voice

Сначала он услышал голос Джисона, и только потом увидел его. Его звучание поразило его с головы до пяток, заставило сердце биться быстрее, чем обычно. Голоса других людей казались сухими, неприятными. В них словно звучала лишь одна струна, которая звучала то слишком высоко, то слишком низко; звучала либо слишком хрипло и сипло, либо же от её до больного гладко. У Джисона же в голосе словно играли несколько струн, соединяющихся в одну прекрасную мелодию. Они звучали раздельно, смешивались, играли между собой, сладко повенуя, заставляя возвыситься до небес и тут же с грохотом падать обратно. Эта мелодия окутывала его, останавливала время на месте. Каждое слово, произнесённое им он слышал будто в первый раз: в них словно вдохнули новую жизнь. Его голос обновлял их, заполнял теплом. Когда голос умолкал, ему становилось страшно, что он не зазвучит снова. Он боялся, что голос воспарится и улетучится, прямо как птица в небе. Он хотел слушать его снова и снова, целую вечность; утонуть в нём, пропасть навсегда. И чтобы никто кроме него не мог наслаждаться им, чувствовать то же, что и он. Он увидел Джисона во время вечерней прогулки. Парень сидел на лавочке и, глядя прямо в пылающее разными огнями небо, тихо напевал себе что-то под нос. Когда прелестный звук прекратился, Минхо обошёл его, сделав небольшой круг, дабы посмотреть, не спит ли он. Закатное солнце залило его лицо тёплым оранжевым светом, а взгляд так сосредоточенно смотрел в одну точку, что можно было подумать, что он спит с открытыми глазами. Они были большими и блестящими, словно в них спрятали все звёзды с неба, которые также будут освещать путь, дарить вдохновение и завораживать собой, только теперь немного иначе. На свету зеницы обрели светлый медовый оттенок, выглядели настолько сладкими, что Минхо не смог устоять перед своим желанием позволить себе разглядывать этого парня подольше. Но вдруг тот оторвался от своего «сна», поднял на него свой взгляд и сказал: — О, а я тебя знаю. — Ты меня знаешь? — в этот момент он хотел кричать от радости; он чувствовал, словно весь мир лежит перед ним на ладони. — Конечно. Мы ведь учились в одной школе. Разве ты меня не помнишь? — Не помню.. — растерянные глаза Минхо смотрели прямо в противоположные, полные уверенности и расслабленности. — Какой же ты невнимательный. — Твой голос.. Я услышал твой голос.. — немного мямля начал говорить Минхо. — Мой голос? Ты узнал меня по голосу? — слегка усмехнулся парень, но в этой усмешке не было ничего злобного. — Нет, не совсем так.. Я захотел узнать тебя из-за голоса. — Правда? Тебе так понравился мой голос? Понравился? Это ведь так слабо сказано! Это голос полностью охватил власть над ним, подарил новую зависимость. — Д-да.. Очень понравился. — кое-как справившись с растущим внутри восторгом ответил Минхо. — Меня зовут Джисон. — улыбнулся парень. И Минхо готов клясться всем богам, это была самая потрясающая улыбка, которую ему только удавалось увидеть. От неё перехватило дыхание, сердце забилось пуще прежнего, кончики ушей покраснели, а сам он был готов вот-вот расплакаться. — М-минхо, — тихо протянул парень. Он, стараясь не шуметь, аккуратно присел около Джисона. И они оба молчали. Им обоим нравилась настолько уютная и спокойная тишина, никто не осмеливался прервать её. Минхо старался успокоить разбушевавшееся сердце, бегал взглядом по своей обуви, траве на земле, чьей-то собаке на прогулке. И вдруг заговорил: — Не мог бы ты спеть мне что-нибудь? Пожалуйста. Его неожиданная просьба застала Джисона врасплох. Он поднял на своего собедника свои растерянные глаза и спросил: — Ты шутишь надо мной? — Нет, я абсолютно серьёзно. Я буду слушать твой голос. — он старался звучать уверенно, но всё равно слегка подрагивал от волнения. Джисон ничего не ответил. Он склонил голову с вопросительным взглядом, а после устремил его куда-то вперед. Минхо лишь молча разглядывал его профиль, боясь даже дышать. Словно от одного малейшего неверного движения всё исчезнет. Будто он проснётся от своего самого прекрасного сна, который будет и самым худшим кошмаром, ведь наяву такого не бывает. Ведь не бывает так, чтобы человек, которого ты видишь чуть ли ни в первый раз в свой жизни, заставлял чувствовать такой огромный спектр эмоций, что казалось, ещё немного и ты взорвёшься. Минхо смотрел не отводя своего взора. Он был уверен, что прямо в этот момент способен на любой подвиг. Минхо смотрел, дыша через раз, но его сердце вновь пропустило удар, когда Джисон начал петь. Он знал песню хорошо — они часто включали её вместе с друзьями на посиделках, но слов не узнавал. Ни единого. Он не мог узнать. Они звучали слишком по-другому. Слишком необыкновенно, неописуемо. Каждая фраза обретала сейчас совсем иной смысл: они успокаивали, убаюкивали; показывали, что нет ничего невозможного, дарили тепло и нежность. Мелодия заглушила всё остальные звуки в округе: он не слышал ничего, кроме неё. Он умирал внутри, но настолько хорошо ему никогда ещё не было. А Джисон пел, опустив веки. Пел, как он делает это всегда. Но даже для него всё ощущалось совсем иначе. Непонятное щекочущее чувство преследовало его. Оно не приходило до этого ни разу, когда он пел для родителей, для друзей, на школьных выступлениях или даже для самого себя. Никогда в своей жизни он не чувствовал подобного. А всё дело состояло лишь в одном единственном: сейчас он пел для того, кто слушал его позабыв обо всём мире, словно они есть только друг для друга и больше ничего не имеет значения.

Сейчас его голос звучал для Минхо.