Рэй перебивает ее. Знакомое имя мелькает у него в голове буквами и их разными комбинациями, но он никак не может сложить те в паззл. — Погоди, с кем? Ты о ком? — Ты меня не слушал, что ли? – Эмма обиженно дует губы, и Рэй, не устояв, щиплет ее за щеку. Та закатывает глаза, прежде чеа влепить смачный щелбан. Они нелепо дурачатся на потертом диване и падают обессиленно друг на друга. – Норман. Помнишь я говорила про слабака, которого защищала от хулиганов в детстве? — Припоминаю, — Рэй встает с двусмысленной позы и помогает подруге подняться следом. Эмма благодарно устраивается у него под боком. В инстаграме Дон постит их свидание с Гильдой, и Рэй, хмыкнув, ставит фотке лайк. – Эти двое такие противные. — Фи, — соглашается Эмма, поглядывая в его телефон. – Мы с Ви не такие. — Вы мои самые лучшие подружки-лесбияночки, — не удержавшись, пищит Рэй. Высокий, слащавый тон срабатывает — Эмма безудержно смеется. Рэй находит ее смех мелодичным и очаровательным. — Ты просто завидуешь, — хихикает она, потираясь щекой к его груди. Ее невозможно не обожать хотя бы за то, что после нее не приходится отстирывать футболку от тональника. – Вкусно пахнешь. — Мама накормила меня перед выходом. Тебе нужно попробовать ее ягодный пирог. — Ловлю на слове, — Эмма поднимается, отнимая все свое тепло, и, блаженно потянувшись, хрустит костями. – Давай порепетируем. Нужно прогнать припев. И поглощенный лучезарной улыбкой, Рэй снова забывает о заурядном парне с заурядным именем.***
У них летние каникулы, его друзья разъезжаются по домам, так что он гуляет по городу со своей меланхолией за руку. Такое время наступает, когда Рэй чувствует себя одиноким. Единственное, чем он занимается в эти дни отнюдь не музыка или рисование. Он спасается чтением, с головой уходит во вселенные, расписанные и вымышленные кем-то другим. Неспособный создавать свои собственные. В таком состоянии Рэй встречает его снова. Городская библиотека — здание старое, отреставрированное, все равно поражает масштабами. Единственное, что он может сказать по поводу высоких стеллажей, доверху забитых книгами, мраморных колон и солнечного воздуха с его песчинками – это мощь. Рэй отстукивает читательским билетом по деревянному столу регистратуры. Библиотека кажется ему странным, заполненным и опустошенным местом одновременно. Здесь мало живых, но много самой жизни. Ему не терпится, чтобы снова прочесть чью-то, в сравнении с его более захватывающую историю. — Простите, — обращается он в массивный книжный шкаф, аккуратно заставленный всевозможными справочниками. — Да-да, минутку. Тот, кого он не ожидал увидеть, выходит к нему, слегка растрепанный с большой коробкой в руках. «Слабак» звучит в его голове голосом Эммы. Его рубашка серая, застегнутая на все пуговицы вопреки жаре, кажется идеально выглаженной, как и светлые брюки с уже немодными стрелками. Рэй усмехается, что за старый век? Норман не видит или просто не смотрит на него, но когда он оборачивается, его губы вытягиваются в забавное «о». — Это ты, — улыбаясь несколько нервно, парень кладет коробку на пол и занимает место за стойкой. – Привет. — Привет, — также неловко отвечает Рэй. Он наконец-то вспоминает чужое имя. Оно такое обычное и пресловутое, что забыть его оказалось самой легкой вещью, на которую он был способен. На Нормане в этот раз очки с черной оправой, и он кажется более отстраненным, чем на тусовке в общине братства. – Ты здесь работаешь? Какой глупый вопрос, заслуживащий почти очевидный ответ: — Подрабатываю, — лаконичность ему внезапно подходит. Он хмурит брови и что-то печатает на компьютере. Просит читательский билет, и Рэй протягивает его, игнорируя их случайное соприкосновение пальцев. У Нормана руки страшно холодные. – Летом я могу брать полноценные смены, график устраивает, да и работа не пыльная. — Круто, — тянет Рэй просто, чтобы что-то сказать. В его голове всплывают зачем-то голосом Виолетты ее предостережения и полный ненависти взгляд: «Рэй, никогда не связывайся с ним». Поднимая глаза, он натыкается на чужое безразличное ожидание. Его ладони предательски потеют. Рэй вытирает их незаметно о джинсы. – Есть «Одиссея» Гомера? Норман кивает, «есть», просит его занять место и подождать в зале. Рэй послушно направляется к панорамному окну, задернутому наполовину темными шторами для удобства читателей. Обычно в библиотеках ему выдают бумажку с координатами нужной книги, и после самостоятельного поиска он заверяет ее у смотрителя. Всегда ли Норман так услужлив? Его лакированные туфли цокают при ходьбе, и Рэй, усевшись, зачем-то считает его шаги. — Вот, — перед ним на стол опускается книга. На фоне синей обложки рука у Нормана совсем бледная. Рэй поднимает голову, чтобы того поблагодарить, но так и замирает, застигнутый врасплох его преображением. Детали незаметные, если не присматриваться. Например, рубашка, расстегнутая на пару пуговиц или закатанные рукава — ничего особенного, если быть невнимательным или наивным, чтобы скинуть реформы на лето. Лето удобное. Да только Рэй не входит ни в одну из этих категорий, он замечает и удачный обзор на чужую шею в свежих засосах и аккуратные цифры, уходящие Норману за шиворот. Но самое ошеломляющее – это его улыбка, та же, что в ту ночь, лукавая, чарующая. Рэя определенно дразнят. Куда подевался строгий работник и скромный парень в очках?! — Жарковато, — смеется над ним глазами Норман и очень легко опускается на соседний стул, будто его не ждет распаковка коробок, будто ему вовсе не нужно работать. Словно все его внимание принадлежит ему одному. – Великий голод? Рэй застывает. Неверяще озирается на него – Норман вовсе не легкомысленный студент, коим он посчитал его впервые, но и не ботан, каким он хочет казаться на работе. Невзрачный, больше похожий на чью-то тень, парень рядом с ним дышит красками. Норман глубже, намного глубже, чем показывает себя. Возможно, именно тяга с детства к сложным загадкам заставляет Рэя вступить в чужую игру: — Тебя завело в пустыню Калахари. — Я знал, что ты меня поймешь, — Норман говорит ободряюще, и его голос все еще приятный, но Рэй морщится от скользящей в нем приторности. – Гомер — интересный выбор. Не обижайся, но ты больше похож на тех, кто тащится по Канту и фильмам Тарантино. Рэй подавляет в себе возмущение, что он имеет против боевиков Тарантино?! — Одно другому не мешает, — хрипит он, сдавленно улыбаясь. Студент рядом с ним вызывающе потягивается и укладывает голову с руками на стол, тянет «Интересно». «Очень» соглашается мысленно Рэй. — На кого ты учишься? Ты не здешний? — Мы переехали в Даллас, еще, когда мне не было года, так что... Я архитектор. Норман открывает рот, собираясь что-то ответить, но оборачивается на зашедших посетителей. Извиняющая улыбка трогает его губы, как тогда. — Не буду мешать, — говорит он вместо «мне пора», хлопнув по плечу, и за это Рэю он нравится тоже. Рэй смотрит на его уходящую спину и слышит, как ритмично цокают черные туфли (они со стельками?) даже вне поля зрения. Он открывает книгу, вспоминая чужое касание. Что ж, это было неплохо. Вот так Рэй снова знакомится с Норманом.***
