а большего мне и не надо

В один из дней ты пришел совсем потускневший, на тебе лица не было. Даже щетина обрела невероятную длину, которую ты прежде не допускал. Все коллеги обеспокоенно смотрели и оглядывались по сторонам — не может быть, чтобы наш начальник выглядел таким образом. Кто-то осуждал за неопрятность, а кто-то пытался заглянуть в глаза и найти ответ. Но ты лишь прятал взгляд под своими толстыми линзами очков. Ты же знаешь эти игры физики, что в них твои глаза кажутся невероятно огромными, как и ребенка? Как удивительно, что взрослый мужчина и уважаемый всеми человек может выглядеть таким беззащитным и маленьким. Может, именно это мне нравится в тебе? Твоя неоднозначность — ни глупый и ни умный, ни старый и ни молодой. Не подпускаешь меня близко, но и не даешь уйти. Все время где-то «между». Между понятным и сложным, между необычным и посредственным. Но сейчас ты был более определенным — в тебе видна неимоверная грусть. То, что некоторые могут не заметить, отчетливо виднелось в моих глазах — ты был поникшим. «Чего стряслось?», — спрашивает за обедом Лёшка. Лёшка на самом деле очень хороший. Быть может, немного странный, ну а кто будет в своем уме после стольких лет с колбами? Чувствуешь странность и здесь — по должности мы инженеры, а по факту химики? Сколько этого самого пограничного даже в работе… А Лёшка же всегда рядом с тобой, а ты даже не замечаешь. Порой кажется, что он лучше всех знает тебя. Хотелось бы и мне тебя так досконально знать. А знаешь ли ты его? Говоришь ты неохотно. Зубы сжимаются вокруг ногтя и безжалостно кусают, раздирают. Мне так хочется перехватить твою руку за запястье, чтобы ты не мучил свои пальцы. Они тебе еще пригодятся. Растерянный, разбитый. Что же случилось? Я никогда не видела тебя в таком виде. Даже еда в горло не лезет — как и у тебя. Твоя потерянность в глазах отражается в моих. Неправильно зеркалить и принимать чужие эмоции на себя, но как же быть в такой ситуации, когда страдает близкий человек? Я замечаю в тебе все, но ты ничего не видишь во мне. Быть может, и не до этого тебе? «Да там… Особа моя», — раздаются тихие слова, которые отзываются в моем сердце болезненным чувством. Кажется, сердце так сжалось, что мои щеки тут же побледнели. Такое ведь бывает? «…На связь на выходит. Я ей пишу, а она как сквозь траву провалилась. Я ей звоню, а ей не звонится… Сегодня после работы пойду в милицию писать объявление о пропаже. А что делать?». Ты потерян, как и твоя Особа. И от твоего вида мне еще больнее, чем от одного ее упоминания. Даже вечно торчащие кудряшки сейчас кажутся не забавными, а лохматыми. Не милый беспорядок, а настоящий бардак. Лёшка переводит взгляд на меня. Хочет что-то сказать? «Да, наверное, без милиции и не разобраться», — соглашается Лёшка и посмотрел на тебя. А ты и не замечаешь этого взгляда. Как и моего — такого встревоженного и жалостливого. Ты как котёнок, который остался без присмотра. Как милый и трогательный… мужчина. «Вы знаете, к кому обращаться за таким объявлением?», — спрашиваю я, с усилием стараясь обращаться на «Вы», когда в моих мечтах ты всегда был ближе. Коллеги не поймут. «Сходить с Вами? Для поддержки или… пирожок с собой принести? Поедите хоть». Твой кивок я распознаю сразу. Даже не кивок, а небольшое прикосновение подбородка к воротнику неизменной рубашки. Я знаю тебя без слов. Я не чувствую разницы в возрасте. Я ощущаю, что ты мне родной. И я хочу быть с тобой рядом. Отнимать руку от губ и от кудрей, которые ты