Ευλογία

      ℰсли стоять у подножия храма, то можно было видеть, как высокие его колонны удерживают небо и порой, когда солнечный диск в зените, перекрывают его лучи для простых смертных в наказание за мелкие грехи, разделяя город длинными и чёрными тенями. Сегодня милость Богов снизошла на мир и Юрий щурится от белого, будто райского, света. Он отражался от балюстрад и карнизов, струился вдоль каннелюр и бедный мужчина, что остолбенел, задрав голову к голубому полотну, чувствовал как его пронзает это свечение, впитывается в каждый микрон кровяного тельца, пускает корни. Против ли он бы? О нет, каждый день являясь к стенам этого Парфенона, человек тлел надежду на благословение и каждый раз возвращаясь домой под покровом ночи, в мерцании холодной луны, жить становилось чуточку легче. А утром, едва просыпаясь на жёстких досках, в мыслях было одно — отработать свой час и вновь к ней, к немой Богине, что наполняла собой каждый кусок мрамора, каждый отблеск и звук. К слову, удивительно тихо было внутри несмотря на то, что на холме царил свистящий ветер, завывал между колонн и пронзал насквозь священное место. В свой первый раз, когда совсем ещё юнцом, Юрий наткнулся на этот храм, он долго и упорно восходил вверх, через облака и звёзды, через ветер и солнце, так ему казалось. И ни одно из явлений великих Богов не помогло ему в этом сложном пути. Зевс гневался как никогда, разрезая густое небо стальными проволоками, но Юрий шёл. Был уверен в том, что если не попадёт сейчас на самый верх, туда, к своей Богине, то погибнет едва рискнув сделать шаг назад. И он не рискнул, ветер рвал скромную тунику, сандалии стёрлись об острые камни, раня стопы в кровь, но всё естество тянуло туда, ввысь, за сгустки воздуха и пыли. Только нога мальчика ступила за порог храма, как природа будто выключилась — заглохли звуки паникующих деревьев, прервалась морская волна, разбившись об крутой утёс белым жемчугом и даже птицы смолкли. Всё будто прислушивалось что же будет дальше, но Богиня не позволяла вмешиваться в свои дела и хранила в строгом секрете молитвы своих прихожан. Юрий едва не оглох тогда от этой смертной тишины. За колоннадой проплывали чёрные тучи, пачкая собой края мрамора, Зевс не успокаивался, но что-то подсказывало, что бояться больше нечего — здесь его уберегут и спасут. В тот же день, ещё совсем молодой приверженец узрел свою отраду на всю жизнь, познал смысл существования и обрёл надежду на то, что не погибнет напрасно, не потратит своё нахождение на священной земле впустую. Он узрел её — свою единственную и достойную, ту, за кем готов был спуститься в Царство Аида и утонуть в небытие Посейдона, он нашёл свою женщину. Она возвышалась безмолвной статуей, белела нерукотворным материалом, а венец, что украшал голову, слепил, отражая собой весь свет этой вселенной. Юрий готов был лишиться зрения, но смотреть на неё, пока глазницы не высохнут. Готов был стереть колени в мясо и протоптать выемки у её постамента. Каждый изгиб, каждую впадинку и складку туники мужчина помнил наизусть. Казалось, одной встречи с этим шедевром было достаточно, чтобы навсегда впечатать в память тонкую шею с выгравированными венками, длинные ресницы, прикрывающие глаза и углубление в середине живота… Он лицезрел это на протяжении пятнадцати лет, каждый день дарованный Олимпом посвящал благоговению и молитве. О чём просил этот бедный прихожанин? Только о милости и всего-то. Она спасла тогда, укрыла от гнева отца всех Богов и сама же послужила причиной его гнева. Юрий всё это осознавал, но возвращался раз за разом, принимал то неземное притяжение и не боялся своей одержимости. Если так случилось, значит на то была её воля. Лишь тут удавалось побыть наедине со своими мыслями, погрузиться в тишину и спокойствие, откинуть любые смертные