11 декабря 1997 года
Именно в этот день в семье Блэр появился второй ребёнок, которого назвали Алекс. Как и у всех в его семье, его волосы были светло-серого цвета, переливающиеся на солнце, словно множество маленьких серебряных нитей, а глаза его были цвета моря во время шторма. Его мать, Диана, была самым добрым и отзывчивым человеком на свете, и работала в психиатрической больнице, желая помочь как можно большему количеству больных. В отличие от матери, у отца его был сложный характер, а сам он по натуре был человеком достаточно скрытным. Его звали Оливер Блэр. Он был учёным, у которого была собственная лаборатория в подвале, в которую строго настрого запрещалось ходить даже его жене, что уж там говорить про детей. Самым близким человеком для Алекса была его сестра — Рейс. Она была старше его на 6 лет, но имела много общего с младшим братом. Порой казалось, что они двойняшки. У неё были такие же серые волосы, такие же серо-голубоватые глаза, но, в отличие от глаз брата, на свету они переливались фиолетовым отблеском.
24 октября 2002 года.
В пять лет любопытство и непоседливость маленького Алекса достигли своего апогея, и в его голове очень часто возникали различные вопросы, какие часто возникают в головах у маленьких детей, а вслед за ними возникали и идеи, как можно ответить на эти вопросы. Порой, даже сестра не могла остановить его от свершения очередного гениального плана. Он делал всё, что только приходило в его маленькую голову: пытался «украсить» домашнее задание сестры, «делал» бумажную работу матери, пока та не видела, и даже однажды сумел договориться с коллегами отца, когда те были у них дома, помогать с экспериментами. Стоит ли говорить, что за подобные шалости ему частенько прилетало, и ни в каких экспериментах он так и не поучаствовал. Но был у них в доме один секрет, который на протяжении всей маленькой жизни Алекса не давал ему покоя. Подвал. Что там находилось? Что за проект делает отец и его коллеги? Этот подвал манил его, словно зазывая и приглашая зайти в него, но каждая попытка подглядеть, что же там находится, резко обрывалась его отцом. Малыша каждый раз ловили на месте преступления и отчитывали, а если у отца ещё и с настроением в этот день не задалось, могли и в угол поставить, и мультиков лишить, а потому каждая попытка узнать тайну подвала была очень рискованной для Алекса. Какой ребёнок в здравом уме согласится отказаться от мультиков ради какого-то подвала? Вот и Алекс уже с третьей попытки понял, что дело это рискованное, и готовиться к такой серьёзной операции нужно заранее.27 октября 2002 год.
— Дети, завязывайте с мультиками! Время уже позднее. Идите спать, — сказала мама двоих непосед, заполняя рабочие бланки и перезаполняя те, которые до неё успел заполнить её младшенький. — Хорошо мам, спокойной ночи! — сказала дочь, и ушла к себе в комнату. — Спокойной ночки, мам! — на деле же, спать Алекс сегодняшней ночью не собирался. Последние три дня он тщательно, насколько мог пятилетний ребёнок, обдумывал план, благодаря которому, он, наконец, узнает тайну подвала. От таких мыслей весь сон как рукой снимало, и улыбка сама по себе расползалась от уха до уха на его маленьком личике. Вот он! Тот самый день, когда Алекс, наконец, раскроет главную загадку всей его жизни! Не зря же он сегодня в садике отдал своего любимого солдатика в обмен на фонарик. Оставалось только немного подождать, пока в доме настанет абсолютная тишина, и все уснут. Оливер вышел из гостиной и, поцеловав супругу в лоб, направился в свою лабораторию. — Сладких снов, — не дождавшись ответа, отец закрыл дверь в подвал. Диана, вздохнув, продолжила перебирать документ за документом, в поисках нужного ей. Спустя примерно полчаса работы, когда дети уже должны были спать, за дверью её кабинета послышался непонятный стук, похожий на то, как если бы в коридоре что-то уронили. На секунду замерев от страха, она