вечерний рейс

— Вот Ваше место, располагайтесь, поезд скоро отправится. Еду можно получить через час. Милая девушка приветливо указывает на пустую койку на втором этаже, а Винвин ей косо улыбается, хотя очень старается. Видимо, все силы ушли сегодня ещё рано утром, оставляя парня выжатым, словно кислый лимон. — Спасибо, — бросает небрежно Дун, проходя внутрь маленького купе, в котором ему придётся проторчать целых два с половиной часа, если не дольше. Он ставит все свои сумки на специально предназначенное для них место, и без зазрения совести садится на одно из нижних спальных мест, что его не является, устало потирая свои глаза, что уже начинают неприятно жечь от напряжения. На часах время 21:54, через шесть минут поезд тронется, и Сеул начнёт отдаляться, оставляя приятные воспоминания и грустный осадок на душе. Возможно, Винвин приедет сюда ещё раз, но вот только когда это «ещё раз» случится — он не знает. Время летит быстро, будто оно куда-то спешит, опаздывая на важную встречу. Но вот Дун спешить не хочет. Ему бы ещё остаться и подышать набитым машинным дымом воздухом, который совершенно отличается от Пусанского. Кое-как на ватных ногах залезает на свою койку, приятно удивляясь свежему аромату холодного одеяла. Вынимает из кармана свой телефон, убавляя яркость до минимума, предварительно выключив в комнатке весь свет, оставив только небольшой ночник внизу, если вдруг кто придёт. И вот колёса дёргаются, от чего дёргается и парень, не от испуга, а от простой неожиданности. И как-то выдыхает облегчённо, когда в его купе так и никто не заходит спустя пять минут. И, как говорится, каркать — это талант. Ибо, чёрт возьми, спустя целых десять минут около двери слышатся голоса и звонкий смех. Винвин сначала не обращает внимание, пока дверь не открывают и двое парней чуть ли не влетают и не сносят всё к чертям, охая и ахая бросаясь на кровати. — Господи, Тэн, ты такой пизданутый, — говорит кто-то прямо под Вином, а другой кто-то усмехается громко. — Кто бы говорил, ты сам пошёл в этот злосчастный бургер кинг и простоял в многомиллиардной очереди целых двадцать минут. Так называемый, кажется, Тэн, садится, свесив свои ноги и стянув слишком шумно ботинки и верхнюю одежду. — Оу, у нас тут соседи, — Винвин лишь цыкает тихо на хорошую внимательность, но даже не собирается им отвечать. — Извините, если разбудили или как-то помешали, мы будем вести себя тише, — ладно, этот парень довольно приличный, раз хотя бы извинился, но… Каркать — сестра таланта. Через секунду слышится их заразительный смех, а недавнее обещание будто бы все забыли. Вот только Винвин всё прекрасно помнит и с каждым мгновением закипает. Он, чёрт возьми, читает вообще-то. И вообще-то на самом интересном моменте! Вот уже несколько раз перечитывает один и тот же абзац, никак не фокусируясь на нём из-за посторонних. — Извините, можно потише? — почти шёпотом мяукает китаец, а кто-то снизу мило пищит, словно увидел белого пушистого котёнка. — Прости, мы очень стараемся. Что за манеры? Разве они переходили на «ты»? Винвин этого, если честно, не помнит. А память ему никогда, к счастью, не изменяла, будучи постоянно преданная ему. Его щёки краснеют от злости, и пиздецки хочется съязвить, но язык не поворачивается. Снизу слышится стук и приглушённый мат на… китайском? — Извините моего… эм, друга, — Тэн искренне кланяется головой, Винвин видит его лишь краем глаза, и улыбается краем губ, когда тот жмурится от попавших в глаза чёрных прядей волос, это плохо видно в желтоватом свете одной лампы, но не заметить просто невозможно. — Его в детстве не приучили хорошим манерам. А… — парень тушуется как-то, пальцами перебирая край одеяла, будто не решаясь о чем-то спросить. — Познакомимся, может? Ехать нам ещё целых два часа, поэтому… — никак не может подобрать правильные слова, то запинаясь, то