незаметно выдергиваешь и кидаешь на пол несколько волос. Свои прекрасные кудряшки, которые я глажу во снах каждый раз и распутываю расческой по утрам. Ты во снах так забавно шипишь, когда расчёска тянет клочки. А я смеюсь. И просыпаюсь с улыбкой. Интересно, в реальности ты тоже такой? *** После работы, уныло и устало, мы бредем до машины. В ней так тихо. Пахнет бензином и … неподдельным, тотальным одиночеством. Ты включаешь радио, смотришь на дорогу. Обычно радио разбавляет атмосферу, вносит какую-то эмоцию, но сейчас оно звучит настоящим белым шумом. Впервые за все время поездок молчишь и не рассказываешь смешные истории. Которые, конечно же, связаны с работой. А я смотрю на тебя и не могу оторвать взгляда. Когда наши глаза сталкиваются, я тут же отвожу взгляд чуть дальше и глубже твоей головы, словно смотрю не на профиль, а в окно за тобой. Даже кончик носа, этот очаровательный кончик носа с ямочкой, опустился. Никогда не встречала таких забавных носов… Поджатые губы не сияют в скромной улыбке, а кажутся чем-то сдерживающим. «Такая погода сегодня… снежная», — пытаюсь разрядить обстановку. Небольшой минус и вот-вот придет весна, но снежок так и летит, засыпает дорожки и дома. И твои невероятные кудри на улице. Ты бы видел, как красиво они на тебе смотрелись. И я молила физику, чтобы снежинки не таяли как можно дольше. Но температура в машине все только испортила. Я сижу на переднем сидении, сжимаю ручку сумки и смотрю… смотрю на тебя… такого задумчивого и погруженного в себя, что даже мои слова не услышал. Они утонули в каком-то глубоком омуте, яме между нами. Ты слишком погружен в себя, а я слишком влюблена. За этими чувствами я пытаюсь не замечать ту тревогу во мне из-за твоего состояния. «Особа никогда так надолго не пропадала», — вырывается с твоих губ, а руки сильнее стиснули руль. Те самые руки с обкусанными ногтями. «Она такая добрая. Звонит мне иногда. Но чаще я ей. Но сейчас никто не отвечает, никто не пишет. С ней точно что-то стряслось». Я все знаю. Мне Лёшка рассказал, что застал вас в ресторане. Вернее, только тебя. Он мне рассказал, как ты верен своей фантазии. И как выбрал свои мечты, а не живого человека рядом. Быть может, я молода для тебя, даже слишком. Мне нужно быть на нее похожей? Говорит ли твоя фантазия о том, как мило и робко ты поджимаешь губы, как заикаешься и захлебываешься эмоциями? Как с храбростью готов спасти любого… И во всем видишь только хорошее, и сам стараешься быть хорошим для всех? Как звереешь на глазах, когда кто-то унижает тебя и близких? Если Особа и пропала, не является ли это чудесным путём исцеления? Не означает ли это, что разум перестал вводить тебя в заблуждения? Вероятно, какая-то часть тебя подозревает, что это нездорово. Но сердцем ты не готов отпустить её. «А какая она, Особа?» «Она… Ох. Она невероятная» Вижу этот мечтательный взгляд. И слышу полное отсутствие деталей образа. «Она така-ая красивая. Прям про нее все стихи на свете, песни и картины все. Ее даже словами не описать, настолько она красивая. И умная. И вредная. Но она хорошая». Молчу. Не знаю, что сказать. Хочется сказать всю правду, сказать об абсурдности, но я вижу твою любовь в глазах. Не ко мне. К кому-то другому, пусть даже воображению. Но только это делает тебя таким счастливым при всей серости дней. А если счастлив ты — счастлива и я. *** В отделении мы ждем своей очереди. Кого-то ограбёжили, кто-то потерял собачку. А мы сидим на лавке в приёмном отделении. У тебя урчит живот от голода, но