прислушалась к тишине. Из-за угла послышалось тихое, неловкое «ой». По голосу она поняла, что это был Алекс, и с улыбкой повернула голову в сторону входа в кабинет, уже ожидая увидеть сына. И в правду, за углом виднелся его маленький силуэт с виновато опущенными в пол глазами. — Я не хотел напугать… Прости мам, — обладатель этого тихого голоска, полного чистой, неподдельной вины, медленно приблизился к матери. — Почему не спим? Что-то случилось? Алекс на несколько секунд замялся. Он стоял рядом со своей мамой, пытаясь подобрать нужные слова и заламывая пальцы на руках. Эта дурацкую привычку он перенял у самой Дианы, и ей это очень не нравилось. Она аккуратно положила свою тёплую ладонь поверх маленьких кулачков Алекса, останавливая его. — Я говорила так не делать… Так что ты хотел? Хоть Алекс уже и решил, что во что бы то не стало исполнит свой план, всё же решил поговорить с мамой. Как-никак они с отцом проводят вместе намного больше времени, и хоть что-нибудь, Диана должна была знать. Хоть какие-нибудь крупинки информации были бы сейчас для Алекса самым настоящим сокровищем. — Я хотел спросить… Ты не знаешь, что папа делает… в подвале? — слово «подвал» он произнёс ещё тише, ещё аккуратнее, чем всё предложение в целом. Словно пребывал в невесомом трепете перед одним только упоминанием этого волшебного места. Диану же, напротив, передёрнуло от одного только упоминания помещения. По каким-то неведомым для Алекса причинам, его мать на долю секунды показалась ему толи напуганной, толи раздражённой, но уже через мгновение её лицо приняло своё естественное, заботливое выражение. — Нет, сынок. Я не знаю, что там находится, и чем занимается там ваш отец, но одно я знаю точно — нам ни в коем случае нельзя заходить туда, понимаешь? — и вот снова это выражение лица. Смесь волнения, раздражения и, почему то, страха. Её голос буквально за мгновение принял серьёзный тон. Она смотрела Алексу прямо в глаза, и этот её взгляд ему запомнился ещё надолго, — Пообещай мне, что ты никогда не пойдёшь туда. Слышишь? Пообещай мне. — Я… Мам, пусти. Больно, — рука матери сжала кулачки Алекса так сильно, что казалось, что его хрупкие косточки со звонким хрустом переломятся с секунды на секунду. Теперь малышу было совсем не так комфортно рядом с любимой мамой. Сейчас она пугала его. — Нет. Сначала пообещай мне, а потом я отпущу тебя. — Ай! Я…я обещаю! Я не пойду туда! Пусти, пусти! — на глазах уже начинали скапливаться первые круглые, кристально чистые слезинки, но как только с его губ сорвалось обещание, хватка матери тут же ослабла, а руки, что совсем недавно так крепко сжимали его кулаки, сейчас нежно гладили его по щеке. Его добрая и заботливая мама снова вернулась. — Вот и молодец, сынок. Прости, сильно больно? — Нет… Всё в порядке… Мам, я пойду спать, ладно? — Хорошо, милый. Возвращайся в кроватку. Спокойной ночи, солнышко, — мама поцеловала его по разу в каждую щёку и один раз поцеловала его кулачки на прощание. — Спокойной ночи, мам. Он аккуратно попятился задом по направлению к выходу, а затем развернулся и вышел из кабинета, побежав вверх по лестнице к себе в комнату. Эхом раздавались в коридоре его спешные шаги. Диана шумно выдохнула и откинулась на кресле. Потерев большим и указательным пальцем переносицу, она посмотрела на стопку незаконченной работы. — Закончу завтра… Сейчас спать, — прошептав это себе под нос, она убрала все документы в ящик стола и пошла в свою спальню.***