ещё что. Но на помощь всегда придёт самый крутой лучший друг, на голову полностью отбитый. — Он хочет сказать, что ты ему понравился, хоть он и не видел твоего лица. А после слышится мат на непонятном языке, хотя очень смешному по звучанию. Понять, что это мат или что-то нецензурное проще простого по эмоциям, кажется, совершенно не китайца и не корейца. Возможно, таец или что-то типа такого? Винвин в национальностях и языках совершенно не разбирается. Знает только, что существуют немецкий, корейский, английский, китайский, французский, итальянский, арабский и японский с тайским. Ну и, как бы, всё. Кругозор у него, как вы поняли, не настолько широк. Но и знать абсолютно всё нет смысла. Жить ему всё равно предстоит либо в Корее, либо в Китае. Хотя второй вариант навряд ли осуществится по не очень хорошим обстоятельствам. — Эм… — Дун мнётся, ёрзает по постели тихо, пытаясь громко не дышать и вообще не издавать сильных звуков. — Винвин зовут меня, — он кусает губу, затягивая молчание всего на пару секунд. — Можно Сычён. Сразу после раздаётся одобряющее угуканье, непонятно от кого, но не суть важно. — Меня Тэн, как ты, наверное, догадался. Винвин снова хмурится, когда слышит к себе такое обращение. Парень на вид очень сильно моложе него, как они вообще себе такое позволяют? Или у других людей, с другой национальностью, сразу после знакомства переходят на дружеское тыканье? У корейцев и китайцев парень такого поведения не замечал. — А этот, — Тэн указывает пальцем вперёд, под койку Винвина, и сразу после видит два пальца, — указательный и средний — в виде «v», выглядывающие у его бортиков прямо перед носом. — Янян. У вас, кстати, имена чуть похожи. Где именно схожесть в их именах, до китайца доходит не сразу. Возможно, это повторяющиеся буквы? Ну а другой схожести больше и нет. — Рад знакомству, — бросает небрежно Дун, утыкаясь носом в мягкую подушку, чтобы не начать задыхаться из-за нарастающего напряжения. — А тебе сколько лет? — задаёт вопрос, кажется, Янян, их голоса для Винвина до сих пор кажутся одинаковыми, хотя у обоих слышится разный акцент в корейском. — Двадцать четыре, — выдаёт прямо в подушку, из-за чего слова отдаются по помещению очень тихо, и Винвин боится, что парни его не услышали, и ему придётся с позором повторять заново. — Воу, а ты старше меня… — задумчиво протягивает Тэн, убирая чёлку назад, открывая вид на свой ровный, без единой морщинки, лоб. Винвину хочется ядовито спросить: «так почему же ты тогда позволяешь до сих пор себе неформальное общение?», но молчит, будто боясь ещё больше накалить атмосферу вокруг. — Получается, я здесь самый старый, — грустно мычит Янян (?) по звуку, кажется, ложась на кровать. — Получается так, — Тэн согласно поддакивает, и в их купе начинает бодрствовать гудящая тишина, разбавляемая, слава Господу, глухими стуками колес о железную дорогу. — Жарко как-то тут, — будто прочитав ещё одну мысль китайца, говорит вслух, поднимаясь со своего места и открывая небольшое окошко, чтобы впустить холодный, вечерний воздух. — Как хорошо, — блаженно простанывает Янян, поднимая свою тонкую кофту, оголяя свой торс. — Только не надо раздеваться полностью, Янян-а, — мягко щебечет Тэн, опускаясь снова на прежнее своё место, на котором, кстати, вначале сидел Винвин. — Винвин? — уже обращается он к бедному парню, что уже несколько минут назад забил на свою электронную книжку, оставив её когда-нибудь на более удачное время, которое, возможно, и не будет в ближайшие несколько дней уж точно, из-за будущего плотного графика. — Ты какой национальности? Я так, просто для галочки. Просто по шипящему акценту ты не местный, и, возможно, китаец? — выдаёт свой вердикт, который оказывается верным, и китаец просто мычит, не отлепляя свои пересохшие губы. — Ого, вот мой Янян этнический китаец, родившийся в Тайване, и