Жизнь?

Стук сердца, он размеренный, тихий и глухой. Смотря в даль, кажется, что все уже позади, словно и не было того ужасного скандала, что произошел часами ранее. Юноша сжимал в руках пачку сигарет и просто скрипел зубами, как он вообще до такого докатился? Как он позволил собой манипулировать? Почему вообще это произошло? Он не хотел давать надежды на то, что между ними вообще может что-то быть. Друзья… Так большинство людей, пытается быть рядом. Не важно, что в этом смысла нет. Не важно, что один любит на столько сильно, что порой нет сил даже подняться с кровати, потому что буквально задыхаешься, а второй… А что второй? Второму не то, чтобы все равно, просто второму не больно. Просто второй человек не любит. Они часто проводили время вместе, держались за руки, целовались и даже больше, у них была любовь. Да, именно этим словом можно было бы описать то, как сплетались два тела во едино, как приятно шуршит постельное белье от каждого толчка и стоны, что разливаются по комнате, словно терпкое вино, но такое хорошее и безумно пьянящее. Их секс всегда был чем-то неземным. Все начиналось с нежного поцелуя в губы, плавно переходя в страстное сплетение языков, тихого скулежа младшего и протяжного стона, стоило рыжеволосому сжать пах этого человека. Становится жарко, невыносимо жарко и в такой момент оба понимают, что одежда становится лишней, они оба ее снимают и подступают к кровати. Чуя всегда был нежным с Осаму, его отношения к нему никогда не говорило, что он его не любит или использует, вовсе нет. Оно так и кричало, что: «Вот он я, тот кто тебе нужен, будь моим и я положу мир в твои ноги». Ошибка Осаму, что он принимал это за действительность. Ведь на самом деле, Накахара любил с ним секс. Плавно входить пальцами в податливое тело, касаясь стенок кишечника, поглаживая, растягивая. Нравилось находить заветный комок нервов и нажимать на него, наблюдать как лицо шатена меняется, становится невыносимо пошлым, как с уголка губ стекает слюна и льется сладостный стон, что было лучшей музыкой для ушей рыжеволосого парнишки. Момент, когда Чуя разводит в нем пальцы на манер ножниц, Осаму стонет, разводит ноги шире и насаживается сам, моля о том, чтобы Чуя перестал его мучить. И тот слушается его, переворачивает на живот, и разминает горячо любимые ягодички. Ох, ягодицы, это отдельный фетиш Накахары. И тут очень важно, чьи они. Он и правда, по сей день признает, что ему нравятся только Дазая ягодицы. Такие округлые, упругие и звонкие, стоит по ним шлепнуть в порыве страсти и в этот же момент, ткнуться головкой вперед, ощущая как анус сжимает ее, не желая сначала впускать, а после выпускать. В такие моменты рыжик хрипло смеется, сжимает член юноши и плавно двигает рукой. Пока Осаму отвлекается, он толкается вперед, сразу ударяя по комочку нервов, проходит дальше и заставляет Осаму выгнуться в спине, утопать в экстазе наслаждения. Даже сейчас, стоя тут, на мостовой, Чуя видел это искаженное оргазмом лицо и понимал, что хочет видеть его чаще. И в то же время, не желает его вовсе. Дазай покладистый, тихий, спокойный. Он сделает все, лишь бы Накахара был счастлив, и рыжик, как бы стыдно не было, охотно этим пользуется. Просто потому, что может. Они не были в отношениях, более того, рыжик часто покидает город. А Дазай ждет. Ему говорят, что чувства пройдет, что все образумится, а он не может, не может без него. Он уже сделал Чую смыслом своей жизни. И по канонам всех новелл, Дазай давно должен был бы заболеть той самой болезнью, которую он всегда называл с презрением: «цветочный туберкулёз». Кто-то бы обиделся на это, но ему было плевать. Он просто любил, желал снова держаться за руку, обнимать, целовать. Но Чуя твердо сказал, что они друзья. В этот вечер они поссорились, много кричали. Дазай утверждал, что он любит, а Чуя говорил, что это лишь иллюзия, что нет такого. Что все пройдет. Он кричал, что не может без него, что задохнется, умрет… А Накахара смотрел с жалостью, говоря, что не нужно, что он не стоит этого. Кричали долго, а после рыжик ушел из этой квартиры, оставляя шатена одного. Он грозился, что умрет, грозился, зная, что в прошлом Чуи имеет место быть подобного рода угрозам. Грозился, понимая тот факт, от него отвернуться. Но рыжик по какой-то причине поддался манипуляции, вот тут, стоя на мостовой. Он понимал, что из этой недоговоренности с самого начала, человек просто свершит глупость жизни, о которой потом пожалеет, если выживет. Чуя смотрит на часы, докуривает сигарету и направляется обратно. Не может он бросит того, с кем имел такой секс. Но в сексе ли дело? Чуя получал заботу, ведь Дазай готовил для него божественные завтрака, писал доброе утро, и спокойной ночи. Спрашивал, как он и тепло ли одет. Он никогда не говорил, что любит Чую, но всегда это показывал. И только в этот вечер, коротышка услышал такие слова, такие заявления и угрозы. Он заигрался, допустил ошибку, и позволил вляпаться в ошибку другого человека. Это непростительно. Дазай в этот момент все еще сидит на полу, смотрит на дверь и пытает понять, что делать дальше. Как быть. Как он может жить дальше, если его жизнь… воздух… любовь… все это. Как же дальше? Он снова плачет, срывается на крик, громкий и отчаянный крик. Так больно, так больно. Невыносимо просто. Он даже не слышит, как кто-то заходит в квартиру, не слышит и не ощущает, как его обнимают и говорят успокоится. Не ощущает ничего кроме боли, читая как мантру, что он не виноват, что любовь пустила корни в сердце. Крича, что это вина Чуи, что дал ложные надежды, а потом так жестко обломал крылья. Дазай не хочет ничего, но он чувствует знакомый аромат тела, и раскрывает свои коньячные глаза, смотрит в синеву глаз Чуи, и утопает. - Не уходи… Ради бога, прошу, не уходи, - шепчет он взахлеб, сжимая руками чужие плечи. - Дазай, я свершил ошибку, но прекрати, ты должен жить, ради себя... Если не ради себя, то живи ради меня, для меня… Только не нужно больше всего этого, - Чуя обнимает его, целует в лоб и дрожит. Он поддался на манипуляцию, понимая, что его этим будут держать. Но шатен понимает абсолютно то же самое, и от этого становится более мерзко, ведь по факту он так и не получил любви, а лишь иллюзию, что его любят. И продолжение умопомрачительного секса, который смог успокоить бушующий огонь внутри. Слезы и боль выходят вместе с оргазмом и четким обещанием жить, несмотря ни на что. А утро, для этих двоих будет совершенно разным. Один примет решение уйти, а второй, с глупым, по его мнению, обещанием существовать. Ведь как он может жить, если тот, кто стал жизнью, просто покинул его, оставив напоследок много отметин в виде ярких засосов.