Прошёл час, за ним прошёл и второй, но Алекс всё лежал в своей кроватке и сверлил взглядом потолок. После разговора с мамой он засомневался, а стоит ли идти туда? Он ведь пообещал, что не пойдёт… С другой стороны — целых три дня подготовки, и потерянный солдатик. Неужели всё это было зря? Что там может быть такого, в этом подвале? Алекс знал, что его отец учёный, но что за проект он делает? Почти наверняка это были эксперименты над какими-нибудь грызунами, но почему тогда мама казалась такой серьёзной? — Хм… А вдруг папа зловещий учёный и планирует уничтожение земли? — он и сам не заметил, как стал рассуждать в слух, — Нет, папа не может так поступить. И тем более, это всё выдумки… Всё же я схожу туда. Мама даже не узнает, а если она не узнает, значит, я не нарушал обещание! Встав с кровати, он уже хотел выбежать из комнаты, но остановился у приоткрытой двери, немного высунув голову в проём, чтобы прислушаться. В коридоре стояла почти гробовая тишина, время от времени нарушаемая тихим посапыванием сестры и матери. Отца, почему-то слышно не было. — Значит, все уже спят! Прекрасно, самое время для свершения моего плана, — он надел носки, чтобы ходить ещё тише и свой любимый зелёный плащ, который, как он думал, придаёт ему удачу. Захватив свой новенький фонарик, он аккуратно вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. На носочках он пошёл по коридору, освещая себе путь. Фонарь оказался мощнее, чем думал Алекс, а потому, пришлось прикрывать его одной рукой, дабы он не светил так ярко. Комната родителей была приоткрыта, и, заглянув туда, он увидел только мать, которая уже погрузилась в крепкий сон. Секунду поколебавшись, он выключил фонарь и аккуратно подошёл к маме. — Я буду осторожен, честно. Малыш прошептал это настолько тихо, насколько мог, а затем наклонился, и невесомо поцеловал мать в висок. Алекс вышел из родительской комнаты и спустился по лестнице, которая пару раз предательски скрипнула под его ногами. Здесь, в нижнем коридоре, висели настенные лампы, освещающие коридор тусклым желтым светом, а потому фонарик можно было уже выключить. В свете этих тусклых ламп можно было рассмотреть их семейный портрет, гордо висящий прямо посередине стены. Слева, в тёмной рубашке и идеально отглаженных брюках, стоит его отец, а справа, в фиолетовом платье, стоит мама. Между двумя родителями стоят Алекс, в своём любимом плаще, и Рейс. Алексу на момент рисования этого портрета было всего-то три года. Атмосфера вокруг мальчика казалась такой напряжённой, что он непроизвольно сжимал и разжимал пальцы на фонаре. — Вот и оно — дверь в неизвестное… Перед ним была та самая дверь в подвал. Ночью она казалась ещё страшней и загадочней чем днём, и от того она ещё сильнее манила его. Он легонько дёрнул ручку двери, и та, на удивление, поддалась. Он слегка приоткрыл дверь, и тихий вздох восторга и волнения вырвался из его рта. Ещё никогда он не был так близок к разгадке этой тайны. Теперь перед ним предстояла мрачная, длинная лестница, ведущая куда-то в глубины подвала. Он даже и представить не мог, что лестница может уходить так глубоко под землю. Вновь включив фонарь, он ступил на первую, самую широкую каменную ступень, и по всему его телу будто бы пропустили небольшой электрический разряд. Нервная улыбка расползлась на его лице. Ступенька за ступенькой, шаг за шагом он был ближе к своей цели. Ещё чуть-чуть и все вопросы, что копились в его голове, наконец-то найдут свои ответы. Медленно приближаясь ко второй двери, находившейся в конце лестницы, он услышал гул голосов, среди которых он отчётливо мог услышать своего отца. Вторая дверь выглядела намного старше той, что была наверху. Она была сделана целиком из старых, деревянных досок, грубо соединённых между собой несколькими железными прутами. Дерево было настолько старым и рассохшимся, что между досками были щели, шириной в пол сантиметра, и сквозь них пробивался тусклый дрожащий свет, будто от огня. Алекс заткнул фонарь за пояс и аккуратно прислонился к двери так, чтобы он мог разглядеть что-нибудь через одну из щелей. В его нежные ладошки сразу же впились несколько заноз, но сейчас мальчику было совсем не до этого, а потому он лишь тихонько шикнул от неприятно боли, и продолжил смотреть в щель между досок. Маленькую комнатку за дверью никак нельзя было назвать уютной. На каменных стенах этой комнаты