ещё с гражданством Германии, — Тэн тихо ойкает, когда осознаёт, что сказал немного лишнее, после странного шиканья Яняна. — Он тоже этнический китаец, но считается за тайца, — зачем-то говорит Янян, возможно, чтобы перевести внимание с небольшой оговорки. Но Винвин до сих пор крутит в своей голове и на языке слово «мой». Ему эти парни с первых секунд показались странными, и чуйка не подвела. Возможно, они просто супер-пупер хорошие друзья? Но их замешательство говорит немного о другом. — Ясненько, — выдаёт из себя хрипло Винвин, оторвавшись наконец от подушки, чтобы вдохнуть свежий воздух, полностью наполнивший маленькое пространство. — Давно в Корее? — кажется, таец совершенно не хочет отставать от парня, что уже конкретно так задолбался отвечать на все эти дурацкие вопросы. Почему нельзя просто молча проехать все эти два часа? — Три года. По работе приехал сюда, — зачем-то ещё добавляет, возможно, чтобы избавиться от ещё одних лишних допросов. — Ого, кем работаешь? — это уже не Тэн, а Янян, резко оживший и давший о себе знать. Винвин сначала пугается голоса старшего, оставляя его без ответа секунд так двадцать. — Ну, экономистом, — лениво пожимает плечами, будто его кто-то видит, и глаза закатывая, чтобы хоть как-то унять раздражение. — Ого, никогда не понимал экономику и прочую фигню, — влезает Тэн, распахивая свои и так большие глаза. — Да ты вообще никогда ничего не понимал, — усмехается Янян, вставая со своей кровати и куда-то направляясь. Винвин не знает куда, уставившись взглядом в стенку, но думается, что на кровать к своему (?) Тэну, раз слышится недовольное бурчание и тихая возня не под ним, а где-то слева. И вот, наконец всё утихло, и напряжение больше не окутывало тело, по крайней мере, только Винвина. Хотя Дуну казалось, что эти два парня ничего такого до этого не чувствовали, будто просто болтая со своим старым знакомым. Винвин облегчённо выдыхает, смотря на время в своем телефоне, конкретно так удивляясь, что прошли уже добрые тридцать минут. И как только оно так быстро пролетело. Слегка приподнимается с места, чтобы накрыться одеялом и немного отдохнуть перед небольшим ужином. — Тебе холодно? — как-то невзначай спрашивает Тэн, а Винвин и не понимает к кому тот вообще обращался — к нему или к своему Яняну? Поэтому ничего и не отвечает, накрывая свою голову, оставляя только небольшую часть макушки снаружи. И слышит, как таец просит своего друга закрыть окно. Значит, всё же обращались к нему? Ему становится как-то неловко, ведь абсолютно везде, где есть одеяло, для какого-то спокойствия укроется им, даже если будет не холодно и очень жарко. Хочется уже сказать, что не надо, но слышит тяжёлое скольжение окна и небольшой стук. И говорить что-то уже, как бы, поздно и не имеет смысла. Звук рельс снова становится приглушенным, и волнение как-то само накатывается на китайца, будто бы он с этими этническими китайцами остался один на один в огромном мире и его никто от них не заберёт. И всё же ему удаётся немного вздремнуть, успокоив своё безумное сердце, пока кто-то не забирает у него единственное спасение — одеяло, и холод не окутывает его влажное тело. — Винвин? Есть хочешь? — раздаётся прямо над ухом, и Дун резко распахивает глаза, пытаясь разобраться в каком пространстве он вообще находится. Переварив в себе вопрос, и несколько раз прокрутив его в голове, он кивает согласно, привставая и медленно спускаясь. В купе до сих пор горит одна лампочка, но к ней добавляется ещё одна, освещая уже так, что разглядеть что-то не составит огромного труда. Особенно разглядеть наконец лица своих соседей. — Еду, конечно, принесли около двадцати минут назад, и мы хотели тебя разбудить, но ты так крепко и мило спал, — таец смотрит на Винвина своими блестящими глазами, будто он выпил алкоголь, и его мозг сейчас знатно опьянён. — Думали, сам