Перья и забота

      Татьяна несёт в руках поднос с завтраком в комнату, служившую и гостевой, и спальней, и порой даже кухней для молодой пары — чего стоит ожидать, живя в маленькой двухкомнатной коммунальной квартире, вторая комната которой забита доверху хламом со времён студенческой жизни журналиста. Девушка порой проходит мимо этой комнаты и глубоко вздыхает — надо позже попробовать уговорить Юрия привести её в порядок, но сразу же после того, как они закончат прибираться во всей квартире.       С момента, как Татьяна окончательно переехала к Юрию, всячески старалась уютно обустроить их общее гнёздышко: вокруг всё чисто, светло, благоухает свежестью и еловыми веточками. Кстати, о веточках. Почти каждый уголок квартирки не оставался без внимания телеведущей и её таланта в декоративно-прикладном искусстве — везде были маленькие гнёздышки, куда Танечка собрала и сложила всякую мелочь, найденную по комнатам и порой во дворе. А Юра? Мужчина привык жить в кипах старых газет и пыльных книжек, и, однажды вернувшись домой с работы, долго не мог отойти от шока и ещё дольше не мог найти хоть что-либо. Журналист ворчал, конечно, но понимал, что Татьяна это делала ради блага, ради уюта в доме. — Юра, просыпайся. Завтрак остывает, — Таня ставит поднос на рабочий стол журналиста и подходит ближе к панцирной кровати. В ответ из-под одеяла доносились кряхтение и протяжные стоны. Первая мысль в голове Тани, что Юра уже не спит, вторая — куда более непристойная. Восьмиглазова стягивает одеяло с кровати и откидывает его в сторону. Юрий лежал ровно посередине постели, свернувшись клубочком, охватив руками колени. Мужчину сильно трясло, когда-то бледная кожа была розовой, почти красной, словно его окатили кипятком. Чёрная чёлка, как и серая майка, прилипла к мокрой коже. Выглядел Юрий, мягко говоря, не очень. Точно так же, как и после нескольких, погруженных в работу бессонных ночей. — Юрочка, дорогой, что с тобой? — Татьяна прикасается ладонью ко лбу — горячий, даже слишком. И на данный момент, это трудно посчитать комплиментом. — Ты заболел? Я тебя предупреждала, что ты очень рано переоделся в свою кожаную курточку? Я же говорила, что ты заболеешь. Теперь, надеюсь, меня будешь слушать. Журналист её не слушал, продолжая тяжело дышать и стонать. Вдруг Грачевич начал хрипеть, задыхаться, чем до чёртиков напугал рядом сидящую девушку. — Кха-кха, — начал кашлять Юрий, отхаркнув на подушку… чёрные перья. Татьяна аж вскочила с места, не сводя глаз с нежданно появившихся на подушке перьев. Грачевичу от этого легче не стало. Теперь он начал расчёсывать то, до чего у него дотянутся руки — шея, плечи, грудь, пытался дотянуться до спины — из-под пальцев также вылетали маленькие чёрные перышки — девушка не успела и глазом моргнуть, как через пару секунд постель была заполнена грачиными перьями. А что Танечка? Она стояла в ступоре, не находя слов. Она понятия не имела, что происходит, как она может помочь любимому в данный момент. — Юра… Юрочка, что за чертовщина с тобой происходит?! — испуганно воскликнула Татьяна. — Воды… — прохрипел журналист, на что Таня быстро метнулась к столу, налила в стакан воды из графина и дала его Юре, дабы тот утолил жажду. Правда, от силы он смог сделать только пару-тройку глотков, остальное вышло через нос, когда Грачевич снова начал откашливаться. Больше всего удивило, а может и насторожило Татьяну невозмутимое лицо возлюбленного, будто это для него это всё обычное дело. Но помимо всего девушка негодовала, почему Юрий отчаянно игнорирует её даже сейчас, натягивая на себя одеяло, которое она только недавно скинула. У Восьмиглазовой внутри от этого всего накипело, и она плеснула остатки воды в лицо мужчине, отчего тот сразу оживился и вскочил в постели. — Таня! Какого чёрта?! — Юра! Объясни, наконец, что с тобой твориться! — небесно-голубые глаза девушки уже блестели от слёз. — Ты кашляешь перьями! Да, чего уж тут! Ты… ты сам весь в этих перьях! И ты делаешь вид, что ничего не происходит! А я, тем временем, переживаю за тебя! Юрий тяжело вздохнул, прилёг, так как ему до сих пор нездоровилось, даже после освежающего душа от Татьяны, и пробурчал: — У меня линька. В комнате повисло неловкое молчание. Татьяна долго не сводила глаз с Юрия, а Юрий отвечал ей тем же. — Линька? К-как… и давно она у тебя? — девушка осторожно провела рукой по хребту мужчины, и наткнулась кончиками пальцев на что-то мягкое и щекочущее. Оттянув воротник майки, она увидела, как из-под лопатки торчит длинное, гладкое, чёрное перо, отблескивающее синим цветом на солнце. — Сколько себя помню. Это у нас семейное. — Правда? А я ни разу не замечала. — Ну, происходит это не всегда, а только весной. И то, когда у меня появляется первый зуд и перышки, я тут же беру больничный на две недели, — Татьяна вспоминает, как Ричард очень часто ворчал по этому поводу. С одной стороны, пробелы в эфирной сетке Девятого канала можно было заполнить рекламой, передачей уроков английского языка для начинающих или тем же марафоном «Слёз сентября» — две недели можно было бы отдохнуть от надоедливого журналиста, но, с другой стороны, чему и был недоволен Сапогов, больничный ему тоже придётся оплачивать. — И все эти две недели ты лежишь и мучаешься? — Юрий кивает. — Дорогой… Татьяна дотягивается рукой до телефона, что стоял на прикроватной тумбочке, набирает на диске нужный номер, а именно Ричарду и просит дать ей с Юрой очередной больничный, как обычно, на две недели. — Okay, Татьяночка. Я всё rешу, — послышался глухой треск из телефонной трубки, после чего Таня положила её и мило улыбнулась недоумевающему журналисту. — Танечка, что ты задумала? — Я подумала, что не стоит тебя оставлять один на один с этой линькой, и решила, что помогу тебе с ней справиться.