ты не слышишь. Ты сжимаешь руки в кулаки, крутишь замком до белых костяшек. «Не нервничай», — шепчу я и осторожно сжимаю твоё запястье. Ощущаю, как быстро бьется сердце, как расслабляются мышцы. Как руки расцепляются. Как мою руку царапает неровный ноготь. «Сейчас все напишем, все заполним. И мы сделаем всё, что в наших силах». Расслабляешься. Прикрываешь глаза и чуть киваешь. Поправляю твои кудри и смахиваю с них пылинки. Может, тебе нужны были слова, что ты сделал все, что в твоих силах? Или тебе, несмотря на все отказы, все же нужна рука рядом? Я не сильная, да и рука едва ли выдержит дрель, но я с тобой. Я рядом. Все получится. Просто доверься мне. Мы и правда сделали все возможное, все в наших силах. И все, что от нас зависело. В твоих глазах зажегся огонёк надежды. И это самое приятное, что я только видела за этот блёклый день. И то, что этот огонёк зажгла я. Я протягиваю пирожок. Слышу, что ты голоден. Сначала отнекиваешься, но потом соглашаешься — это ведь с луком и яйцом, твой любимый. Уголки губ расслабляются, а ты начинаешь рассказывать какие-то истории детства про пирожки. Как пёк их с мамой, какие секреты в тесте. Сказал, что нужно добавить соды и внезапно мёда. Мёд в тесто? Какой ты смешной! Я прикрываю губы ладонью и смеюсь, а ты вместе со мной… И мы болтаем с тобой обо всем на свете, будто мы не в милиции и будто никто не пропадал. Точнее, никто не появлялся. *** «Волосы белые, рост средний, глаза красивые». Милиционер недоверчиво приподнимает брови и смотрит на меня. Я просто киваю и чуть поджимаю губы — просто примите заявление и ничего не спрашивайте. Взгляд скользнул обратно к тебе, и в этих глазах мелькнуло понимание — неужели молва о бедном Инженере и его фантазии настолько разошлась по городу? «Ну какая красавица! Так-так, записываю. Возраст какой? Ага, «умеренный». Вот так загадочная! А в чем была? «Светлое платье»? Не по погоде собралась, конечно. Лишь бы никакой Морозко в лесу не спрашивал, холодно ли ей, у-ху-ху». Тем не менее, несмотря на странное заявление, по описании которого нереально найти кого-то, оно было принято и отложено на отдельный стол. И не факт, что оно не будет брошено в мусорку после нашего ухода. Но, тем не менее, я заметила твой облегчённый вздох — ты стал спокойнее? *** Я беру тебя за руку, за шершавую ладонь и вглядываюсь в лицо. Но ты не замечаешь моей ласки. Специально игнорируешь или не хочешь её замечать? Раньше же все было нормально… Поздний вечер, снежок так и сыпал. В какой-то момент мне показалось, что это пепел наших отношений. Я даже не надеюсь на то, что смогу завоевать твоё сердце. Но я всегда буду рядом. И сейчас, задирая голову на тёмное небо, которое казалось ещё темнее из-за жёлтого фонаря над нами, я просто наслаждаюсь моментом нашего совместного прибывания и физического контакта. Какая у тебя теплая широкая ладонь. Как мне хочется прижаться к тебе, опустить голову на плечо и никогда не отстраняться. «Ну все готово», — оповестил ты своим чуть повеселившим голосом и сжал мою ладонь в своей. «Совсем же замерзла, льдышка!» Когда ты стал растирать мои руки, я готова была взвыть. Но я лишь молча улыбаюсь, потому что твои прикосновения для меня как лучшая награда. Пока твои пальцы надавливают на мои, будто натягивают невидимые перчатки, я стараюсь запомнить каждый миллиметр твоих рук. И то, как кожу царапают необработанные обкусанные ногти. Сильные руки, теплые руки. Любимые и нежные руки. «Да ничего, и не такие холода бывали. Как-то раз с