переживания и отдать себя в такую желанную власть. Ни на одну другую представительницу противоположного пола Юрий не смел и взглянуть под флёром симпатии или влечения, всё своё мужское начало посвящая только одной, первой и последней, той, что платонически растлила и присвоила, а о физическом и мечтать было нельзя. Так и сейчас — мужчина пришёл за покоем и одобрением. В скором ему предстоял тяжёлый выбор, родители обеспокоились холодом сына по отношению к женщинам, требовали от него продолжения династии. Хоть и бедной, всего с одним коттеджем и фруктовой лавкой, но династии. Тут-то Юрий и осознал, что не сможет евнухом прожить всю жизнь и общество с его устоями вынудит полюбить кого-то кроме Божества. Но он не желал. Даже сама мысль о том, что кто-то ещё позволит себе поселиться в его сердце, претила. Длинные ночи проходили в борьбе с собой, в муках и метаниях. Только она могла ему помочь — понять какому пути следовать. Он молил о знаке, о подсказке. Стоял на коленях по пять часов к ряду и слезами омывал гладкий камень. Ладони блуждали от края мантии до белоснежного пола, когда затекали в молебной позе. Всё блекло, хотелось освобождения, но о таком не смел и заикаться. Лишь наставление свыше, озарение мыслью, но не избавление, иначе на весы Подземного Царства будет совсем нечего положить в противовес и придётся скитаться вечность… Кроткий взгляд карих глаз в обрамлении чёрных ресниц поднимается вверх — по стопам, по тунике, скрывающей всю натуру, по рельефному корпусу и, наконец, к лицу — пухлым губам, идеальным чертам… Золото слепит снова и слеза отчаяния срывается к занемевшим ногам, которые удивительно, как не стёрлись за столько лет преклонений. Тяжёлый вздох и вдруг лёгкое касание на плече заставляет замереть в испуге. Мысленная молитва обрывается, оставляя тонкие губы приоткрытыми в непроизнесенной просьбе. Юрий боится встречаться с нежданным незнакомцем, но сглатывает ком в горле и быстро проморгавшись от бликов венца, оборачивается. Готов был столкнуться с кем угодно — заблудшим путником, соратником веры, разгневанным Богом, что приревновал к Анне, владычице храма, но не с ней собственной персоной. — Аве, Юрий, — голос разливается словно мёд, лаская слух и мужчина забывает понимать смысл слов, вслушиваясь в звуки и их мелодичность. Наверное, всё это бред в следствии лихорадки, не могло же такое случиться наяву? Сама Богиня снизошла до простого смертного, обращаясь по имени… Ходили легенды о любви Богов спускаться к простым людям и баловаться себе на потеху, но ни одна живая душа в красках и подробностях о таком рассказать не могла, всё выставляя как дуновение ветров и голоса в голове, а сегодня… Мужчина теряется, но буквально через секунду ложится навзничь, к ногам своей повелительницы. Дыхание сбивается в момент, страшно сделать вздох. Однажды этому бедному человеку удалось своими очами видеть Императора, тогда у главных ворот собрался весь город, приветствуя и ликуя во славу властителя. Огромное количество золотых колесниц, самые лучшие лошади в них и сияющие доспехи. Дух захватывало каждый раз, когда толпа прославляла его имя возгласами такой силы, что наверняка слышал сам Олимп. Но и это не могло сравниться с тем, что испытал Юрий увидев Анну — благоговение, страх, небывалое счастье… — Поднимись же с колен, верный мой слуга, — мелодичность и мягкость её тона располагала, вызывала доверие. Но он бы и так не посмел ослушаться, даже если Богиня просит перестать ей кланяться — необходимо было исполнить волю. Не смело, движение за движением, Юрий выпрямляется и когда позволяет себе взглянуть в её глаза, не сумев побороть любопытство и желание, на веки пропадает. Два осколка драгоценных камней наблюдали за ним — леса, океаны и небеса схлестнулись в бесконечной битве, образуя два совершенно нереальных