— Рэй. Рэй жмурится от того, что его трясут. Ему снится корабль на бушующих волнах аквамаринного цвета, держащий курс на родину — в Итаку. Кажется, его тоже качает. Морская болезнь. — Рэй, просыпайся. С трудом разлепив глаза, Рэй видит перед собой Нормана. Тот сверятся с часами на правом запястье. Он левша? Норман цокает, ерошит свою белоснежную шевелюру. Сколько у него ушло денег на этот идеальный пепельный блонд? Рэй все же угрюмо встает, и с досадой замечает затвердевшую слюну. Боже, он заснул прямо здесь. Стыдоба. Норман, отошедший на несколько шагов, с кем-то грубо переговаривается по телефону. До Рэя лишь доходят обрывки, что-то вроде «Не твое дело», «Я тебе ничего не обещал» и «Да пошел ты». Последнее его отрезвляет, как если бы оно адресовалось ему — Рэй вскакивает со стула, только сейчас подметив, что во всей библиотеке выключен свет. Все словно в забвении. — Который час? – интересуется он охрипшим ото сна голосом. — Восемь вечера, — миролюбиво сообщает ему Норман, отключая звонок и убирая свой айфон в задний карман брюк. – Извини, что разбудил, ты сладко спал. Но моя смена уже закончилась. — Прости, — Рэй бурчит, стараясь незаметно стереть с уголка губ остатки сна. Норман смотрит на него с умилением и предлагает для пробуждения кофе. Рэй не видит причин для отказа, хоть и усиленно их ищет. Возможно, все дело в том, что он не до конца проснулся, или в его состоянии в целом, потому что он все еще чувствует себя немного покинутым. В любом случае, теперь Рэй шагает наравне с Норманом за кофе.***
На самом деле Рэй знакомится с Норманом очень-очень долго. Он узнает, что его фамилия «Батлер», понимает, что ее перевод в целом идеально ему подходит с его-то замашками на классику, ищет в фигуре напротив отголоски немецких корней и даже находит их; Рэй делится и своей — «Сато», рассказывает, как его папа вышел замуж за мать. Да, именно так. Изабелла практически похитила единственного сына своих свекров. Ему нравится, как смеется Норман. С какой внимательностью он слушает его, с каким энтузиазмом задает вопросы. Наверное, одна вещь касательно Рэя объясняет все: он достаточно влюбчив. Его первая любовь – нападающий из школьной футбольной команды. Вторая – учительница немецкого. Третья, четвертая, пятая, девятнадцатая. Рэй слишком быстро влюбляется. Его влюбленности больше похожи на восхищение эстетической стороной. Какое-то время это беспокоит его, когда он чувствует свои предметы воздыханий неприкасаемыми из-за укоренившегося мышления. Из позиции наблюдателя Рэю одиноко и, как и все живые люди, он боится остаться одному. Вся его пустота в груди наполняется улыбками прохожих, объятиями друзей, красотой музыки, штрихами собственных набросков, но этого мало, чудовищно мало. В подобные моменты осознания он ненавидит свою особенность, брезгливо морщится на слабости. Тогда Эмма хватает его за щеки и притягивает к себе в один рывок. — Рэй, разве это не замечательно, если ты можешь видеть красоту, которую не замечают другие? Люди многогранны, тебе следует рассмотреть их со всех сторон. И когда ты почувствуешь в ком-то свое отражение, ты сможешь полюбить их. Тебе нужно, очень важно полюбить себя. И Рэй смотрит. Смотрит на Нормана с его мягкой улыбкой, длинными пальцами, и бесконечной мудростью в глазах вперемешку с насмешкой над ним. И понимает, вот оно! Сидит перед ним, попивает пугающе сладкий фраппучино со всевозможными наполнителями, ухмыляется, дразнится, играет. Ему хочется попробовать чужую сладость, накрыть тонкие губы, ворваться в него и пустить свои корни. Но другая вещь — он все еще внимательный и все еще не наивный. Батлер лишь играет с ним, и Рэю это видно, его позиция наблюдателя имеет большой стаж, его чтение распространяется и на людей. Поэтому он поникает и отмахивается от предложения его проводить. — Рэй, все хорошо? – спрашивает Норман с неподдельным беспокойством в глазах, что становится очередным паззлом его картины для Рэя. — Да, — говорит он, совсем недолго задержав взгляд на чужом лице. – Мне пора. — До встречи, Рэй. — До встречи, Норман.***
Виолетта не роняет палочки, вовсе нет. Девушка лишь готовится к тому, чтобы бросить одну из них в парня. Рэй качает головой, «они слишком дорогие». Виолетта поджимает губы, вынужденная согласиться. Она сидит за ударными, а Рэй настраивает свою гитару. Дон с Эммой ушли за перекусом, оставив их в гараже одних. Лето близится к концу и скоро начнется новый семестр. За все это время Рэй с удивительной частотой посещал библиотеку, слушал болтовню работника о высоком, и сдержанно отклонял предложения встретиться вне стен старого здания. — Не хочу говорить об этом ублюдке, — выплевывает Виолетта. Ее волосы выкрашены в ядерный фиолетовый, а стрижка делает ее похожей на мальчика. — Почему он ублюдок? – мычит Рэй, поворачивая колок в одну сторону. Он пытается извлечь «ми» первой октавы, но звук ему не нравится, и парень хмурится. Кажется, его гитару кто-то трогал. Вероятнее всего, это один из младших братьев Эммы. — Любопытной варваре... — Мы оба знаем одну посговорчивее. — Блять, Рэй, — Виолетта все-таки запускает в него палочкой и, учитывая, что она все еще за установкой, а дистанция щекотливая, можно лишь похлопать ее навыкам снайпера. – Ладно. Пиздец. Подняв отскочивший от груди инструмент, Рэя протягивает его хозяйке. Она раздраженно ведет плечом и начинает размахивать руками. — Не знаю, каким он был в детстве, раз Эмма с ним дружила, но вырос он последней сволочью. Я была на первом курсе и тогда не знала о слухах. Я в принципе очень много чего не знала, — Рэй слышит в ее голосе легкую тоску. Виолетта приняла свою ориентацию относительно недавно, и он догадывался, что у нее были отношения с мужчинами до Эммы. Но то, к чему она ведет… Рэй напуган, ему не хочется разочаровываться в Нормане сильнее прежнего, но в недраматичности событий переубеждает тон Виолетты. – Вначале он показался мне галантным и хорошим мальчиком, мы постоянно ходили на свидания, и он умел красиво ухаживать. Старшекурсник, состоит в братстве, из хорошей семьи. Подруга прикрывает лицо руками. И до Рэя доходит – она все еще не отпустила эту ситуацию. Становится омерзительно от самого себя, вытягивающим из нее неприятные воспоминания липкими щупальцами. Он торопится извиниться, замять ситуацию, но Виолетта лишь бросает «Все в порядке» и шмыгает носом. — Рэй, мне тогда казалось, что я действительно, что у нас могло все получиться, и я… Я больше не была бы разочарованием для предков. Но он просто развлекался: мы расстались, как только переспали. На следующий же день. Как в гребанном клише. Его надежды крошатся в чужих зубах. Норман сглатывает их в его воображении, вытирает рот рукавом очередной рубашки и сладко просит добавку. — У этого уебка не хватило даже смелости, нет, достоинства, чтобы встретиться лично. Он просто отправил мне смс с текстом наподобие «было весело, спасибо». Рэй представляет почему-то красочно со всеми деталями ее сломленную фигуру с растекшейся подводкой. Его подруга всегда подводит глаза. Виолетта прикусывает губу и ее пирсинг клацает о зубы. Неожиданно она вскидывает подбородок, под чужим свирепым взглядом ему становится стыдно. — Его перетрахал весь универ. Норману непринципиально, кто — студент, студентка, препод или незнакомый сморщенный старик, — девушка кривится в отвращении, ее слова застревают у Рэя в глотке. – Секс – единственное, что ему нужно. Я очень прошу, Рэй, не надо. Он разобьет твое сердце. Его сердце уже немного разбито.***