проснешься в скором времени, но пришлось будить. Китаец переводит взгляд на Яняна, что сидел на койке Тэна, тесно прижавшись к другу. — Ты садись на кровать, чего стоишь. Губы Яняна были пухлыми, какими-то слишком красными, и… влажными? Винвин быстро отбрасывает непристойные мысли, повинуясь старшему и присаживаясь на самый край кровати, до этого аккуратно убрав оттуда подушку. — Я не знал, что ты любишь, поэтому купил на свой вкус, и то, что вообще там было, — таец пододвигает пакетики с булочками и запечатанную коробочку с одноразовыми палочками. — Н-не надо было… — Винвин мнётся, опуская свою голову, пытаясь челкой скрыть красные щёки. — Мне даже нечем отблагодарить, последние деньги были потрачены на поезд… — А мне и не нужны деньги! — радостно восклицает Тэн, ослепляя всех вокруг своей яркой улыбкой. — Поешь, наверняка голодный. А ехать нам ещё час. Тебе ж ещё, наверное, до дома добираться долго надо будет. Винвин поднимает свои глаза, встречаясь с добрым, и каким-то странным взглядом младшего. Тот словно пытается его околдовать, заманить в ловушку, и незнамо что вытворять потом. — Спасибо, — тихо шепчет одними сухими губами Дун, как-то даже не пытаясь дотрагиваться до еды. — А из питья я взял простую воду и апельсиновый сок, выбирай, или можешь взять всё сразу. Обычное «можешь взять всё сразу», звучит предательски двусмысленно, словно таец что-то хотел ему намекнуть. Ну-ну, Винвин, фантазии, как у десятилетки. — Ну, чего сидишь? — уже как-то нервно стонет Тэн, елозя на своём месте, словно у него шило в жопе застряло. А Винвину как-то неприятно есть, когда на него так вылупились две пары глаз, внимательно изучая его. В этом то Винвин уверен на все сто процентов, даже не сомневаясь. — Просто… Вы так смотрите, — Дун смотрит куда угодно — в окно, где небо уже полностью почернело, а огни городов светят тускло, будто боясь помешать чему-то; на дверь, желая поскорее из неё выйти; на свои руки, лежащие под столом и нервно дрожащие; куда угодно, чтобы не смотреть на двух парней, чтобы просто избавиться от их глаз и внимания. Озвучивать ещё одно предложение «мне не очень комфортно» он не собирается, надеясь, что Тэн его прекрасно поймёт. Ну или же Янян догадается, если первый не сможет (!). — Ох, извини, ты просто красивый со взлохмаченными волосами. Ну и ну, вот это заявочка. Винвин ожидал всё: от странного подкола, до обычного «извини», которое на деле прозвучало, но прозвучало по-другому… И всё же до китайца доходит, что надо бы уложить свои, как сказали — взлохмаченные волосы, добавив при этом — красивый. Он дёргается, дрожащими руками делая свою голову более менее опрятной, всего безобразия он не видит, зеркала, к сожалению, нет, а телефон остался наверху, поэтому надеялся на свою удачу, которая сегодня и покинула его, ведь, блять, Тэн с улыбкой ставит руку на стол, что сейчас для него становится опорой, придвигается ближе, и второй рукой тянется к его лицу, приглаживая ещё несколько выбившихся прядок. Ох как же Винвину хочется провалиться сейчас под поезд, чтобы его переехали и оставили дохнуть, стерев при этом на всякий случай память. — Милашка, — подмечает вслух младший, садясь обратно, словно ничего и не было. Хотя, сейчас же ничего такого и не было, просто Винвину помогли поправить причёску, чтобы он не выглядел слишком уж глупо. Но куда уж глупее то? — Ну так ты будешь есть? — подаёт свой хриплый голос Янян, от которого Дун дёргается слишком заметно, от чего два друга удивляются и обеспокоенно пялятся на него. — Ты чего? — уже шёпотом говорит старший, наклоняя набок голову. — Всё хорошо, — на выдохе, слишком нервно, слишком боязливо. — Я не очень что-то есть хочу… Его в первый раз с просьбой не смотреть не услышали, а во второй раз просить как-то стрёмно, поэтому лучший из всех придуманных вариантов — это просто напросто