девчонками ездили в парк, такого снеговика слепили… А потом весь вечер в автобусе термос друг другу передавали и грели руки», — посмеиваюсь я, ища нотки заинтересованности в твоих глазах. Улыбаешься до мелких морщинок у глаз и активно киваешь, заливисто рассказываешь историю своего похода. Конечно же, с коллегами по работе. А я только и готова слушать тебя днями и ночами. Расскажи мне про поход, любимый фильм, встречу с Гагариным или таблицу Менделеева — я всему поверю, я все буду слушать. Удели мне внимание, будь со мной. Я стою, улыбаюсь. Моим рукам заметно теплее, за что ты даришь мне одну из своих варежек и просишь завтра вернуть на работу. Даришь свою личную вещь… От одной только этой мысли сердце готово замереть, а на глазах проступить глупые и дурацкие слёзы. Но некогда — ты зовешь в машину. «Завтра еще и работать надо». Точно, работа. Сейчас в машине ты куда разговорчивее. А я откидываю голову на сидение и слушаю, слушаю… Это одна из самых тёплых поездок в моей жизни. В машине холодно, но меня греет любовь и та нежность, которую ты вызываешь одним своим видом. Интересно, какой ты был в молодости? Такой же кудрявый и в очках? А как ты выглядишь без берета? Знал бы ты, сколько раз я во сне снимала с тебя головной убор и хихикала — один раз ты был с лысиной, другой — с покрашенными волосами на макушке. А еще когда-то вовсе с рожками. Чего только мой разум не придумает… «Если нужно, звони. Я всегда отвечу, где бы я ни находилась. На кухне, в ванной. Я отвечу», — говорю я на прощание вкрадчивым тоном, когда машина останавливается у моего дома. Специально подчеркнула, что живу в этом подъезде и проговорила номер квартиры с надеждой увидеть тебя в гостях. Восемьдесят девять, запомнил? Хотя бы услышал? Я буду дурой, если скажу, что храню на этот случай специально дорогой чай из Чехословакии? Лишь бы ты позвонил мне хоть раз. Как я ждала этого, как мечтала услышать звон телефона и твой голос на том конце провода. Я даже с подружками стараюсь общаться как можно быстрее, чтобы не занимать линию. Позвони мне, позвони. Позвони мне, ради бога. «Хорошо». Как кратко и холодно, что у меня заныло сердце. Поджатые губы расползаются в улыбке, и я готова все тебе простить. «Спасибо, что… была со мной». За это я готова тебя хоть на руках унести. Но я только смущенно киваю и убегаю в дом. Где прислоняюсь спиной к двери и едва дышу. Прижимаю руку без варежки к груди и ощущаю на ней тепло твоих пальцев. Подтягиваю варежку к лицу —пахнет твоим домом. Так пахнет у тебя в квартире? … Так пахнет тобой? Стою, замерев, не дыша. Я такая влюблённая дура. *** На работе я делаю вид, что забыла ее. Говоришь, что я «Маша-растеряша». Я готова заплакать, чтобы ты назвал меня «Рёвой-коровой». Ты выглядишь бодрее, чем вчера. Отдохнувшим. Из-за пирожка, который я тебе подсунула в карман пальто, пока мы стояли под фонарём? Как хочется надеяться, что в этом есть мой вклад. О розыске, конечно, никаких новостей. Говоришь об этом с легкой грустью, но ты не разбит, как вчера. Что же в тебе так изменилось? Снова молчишь, снова погружен в себя. Вот только не кусаешь ногти. И этот один факт заставил весь мой день окраситься в цвет. Я поймала тебя в коридоре. Так нагло заманила под каким-то предлогом в кабинет. Стою, не дышу. А то хлопаешь своими огромными глазами… огромными глазами с огромными ресницами. Как же хочется посмотреть на тебя без очков, чтобы между нашими глазами точно не было никаких преград. «Если… Тебе будет одиноко, можешь приезжать