Август перетекает в сентябрь, учеба накрывает лавиной. Поток студентов переносит бесцельно бродящего Рэя из одной аудитории в другую. После разговора с Виолеттой его визиты в библиотеку прекратились. И время заполнила тоска по их диспутам с Батлером о книгах, искусстве или кино. Они учатся в разных университетах, но Рэй все равно беспокойно озирается по сторонам – кажется, вот-вот, из угла или под его столом в кафетерии выскочит белоснежный парень, похожий на тень, и заколдует его, опутав черными, чернильными руками. Честно говоря, Рэй бы не назвал его белоснежным. Норману больше подходит серый цвет. Батлер также невзрачен, зауряден, посредственен. Он легко способен слиться со стенами, с людьми, меняя одну маску за другой. Рэй вспоминает, а была ли хоть одна из его мягких улыбок настоящей? Глупости. — Загвоздка в том, — говорит Норман в один из жарких летних дней. На переносице у него уже привычные очки, он смущенно поправляет их, когда те сползают, стоит наклониться ему к Рэю слишком близко, — что Моне был импрессионистом задолго до того, как вообще появился сам жанр. В его работах все живые люди второстепенны, фокус направлен лишь на целостность картины и освещение. Тут же вспоминаются размытые мазки художника, отчаянно стремящегося запечатлеть солнечный свет. Неудивительно, что такого бледного, серого Батлера тянуло именно к его работам. Должно быть, он тоже искал свой свет подобно мотыльку, стремясь к огню в желании дотронуться, ожить на крохотное мгновение. Но иногда, посреди жарких дискуссий, увлеченный спором Норман с его чересчур большими очками, буйствующими как море глазами, с мягкими, смущенными улыбками казался живым, самым настоящим. Рэй часто размышляет об определениях прекрасного, перечитывает диалоги древних мыслителей. Вероятно, беспорядочные связи Нормана были чем-то схожи с его многократными влюбленностями. Иногда ему хочется думать, что они разделяют одно сумасшествие, просто на разных стадиях. А еще, много реже, Рэй думает о том, что Норман уже сам по себе свет. Его фигура между танцующими студентами, выделялась еще в ту ночь — плавной походкой Норман шагал навстречу, рассекая само время. И вот он уже у панорамного окна в лучах дневного света, такой далекий и невесомый, рассказывает о чем-то заумном в старенькой библиотеке, излучая тепло. Рэй зажмуривается. Монотонная лекция профессора липнет на нем чем-то вязким и неприятным. Парень бросает взгляд на свои наброски – Норман смотрит на него вместо плана госпиталя, улыбается лукаво. Он без понятия, как передать его эфирность, кажется, даже пустая, чистая бумага опишет его лучше, чем слова или штрихи. Однажды Норман спрашивает у него про музыку. И Рэй охотно рассказывает про группу, про свое увлечение, любимые песни. Они находят новую-старую точку соприкосновения. — Эмма? Она поет? – Рэй с гордостью кивает и замирает, наблюдая как Батлер стремительно краснеет. О, господи, разве человеческие уши могут быть настолько красными? Кажется, что их только что сварили и еще немного поджарили на шипящем масле. — Вы ведь дружили в детстве? – с осторожностью спрашивает японец, боясь задеть неловкую тему. Неужели Эмма на всех так влияет? Он был влюблен в нее до смешного долго, кажется, они с Доном даже соперничали в этом вопросе, пока рыжеволосую девушку победоносно не увела Виолетта. – А, да. Мы были соседями и ходили в детсад, вместе окончили школу, — Норман мечтательно улыбается своим воспоминаниям. Но его смущение сходит на нет, стоит ему продолжить. – Я ушел в армию, а она переехала, и как это бывает, мы потерялись. А сейчас, не думаю, что я мог бы, — Парень неуверенно ведет плечом, а Рэй обрабатывает в голове новую информацию — Норман служил. Рэй делает попытки его поддержать. На тот момент он не знает о почве ненависти Виолетты, и полагает, что они могли бы возобновить дружбу, ведь Эмма всегда способна найти решение. Его подруга до абсурдного гостеприимна, если речь идет о скитающихся душах. Но, возможно, Норман блуждал слишком долго, в конечном счете, потеряв самое важное – самого себя. – Знаешь, люди меняются, — просто говорит он с самым грустным выражением лица, которого Рэй когда-либо видел. Это воспоминание щелкает внутри него чем-то – то ли скорлупой орешка, то ли выключателем света. Он срывается со своего места под удивленным взглядом преподавателя, и на бегу собирая сумку, вылетает из аудитории. Далеко-далеко, где-то в семи остановках от него, и пару улиц пешком, Норман либо учится, либо работает, либо с кем-то спит прямо в этот самый момент. Рэй обязан рассказать ему, что тот не одинок.***
После длительного бега, он переводит судорожное дыхание и смотрит на незнакомую девушку. Она чем-то напоминает ему Батлера, и Рэй мысленно бесится. В эту библиотеку что, берут на работу исключительно голубоглазых блондинов? Девушка пытается расспросить его, не нужна ли ему помощь, на что Рэй отчаянно бормочет, не в курсе ли та, где другой сотрудник. Такой, с серыми волосами, высокий, вечно в рубашках и туфли со стельками носит раздражающие. Работница внезапно смущенно краснеет, заставляя его мысленно закатить глаза. Боже, Норман, серьезно? — Его смена послезавтра, я не знаю, где он сейчас… Рэй со всем раздражением выходит из холла-регистратуры, не забыв сумбурно поблагодарить за помощь. Он не знает, где его искать. Заявиться в чужой университет – чревато проблем, контактов Батлера у него нет, сам же и отказал обменяться номерами. Можно, конечно, вернуться обратно в библиотеку и выпросить либо инстаграм, либо его номер у девушки, но это достаточно неловко. Возможно, его больше никогда не впустят в библиотеку из-за истеричных выходок. Есть вариант дождаться его смены, и он кажется идеальным. У Рэя будет время, чтобы разобраться с мыслями и придумать, что тому сказать. Да, просто замечательно. Он не убегает, лишь отсрочивает свою экзекуцию. — Виолетта меня убьет, — хихикает парень нервно в дверях того самого кафе, где когда-то они сидели с Норманом, после того как он заснул в библиотеке. Позорище. Рэй делает заказ у стойки, погруженный отчасти в мысли, и оборачивается в поиске свободных мест, как тут же замечает знакомую фигуру. Норман сидит за тем же столиком, что и в тот вечер, также задумчиво подперев голову, и вникая в речь мужчины в черном пиджаке. Вероятно, он чувствует на себе чужой взгляд, потому что удивленно смотрит на него. А после, расплывшись в улыбке, и подмигнув, возвращает все свое внимание на собеседника. Рэй ощущает себя преданным. Весь его гнев выражается в походке, тяжелых шагах, мертвом голосе, когда он заговаривает с незнакомцем: — Вы заняли мое место, сэр. Мужчина, буквально недавно увлеченно рассказывающий о технике затемнения, непонимающе косится в ответ: — Простите? — Прощаю, — кивает студент и переводит взгляд на откровенно веселящегося Батлера. – Норман, мы договаривались встретиться, ты пришел раньше? Норман не сдерживает довольную улыбку, демонстрируя аккуратный ряд белоснежных зубов. Ему бы актером в рекламу зубной пасты. Да нет. Его игра заслуживает большого театра. — Ах, да? – подыгрывает он, невинно хлопая глазами. – Профессор Аллен, прошу прощения. Я, кажется, перепутал время. Извините, в последние дни я так рассеян. Мужчина поправляет нервно лацканы пиджака, смущенный. Он кидает быстрый взгляд на нависающую