отказаться от халявной еды. — Мы не будем смотреть, если хочешь, вообще уйдём на столько, сколько тебе надо, — Тэн до сих пор приятно улыбается, отчего по телу разливается горячее тепло, спускаясь прямо к низу живота с протяжным воем желудка. — Пошли, Янян-а, — Тэн уже собирался вставать, когда китаец отрицательно почему-то замотал головой. — Вы не обязаны куда-то уходить, просто… отвлекитесь на друг друга, — это звучит так по идиотски, что хочется и впрямь провалиться прямо под землю, в самые недры. Тэн улыбается, и, кажется, хочет что-то ещё сказать, пока Янян не притягивает его к себе, целуя ровно в губы. В губы, мать его! Винвин уверен, — он сейчас пылает ядерно красным, а глаза неприятно жжёт от горячего воздуха, за секунду поменявшего свою температуру. Они целуются прямо на глазах почти незнакомца, наплевав на «правильное» и не. Целуются жадно, страстно, сплетая свои горячие и влажные языки, при этом не забывая лапать друг друга в самых разных местах: начиная от макушки, заканчивая паховой зоной. Винвина бросает в самый настоящий жар, будто его температура тела поднялась под самые сорок градусов. Конечности трясёт, а в глазах на пару секунд темнеет со звоном в ушах и причмокиванием чужих губ. Желудок уже не урчит из-за пустоты, его перебивает заметное возбуждение и опьянённое сердце. Он выдыхает со стоном, неосознанно вырывающимся из груди. Привлекая этим чужое внимание. — Винвин? — Тэн вытирает слюну, катившуюся по его подбородку, пытаясь прочитать состояние своего соседа, которое чёрным по красному написано на лбу: пиздец. Таец хочет сказать что-то ещё, возможно, извиниться за действия, что заставили китайца так смущаться, но Янян зря время не теряет: придвигается ближе к отстранившемуся парню, кажется, реально своему, и целует в открытую шею, наполненную огромными венами, нереально привлекательными и манящими… — Я… — Винвин пытается выдавить из себя хоть что-то, но его перебивает звонкий стон Тэна. Дыхание спирает, а член в свободных чёрных штанах дёргается. И когда он только успел встать… И почему он вообще встал? Винвин раскрывает свои глаза настолько широко, что вот-вот, и они вылетят из орбит и покатятся по полу куда-нибудь под нижнюю койку. Он смотрит вниз — прямо на очертания своего члена, будто впервые видит его. Но ведь он никогда не вставал на, мать его, чертовых парней. Его будто бы отрезвляет, пока не чувствует на себе два тяжёлых взгляда. Поднимать свой он не собирается, поэтому смотрит на член, что так и манит дотронуться до него хотя бы кончиками пальцев. — Винвин-а? — вопросительно тянет Тэн, непременно хотя, чтобы старший поднял на него свой полной растерянности взгляд. — Винвин-а, ах… — Янян дотрагивается до паха тайца, от чего тот запрокидывает голову назад, открывая вид на шею, полностью покрытую красными следами. Винвин с интересом поднимает свой взгляд, голову оставляя на месте, и взвывает настолько отчаянно, что слёзы сами накатываются в уголки глаз. Он чертовски возбуждён. Колени сами сводятся, а тонкие бёдра сжимаются. Тэн отстраняется от своего парня, переводя внимание на Дуна, что с грохотом откинулся назад, стукаясь лопатками и макушкой о стенку. Старший хнычет, брови сводя к переносице, своей светло коричневой чёлкой прикрывая влажные глаза. Он всеми органами чувствует эти взгляды… Такие хотящие, жаждущие большего, возбуждённые. Ох, Винвину хочется кончить прямо сейчас, с ярким румянцем от жестокого позора. Он ведь не гей, и никогда им не был. — Винвин? — это Янян. Его хриплый голос один на миллион, в нем не чувствуется ничего, но проскальзывает ядовитое волнение. Китаец только вертит головой в разные стороны, то ли говоря, чтобы про него забыли, то ли отгоняя паршивые мысли. — Котик так возбужден, — шепчет Янян на ухо Тэну настолько громко, чтобы это услышал и третий присутствующий, но и не