и неподдающихся объяснениям кристалла. Человек не мог разобрать цвета, что-то невозможно ореховое и солнечное, безумно лиственное и тёмное отражало в себе мудрость столетий. Уста сами невольно открылись в удивлении и неизвестно сколько оборотов планеты они так стояли друг напротив друга, пока Анна не решила заговорить со своим подданным. — Тебя удивляет моё снисхождение. Невозможно было не согласиться, ведь то, что Богиня почти всегда восседает в своём храме и даже если находится за его пределами, то невербально слышит молитвы прихожан, Юрий знал наверняка, но тлеть надежду на её пришествие даже мысленно не решался. Самые свои тёмные и непристойные думы следовало оставлять за вратами святилища и раскрывать их таинство лишь по приказу. Невозможно утаить, но Юрий страшился этого приказа больше, чем самого Создателя. — Не верю своему счастью, госпожа, — глаза в пол, неуловимо пробегаясь взглядом по тонкой женской фигурке. Невероятной красоты перед ним стояло Божество и ведь совершенно такого же роста и почти одинакового строения с землячками Юрия, но невозможно было спутать. Шлейф небесного и недосягаемого стелился следом и это вызывало трепет, даже пугало. — На протяжении стольких лет ты, о прекрасный молодой человек, приходишь в мой храм и просишь благословения, — её тонкие и ледяные пальцы вдруг касаются подбородка, аккуратно подталкивая вверх, чтобы говорить глаза в глаза, и тут же исчезают, — но сегодня тебе нужна помощь? — Повелительница, я прошу простить, если обидел тебя этим, я ни в коем… Запинается, уловив строгость, непоколебимость и лёгкую морщинку меж бровей Анны, кожа ещё помнила холод её перстов. Она не это желала слышать и прихожанин спешит исправиться, дабы не наслать на себя гнев. — Лишь о знаке я молил тебя. Серебряные ниточки страха прошили поджилки, вынуждая подкашиваться. Всем известно, что гнев Божий лучше на себе не испытывать, ведь мало кто избегал его и каждый, кто становился жертвой — несли чудовищное наказание во имя очищения грехов своих. Юрий знавал тех, кому приходилось испытать суровость на себе и вставать в их ряды было бы последним, чего хотелось в жизни. Ладони потели, глаза бегали по нескончаемым колоннам и сумрачному небу за ними, только бы Богиня не пожалела, что снизошла до простого смертного. — Знака будет не достаточно и я решила наградить тебя, — два алмаза сияют всё ярче и игривее, светлая, словно прозрачная, кожа, мягко сияет в лучах закатного солнца и Анна медленно кладёт руки на грудь мужчины, — одарить просветлением и одновременно найти выход… Лёгкая недосказанность, Юрий задерживает дыхание, позволяя сердцу заходиться в стуке и оповещать о волнении женщину перед собой. Сквозь тунику чувствовал её ладони и до боли в рёбрах захотелось их коснуться в ответ. Будет ли грехом пойти на встречу? Вряд ли, ведь сама владычица храма делает первый шаг и стоит ли говорить какие мысли закрутились в голове. То, как молодой человек спал в своей кровати и почти каждую ночь проецировал её силуэт, аппетитные губы и впалый животик… Нет, нельзя. Это порочно и за это можно лишиться головы, даже если однажды посметь подумать о Боге Олимпа в таком ключе. — Так что, Юрий, ты примешь мой дар? — Шаг ближе и кажется, небосвод раскололся на две части, Земля сошла с пути своего, а вулканы вот-вот начнут извергаться. Иначе Юрий и описать не мог то, что творилось с его бедной душой, когда Анна подошла непозволительно близко и обожгла дыханием. Готов был вдохнуть её запах полыни, провести рукой по алебастровой коже и умереть на месте, проваливаясь прямо в чёрное небытие. — Я сделаю всё, что ты только пожелаешь, госпожа. В ту же секунду мир взрывается на миллиарды атомов и мужчине мерещится, что он теперь на Олимпе — самом настоящем, среди прочих Богов, поедает виноградные гроздья, запивая