фигуру черноволосого студента, прежде чем заговорить, параллельно выуживая из кармана кошелек. — Ничего страшного, начало учебы может сбить с толку, — Рэй бросает взгляд на купюры, мысленно считая сумму их напитков на столе – преподаватель оплачивает и заказ своего студента. Норман и бровью не ведет, продолжая извиняюще улыбаться. – Нужно проводить время с друзьями, Норман, — мужчина по-отцовски улыбается ему, и Сато, наблюдающий за ними, ловит себя на мысли о том, что тот неплохой преподаватель. — Поговорим о влиянии востока на западную киноиндустрию в следующий раз. — Конечно, — чуть ли не мурлычет Норман, отчего Рэй вздрагивает вместе с профессором. – Я напишу вам. Он может поклясться, что этот говнюк что-то вытворял ногами под столом, пока втекал в их уши своим медным голосом. Рэй садится на освободившееся место и оборачивается. Все верно, на брюках мужчины в районе лодыжек след от чужой подошвы. Парень наблюдает, как профессор выходит из заведения и видит уже через витрину, как тот оттряхивается. Официантка к тому моменту успевает принести его заказ. Норман выжидающе смотрит на него, играясь с соломенной трубочкой. — Ну и? — говорит он. – Ты обломал мне свидание. Я слишком долго его добивался, знаешь ли. Рэй, который до этого готов был поднять на него злобный взгляд, поникает. Действительно, насколько бы абсурдны и неприличными не были действия Нормана, это его жизнь, и он имеет право прожить ее так, как считает нужным. Это Рэй приходит в чужой монастырь со своими правилами, это его руки пусты, это ему нечего предложить. Норман разумно распоряжается своим временем, он дарит свое внимание только тем, кто может ему отплатить. Плата у него, конечно, дикая, но не невозможная. Рэй молчит. Профессор Аллен интеллигентный человек. Должно быть, он интереснее его, опытнее. То, что Норман выбился в его любимчики и сумел завести на нейтральную территорию, многое говорит и о том, как усердно Батлер просчитывал свои ходы. Рэй наконец-то понимает, Норман — аналитик. До прожженных костей стратег, гроссмейстер, он видит в людях лишь возможность игры, весь его мир шахматная доска. Но Рэй отличается от него, хоть и, безусловно, признает, имеет схожие черты. Если у Батлера черно-белое мышление, то его мир пестрит красками, и это именно то за, чем так упорно гонится первый. — Что мне сделать, чтобы ты меня простил? – Парень все же поднимает свой взгляд с пола, и тут же встречается с холодным расчетом в голубых глазах напротив. Норман прикусывает нижнюю губу, вероятно размышляя, а после беспечно улыбается ему одной из своих мягких улыбок. — Ты можешь мне отсосать. Блять. Блять. Блять. Блять. Рэй отчаянно кашляет, поперхнувшись чужими словами. Как вообще он может столь громко говорить о таком в общественном месте? В любом случае, Рэй не ожидал, что Норман задвинет планку настолько высоко. Он полагает, что Рэю все известно от Виолетты, и не видит смысла дальше скрываться? Норман, конечно, прав, но его откровенность – это что-то с чем-то. — А не жирно для испорченного свидания? – возвращается Рэй, отчаянно красный. Он прочищает неловко горло, в то время как парень напротив потягивает свою зеленоватую жидкость со сливками в обе щеки. А это что еще за дрянь? — Нет, — качает Батлер головой и о чем-то задумывается. – Ты избегал меня. Я ставлю подобное условие с учетом данного. Смею предположить причину, почему ты здесь, но твои мотивы меня смущают, так что, считай это проверкой. Вот оно что. Так искусно расправиться с несколькими зайцами волку не по силам. Норман действительно хитрый лис. Это неожиданно его забавляет, и Рэй говорит: — Ты похож на лисенка-копа из того мультика. Норман удивленно застывает, но спустя короткое замыкание тихонько хихикает. — Ты про Зверополис? Ох, ты похож на Ника Уайльда больше меня, — отсмеявшись, делится тот. И Рэй мягко улыбается тому, что Норман знает имена персонажей. Это тепло. В такие моменты он кажется ему теплым. – Но я не против того, чтобы ты был Джуди. Мне нравится охотиться на хорошую добычу. Его что, только что сравнили с беззащитным кроликом? Рэю неловко признавать то, как ему понравилось чувствовать себя мясом в таком ключе. — Спасибо? – Сато строит брови домиком, и Норман внезапно загорается. Он всем корпусом опирается на стол, чтобы приблизиться к его лицу. Батлер вовсе не целует его, нет. Он делится чем-то сокровенным. — Ты не представляешь, как долго я хотел тебя, Рэй, — парень заправляет ему за ухо прядь волос и обжигает лицо своим дыханием. – Так что, зайчик, побудешь моим? Его шепот пускает по телу электрический ток, и Рэй сглатывает, прежде чем кивнуть.***
Ладно, если до этого времени, Рэй считал себя мужчиной, теперь он чувствует себя неопытной старшеклассницей. Так и запишите на его надгробии. — Номер на двоих, спасибо, — чеканит Норман, выуживая кредитку из кармана бомбера. Такие обычно носят спортсмены. Рэй мониторит вшитую эмблему все то время, что студент расплачивается, делая мысленно ставки на то, что сова на его спине — фишка чужого братства. Женщина за столиком регистрации, хмыкая при виде них, механически проделывает всю работу. Она даже не уточняет детали, вроде «хотите ли вы в номер бутылку шампанского?» или «желаете ли вы еще что-нибудь?», или «насколько продлить вам бронь?». И тут Рэя осеняет — все это напускное безразличие сотрудника кричит о том, что Норман здесь не впервой. Женщина зачем-то бросает на него жалостливый взгляд, когда Норман хватает его за руку и уводит в сторону лифта. Из-за этого Сато чувствует себя грязным. Он здесь по собственному желанию, ему не нужна ее жалость. Скольких же Норман водил сюда, раз от его поведения устали даже работники мотеля? Норман прижимается к нему в лифте, кабинка небольшая, но здесь висит зеркало, и Рэй может видеть, как его загоняют в угол. Чужие руки беспорядочно блуждают по нему, он сжимает свою челюсть, стоит Батлеру заняться исследованием его шеи. Тонкий звук оповещает их о прибытии на нужный этаж, и как только двери лифта раздвигаются, они вновь шагают как раздельные, полностью автономные личности. Батлер напевает какую-то музыку, разбираясь с картой-ключом и собственной верхней одеждой. Его движения выверенные, он здесь точно не второй, не десятый раз. Как хорошо, что в мотелях убираются. Их ожидают чистые простыни, скромная, но широкая кровать, и Рэй благодарен тому, что здесь нет свеч или лепестков роз. Норман не разувается, играется недолго с его волосами и предупреждает о том, что собирается в душ. Рэй хмыкает, снимает с себя джинсовую куртку, и передумывает над тем, чтобы скидывать кроссы. Парень нерешительно присаживается на самый краешек кровати, и прислушивается к своим чувствам. Сколько времени проходит? Его не собираются совращать. У Рэя есть опыт, но в принципе, ему не стоит беспокоиться, раз дело должно обойтись одним минетом. Он зачем-то вспоминает свой первый раз, и эти болезненные ощущения и неловкость накатывают на него смешками. Сато хихикает. Он собирается отсосать Норману. Господь милостивый. Будто прочитав его мысли Норман зовет его с душа. Рэй не откликается. Он прислушивается к чужим шагам, к напору воды – та совсем стихает, а после пораженно разглядывает не менее пораженного Нормана с белоснежным полотенцем на бедрах. — Блять, — произносят они одновременно. Норман