настолько, чтобы конкретно засмущать третьего. — Давай поможем ему? — это он уже говорит максимально тихо, но его басистый голос всё равно громом прокатывается по купе. Тэн стонет одобрительно, прикрывая свои глаза от огромных мурашек, что прокатились волной от позвоночника до члена. Янян встаёт со своего места, за руку ведя Тэна, кидая того рядом с Винвином, которого сейчас разрывает от эмоций, переполняющие его до краёв. Тэн время зря не теряет, как никак в скором времени поезд должен приехать на конечную станцию, поэтому прилипает к китайцу, носом тычась в шею, от чего Винвина пробивает током, а член становится ужасно чувствительным. Оба парня в унисон хнычут, когда их тел касаются горячие ладони Яняна. — Боже… — Винвин выдыхает слово, чувствуя горячие пальцы прямо в своих трусах. — Блять, боже мой, ах, — и ему пиздецки хорошо. Ему пиздецки хорошо, когда Тэн своим холодным носом скользит прямо по шее и щекам, параллельно целуя потную кожу; ему пиздецки хорошо, когда Янян трёт головку, из которой обильно вытекает смазка, распределяя её равномерно по всей длине, чтобы было не больно при дрочке; ему пиздецки хорошо от горячих тел его соседей. В груди ноет, а из глаз катятся блаженные слёзы, которые Тэн любезно слизывает. — Янян! — Дун поднимает свой таз вверх, толкаясь в мокрую ладонь парня, что слишком резко начал мастурбировать. — Да, Сычён-а, стони имя моего Яняна, ему это нравится. Две пары рук гуляют по горячему телу Винвина, который весь трясётся от своего имени, вылетевшего из чужих, таких мягких губ. Он переводит свой расплывчатый взгляд на Тэна, что всё это время изучал его профиль, находясь при этом максимально близко, из-за чего они соприкасаются носами. Тэн улыбается, и увидев разрешение в огромных зрачках, льнёт к губам, жадно сминая их, даже не стараясь использовать для этого свой язык. — Вы такие сексуальные, — Янян убирает с тела китайца одну руку, переставляя её на пах своего парня, удивляясь, когда её касается грубая и влажная ладонь Дуна. Винвин сам удивляется своим действиям, не совсем осознавая происходящее. Он даже не думает ни о чём, только как бы поскорее сделать разрядку и улететь бы далеко от этих двоих. Эти двое мешают ему вздохнуть полной грудью, чтобы не уловить их нотки парного одеколона. Но чёрт, Тэн и правда целуется чертовски хорошо. Его влажные губы сминают верхнюю, абсолютно сухую и, кажется, потрескавшуюся губу Винвина, из которой тонкой струйкой потекла кровь, смешиваясь с общей слюной, кажется, капая на одеяло. Но разве это важно сейчас? Важнее всего этого — сплетенные пальцы Яняна и Винвина на ткани паховой зоны тайца. Тэн извивается, а Дун подмечает, что у него прекрасная пластика, и, будь у него возможность посмотреть на тайца под ним — он бы умер от инфаркта. Парни стонут одновременно, когда их члены крепко сжимают, стараясь не разъединять поцелуй, проглатывая свои звуки. Тэн руку кладёт на талию китайца, который от неожиданности дёргается, сжимаясь клубочком, насколько это, конечно, позволяет их странное положение тел: лёгкий таец закинул свою худую ногу на бедро Винвина, а Янян примостился между их ногами, коленом, оказывается, упираясь во внутреннее бедро китайца, что придавил её от недавнего действия. — Оу, у тебя что, талия — эрогенная зона? — таец так протяжно мурлычет, отрываясь от влажного поцелуя, даже не пытаясь слизать свою и чужую слюну. — Какой ты милый, ах, — Янян, что вынул из трусов Винвина свою руку, резким движением стянул слегка спортивные штаны своего парня, прихватывая и мокрые трусы, лишь только для того, чтобы освободить набухший кровью член из тесного плена. — Ты… не против? — Янян переводит взгляд на красного китайца, что задыхался от переизбытка чувств, переводя свой мутный взгляд куда угодно, но не в ноги тайца, боясь захлебнуться от этого своей слюной. Он сначала даже не