золотым нектаром, а вокруг сотни услужливых рабов… И всё это граничит с концом света, с великим взрывом галактики. И всему причиной губы. Сладкие, словно сок, мягкие как облака и нежные, аки Императорский шёлк. Сама Богиня целует его и вот теперь можно было умереть дважды, даже не сожалея, что всё прожито зря. Дыхание останавливается и мужчина отвечает — с нежностью, которая граничила с безумным фанатизмом. Словно касался крыльев бабочки, трепещущих на ветру. Однажды, ещё в далёком детстве, до появления кумира, Юрий целовал девочку в садах своего дяди. Они были слишком юны и невинны, чтобы почувствовать хоть малейшее желание, но он помнил вкус её губ до сих пор, ведь сам, совершенно дерзко и смело, сорвал тот поцелуй. И вот теперь те ощущения и впечатления смыты гигантским цунами, залиты кипящей лавой. Анна и её сладострастные помыслы стёрли детские воспоминания из каждого отдела мозга бедного мужчины и заполонили весь его организм — от самого маленького сосуда до целого сердца. И он отдавал себя — плоть и душу, позволял выпивать её из бренного тела, осмелившись настолько, что ответное движение губ не заставило ждать Богиню. Счёт времени потерян ещё с самого момента их встречи глазами, но теперь совершенно невозможно было разобрать какой год и месяц, сколько раз солнечные часы очертили тенью бетонный круг и какое количество крупиц упало на гигантские барханы песочных часов. Бытие остановилось, позволяя Юрию вкусить каждую дарованную секунду с плеча Богини его сердца. И когда дышать становится больно, когда кислород режет бронхи изнутри, она отстраняется, опаляя лукавым взглядом неземных очей. — Чтобы я смогла помочь, тебе тоже придётся со мной кое-чем поделиться, верный мой раб. — Слова мелодично льются в уши и отскакивают от антаблементов, создавая удивительное эхо несмотря на огромные пространства между колонн, в которых бушевало свинцовое небо своими порывами воздуха и каплями влаги. Юрий не отрывается от неё как заворожённый, несмотря на все чудеса природы вокруг, да хоть прибеги сюда Цербер, хоть пролети колесница Геры — не отвёл бы взор от своей Богини. — Всё что угодно, — склоняет голову в поклоне, хотя готов был снова пасть навзничь, — только скажи и я сделаю всё возможное. — Неужели сам не догадываешься, смертный, — пальчиком по линии его скулы, ощущая колкость щетины на себе, — невинный, — снова в невозможную близость к устам, выжигая метки дыханием, — илот? — Твои загадки, госпожа… — Юрий давится воздухом, когда это всевышнее создание берёт его за руки и опускает ладони на свои бёдра, сквозь нежнейшую тунику заставляя чувствовать жар её бессмертного тела. Оно удивительно контрастировало с температурой вокруг — захотелось прижаться, утонуть в ней, обогреть заблудшую душу. — Мне необходимо твоё семя, конечно, — шёпот почти в губы и Юрий ахает, когда с ошеломительной силой женщина толкает его в грудь. Не успевает осознать ту порочную и до безумия откровенную информацию, что произнесла владычица, как тут же следует новое потрясение. Летит назад и уже готов был проститься с любовью и роднёй, как тело приземляется на что-то поразительно мягкое и пушистое. Уж не за пределы ли храма отправила его Богиня? Но нет, это оказывается всего лишь ложе, застеленное алым шёлком и пуховыми подушками. Слово магическим образом переместился в покои Императора, но только глаза напротив и туманная реальность вокруг не давала ошибиться. Стало и правда на порядок темнее, сумрак опускался тяжёлой гирей, придавливая смертных к своим спальным местам, так и Юрий. Лежал, откинувшись на локти, не смея шевельнуться и только наблюдал, затаив дыхание, за плавными и ловкими движениями своей музы. Двигалась изворотливее пумы, легче пёрышка и грациознее лани. Не разрывала зрительный контакт, роняя на ходу тунику, что каскадом