ко мне. Поиграем в лото или попоём в-вместе». Эти слова срываются с губ так быстро, что только после них я ощущаю безумный испуг и стыд. Какая-то часть меня кричит «Он же твой начальник!». Но… Он в первую очередь человек, который испытывает сейчас не лучшее время. Неизвестно, чем оно вызвано, но каждому человеку бывает одиноко даже в толпе. И каждому человеку нужен человек. И тоже удивлен, как и я. Я даже слова не могу вымолвить — будто воды в рот набрала. А ты смотришь на меня так внимательно, что я готова растаять. Мнешь какую-то бумажку в руках, вздыхаешь и бросаешь отстранённое «Спасибо за приглашение». Почему ты так холоден? Почему говоришь такие ответы, по которым невозможно считать твоё настроение? Тебе понравилось предложение или нет? В теории готов рассмотреть его как возможный вариант? Почему ты такой сухой, когда этого не нужно? Почему ты… такой? «Постой», — моё отчаяние уже перевалило за все рамки понимания. Я хватаю тебя за рукав халата, а ты смотришь на меня самым удивленным взглядом из всех. Не привык к инициативным девушкам? Или в целом… к девушкам? «Я ведь серьёзно. Приходи ко мне в гости. Сегодня же. После работы. У меня пирог вишневый есть, чай из Чехословакии. Угощу. Картошка варёная с зеленью есть! Приходи». Кто больше нуждается в твоем прибывании в моей квартире? Ты, избегая одиночества? Или я, теша себя глупой иллюзией нашей бытовой жизни? Оторопел. Понимаю, сама едва ли нахожу себе оправдание за такие слова. Быть может, я и скромница, но бойкая. Несмело киваешь, что-то мямлишь про дела, про время, про традицию смотреть в это время «Клуб путешественников». Убеждаю тебя, что можем посмотреть вместе. «У меня приём антенны лучше, потому что живу на 8 этаже». Соглашаешься. Как легко тебя подкупить! Только жаль, что этим последним фактором согласия стала антенна, а не я. *** Стоит ли мне говорить, что я пыталась максимально запомнить тебя в реалиях моей квартиры? Смотрела на тебя на фоне серванта с хрустальной посудой. Смотрела на тебя с красной в белый горошек кружкой. Как последняя дура смотрела, с какой стороны твои губы касаются кружки… чтобы потом прикоснуться к этому же месту. Чай был правда вкусным. Наверное. Я не знаю, я не обратила внимание. Я только смотрела на тебя и смущенно опускала глаза, когда сталкивалась с твоим взглядом. Слушаю тебя, твои рассказы, а в голове только «Какой ты красивый». Я могу смотреть на тебя хоть сто часов, замечая малейшие изменения в мимике. Ты знаешь, что во время смеха у тебя появляются ямочки? Знаешь, когда ты киваешь, у тебя прыгают кудряшки? А когда смотришь вверх, подтягиваешь щеки и хмуришь нос, чтобы поднять и очки? Ты такой забавный… Такой… «Зинка, а ты расскажи чего», — с полным вниманием сказал ты, чем внезапно застал меня врасплох. Пришлось говорить про учёбу, как проходили сессии, практики. Как в Куйбышев отправили с девчонками на практику в один университет, а с нами местные мальчишки пытались познакомиться. А мы все хихикали, бегали от них. Совсем девочки еще, никаких мальчиков в голове! Да и какие мальчики, когда через несколько лет судьба уготовила мне настоящего мужчину? Знаешь, меня никто так внимательно не слушал. Я видела, как приподнимаются брови, как что-то уточняешь, как смеешься… Я чувствую твою расслабленность, как ты с каждым моим предложением мысленно утекаешь, покидаешь эту реальность и вместе со мной бегаешь от мальчишек. Вот только с тобой я бы завернула за какой-то угол. Сиял бы только фонарь, и ни души вокруг. Нежно