понимает, что сейчас обращаются к нему, и лишь потом кивает, так и не догадавшись что к чему, отдав всё правление старшему. Поэтому и дёргается, когда горячие пальцы снова проникают под резинки вещей, но не до конца, лишь чтобы зацепиться и стянуть до яиц, так как положение больше не позволяет. И вдыхает громко, когда головки снова касаются, предварительно смоченные Тэновской слюной, шустрые пальцы. — Тэн-а, — Янян тянет имя тайца, будто пробуя впервые на вкус. — Поцелуй Винвин-и, — это вроде бы не приказ, но ослушаться будет равносильно смертному наказанию. И Тэн отказываться и не собирался, — он своей маленькой ручонкой, словно хитрый кот, взял китайца за подбородок, поворачивая мокрое лицо полностью к себе, приближая, и приближаясь сам, чтобы соединить их губы вместе, чувствуя на себе властный взгляд старшего. Которого, вообще-то, надо бы звать хёном. Эта мысль промелькнула в голове Винвина как-то в неподходящий момент, заставляя краснеть от своей же неформальности в общении, хотя сам чуть ли не искры из глаз пускал из-за этого. Но Янян как-то даже и не говорил и до сих пор не говорит про это ничего, будто бы просто наплевать. Сразу видно человека не местного, почти не разбирающегося в культуре страны. Янян смотрит и будто бы делает фотографии в своей голове, запоминая каждую мельчайшую деталь, проскальзывающую в действиях младших. И ведь при этом не забывает про члены, водя в ритм. Когда, кажется, про него все забыли. И Винвину как-то нехорошо становится, когда понимает, что старший до сих пор стоит в узких джинсах, что точно давят болезненно на член, и ведь тот молчит, и словно его всё удовлетворяет. Если он, конечно, не мазохист какой-нибудь, на которого он плохо тянет. И Винвин отстраняется от Тэна, не смотря на непонимающие взгляды. — Хён, — зачем? Боже, Винвин, зачем ты это сказал. — Тебе не больно? — рукой дотрагивается до члена, чьи хорошие очертания заметно видны, и ведь хорош парень, умеет Тэн подбирать и забирать себе партнёров. — Я бы не вытерпел, — добавляет напоследок шёпотом, исподлобья смотря на Яняна, что всё это время с поднятыми бровями слушал бред. — Хён? О, боже, мне кажется у меня появился новый фетиш, Тэн-а, — хнычет Янян, убирая свои влажные и липкие руки с членов, чтобы упереться о стенку, закрыв при этом всего Винвина от глаз миллиардов и одного человека. — Винвин-а, ты такой хороший мальчик, ты мне с первых секунд понравился, — последние шесть слов он выдыхает прямо в красное ухо бедного экономиста, что просто хотел с эстетикой добраться до Пусана, и что прямо сейчас кончает себе на верхнюю одежду, содрогаясь настолько сильно, что самому страшно становится. А Тэн, до этого ласкавший впалый живот китайца под футболкой, охает, когда семя попадает ему немного на руку, и ведь, чёрт, даже не пытается её вытереть обо что-то, лишь дожидается, когда Винвин придет в себя, и уже потом на его глазах аккуратно вылизывает грязную руку, блаженно прикрывая глаза и изливаясь даже без помощи рук себе на вторую ладонь. Винвину до жути стыдно, и до скрежета в зубах приятно. Слова старшего крутятся в голове вместе с уходящим возбуждением и мелким головокружением. — А как же? — только успевает еле выговорить Дун, как его перебивают поцелуем, — таким до жути жадным и собственническим, что колени сами по себе сжимают всё ещё стоящую ногу между бёдрами, скорее, уже полностью затекшую. И, — приятно удивляясь, — Янян целуется просто невообразимо прекрасно. В его поцелуе, в обычных губах, передаются столько чувств и эмоций, что в них можно с лёгкостью утонуть, захлебнуться и не выжить. Но как и зачем. Вообще, временные соседи оказываются довольно хорошими личностями. Но слово временные так неприятно режет что-то в районе груди, а слёзы сами предательски подступили к уголкам глаз, скапливаясь больше, и вот-вот собирающимся