Почему?

      Мысли тревожными птицами роились в голове, оседали пылью на языке и капали с кровью и потом на пол. Почему? Эйден не переставал задаваться этим вопросом, ловко уворачиваясь от взмахов хаконовского топорика. По брошенным в пылу битвы обрывкам фраз он пытался собрать полную картину происходящего, старался, подмечая детали в поведении Хакона, найти всему объяснение. Возможно, это было наивно с его стороны, но ему отчаянно не хотелось верить, что один из немногих людей, кому доверился пилигрим-одиночка, на самом деле был лишь подлой крысой.       Колдуэлл с одинаковой сосредоточенностью пробивался сквозь шквал сыпавшихся на него ударов и резких слов, не оставляя попыток докопаться до истины. Хакон кинул метательный нож, и он просвистел в паре сантиметров от его уха. Почему? Эйден прекрасно помнил, как на Базаре он одним точным броском такого же ножа перерезал веревку, на которой его хотели вздернуть. Почему же сейчас он допустил такой досадный промах? Усталость? Нервы? Отскакивая назад, Эйден зацепил ногой валявшийся хлам и пошатнулся. Идеальное время, чтобы нанести решающий удар, опрокидывая его на спину и добивая топором в черепушку. Вместо этого, Хакон принял оборонительную позу и вновь буркнул что-то про ключ. После нескольких совместно проведенных дней, Эйден мог с уверенностью сказать, что Хакон владел потрясающим умением читать ситуацию, не только в повседневном общении или торговле, но и в драке, что не один раз демонстрировал, сражая ренегатов и зараженных. Почему же он не ухватился за такой шанс?       От напряжения голова шла кругом, Эйден ощущал, что и он, и Хакон все чаще совершали ошибки; острые провокационные слова действовали на нервы, заставляя поступать необдуманно. — Если ты считаешь, что Вальц оставит тебя в живых, то ты еще больший идиот, чем я думал, — бросил сгоряча Эйден, с лязгом металла об металл отразив чужую атаку. Воспользовавшись секундной заминкой противника, пилигрим схватил его за грудки и с силой приложил к стене, выбив дух из усталого тела и заставив выронить топорик, сиротливо стукнувшийся о деревянный пол.       После непрекращающегося звяканья оружия установившаяся в душном воздухе церкви тишина казалась гробовой, если бы не шумное дыхание двух мужчин. — От идиота слышу, — вяло огрызнулся Хакон, избегая пронзительного взгляда голубых глаз. — Нарываешься, — спокойно произнес Эйден. Адреналин до сих пор бурлил в его крови, но он понимал, что теперь ситуация более-менее под его контролем. — Так чего же ты ждешь? — Хакон вскинул голову, чуть не сталкиваясь с Эйденом носами, и, схватив чужие руки, надавил ими себе на горло. — Убей меня! — Не говори глупостей, — нахмурившись, Эйден попытался отдернуть ладони, будто ошпаренный, но Хакон держал крепко. — Я предал ночных бегунов. Я предал Лоан. Я предал тебя. Я заслужил это! — не успокаивался мужчина и, лихорадочно метаясь взглядом по лицу Эйдена, пытался считать его реакцию. Однако Колдуэлл успел за эту недолгую встречу сделать свои выводы и прийти к единственно верному, на его взгляд, решению, а потому его лицо осталось бесстрастной маской. — Хакон, замолчи, — устало повторил он. — Так будет лучше для вс…       Не найдя иного способа прекратить его треп, Эйден зажмурился, как перед прыжком с вышки, молясь не пожалеть об этом позднее, и дернул Хакона за воротник, притягивая к себе и запечатывая ему рот неуклюжим поцелуем. Мужчина сразу растерял свой запал, ослабил хватку и осторожно, словно сомневаясь, что это происходит на самом деле, двинул губами в ответ. Накопившиеся в теле пилигрима эмоции: боль от предательства, радость встречи, непонимание, надежда, тревога, раздражение, жажда общения, — слились в невнятное месиво и разлетелись прочь, как голова особенно неповоротливого кусаки, уступив место эйфории, и у Эйдена будто выбило пробки. Он разжал напряженные до побелевших костяшек пальцы, отпуская чужую одежду, уверенно освободился от ранее сдерживающих рук Хакона и крепко обхватил ладонями чужое лицо. Хакон прерывисто втянул носом воздух, окончательно сдаваясь под таким напором, руки его обреченно скатились по бокам Эйдена и остановились на его талии, прижимая теснее, и он приглашающе открыл рот, впуская ненасытный влажный язык. Казалось, что Эйден скоро заискрится; он подался навстречу, буквально прикипая телом к телу мужчины, беспорядочно зарылся пальцами в темные волосы и царапнул короткими ногтями чужой затылок, вызывая одобрительное мычание, приятной вибрацией отозвавшееся в чужом горле.       