Моя любимая муза

До чего же странно сложилась судьба! Ева непрестанно размышляла об этом, болтая с Мэй и работая над глиной множеством рук. Мэй просто сидела рядом, но смотрела с теплом. Когда она наблюдала за работой Евы, её наполняло вдохновение и спокойствие. Помогала в этом и музыка из радио, которую Мэйдэй не смогла бы описать, но это не мешало ей подпевать мелодиям, написанным Евой. Она же не обращала на Мэй внимания, но как только заметила, какими глазами она смотрит и на неё, и на её работу, улыбнулась. Ева не могла отрицать, что привязалась к этой заурядной девчонке. У неё был огонь, заставляющий сердце таять и, возможно, именно поэтому она позволила Мэй взять глину. Может быть, и поэтому она держалась за Мэй дольше и сильнее, чем нужно, но она не имела ничего против, и оставалась с ней тоже. Вот что привело Еву к глыбе мрамора, который вот-вот отколется от породы. Она думала о Мэй, и её осенило. Она слишком хорошо знала это чувство. Она влюбилась в эту дурочку. Но перед мрамором она отбросила эту мысль в сторону, и только во время работы поняла, что создаёт именно её образ. Руки Евы сами собой заскользили по камню, и она была готова приложить все усилия, чтобы статуя получилась почти неотличимой от оригинала. Когда настал черёд причёски, Ева поняла, что ей интересно, как выглядит Мэй с распущенными волосами. Затем она приступила к работе над лицом, убедившись, что глаза изображены так, как нужно. Ева хотела запечатлеть её внутренний огонь, который, казалось, освещал комнату изнутри и заставлял таять её сердце. Ева позаботилась о том, чтобы эти розовые глаза сияли как в тот день. Тогда они решили посмотреть фильм, но Ева заметила, что глаза Мэй смотрят не на экран, а на неё саму. Воспоминание предстало перед её глазами, как живое. Они обе легли на диван, Ева держала Мэйдэй, которая, можно сказать, легла прямо на неё. Они даже взялись за руки, и Мэй гладила Еву по волосам и напевала… и тогда она поняла, что ей очень, очень нравится голос Мэй. Эта тихая мелодия и сейчас звенела в ушах, даже когда Ева вынырнула из воспоминаний. Сейчас в её руках была мраморная статуя Мэйдэй с распущенными волосами, улыбкой и такой энергией в глазах, что ей можно было бы обеспечить целый город. Ева поняла, что, сама того не осознавая, нежно обхватила ладонью мраморную щёку. Ева начала говорить со своим творением тихо и нежно, прижимаясь к статуе всем телом, словно к живой Мэй. — Милая моя муза, один твой взгляд топит лёд моей промерзлой земли. Благодаря тебе я вновь чувствую, как кора моего мира меняется. Но теперь всё иначе, всё новое, и в то же время так прекрасно… Ты всё больше и больше искушаешь меня, дорогая… Но бессвязной речи настал конец, когда дверь музея резко распахнулась. Тогда Ева тут же погрузила своё новое творение в пол, а сама растворилась в стене, чтобы взглянуть на того, кто осмелился вступить на её территорию, не спросив разрешения.