висели канделябры, на которых стояли пожелтевшие от времени свечи, а прямо по центру на полу была нарисована, словно солью, пентаграмма. Вокруг этой пентаграммы стояли люди в странных накидках, которые читали из книг слова, разобрать которые у Алекса, как бы он не пытался, не получалось. Только один из этих людей стоял без книги, и проговаривал эти слова так, будто бы знал их все наизусть. Глаза этого человека были закрыты, а лицо казалось абсолютно расслабленным, и только губы его двигались синхронно с губами окружавших его людей, произнося слово за словом. Приглядевшись к тому, Алекс всё же смог различить в дрожащем свете свечей очертания лица. Это, без каких либо сомнений, был его отец. Из пентаграммы вылезали чёрные скрюченные тени, своим видом напоминавшие людей, корчившихся в какой-то адской агонии. Увиденное потрясло мальчика настолько, что он резко отстранился от двери, сделал пару неловких шагов назад и, запнувшись о ступеньку, упал на лестницу. Всё любопытство тут же покинуло его тело, а его место заполнил самый настоящий ужас. Сердце его стучало с такой силой и скоростью, что казалось ещё мгновение, и оно проломит грудную клетку. Он жадно хватал воздух ртом, но его лёгкие будто сжались, и отказывались наполняться воздухом. Конечности оледенели, во рту пересохло, а на глазах наворачивались крупные слёзы, грозящие пролиться с мгновения на мгновение. Резкая вспышка света, сопровождаемая порывом толи ветра, толи непонятной энергии, заполнила всю комнату, и распахнула эту хлипкую деревянную дверь, но казалось, что никто в комнате не обратил на это внимание. Никто, за исключением одной из теней. Оно смотрело прямо на Алекса, заглядывая ему в самую душу. Казалось, что оно даже перестало корчиться и извиваться, словно змея, а просто замерло, и смотрело прямо на него. Нет, погодите… Эта тень отличалась. Она была единственной, чьи глаза мигали, словно лампочки, что вот-вот перегорят, ярким, зелёным свечением. И она была больше остальных. Теперь это нечто улыбалось. Нет, оно не улыбалось — оно скалилось, словно дикий зверь, заприметивший сидящую в кустах жертву. Хотелось бежать, но ноги не слушались. Хотелось кричать, но из груди не вырывалось ни единого звука.Оно приближалось
Оно хихикало, смеялось над его слабостью
Оно питалось его страхом, и становилось только сильней
Алекс резко отдёрнул руку, когда тень вцепилась в него своей полупрозрачной ледяной рукой. Когда тень подняла его в воздух и затащила в самый центр пентаграммы, Алекс, наконец, закричал, чем и привлёк внимание, словно находившегося в трансе, отца. Оливер резко распахнул глаза и увидел, как тени кружат его сына в каком-то диком танце, как его сын кричит, пытаясь вырваться из этих объятий, а по щекам его текут слёзы. — Алекс! Боже, Алекс, сынок! — он протянул обе руки в пентаграмму, но его словно ударило током. Он сделал ещё одну попытку, но его вновь отбросило разрядом электричества в другой конец комнаты. — Оливер, что ты творишь? Прекрати это сейчас же! У нас почти вышло. — Это… это мой сын! Мой мальчик! Я не позволю этим чертям забрать его у меня! — он подошёл к пентаграмме настолько близко, насколько это было возможно, и что есть мочи закричал. — АЛЕКС! Сынок! Выходи оттуда! Пожалуйста, отпустите его, сволочи! — никогда в жизни его не охватывала такая паника. Почему его сын не слушал его? Почему он больше не пытался выбраться из этого сраного круга? Почему он вообще находился здесь?! Его нога никогда не должна была пересечь порога этой комнаты! Одна из теней держала Алекса за голову, смотря своими яркими зелёными глазами прямо ему в глаза. Лицо Алекса казалось таким же расслабленным и спокойным, как и у самого Оливера несколько минут назад. Тени закружили вокруг этой пары ещё быстрее, создавая в комнате самый настоящий ураган. Свечи потухли, листы бумаги летали по всей комнате. Единственным источником света теперь были глаза этого