бы обхватила твои щёки и… Да, я предполагаю, что с тобой инициатива вся на мне. Хоть ты и рыцарь, но такой медлительный! Вот же ж, пока думала про это, мои щеки покраснели! Я чувствую жар. «… ну, и вот мы вернулись обратно. Даже сам город плохо помню, не вылазили из лаборатории». «И бегали от мальчишек с общежития напротив», — шутишь ты, а я хихикаю. Хихикаю… хихикаю и смотрю на тебя. Чай безобразно остыл, а пирог уже немного затвердел. А про твою любимую передачу никто так и не вспомнил. Если бы мне сказали, что когда-то я буду целый вечер болтать с тобой на собственной кухне, я бы не поверила. Только во сне подобное возможно, но никак не здесь. И ты даже не замечал, как я пододвигала стул все ближе к тебе. Миллиметр за миллиметром. Мне хочется быть ближе. А когда наши колени коснулись друг друга, я думала, что сейчас сгорю от стыда. Внезапно замолчали. Я беру тебя за руку и провожу пальцами по всей ладони: от запястья, где бьется пульс, до обкусанных краёв ногтей. Ты смотришь на меня, а я смотрю на тебя. Твои глаза… Если бы мы жили вместе, я бы смотрела в них как в телевизор. Или смотрела телевизор в отражении твоих очков… Бывает такая секунда, когда кажется, что терять уже нечего. Уже не только колени соприкасаются, но и плечи. Так близко… Ладони предательски взмокли. И каждая секунда кажется годом. Взгляд бегает от глаз к губам и обратно. Замечаешь ли ты это? В моем животе распускаются настоящие цветы, и я тянусь губами к твоему лицу. До того, как я прикрываю глаза, ты тоже наклонялся ко мне. «Прости, мне пора». Фраза, которая мгновенно отрезвляет. Как настоящая дура сидишь с начальником на кухне и какие-то шутки ему рассказываешь, за руку держишь! Бессовестная. Я только и успеваю похлопать глазами, как ты уже вскочил на ноги и направился к выходу. «Подожди!», — прошу я. А чего, собственно, ждать? Что я скажу? «У меня есть Особа. Это... ну... неправильно как-то по отношению к ней», — словно читаешь мысли, отвечаешь ты. Точно, Особа. Твоя голова. Мне хочется закричать, хочется остановить время или сводить тебя к специалисту — неправильно все это. Мы же должны быть вместе. «Но ведь признайся, что между нами что-то есть!». А ты только смотришь своим холодным взглядом, под которым ничего не различить, и уходишь, оставляя меня в этой внезапно пустой квартире. Хочется бросить в тебя что-то тяжелое из окна, но вместо этого я беру твою кружку и прислоняюсь губами к точно тому месту, из которого ты пил. Здесь были твои губы. И это последнее, что мне остаётся в своей глупой любви. *** Конечно, Особа нашлась. Чудесным образом связалась с тобой и сообщила, что была в командировке. Конечно, ты сбрил свою щетину и уже задорно шутишь. Конечно, делаешь вид, будто ничего не было. Твоя спина по возможно выпрямляется, плечи кажутся мощнее. Даже появились щечки? Или просто раньше их скрадывала щетина? За обедом умял всю порцию. Я вижу твой аппетит, и на моей душе разливается приятная теплота. Говоришь что-то Лёшке и одновременно ругаешь его. Но все это с некой добротой — наш начальник ожил. И просто мой любимый воскрес. Я рада видеть твою улыбку. Я рада, что ты снова прежний. Моя рука под столешницей скользит по твоей. Привычно обводит запястье с ровным пульсом, широкую шершавую ладонь. И меня царапает новенький отросший ноготок. Ты в порядке. А большего мне и не надо. Пусть твои глаза сияют при виде другой, пусть ты ощущаешь себя лучше рядом с ней. Пусть. Но зато ты счастлив. Пусть не со мной. А большего мне и не надо.