стекала на мраморный пол, обнажая идеальное тело. Юрий не смог бы сравнить такую красоту и с самой Афродитой, ведь для него не было женщины притягательней и желанней. Ей нужно его семя и он готов быть растлëнным ею, готов познать радость плотских утех под давлением Богини. Ещё вчера и в помыслах не было представлять что скрыто за сакральной завесой, а сейчас вид вызывал слюноотделение и заставлял ползти выше к изголовью, в страхе почувствовать её совсем близко. — Снимай с себя хитон, Юрий. Я хочу смотреть на будущего отца своей дочери без утайки. У мужчины кислород застревает в горле от таких откровенных заявлений, в миг становится жарко словно в жерле вулкана и через секунду холодно аки у берегов Нила в зимнее время года. Мороз по коже сменяется испариной на лбу и он просто теряется в лабиринте ощущений и лишь Анна поможет найти в нём их личное золотое руно. Тонкие занавески шатра, что скрывал ложе сверху, развивались белоснежными лепестками, а прохладная ткань пускала мурашки по рукам. Юрий не ждёт второго приказа, послушно оголяется перед единственной женщиной, кроме матери в младенчестве, что видела его в абсолютной наготе. Никакого стыда или смущения, только предвкушение того, каким же образом захочет Анна получить необходимое. Восходит на кровать медленно, искушая каждым движением и бесстыдно оглядывая своего прихожанина. Как же долго наблюдала она его у подножия своей статуи, как много раз слышала его молитвы в свою честь и чувствовала его любовь, которая грела, помогала существовать и процветать. Как известно, Боги Олимпа держались у власти лишь благодаря вере в себя от смертных людей и без неё давно бы увяли, рассыпаясь на частички пепла и развиваясь по ветру как забытое кострище. Анна же чувствовала благодаря Юрию небывалую силу, казалось, если каждая живая душа на этом свете забудет о её существовании, лишь преданность этого мужчины спасёт и возродит. Не ошиблась она в своё время, отпечатывая на его сердце свою метку, угадала, что будет он верным слугой сквозь года. И вот теперь, когда после стольких потоков энергии, что он посвятил ей одной, следовало отплатить весомой монетой, укрепить его веру и любовь, создать живое существо и вдохнуть в него соединения их невероятной связи. — Покажи мне своё мужское начало, — наконец они рядом, Богиня опирается руками в шёлк, встав на колени между его чуть разведённых ног и приближается к губам всё ближе, — обратись к природе, вспомни как твои предки имели власть над женщинами. У Юрия сводит зубы от возбуждения, никакие истоки ему сейчас были абсолютно не нужны, хватало её форм в паре сантиметров от своего тела и дыхания ветров на губах. Целует её первый, осмеливаясь коснуться точёного изгиба талии и случайно проведя пальцами по длинным волосам. Ничего мягче и приятнее он не трогал в своей жизни, ни одна искусная ткань, ни один драгоценный мех не сравнятся с нежностью и бархатистостью Богини. После первого же такого чувства возможность отпустить пропала, рухнула с обрыва прямиком в царство Посейдона да там и разбилась. Ласкать её тёплый рот было подобно озарению и мужчина забывает своё имя, свой род и принадлежность — только искусный язык и пухлые губы остаются в сознании. — А ты быстро учишься, — шепчет, отрываясь, и легко давит в напряжённую грудь, укладывая на воздушные перины, — не бойся, сегодня нам всё позволено. — Я ещё никогда… — Ш-ш-ш, я знаю, знаю. Анна ластится, заполняет собой всё пространство. Запах полыни и свежести окутывает, чувство её кожи стирает все прочие, и Юрий отпускает себя. Гори оно всё ярче Помпей, пока рядом само Божество. Ладонями по бёдрам, пока её уста исследуют лицо и шею. Готовое к соитию естество упирается ей в живот, мажет влагой и Юрий боится представить что же произойдёт, когда она решится его принять в себя. А