существа и мальчишки, что по глупости решил спуститься в подвал. Теперь глаза Алекса, когда-то серые с отливом голубого, напоминали два светящихся изумруда. Вдруг, весь ураган стих, и все тени, словно по щелчку пальцев, растворились в воздухе. Алекс какое-то время стоял, пошатываясь, на своих ножках, но совсем скоро без сил упал на колени. Оливер бросился к сыну, оценивая его состояние. Его глаза были плотно закрыты, а ресницы мелко подрагивали, будто бы он спал и видел кошмар. Маленькое сердце трепыхалось в груди, будто запертая в клетке птица. Один из людей, стоящих вокруг пентаграммы, достал пистолет и направил его прямо на голову Алекса. Было видно, что его руки тоже дрожали. — Опусти пистолет, Джеймс. Или первая пуля, что вылетит из него, размажет твои мозги по стенке, — Оливер заслонил Алекса своим телом, не давая Джеймсу выстрелить в его сына. — Ты… Ты вообще видел, что только что произошло?! Ты не говорил, что может произойти подобное! Что это было вообще? И оно сделало что-то с твоим сыном! Ты видел его глаза? У нормальных людей глаза светиться не должны, Оливер! Ты же и сам понимаешь, что Алекс, которого ты держишь сейчас на руках, совсем не тот мальчик, кто вчера показывал нам за ужином свою аппликацию из макарон, которую он в садике с друзьями слепил! — Заткнись… — Нет, я не заткнусь! Слушай меня внимательно, Оливер, и пойми, что Алекс может быть опасным. Он может поубивать нахер всех здесь, чёрт тебя дери! Оливер, отойди, и дай мне пристрелить его! Оливер резко подошёл к мужчине с пистолетом и закрыл ему рот ладонью. — Захлопни свою пасть… Я понимаю, что он может быть опасен, понял? Я не тупой, блядь. Но и ты пойми, что окажись сейчас Алекс абсолютно безобидным, а ты его пристрелишь, то я никогда не прощу тебя, и превращу всю твою грёбаную жизнь в Ад, Джеймс. Уж поверь, сил и влияния у меня для этого хватит, тебе ли не знать. Внезапно, за спиной у Оливера раздался какой-то шорох. Обернувшись, он увидел, как Алекс медленно, слегка пошатываясь, подходит к нему, и аккуратно дёргает его за край мантии. — Пап? Можно я пойду к себе в комнату и посплю? Я немножко устал сегодня… — его голосок слегка дрожал, а взгляд, направленный прямо на Оливера, был затуманенным и сонным. Напарники Оливера тут же отошли на шаг в сторонку от Алекса, думая, что тот в любой момент может напасть на них. Оливер махнул на них рукой и медленно повернулся к Алексу, присев на корточки, чтобы быть на его уровне. — Конечно, ты можешь пойти поспать. А давай я отнесу тебя в твою комнату? — мальчик пару раз кивнул, соглашаясь на предложение отца. Оливер встал на ноги и поднял Алекса на руки, уложив его голову себе на плечо. Он уже шёл по широким каменным ступеням, когда вновь услышал голос Джеймса. — Смотри не пожалей, что не дал мне застрелить его.***
Лестница уже не казалась Алексу такой уж страшной и мрачной. Думая о том, что с ним произошло и кто на самом деле его отец, он даже и не заметил, как его донесли до комнаты, переодели и уложили в кровать. Всё, чего сейчас хотелось мальчику, это уснуть. Почувствовать себя в безопасности, но даже сейчас, в своей кровати, рядом с которой сидел на корточках, и аккуратно гладил его по волосам отец, под мягким и пушистым одеялом, он не чувствовал себя в безопасности, будто что-то нависало над ним, сверля своим изумрудным взором. — Если тебе станет плохо, зови меня. Маму с сестрой беспокоить пока что не стоит, хорошо? — Оливер нервно теребил волосы сына. В его глазах читался страх и беспокойство, голос моментами дрожал и запинался. Слова Джеймса возымели свой эффект, и зерно сомнения затаилось в его душе. Алекс кивнул, и закрыл глаза. Оливер начал что-то рассказывать, но слова мальчик разобрать уже не мог, находясь на границе реальности и мира грёз. Всё же, папин тихий голос и рука, нежно перебирающая пряди его волос, успокоили нервы Алекса, и погрузили его в тихий, спокойный сон.