грозно надвигается на него, закрывая дверь в ванную, и придерживая рукой несчастное полотенце. – Ты не отзывался, — говорит он, сокращая расстояние. – Я успел расстроиться, думал, ты убежал. Упс. Теперь у него нет обратного пути. — Не пришло как-то в голову, — признается Рэй, за что получает одобрительный кивок. – Мы собираемся сделать это? — О да, — улыбается Норман. Он зачесывает свои волосы, и это… Ладно, это хорошо. Вкупе с его мягким телом из-за горячей воды и нежной улыбкой это действительно пригодное оружие, если вы собираетесь кого-то убить. – Так, я только возьму смазку, — Рэй было хочет запротестовать, но тот уже бросается к своему рюкзаку. Он что, носит смазку с собой? Норман видит его удивление и отвечает на безмолвный вопрос: — В мотелях обычно такое дерьмо предлагают, что резинки, что это. Ты можешь посмотреть, они в тумбочке. Я не удивлюсь, если у них истек срок годности. Рэй морщится, вовсе он не хочет смотреть на них. Он неловко стягивает с себя футболку с принтом группы «Gorillaz» и закатывает глаза, потому что Норман свистит ему. — Зачем нам смазка? Норман вытягивает губы уточкой, и Рэй не может хмуриться, самолично атакованный смешками. — Я не люблю, когда всухую. — Но мы же не собираемся, — Сато не может объяснить, почему продолжает улыбаться. Причина ли в том, что Норман своим настроением влияет на него? Это похоже на электромагнитную тягу. Норман подходит к нему с кошачьей грацией, шепчет на ухо, вызывая оклик в паху: «Что мы не собираемся?». – Я просто отсосу тебе. Я не хочу, ээ, глотать эту штуку. Норман отстраняется, размышляя, и судя по его довольному лицу, решение он находит. Парень мягко убеждает его: — Это гель-смазка, она должна быть съедобна. По крайней мере, никто не жаловался, я сам ее пробовал, у нее вкус вишни и по запаху… — Заткнись, пожалуйста, — Рэй устало вытягивает одну руку вперед, пальцами второй дотрагивается до переносицы. Из-за этого Батлера его мозг взорвется, штуки с давлением не должны настигать его в столь раннем возрасте, да еще и по такой причине. Он уже готов дать свое согласие, как Норман говорит: — Давай мы попробуем, — и макает свой палец в бутылек, чтобы дразняще сомкнуть его после между своих губ. Блять, это что, средний палец? Напротив делают задумчивое лицо, будто стараются распробовать вкус. И выносят вердикт: — Не ахти, но получше спермы. Рэй с глубоким вздохом сокрушается. — Ладно, думаю, я могу это сделать. — Хорошо, — Нормана взгляд немного темнеет, когда он снова подходит к нему. Рэй чувствует свежесть и отголоски чужого шампуня. Он касается его оголенных, раскрасневшихся плеч, с осторожностью исследует яремную впадинку, линии ключиц губами. Парень чувствует движение чужого кадыка под своим языком каждый раз, что Норман сглатывает. Он останавливается на его шее, чтобы вкрадчиво поинтересоваться: — Что означает твоя татуировка? Норман раздраженно вдыхает ему в ухо, отталкивая от себя. — Это тупо, я не собираюсь тебе рассказывать. Рэй пожимает плечами. Это не должно его расстраивать сейчас. Он неловко переминается с ноги на ногу, не зная, как бы лучше намекнуть Норману. В итоге, ему приходится быть прямолинейным. — Мы можем лечь, или, как ты хочешь, чтобы это произошло? — Рэй, ты атеист? Это то, о чем они говорят перед тем, как… Блять. Рэй качает головой, Норман невыносим. Как он умудрился вообще влюбиться в такого придурка? Терпение, Рэй, терпение. — Нет, а ты? — Так ты верующий! Замечательно, —Батлер нахально игнорирует его вопросы. В голову закрадывается мысль о том, что он пытается его вывести из себя, но потом эти мысли исчезают, оставляя за собой оглушающую пустоту. Норман усаживается на кровать, опираясь на нее ладонями, и приглашающе разводит свои ноги в стороны. Зрение Рэя подводит, перед ним мираж. – Я подумал, что ты выглядишь миленько, когда молишься ночью. Постоишь для меня на коленках? У Рэя были парни. Штук четыре за всю его жизнь, девушек всего две, но не об этом речь. Их отношения пришлись на пубертатный возраст и, как и полагается всем подросткам, они все были ужасно извращены. Знания они черпали из порно-роликов и не редко пытались повторить какие-то сценарии, нелепые или, откровенно говоря, пугающие. Все эти похабные штуки, вроде грубости или обидных прозвищ из клубнички заставляли его считать себя гуру секса. С возрастом он понимает, как сильно ошибается. Что ж скрывать, ему до сих пор неловко видеться со своими бывшими, потому что элементарно стыдно смотреть им в глаза. Можно сказать, Рэй забывает об этом. Но вот он. Истинный извращенец, мастер своего дела. Мистер «Его перетрахал весь универ» сидит перед ним. Возможно, он бог, в каком-то смысле этого слова. Рэй опускается перед ним, не смея заглядывать в глаза, и тогда Норман мягко, отвратительно осторожно тянет его за волосы. — Смотри на меня, — требует. Ох, Рэй посмотрит. Он так на него посмотрит, что в жизнь взгляда не отведет. Сато хмыкает, хватая чужое запястье – их положение ничего не значит, он не позволит обращаться с собой как с какой-то дворнягой. Норман понимает его по одним усталым глазам, кивает улыбчиво и треплет за волосы. Вот же сволочь. — Где твоя стремная смазка? – интересуется он, медленно ведя носом по чужим ногам – у Нормана гладкая кожа, он не удивится, если он полностью гладкий. Норман тянется за бутылочкой и, пользуясь моментом, Рэй избавляется от полотенца – теперь Норман наконец-то обнажен. Тот смеется хрипло, возвращаясь. – Гладкий, —констатирует Сато. Все, как он и думал. Его бесит, что даже член Нормана такой аккуратный и красивый. Не то, чтобы он видел много членов за всю свою жизнь, но вот этот мог бы красоваться на каком-нибудь сайте, типа Asianguys или Noodles. Норман собрал бы очень много просмотров. Рэй бы получил очень много мозолей. Парень растирает в руках смазку, грея ее, пока Норман заинтересованно наблюдает за его действиями. — У тебя есть опыт, — замечает он. Рэй хмыкает, приторный запах вишни бьет ему в нос. Господи, он собирается это сосать. – Ты всегда такой молчаливый? — Блять, ты ведь понимаешь, что я в любом случае не буду говорить с набитым ртом? Батлер заливисто смеется. Он хохочет что-то вроде «Я бы посмотрел на это», но слова тонут в громком стоне, когда Рэй впервые касается его. — Холодно, — капризно верещит тот. Рэй закатывает глаза, уж простите, Ваше Высочество, он сделал все что смог. Пока он только надрачивает ему, Норман подсказывает ему темп и все еще сидит, опираясь на вытянутые сзади ладони. Ему нравится то, что он видит? Рэй же не выглядит нелепо? — Эм, — зовет он его. Студент лениво смотрит в ожидании. – Норман, не мог бы ты... Похуй, забудь. — Что такое? — Норман пододвигается ближе и мягко касается его щеки. Холод его руки немного придает ему смелость в том, что Рэй собирается попросить. — Мои руки в смазке, и я не хочу, эм, испачкать волосы. Не мог бы ты их заправить мне за уши? Рэй зажмуривается. Какой же он тупой. Хорошо хоть не заикается. Однако, над ним все равно ожидаемо прыскают. — Милашка, — восхищенно тянут сверху, и встречаться с ним взглядом тоже восхитительно: в голубых глазах плещется нечто вроде счастья? Когда дети получают на рождество от Санты то, что именно просили в письмах, они выглядят также. – Конечно, Рэй, я позабочусь о твоих волосах. И Рэй наконец-то пробует это счастье на вкус. Во вздохах Нормана, негромких стонах, в пальцах, придерживающих его черные пряди, даже в надломе бровей – он чувствует, как сильно в нем нуждаются. — Зубы, — шипит Норман, и Рэй запоздало отстраняется. — Черт, прости. — Все нормально, просто аккуратнее. — Ага. Пиздец, пиздец, пиздец. Ему становится неуютно, раньше он отлично справлялся с отсосом и получал много похвалы, но видимо застой без отношений отражается на нем не самым лучшим образом. Он извиняюще пытается заглотить больше, чем может, и когда головка члена ударяется о заднюю стенку горла, Рэй зажмуривается, но продолжает имитировать фрикции, насаживаясь головой. Он предупреждающе впивается пальцами в чужие бедра, потому что Норман тоже пытается украдкой толкнуться глубже, двигая ими. Ему не нравится чужая самовольность, но следует Батлера похвалить за то, что тот не хватает его за волосы или не требует чего-то вслух. Рэй проходится языком по всей длине, потому что ему самому такое когда-то нравилось, и старается быть аккуратным, чтобы не задеть чувствительную плоть зубами. Парень также сжимает большой палец правой руки в кулаке, сдерживая таким образом рвотный рефлекс. Вишневая смазка ужасно на него действует. Он практически не чувствует ее вкуса, но ощущает приторный запах. По прерывистому и шумному дыханию сверху, Рэй осознает, что Норман достаточно близко. Он на языке чувствует чужую пульсацию, его челюсть и шея на деле ужасно болят, а ноги давно затекли. Сато думает, что у него во рту сейчас расстилается целая Сахара, или нет, лучше пустыня Калахари. Великий и малый голод, не так ли? Есть еще третий тип голода. Он охарактеризует его как похоть. Норман, обильно кончающий в его рот с зажатым рукой ртом может выступить в качестве его иллюстрации. Да, ему впору украшать обложки глянцевых журналов, или самое место в каком-нибудь справочнике закладкой-фотографией интимного характера, чтобы каждый, кто решится его прочесть или разгадать, мог передумать. Вот почему он такой скрытный, всегда где-то на поверхности, обманчиво спокойная, прозрачная гладь воды. Но Рэй знает — глубина Нормана непостижима. — Ты все проглотил, — хмыкает Норман. Он обворожительно растрепанный, а раскрасневшееся лицо перекошено. Рэй находит его милым и, запечатлев мысленный снимок, кивает онемевшей шеей. Он массирует ее и свой затылок, предварительно вытерев бессовестно руки о худые ноги Нормана. Рэй встает с колен, чтобы немного походить. А еще ему нужно много воды. На самом деле все просто – он проглатывает все, потому что не хочет, чтобы ему кончали на лицо. Из двух зол выбирают меньшее. — Куда ты? – спрашивает в спину совсем обмякший Норман. — Хочу пить. Здесь есть вода, помимо той, что из крана? — Посмотри в моем рюкзаке. Рэй послушно направляется к дверям, где они оставляют свои вещи, и находит минералку. Присасываясь отчаянно к бутылке, он думает о том, что они еще не целовались. Есть ли у Нормана на этот счет собственный пунктик? А если нет, Рэю, наверное, стоит почистить зубы. Да, определенно. Рэй лениво направляется в ванную, он на полпути, когда Норман зовет его. Батлер лежит на кровати, голый, распластавшись звездочкой. Рэй смеется его виду. — Выглядишь выжатым, — комментирует он. – Так и есть, — хихикают ему в ответ. Сато видит, какое усилие делает над собой парень, чтобы принять сидячее положение. Норман смотрит на него с усталой улыбкой. – Давай помогу? Неудобно же ходить со стояком в штанах. «Так и есть» отдается эхом в голове. Рэй мотает ей в стороны, он знает, каково это быть суперчувствительным после оргазма, и не хочет взаимной дрочки из обязаловки. Есть еще одна вещь – Рэй боится, что стоит ему пустить Нормана к своему члену, как тот бесследно исчезнет на завтрашний день. Он представляет, как Норман бежит голый с его членом в руках — карикатурный кадр, и это, откровенно говоря, ужасно, почему такое его смешит? — Окей, как знаешь, — Норман не стремится его переубеждать. Вместо этого он довольно забирается под одеяло, чтобы улечься на бок. Как бы между делом, он сообщает ему сонным голосом. – Номер проплачен до девяти утра. Оставайся, если хочешь. Только не буди меня. Рэй ничего не может поделать с тем теплом, которое разливается у него в груди. — Иначе что? – забавляется он. Норман мычит ему из своей подушки. — Хер откушу. И Рэй смеется.***
Они, к его счастью, просыпаются вместе. Обмениваются сонными приветствиями, негодуют на свои будильники. Норман, спавший голышом одевается, пока Рэй пытается пригладить свои волосы и одновременно прочесть все сообщения в телефоне. У него два пропущенных звонка от матери, и по одному от участников группы. Помимо всего, его общий чат в университете и личный чат с Эммой разрываются от спама. Ох, дело – шляпа, кажется, он просрал их вчерашнюю репетицию. Батлер отвлекает его, говоря о том, что ванная свободна, и ему следует поторопиться. Рэй поднимается устало и уже внутри уборной рассматривает в зеркале свое отражение. Жалкое зрелище. Он выглядит побитой псиной. Неверяще парень замечает темноватый засос на шее. Когда Норман успел? Должно быть, в лифте. Он досадно вздыхает, сам Сато был слишком погружен, чтобы оставить на нем следы. Студенты выходят из номера с одинаковым желанием прогулять свои пары. Рэй, шагая по холлу, ловит на себе удивленной взгляд вчерашней сотрудницы. Это делает его день лучше. — Прежде чем ты выдумаешь себе всякое, давай разъясним кое-что, — говорит Норман перед тем, как откусить кусочек от своего хот-дога. Они идут в эту закусочную, ведомые своим малым голодом. На улице хорошая погода, утренняя прохлада, ясное небо, ранняя осень – все настолько живописно, что, вернувшись к себе, Сато обязательно попробует передать этот пейзаж. И, возможно, Нормана, забавно завтракающего американским хот-догом и отчаянно стремящегося звучать серьезно. Рэй потягивается довольно — давно он не чувствовал по утрам такую бодрость. — Давай, — Он соглашается и тянет руку за апельсиновым соком, смотрит многозначительно на ананасовый в стакане напротив, и шестеренки в его голове крутятся единым механизмом, поезд гудит: «Ту-Ту». — Это ничего не значило. Кроме того, что ты прощен за игнор и мое свидание. — Ага. — Это было хорошо, — смутившись, добавляет Батлер. Студент похож на белку или хомяка, когда что-то жует. – Почему ты не ешь? – спрашивает он озадаченно. Рэй пожимает плечами, обхватывая губами соломинку. — Не могу сейчас смотреть на сосиски. Норман разражается таким диким смехом, что пожилая женщина – хозяйка заведения грозится им шваброй. Батлер вытирает рот салфеткой, прежде чем взять в руки нож, и да, Рэй был прав, он левша. Парень смотрит, как его вчерашний любовник услужливо режет ему хот-дог на маленькие части. Норман подмигивает ему, «Разделяй и властвуй». Рэй восхищается, «Ты ебаный извращенец». В любом случае, это немного помогает, и он подцепляет вилкой кусочек булки с вытекающим соусом и сосиской, чтобы засунуть его в рот. — На меня порой тоже находит, — признание Нормана достаточно тихое, чтобы его не могли услышать остальные редкие посетители, в основном это дальнобойщики. Рэй жмурится в страхе, что те подслушают разговор и вскоре их где-нибудь зажмут. – Меня воротило в первое время от овсянки и йогуртов. Сейчас такое происходит реже, и не настолько категорично. Я стараюсь чаще