Валютный курс

Сотворенный три года назад мир не стоит ни йены — серьезно, Коидзуми проверял последние финансовые сводки. За шаг до конца света он будет казниться, что слишком поздно все понял, не угадал-расшифровал все гримасы, все недовольные изломы губ Кёна, пока выдуманный (выдуманный ли?) мир с восходом искусственного серого солнца крошится на голову битой скорлупой, превращаясь в пыль. Замкнутые пространства рушатся стабильно четырежды в месяц, щерятся на Ицки трещинами-трещинками; впору часы сверять, невесело шутит экстрасенс. Боги Северной старшей смеются злее него — что им, думает Коидзуми, до шаткого и донельзя человечного «не убий»? что им, если нет проблемы серьезней, чем скверные семестровые оценки и пересдача по геометрии? Создатель злится, и мир катится в тартарары. Создатель злится: ходит по клубной комнате из угла в угол, из угла в угол (половицы скрипят, еще немного, еще три шага наискось — и сложится заунывная баллада «нирваны» про коробку-сердце; ну, шагай, отправь мыском ботинка в путешествие от окна к двери греющую брюхо в желтом электрическом свете шашку, сердито пни ножку скрипучего складного стула, на минуту замри в солнечном квадрате, отгородившись ото всех скрещенными на груди руками, шумно выдохни и повтори все снова). Ицки буравит невидящим взглядом парту и греет вечно холодные ладони о картонный стаканчик с кофе; осунувшееся лицо экстрасенса плавает в черной жиже, окруженное мелкими пузырьками, стремительно обгоняющими друг друга, а наскоро надетая улыбка может только разжалобить. Кён так привычно, так правильно ничего не замечает. Вот и итог — лучше держи себя в руках, мальчик, на поводке со строгим ошейником, с холодной головой, с доброжелательной улыбкой номер два (или пять; или восемь; выбери на сегодня что-то одно) и прочно запертыми в подреберье катастрофами. Коидзуми это умеет лучше многих. Кён качается на стуле и крутит в пальцах ручку, честно пытаясь читать одолженную у Нагато книгу — строчки уродливо слипаются-сращиваются одна в другую, буквы пляшут перед расфокусированным усталым взглядом; Ицки смотрит на руки создателя и безбожно-безнадежно тонет, тонет, тонет («не спорь, не обманывай, не предавай, не влюбляйся в мальчика, которого богиня избрала для себя»… он нарушил каждый пункт не меньше сотни раз). Поверженные аватары в замкнутом пространстве с ревом падают, круша здания, обрушивая столбы искусственной серой пыли; вернувшись с дежурства, Коидзуми валится в постель, устало закрывает глаза и не видит ночью снов — лишь розовеющее юное солнце в замкнутом пространстве, снова и снова побеждающее трусливо съеживающуюся темноту. Сотворенный три года назад (и дважды разрушенный до основания, чтобы позже создать его вновь) мир стоит не йену — многим, многим больше. Создатель во сне вдруг улыбается и, не просыпаясь, переворачивается на другой бок.