происходит вспышка — сознание раскалывается на атомы, горячая волна сбивает с ног и Юрий чуть не ломает позвонки, откидывая голову в судороге наслаждения. Богиня медлила, но действовала уверенно, опускаясь на ствол своей женственностью, выпуская стон словно птичку из грудной клетки, лаская слух молодого человека. Ощущать себя внутри лона было невообразимо приятно, горячо и тесно. Природный инстинкт жаждал скорейших действий и Юрий качает бёдрами навстречу, погружаясь в промокший плен до самого упора и там и оставаясь. Они слились пуще прежнего, как никогда бы не предполагали, что сольются. Ауры превратились в единую виноградную лозу, свернувшись на манер косы и извергая искры от каждого касания. Дыхание рубили острым трезубцем, оно раскалывалось и превращалось в стоны, а в месте соединения их тел горело синее пламя вечного огня. Сам Создатель не был бы в силах потушить его, а каждый толчок и покачивание только сильнее подливали ароматного масла, пачкая воском нежную кожу и вынуждая Анну упираться в грудь мужчины, взявшего её. — Представь плод нашего греха, думай о нём, когда вознесёшься, — её тихий голос со сломанными вздохами, его ладони на ягодицах, бёдрах, талии… Он больше не боялся контактировать, но делал это с таким трепетом, словно женщина могла осыпаться как сахарный песок или распасться на тысячи искорок, боялся лишний раз проникать резче прежнего и просто замирал внутри, позволяя ей самой задавать мерный и тягучий темп. Необходимо было повиноваться — думать о том, какое дитя суждено им сейчас создать. Наверняка такой же неземной красоты как Анна и с таким же кротким и преданным характером Юрия. Идеальнее чада и придумать было сложно и мужчина думал — представлял, но не отрывался от тела Богини ни на секунду. Порыв взял верх, желание совсем подошло к пику и он аккуратно тянет её на себя, проводя по тонкой коже рук и впечатываясь в губы страстно и трепетно. Она слишком фарфоровая, чтобы проявлять власть или силу и Юрий осыпает поцелуями её лик, упиваясь скольжением жаркого влагалища по своей плоти. С каждым мгновением становилось всё сложнее держать себя в узде, щёки заливались румянцем от её откровенных стонов и человек решается коснуться груди. Молочная, с голубыми венками и розовыми вершинами, идеально умещалась в ладонях и вздымалась после каждого движения хозяйки. Слишком умело она оседлала его и Юрий счастлив, что дождался первого раза, не захотел отдавать себя кому-то другому, а только владычице этих земель. Лишь она заслуживала получить первую порцию его обжигающего семени и показать как сладко быть в синтезе с женщиной. Пускай Олимп смотрит сейчас с осуждением, пусть завидует или злится — полотно шатра скрывало их от голодных взглядов других Богов, располагало к откровению. Они крадут поцелуи друг друга и обнимают конечностями, напиваются пряным мёдом уединения до потери пульса. Всё слишком размыто — чёрные облака за колоннами, глаза напротив и свод храма. Юрий рычит словно разгневанный зверь и уверенно удерживает женщину за дрожащие бёдра, позволяя ей изгибаться, тереться о грудь своей и мокро ласкать напряжённую шею. Лоно сокращается, жадно впитывая в себя каждую плодоносную каплю из его сосуда и кажется, что это конец, что они умирают в руках друг друга и снова возрождаются будто птица Феникс — по кругу. Богиня расслабляется, обмякая как уснувший кот, как морская пена и ложится на мужчину, заканчивая их плотную и порочную связь обменом сердечного ритма. Их свершению позавидовала бы дева любви и брака, а Юрий смиренно обнимает свою женщину, вплетая пальцы в её роскошные локоны и почти засыпая под тишину святилища. — Вот мы и завершили наш обряд, тебе было хорошо? — Анна улыбается, мягко стекая рядом с ним на ледяной, по сравнению с их телами, шёлк. Абсолютная синергия и открытие душ произошло сегодня, и Юрий был на седьмом небе от счастья, испытывая такое. — Я и мечтать не мог, моя госпожа… — Глядит на неё с чистым восхищением, опасаясь вдруг, что его ладонь на остром плечике сочтёт чрезмерной и спешит спрятать глаза за пушистыми ресницами. — Возвращайся сюда на каждый оборот солнца, успокой родителей, что нашёл достойную мать для их внука и через время ты получишь свой дар. — И мы более не встретимся? — Надежда и вселенская тоска появляется на дне его чёрных зрачков, и даже солёная влага собирается у уголков. — Когда найдешь у постамента свёрток — уходи без молитв, береги нашу дочь как самое ценное сокровище на этой бренной земле, а как исполнится ей десяток лет — приводи в мой храм и познакомь с предком. Пусть ни единая душа кроме вас не знает о нашем союзе, а родителям солги, что её мать умерла при родах. Ты всё запомнил, Юрий? Едва Богиня получает его утвердительный ответ и блестящие дорожки слёз вдоль щёк, целует. В самый последний и сладкий раз. Мужчина спешит обнять, прижать к себе в страхе потерять и с желанием задержать хоть ещё на миг… Но женщина растворяется. Как туман по утру, как пыль от колесницы, как дивный сон с восходом солнца. И только тепло её тела помнит кожа Юрия, только её сладкие, словно медовуха, губы. Вместе с госпожой исчезает и ложе, оставляя бедного мужа лежать прямо на холодном мраморе и уже в тунике. Становится страшно до трясущихся поджилок, что всё это было видением, но слова всё ещё звенели в ушах вместе с эхом храма и нега удовольствия ещё не сошла на нет. Значит так было необходимо, так решила Богиня и Юрий, как послушный её раб, обязан принять волю и поспешить домой, чтобы скорее начался новый день, а за ним и следующий, дабы сократить томительное ожидание встречи с плодом их любви. Так и поступает — каждый дарованный ему день приходит к священному месту, приклоняет колени в благодарности и молитве. Просит лишь о здоровье своём, Богини и их дочери, которая сейчас была жителем чрева Анны. Каждую ночь посещают видения их жаркого соития и от того на душе спокойно и счастливо. Он обрёл то, что всегда хотел и полностью превознёсся. Родители же и впрямь обрадовались вести о том, что сын нашёл достойную невесту, мать наследника, и им было совершено не важно где она и кем является, главное, что подарит Юрию любовь и выход из не простой демографической ситуации. На девятый месяц смертный мужчина шагает вверх по горе с нескрываемым волнением, с дрожащими руками и мыслями, что разлетались в разные стороны как стая южных птиц. Всё ещё не мог поверить в случившееся, страшился гнева Богов, ведь они никогда не жаловали подобных себе наполовину, хоть и были любителями создавать таковых отпрысков по всей своей обители. Юрий же, хоть и трусил принять столь великую ответственность, готов был лечь костьми, но защитить создание, ставшее доказательством и итогом его абсолютной связи с Анной. Когда у самого начала статуи, на небольшом пьедестале, мужчина видит свёрток из белой ткани, сердце ёкает, пропуская удар за ударом. Слёзы тут же наворачиваются на очи и он бежит навстречу. Дрожащие пальцы поднимают дитя, отбрасывая с личика тонкую вуаль и Юрия словно прибивают к полу гвоздями. Совершенно идеальный союз двух существ — его глубокие и раскосые глаза с чёрными бровями, её пухлые ягодные уста и курносый носик в мелких веснушках. Это была их дочь, их Елизавета, как решил отец. Она смотрела вдумчиво и молча, лишь изредка причмокивая губами и с интересом оглядывая всё вокруг. В ту же секунду Юрий осознал, что пришёл к самому главному — к смыслу жизни. Теперь ни одно копьё не пробьёт его сердце, ни один меч не поразит голову — ведь он защитит крошечного полубога в своих руках во имя его матери и их непоколебимой любви, что стала следствием безусловной веры. Да будет так.