***

      На протяжении двух недель больничного Татьяна ни на шаг не отходила от Юрия, окружив его заботой: проводила ежедневные ванночки, примочки, пинцетиком выщипывала перья, а ранки прижигала зелёнкой; когда Юрий сильно лихорадил, сбивала температуру жаропонижающими, давала ему обезболивающее. В общем, делала так, чтобы Юре было куда более комфортно. Вот только… Юрий, безусловно, был благодарен любимой, что она отдаёт ему всё своё свободное время, однако, с другой стороны, мужчину немного раздосадовало, что Татьяна возится и сюсюкается с ним, как с маленьким ребёнком — журналисту уже давно за тридцатник, ему самому уже пора нянчить детей. И вот, в порыве эмоций Грачевич сорвался на возлюбленной и даже приплёл к чрезмерной заботе «обустроенноё гнездышко»: — Таня, всё! Я в нашем доме хозяин! Если надо будет, я сам вылечусь! Перестань со мной возиться, как с малышом! — Хорошо… — Татьяна грустно кивнула, ушла в противоположный угол комнаты и села на кресло, спиной к возлюбленному.       Юрий, быстро остыв, долго прожигал взглядом девушку, чьи плечи переодически подёргивались. У мужчины в сердце защемило, Татьяна громко всхлипнула. Журналист, буквально, слетел с кровати и подкрался к ней. По щекам Восьмиглазовой, тем временем, текли горячие ручьи слёз, тушь и тени размазаны по лицу. Юрий почувствовал себя отвратительно и всё не из-за плохого самочувствия, а что повёл себя, как иронично, по-свински и довёл любимую до слёз. — Танечка… Танюша, прости меня, что накричал на тебя, я-я не хотел… М-мне очень стыдно… — Нет, Юрочка. Ты прав, — Татьяна, шмыгнув носом, рукавом пиджака стерла чёрные подтёки под глазами. — Просто… я хотела тебе показать, какая я хорошая и заботливая. Видимо, из меня будущая жена и мать, как и телеведущая — плохая. Мне только барабан под дурацкую музыку крутить да номера бочонков оглашать доверять можно, — девушка не выдержала и снова заплакала. — Забери свои слова обратно! Ты — прекрасная телеведущая, и будешь такой же прекрасной женой и матерью! — Юрий крепко обнял Татьяну и чмокнул её во влажную, солоноватую от слёз щёчку. — Я сильно погорячился, когда посмел осквернить твой труд — у меня в квартире никогда не было так уютно, благодаря твоим ароматным веточкам я и спать лучше стал, и я почти вылечился! Танечка, я безумно благодарен за всё, что ты делаешь для меня, правда-правда! Я просто… не привык ко всему этому. — Не привык? — Да… В детстве родители не шибко заботились обо мне, я был отдан сам себе: что-то сломаю — тут же в травматологию, там меня все знали, заболею — сам полежу пару дней в кровати, как только станет легче, иду в школу, на работу. Но теперь у меня есть ты — самая заботливая птичка на всём белом свете, — Юрий вновь чмокнул Татьяну, заставив щёки девушки гореть пунцовым румянцем. — Да, это пока у нас птенцы не появятся, — хихикнула Таня. — В этом случае, тебе придётся уступить. — А я не гордый, — улыбчиво пожал плечами Юра, затем поднялся с корточек и, накинув на плечи плед, направился в сторону кухни. — Пойду, заварю тебе чай. Пора и мне проявить заботу.