вылиться. — Мы обязательно сейчас поможем нашему хёну. Эти слова звучат неправильно и непонятно. Он не Винвина, он целиком и полностью лишь Тэна — его парня — и ничей в отношениях больше. Китайцу хочется высказать всё своё странное мнение насчёт случившегося вот совсем недавно, но как-то язык не поворачивается, даже не хочет произносить никакие слова. И все слышат, как объявляют окончание рейса через пять минут. Винвин даже выдыхает снова как-то облегчённо, будто совершенно не хочет больше находиться тут, с совершенно незнакомыми людьми, с которыми случилось что-то очень неправильное и непереносимое. — Кажется, не получится. Винвин не определяет, кто это говорит, в его голове лишь одно: «an error occurred», и звук колёс, что до этого отошли полностью на задний план, сейчас заново завоевывая свою главную роль. — Винвин? — китаец снова не определяет обладателя голоса, выпадая из реальности, проваливаясь под землю, под которой так хотелось раньше потеряться. И до сих пор хочется. Он ничего не говорит, — просто встаёт с койки, натягивает обратно штаны, совершенно наплевав на то, что он весь потный, грязный, и испачканный в собственной сперме. Даже как-то находит силы, чтобы выдернуть своё запястье из цепких лап кого-то. Забирает телефон и все свои сумки, выходя из душного купе, вдыхая наконец полной грудью, не беспокоясь ни о чём. Ну, почти. За дверью слышатся крики вернуться, и спокойный голос с приказами успокоиться и оставить мальчика на одну ночь одного. Винвин выходит из поезда самым первым, вылетая из сумасшедшего вагона, даже не оборачиваясь назад, хотя так хочется. Хочется увидеть лицо Тэна, такое довольное и приятное; хочется подольше посмотреть на красивую внешность Яняна, на которого внимания уделялось чертовски мало; хочется увидеть этих двоих, идущих за ручки, и идущих прямо к китайцу, крича ему на его родном языке, чтобы никто не узнал, что слова эти — признание в любви. Но фантазия у Винвина и правда хорошая, как и гордость, позволяющая не смотреть назад в лицо опасности. Ведь за ним никто не идёт, он бы почувствовал их взгляды своей мокрой спиной, своими ватными ногами, своей лохматой макушкой, и красной шеей. Но он чувствует лишь ноющую боль в сердце, и горячие слёзы на щеках, когда садится в такси, ломаным голосом называя свой адрес взволнованному водителю, что так и хочет спросить, всё ли впорядке, но боится убить ещё больше. Бока всё ещё жгут от чужих прикосновений, а губы горят, как и горят глаза, от пролитых литрами слёз, которые он наутро вытирает нервно, когда слышит продолжительный звон, и не смотря в глазок, распахивает дверь, встречаясь с улыбчивым Тэном и сонным Яняном, с коробкой печенек в руках. — Здравствуйте, мы Ваши новые соседи, вот Вам свежеприготовленные печеньки, позаботьтесь о нас пожал… — Тэн тараторил заученные слова настолько быстро, что проговорил почти всё предложение, не сразу поняв всей ситуации, когда Янян уже стоял с распахнутыми глазами, и уже совершенно не сонный, как несколько секундами ранее. А Винвин и сам не сразу понял, как всегда отставая от всей главной сути, пока не чувствует крепкие объятия на своей шее, и тёплые поцелуи куда-то в ухо. — Винвин-а, боже, ты не представляешь, как я расстроился, когда ты сбежал, — Тэн не сдерживает своих прозрачных слёз, утыкаясь в приятно пахнущую гелем для душа плечо. — Я всю ночь не спал, — он говорит уже шёпотом, и таким заикающимся голосом, что разобрать предложение удаётся не сразу даже Яняну, который терпел всё ночное нытье своего парня все десять часов, которые они не виделись до этого момента. А Винвин стоит, всё также опустив руки, словно солдатик, и смотрит в глаза Яняну, который расплывается в еле заметной улыбке, пока глаза сверкают от тонкой пелены слёз. В этот раз он не упустит возможности подольше уделить внимание старшему. И младшему тоже.