брать напитки с взбитыми сливками, чтобы привыкнуть. Рэй моментально вспоминает все его отвратительные приторные заказы и мысленно хватается за голову. Он хочет сказать, что ему не нужно привыкать к этому чувству, но вместо этого, смущенный, опускает голову вниз. Ему ли это говорить? — Почему ты… — Почему я такой? – угадывает Норман. На самом деле, Рэй хотел спросить, почему он заставляет себя, но второй вопрос намного глубже. Он слушает, как Батлер уходит в свои размышления. – Я полагаю, что ты прав, и вчерашнее было слишком для извинений. Я подумал, что мог бы ответить на твои вопросы, если они есть, или отплатить тебе по-другому. Норман ласково улыбается, склонив голову набок, и водит носком своих туфель между его ног под столом. Рэй возвращает ему кривоватую улыбку и качает головой. — У меня много вопросов. Норман фыркает. — Кто бы сомневался. Ну, давай, задавай, — парень делает большой глоток сока, и скучающе подпирает голову на столе. Его взгляд адресован разворачивающемуся за окном пейзажу. — Ты на чем-то сидишь? – спрашивает Рэй осторожно, и студент напротив давит в себе глухой смешок. Он шутит что-то про стул и даркнет, но под серьезным взглядом Рэя, все же отвечает. К его большому облегчению, отрицательно отвечает. – Хорошо, какая твоя любимая песня? — Ты издеваешься? – Норман хмурится то ли обескураженно, то ли действительно со злобой. Он шипит на него какой-то дворовой кошкой. – Думаешь, позадаешь мне вопросики из девчачьих анкет, и я быстренько переобуюсь, потеряв голову? Рэй тоже хмурится. Он собирает в себе всю свою смелость и вкладывает ее в то, что собирается сказать этому высокомерному, дурашливому, очень красивому молодому студенту. — Я не хочу, чтобы ты менялся. Конечно, меня интересует твое прошлое и причины. Эмма говорила, что ее друг был слабаком, и постоянно получал от хулиганов, часто мог слечь по болезни, потому что легко простужался, но был таким очаровательным мальчиком, что ей до сих пор трудно принять то, что ты сделал с Виолеттой. Но, несмотря на это, она все еще скучает по тебе. Норман сжимает свою челюсть, кажется, что его ударили куда-то очень глубоко. Он прожигает в Рэе дыру добрую минуту, пока его сверлящий взгляд не оказывается прикованным к окну. Рэй не уверен, слушает ли тот его вообще, но все равно продолжает. — Знаешь, ты мне нравишься, Норман. Нравишься таким, понравился именно таким – интриганом, строящим козни, — парень слышит чужую усмешку, и это почему-то прибавляет в нем уверенность. – Ты чем-то похож на Мориарти, — смеется Рэй, чувствуя неловкость за свои слова. Она бьет его подушечки пальцев электричеством. – Широта твоих взглядов восхищает. Ты вдумчив, кокетлив, у тебя хорошее чувство юмора. И я хочу узнать тебя лучше, увидеть с разных сторон, узнать, какую еду ты любишь, почему носишь эти тупые стельки, сколько у тебя дурацких рубашек. О, матерь божья, это что всхлип у него поперек горла? Святая Тереза, Рэй же не собирается признаваться в слезах? — Блять. Рэй шмыгает носом и с какой-то ненавистью протыкает вилкой последний кусочек хот-дога. Теперь его тарелка чиста, как и совесть. Он взваливает весь свой груз на плечи другого и чувствует себя эгоистично свободным. Ему не жаль Нормана, тот даже не обращает внимания на сумбурный, будто не дожеванный кусок сэндвича конец признания. Но потом он бурчит, и сердце Рэя глупо замирает: — Я скину любимую песню, если ты дашь мне свой номер.***
Они идут пешком на протяжении долгого времени. Каждый раз, проходя очередную остановку, Рэй счастливо считает свой пульс. Они говорят обо всем: о последнем альбоме Гарри Стайлза, о шедеврах кино, даже обсуждают его музыкальную группу. Он рассказывает о том, какие песни они играют, в основном это рок, куда часто ходят на прослушивание, и где выступают по выходным. Еще Рэй задает вопросы, и Норман жалуется ему, будто оказался на допросе или «в гостях у Эллен». Шутит, что это одно и то же. Они смеются с последнего выпуска шоу, и таким образом Сато узнает следующее: Любимый цвет Батлера голубой (Они не шутят над этим). Он не любит жирную еду, терпеть не может рыбу (Рэй не расстроен и не замышляет сводить его в японский ресторан). Норман учится на бионика. Бионика! (Иисусе, его трусы почти мокрые) Ему не нравится римминг (Это вовсе не убивает Рэя). Каждая из этих новостей заставляет его сердце биться чаще. А потом их пути расходятся – Норман садится на свой автобус, Рэй переходит дорогу, чтобы поехать в противоположную сторону. В тот вечер он добавляется к Норману в подписчики, и замирает с глупым выражением лица – Норман подписывается в ответ. У него более двух тысяч фолловеров, в то время как Рэй не может похвастаться даже третью от данной цифры. Лента невероятна эстетичная, как у каких-то блоггеров. У него много актуальных кружочков и вдумчивые посты. Рэю бы не описаться от радости, сколько новой информации! Его останавливает от скроллинга лишь уведомление от инстаграма. Пользователь _Norman22194 отправил вам сообщение: Deptford Goth – Union. Рэй разбирает аккорды к ней всю ночь.***
— Рэй! – Кричит на него Виолетта да так громко, что сидящая на потертом диванчике Гильда вздрагивает от страха. – Ты либо, блять, сейчас берешь себя в руки, либо нахрен проваливай. Лучше не мешайся. Рэй со злостью стягивает ремешок электронный гитары через голову, и вешает ту аккуратно на стену. Его распирает от желания что-то разбить, но он не может позволить себе крушить инструменты. Эмма с молчаливым сочувствием провожает его фигуру вплоть до дивана, а потом Дон дает им сигнал и они прогоняют неудавшуюся часть заново. Без его электрогитары звучит не очень, все же он выполнял основную работу. В руках у Эммы бас, перед ней микрофон. Она поет о том же, что и все люди их возраста – о понимании, свободе и любви. Рэю хватает наглости, чтобы залезть обратно в телефон. Боковым зрением он видит, как Гильда осуждает его сквозь свои очки. Норман после их совместного утра в мотеле пропадает с радаров. Точнее выражаясь, он откровенно его игнорирует. Батлер постоянно что-то постит, выкладывает истории, грузит их ненужными, заумными, локальными мемами. Кто-то вообще над ними смеется? Рэй отправляет ему пару сообщений после его песни, что-то вроде «Хей, она крутая», «Хочешь кофе?» и «Ты в порядке?». И после этого он ему не пишет. Потому что Норман молчит, читает, но молчит. Зато открыто показывает насколько он в порядке там без него. Рэй не собирается за ним бегать, он просто преследует его аккаунт, вот и все. Он нажимает на свежую историю, впопыхах надевая наушники. Все в порядке, это всего лишь фото, Норман выкладывает ее утром. На ней нет его самого, снимок еще сонной библиотеки. Батлер подобно Моне пытается передать игру света между стеллажами. На следующей истории видна его белоснежная макушка, на фоне девушка, которую Рэй не так давно видел, стоит на лестнице, перекладывая книгу в один из верхних рядов. Внезапный кадр. Подписано лаконичным «Мило» и отметкой страницы коллеги. Так он узнает ее имя – Анна. Рэй закатывает глаза, но продолжает листать. В этот раз это видео, оно короткое, длится меньше пятнадцати секунд. Выложено не так давно, снято, вероятно, в такси. На кожаных сидениях трясутся четыре напитка в подставочке, а рядом дрожит причудливая коробка, в которую обычно упаковывают