Легкие начинали гореть от нехватки кислорода, поэтому Эйден, не скрывая разочарования, отстранился первым и, не желая разрывать контакт, прислонился взмокшим лбом ко лбу Хакона. Они простояли так несколько минут, опаляя губы друг друга жарким дыханием, будто только что вернулись с бешеного забега по крышам от стаи летунов. Ладони Хакона умиротворяюще гладили его по спине, и Эйдена начало наконец отпускать — мысли постепенно возвращались к привычному неторопливому течению. Словно почувствовав его настроение, Хакон опустил взгляд, неосознанно сильнее сжав пальцы на боках Эйдена, и, облизнув губы, медленно прошептал: — Я боюсь, малыш. Боюсь, что он сделает со мной, но еще больше — что он сделает с тобой, пока ключ находится у тебя. Эйден против воли напрягся и немного отодвинулся, чтобы недовольно посмотреть ему в лицо. — Я могу о себе позаботиться. — Я знаю, — уверенный голос мужчины был наполнен неподдельной теплотой и гордостью, он с легкой улыбкой встретил взгляд пилигрима, и от читаемой в карих глазах нежности Эйдена снова словно прошибло током. На его лице отразились какие-то быстрые раздумья, и он решительно заявил: — Мы убьем его. Вместе. Теперь настал черед Хакона хмуриться и поджимать губы. — Ты не понимаешь, во что ввязываешься. — Слишком поздно. — Эйден… — мужчина, заломив брови, неверяще покачал головой, но Эйден не дал ему отвернуться, мягко придержав ладонями его лицо. — Вместе, слышишь? А потом уйдем к океану. Но сначала ты расскажешь мне все, что от меня скрывал, и если такое еще хоть раз повторится, я придушу тебя собственными руками. Понятно? — М-м-м, я не против, — мужчина стрельнул глазами и развязно ухмыльнулся, но тут же стушевался под невпечатленным взглядом пилигрима. — Хакон, я серьезно. Тебе понятно? Хакон шмыгнул носом и обессиленно кивнул. — Отлично. А теперь давай убираться отсюда, — обзаведясь новой целью, Эйден ловко выпутался из объятий и повернулся в сторону выхода, но Хакон схватил его за запястье до того, как он успел сделать шаг. Пилигрим вопросительно приподнял брови. — Эйден, мне правда очень жаль, — опечаленно проговорил Хакон, с раскаянием заглядывая тому в глаза. Эйден помедлил несколько мгновений, что-то выискивая в теплом цвете его взгляда, и, видимо, найдя, ответил: — Покажешь это действиями, а не пустыми словами. — Конечно, малыш, — лицо Хакона просветлело, и он поднес чужую кисть к губам, легкими поцелуями осыпая костяшки пальцев. — Спасибо. Эйден ощутил, как запылало лицо, а губы неконтролируемо расползлись в идиотской улыбке, и он, поспешив отвернуться, бросил: — Пойдем уже. Хакон с сожалением отпустил его ладонь и сделал попытку отойти от стены, но тут же замер, зашипев и торопливо схватившись за ребра. — Ох, черт… Здорово же ты меня отметелил. Эйден и сам заметил, как ссадины и порезы начинали неприятно пощипывать, а на месте ушибов наливались спелые, как сливы, синяки, но он не преминул, скрестив руки на груди, напомнить: — Сам виноват. — Знаю, малыш, знаю, — от вида такого несчастного смирившегося Хакона в груди странно закололо, и Эйден, вздохнув, подошел к нему сбоку, закидывая его руку себе на плечо. — Придется немного потерпеть. Убежище недалеко, — Хакон благодарно улыбнулся и, слегка поморщившись от боли, сделал первый шаг, опираясь на Эйдена.       Солнце просачивалось через полуразбитые витражи фруктовым соком, и они, облитые этим разноцветным светом, вскоре вышли на улицу. Химический ветер встрепал их одежду, принося с собой стоны бродивших где-то зараженных, и от этого на душе почему-то стало спокойнее.