illuminated

      блум перебирает шелковистые пряди, с мягкой улыбкой наблюдая, как слабо дрожат пушистые ресницы — наверное, валтору снится яркий сон, наверное, что-то лёгкое и приятное, что-то из прошлого или никогда не случившегося будущего.       наверное, что-то про её отца — блум кладёт широкую мужскую ладонь на плечо, улыбается тонкими ненакрашенными губами, щурит на светлое небо карие глаза.       наверное, она немного сошла с ума — она сидит в парке на скамейке у облачной башни, точная копия родного отца, а валтор дремлет, уложив голову ей на колени. она редко прибегает к полной иллюзии, но сегодня у валтора плохой день, он промучался всю ночь прерывистом сном, полным кошмаров и воспоминаний о ледяной тюрьме, и смотрит на всё в серо-чёрном цвете, остро желая сделать хоть что-нибудь, чтобы добавить красок — сжигать всё, что можно сжечь, оттеняя оранжевым, убивать всех, кто жив, разливая красный.       несмотря на то, что больше у неё за спиной не трепещут крылья, позволить причинять вред невинным и сеять разрушения она не может.       наверное, это глупо — но блум не против быть глупой.       валтор слегка елозит, укладывая горячую ладонь ей на колено, и она жалеет, что вместо короткой юбки на ней кожаные штаны, но мужчины, тем более такие, как её отец, не носят мини.       дарси появляется с чашкой дымящегося чая, умиротворённая после нескольких часов медитации, и разглядывает их задумчиво, и блум чудится сочувствие на её лице — но это, разумеется, невозможно, с чего бы ведьме, пытавшейся её убить, проявлять сострадание? не с чего, но дарси трагично вздыхает, прикрыв веки, и прикладывается к изящной фарфоровой чашке, оставляя яркий фиолетовый след — блум прослеживает очертания губ и вспоминает, как раньше, будучи под контролем даркара, красилась похожим оттенком. может, стоит вернуться к тому стилю — насыщенный тёмно-синий, близкий к чёрному, острота толстых стрелок и темнота длинных ногтей?       ей не очень такое нравится, но, наверное, теперь ей нужно одеваться соответствующе положению — ведьмы не носят небесно-голубой и нежно-розовый, заколки-сердечки и плиссированные юбки. ведьмы, особенно бывшие феями, носят смольно-чёрное, латекс и цепочки.       блум нравится её старый гардероб, но он совершено не подходит её новому образу — она смеётся, запрокинув голову к наливающимся тучам. теперь ей подходят массивные доспехи, закрытые пафосные костюмы и полное отсутствие украшений — отец не любил излишеств, терпя только на королевских встречах и балах.       чужой сон остаётся крепким, как прежде, словно её смех валтора не тревожит вовсе. хотя, может, он просто соскучился по звучанию смеха её отца и потому не хочет просыпаться — только бы удержать иллюзию ещё на мгновение.       блум готова отдать ему вечность.       запах пряных трав приятно щекочет ноздри, и она поворачивается, уже не удивляясь дарси, сидящей рядом — её навык бесшумного передвижения впечатляет, но не пугает.       сторми же, в противовес сестре, отлично соответствует своей силе и передвигается с шумом, громкой болтовнёй и топотом — айси это забавляет, дарси всё равно, валтор бесится, а блум просто наблюдает.       отец, наверное, смеялся бы и полушутя журил, что леди не пристало быть такой неуклюжей. но точно блум никогда не узнать — мертвецы не говорят. — вы оба сошли с ума, ты ведь понимаешь?       в тишине, нарушаемой только ветром, слова кажутся резкими и неуместными, и блум скашивает глаза на дарси, пялящуюся на зелёную поверхность чая — можно подумать, что дарси переживает за них, за неё или валтора, что беспокоится и искренне хочет помочь, но это не так, и блум больше не наивная девочка. она знает, что дарси переживает, но за себя и сестёр — дарси переживает, как бы это разделённое сумасшествие не привело их к проигрышу и могиле, и блум понятен этот страх.       это безумие лишило её крыльев и навсегда поселило в тумане. — тебе не о чем волноваться, мы в порядке.       дарси скептически оглядывает их, и сомнение разливается вокруг терпким кофе — блум улыбается губами отца, смотрит на дарси глазами отца, гладит волосы валтора руками отца, и, наверное, со стороны происходящее кажется сюрреализмом и неминуемым поражением, но блум не полагается на мнение других, она уверена в себе и валторе, в их тандеме и непобедимости, и дарси отступает, потерев переносицу. — надеюсь, ты знаешь и в полной мере осознаёшь, что делаешь. на разумность валтора я уже не рассчитываю. — конечно.       ей легко — валтор спокойно лежит у неё на коленях, цвет его лица больше не напоминает кости из музеев, морщинка между бровей исчезла, а дарси уходит, забирая с собой аромат травяного чая.       стая ворон вылетает из леса, оглушительно каркая, и валтор морщится, распахивая глаза и поднимаясь, снова недовольный, и блум хочется сжечь проклятых птиц — но она касается костяшками чуть колючей щеки, привлекая внимание, и валтор, повернувшись, мгновенно проваливается в себя и неё, теряя раздражённость и улыбаясь, такой открытый и непохожий на обычного себя.       блум тянется вперёд и целует его, вплетая пальцы в волосы, и валтор льнёт в ответ, выдыхая в губы интимное, просящее и жадное «орител», и блум лижет его шею, грубо наматывая пряди на кулак и вынуждая запрокинуть голову.       её отец был жесток с валтором, всегда и всюду, и ненавидел длинные волосы у мужчин — блум в восторге от шелковистых локонов, но никогда не произносит вслух.       тучи льют на них холодные хлёсткие капли, но они не обращают внимания, валтор цепляется за её плечи, будто вот-вот утонет, вот-вот провалится в бездну, вот-вот потеряется, а блум раскрашивает его кожу метками, которые не снять никакой волшебной пыльцой — эти метки исчезнут с тела за считанные часы, но внутри они останутся навсегда, и валтор будет приходить снова и снова, лишь бы получить ещё, зависимый и её.       наверное, они действительно сошли с ума.       наверное, они счастливы.

не бойся завтрашнего дня, просто возьми мою руку, и ты почувствуешь себя значительно лучше — позволь мне растекаться по твоим венам, я построю стену, надену на тебя оковы. я не настолько злая ты — это всё, чего я хотела