***

То, что музей был почти пуст, сыграло Мэйдэй на руку. Но даже сейчас она готова поклясться, что глаза на стене не просто нарисованы или выточены из мрамора. В руках же у неё был маленький подарок для Евы — единственной и неповторимой. Навыки Мэй были далеки от идеала, но она гордилась своей работой. Это была маленькая глиняная статуэтка Евы, держащей маленькое сердечко. Тело получилось кривым, да и на лице виднелись отпечатки следов — признаки тяжёлой работы, но руки, пожалуй, получились хуже всего. В своём желании сохранить все детали Мэй делала только хуже, и когда она поняла это, то решила добавить милые подписи там, где должны были быть татуировки. Но особое внимание Мэй уделила основанию статуи. «У тебя моё сердце» было вырезано слегка небрежно, но она даже считала это милым. Теперь ей оставалось лишь надеяться, что у неё получится оставить подарок, не попадаясь Еве на глаза. Жаль, что она не понимала, что на неё уже падали бесчисленные нежные взгляды. Сама дива была весьма удивлена, обнаружив Мэйдэй в своём царстве. Она смотрела на неё множеством глаз на стенах, но не показывалась. Её собственные нефритовые глаза были прикованы к коробке, обёрнутой бело-розовой лентой. Мэйдэй, казалось, несла её с лёгкостью. Ева поняла, что это подарок для неё, но чем это может быть, раз Мэй решила принести его в такой поздний час? Мэй понятия не имела, куда шла, и была уверена, что со стороны это было прекрасно видно. Она плюхнулась под картину, которая наверняка наблюдала за ней. Мэй проверила телефон, с удивлением обнаружив, что сейчас уже два часа ночи, и издала усталый тихий вздох. Она пробормотала что-то под нос низким, но странно игривым тоном. — Ладно, может, прибегать сразу, как я закончила, было не очень хорошо, но-о-о-о-о я уже здесь и успела заблудиться… можно было бы идти дальше, но, чёрт, за глоток прохладной водички я бы убила кого-нибудь, кляну-у-у-усь… Глаза Евы расширились от осознания того, что Мэй засиделась допоздна, чтобы закончить подарок для неё. Ей была знакома ночная усталость от творческой работы, но к этому ещё и добавлялось то, что Мэй весь этот путь ещё и пробежала… от этого нельзя было не беспокоится! И потому Ева использовала способности, чтобы передать бутылку холодной воды уставшей Мэй. Она вздрогнула, когда к ней будто из неоткуда подкатилась бутылка. — МАТЕРЬ РОКА, ЧТО ЭТО ЗА НА- а, нет, это просто бутылка воды, — подобрала она ей. — Ещё и холодненькая! Спасибо большое, творческий астрал, с меня должок! Её голос стал по-прежнему весёлым и зажигательным, когда она откупорила бутылку и начала осушать её. Она сжимала её, чтобы быстрее выпить. В считанные секунды она выдула всю воду и раздавила пластик в диск. Ева немного смутилась, когда Мэй положила диск в карман, чтобы не оставить после себя мусора, и поднялась, чтобы отряхнуться и взять коробку. — Итак, будь я красоткой Евой, где бы я была? Ева застыла, услышав, что её назвали красоткой. Её лицо побелело с одной стороны и порозовело с другой. Ева не могла не улыбаться от того, что та, кого она называла «посредственностью», считала её красивой. Поэтому она решила помочь Мэй и, открыв портал, взяла её за руку. Та вскрикнула от удивления, но когда её осторожно положили на кровать Евы, она успокоилась. Теперь она оказалась лицом к лицу с дивой и, хоть она казалась счастливой, придумать речь не вышло. Мэй просто протянула подарок и затараторила: — Ты сказала сделать что-нибудь красивое, ну и вот я сделала, пусть я не особо хороший художник, но я иногда калякаю что-то, так что мне показалось, что ты можешь оценить. Ева смотрела в её глаза, не отрываясь. Она сама чувствовала её усталость, которую подчёркивали мешки под глазами и пятнышки краски на лице и юбке. Даже на губах были белила. — Благодарю, Мэйдэй, — улыбнулась она. — Хочу спросить: почему у тебя белые губы? — Да я глотнула воды с краской, пока делала эту штуку, — съёжилась Мэй. Ева и сама вспомнила, как в порыве творчества могла глотнуть из не той кружки, и поэтому достала ещё одну бутылку. Мэйдэй поблагодарила её и с жадностью начала осушать вторую бутылку. — Так… могу ли я взглянуть на эту «штуку»? Мэй кивнула, не отрывая от губ бутылку. Ева открыла коробку, где оказалась статуэтка в виде неё самой. Она несколько заваливалась на бок, но Ева увидела главное: вырезанную улыбку и руки, держащие сердце. — «У тебя моё сердце», — прочитала она и посмотрела на Мэй. Та улыбнулась в ответ и спрятала второй диск в карман. Ева отложила статую и подошла к Мэй. Её лицо наливалось краской с каждым шагом. — Какое совпадение, что у тебя есть и моё, — ухмыльнулась Ева, глядя сверху вниз. Ладонь Евы обхватила щёку Мэй. Прежде чем они поняли, что происходит, губы встретились с губами, как земля с огнём… и тогда Ева осознала, что падает в объятия любимой музы.