торты. Также виден кусочек его руки с подрагивающими пальцами. Надпись: «Пожалуйста, не тряситесь». Непонятно, имеет ли он виду еду с прозрачными стаканчиками или же свой тремор. Похоже, Норман развлекается. Небось, очередное свидание, может даже групповое. Но зачем так сильно париться, если ему требуется лишь секс? Чертова головоломка. Его отвлекает от чужой ленты шум в гараже, только сейчас он запоздало понимает, что музыка давно стихла. Рэй поднимает взгляд, и видит как в двери, ведущей к кладовке, а после нее и внутрь дома, стоит пацан лет тринадцати. Улыбается отбитым зубом, по цвету волос это Лани — один из близнецов-братьев Эммы. — Мама тебя зовет, — говорит он, и Эмма, непонимающе хмурясь, следует за ним. Они остаются, кто стоять, кто сидеть, и Дон предлагает ему покурить, Гильда тут же возмущается, и в конечном итоге Рэю компанию составляет Виолетта. Вдвоем они выходят из гаража общей подруги и проходят еще дальше, чтобы случайно не разозлить маму рыжеволосой. Мимо них проходит такси и плавно паркуется перед домом. Виолетта просит у него огня да так и замирает с сигаретой между губами. Рэй удивляется не меньше. Мир перед глазами драматичная, финальная сценка из фильма. Он ахает, наблюдая, как Норман весь при параде — в джинсах, мягком кофейном свитере с неизменной рубашкой под ним, выходит из машины и поправляет кепку. Студент, забирая те самые напитки и ту самую коробочку, направляется в сторону дома. Они оба замечают, как тот растерянно останавливается на полпути при виде открытого гаража и целующихся Дона с Гильдой. Они тоже немного зависают, а после Виолетта кричит, но Рэй вовремя успевает зажать ей рот ладонью. Эмма выбегает к Норману с главного входа и бежит-бежит-бежит. Норман успевает положить свои покупки на недавно скошенный газон, и ловит подругу в объятия. Закатное солнце греет в своих лучах двух потерянных, и Рэй, залюбовавшись, не сразу понимает, откуда эта боль. Виолетта его кусает, вырывается из хватки и чуть ли не мчится к парочке, но уже поздно – старшая миссис Стоун, такая же целованная огнем рыжая, зовет дуэт внутрь. Спустя какое-то время долгой молчанки, Виолетта покидает их. Будь в гараже обычная дверь, вне сомнений, хлопнула бы ею. Дон и Гильда сидят на багровом диванчике, а Рэй занимает место за ударной установкой. Они лениво переговариваются о чем-то, коротая время в ожидании общей подруги. Дон рассказывает про новый ужастик, на который хочет пойти и Гильда толкает его локтем в бок. «Фу, брачные игры», смеется Рэй. Они обсуждают предстоящий год, их планы, как для учебы, так и в качестве группы. Успевают даже затронуть последний футбольный матч, «Эти пидоры слишком легко забрали тот гол во второй половине». В целом, проходит час, по ощущениям Рэя – вся жизнь. Эмма заходит к ним, обворожительно улыбаясь, а за ней следуют Норман и его заинтересованность. Рэй чувствуя, как предательски потеют ладони, кладет палочки на пол. — Вау, Эмма никогда не приглашала нас внутрь. Ты особенный, — хохочет Дон, протягивая руку для приветствия, когда Эмма знакомит их. — Хватит канючить, вы все были у меня на праздниках, — девушка качает рыжей копной и нежно улыбается своим друзьям. Обычно ее улыбки широкие, в этот раз что-то есть в сдержанных уголках губ – возможно, это тоска. — Это было так давно, как летний сон, как летний сон, — Пение Дона немного смягчает напряжение, которым окутано их место для репетиций. Норман вежливо улыбается, пожимая смуглую руку. – Это очаровательная леди в очках моя девушка – Гильда. Шары держите при себе. Гильда краснеет, громко возмущаясь поведением своего парня все то время, что Эмма и Дон смеются. — Понял, принято, — хихикает Норман, аккуратно обмениваясь и с ней рукопожатием. Эмма разворачивается к нему, заметно притихшему, и Рэй вздрагивает, когда Норман повторяет за ней. Их глаза встречаются. — А это Рэй, мой лучший друг. Он крутой, вы обязательно подружитесь. Рэй, Норман – друг детства. Дон поддакивает, приобнимая Гильду за плечи: — Пост отдал, пост принял. Но Норман больше не смеется и не хихикает, не шутит. Он лишь улыбается ему с легким удивлением, как и все прошлые разы их знакомств. Рэй поднимается с места с тяжелым вздохом, чтобы протянуть ему руку. Батлер пожимает ее. — Будем знакомы, Рэй. — Взаимно, Норман.***
— Злишься? – спрашивает у него Норман поздно вечером, когда они вместе покидают дом общей подруги. Им все еще по разные стороны, но Рэй упрямо шагает в противоположном направлении. Кажется, что он все ищет и ищет что-то, но никак не может найти. — Немного. — Ветер холодный треплет его по волосам, заглядывает под полы черной толстовки. Рэй натягивает на себя капюшон, и голос Нормана рядом становится тише. – Ты избегал меня. Как будешь извиняться? Норман усмехается, беспечно выбегает вперед, сводя руки за спину и заглядывая ему в лицо. — Не буду, — Вот же говнюк. – Я думал обо всем, что ты мне сказал. — Я вижу, — закрывает глаза Рэй, чтобы остановиться и перевести дыхание. Его вечный поиск не прекращается даже с его паузами. – Ты решился наконец прийти к ней, я рад. Ты молодец. Батлер хмыкает, невпечатленный. Он снова равняется с ним плечом, тукается им ребячливо. Внезапно для себя Рэй видит в том ребенка с его гиперреактивностью и жаждой телесного контакта, он может представить его очаровательным, но капризным карапузом. Норман шагает рядом, все еще похожий на чью-то тень, эфирный и эфемерный. Рэя внезапно настигает какая-то странная тоска, он думает о том, что мог бы спеть его любимую песню, сыграть на гитаре или продемонстрировать свои рисунки. Луна смотрит на них зачарованно, виновница его мыслей. При ее свете Норман кажется ему на своем месте. Его глубина пленит. — Рэй. — Да? — Ты все еще хочешь узнать меня ближе? – Рэй оглядывается на него со всей своей растерянностью, кивает смущенно. Норман не смотрит, но, наверное, ему и необязательно видеть его согласие, чтобы быть уверенным в том. – Тогда предложи. — Норман, ты хочешь встречаться? – Норман как бы невзначай жмется к нему, удивленному ближе, их руки соприкасаются. Они переплетают пальцы. Его ладонь все еще холодная, но Рэй ощущает это мгновение, как нечто, способное согреть. — Я буду изменять. — Я знаю. — Я буду требовать от тебя очень многого, — говорит он, внезапно разворачиваясь и оказываясь впереди него. Норман улыбается ему мягко, а большим пальцем свободной руки трогает его губы, будто бы намекая, что именно он будет требовать в таком большом количестве. Рэй кивает, соглашаясь, принимая правила очередной его игры, и слышит шепот прямо у своих губ. – Значит, договорились. Рэй накрывает его стремительно надвигающееся, смущенное лицо обеими руками. Задерживая. Он готов играть, готов вручить свое сердце в эти холодные-холодные ладони, и даже готов к тому, что его разобьют на тысячи осколков, но для начала ему нужно убедиться. Портрет Батлера из паззлов все еще незакончен, в нем отсутствуют несколько деталей. — Я тебе хоть сколько-нибудь нравлюсь, Норман? Не в физическом плане. Тот промаргивается, его щеки под руками Рэя странно горячие. Одинокий фонарный столб мигает над ними, тишина улицы ожидает ответа. — Полагаю, ты мне интересен во многих смыслах, — хрипит Норман в ночи такой правильный, родной. – Это равноценный обмен. — По рукам, — Рэй улыбается и целует его первым.