В петербургской квартире

Руневские ещё долго не говорили о свадьбах, Руневские ещё долго не ходили на свадьбы, технически, Руневские ещё долго даже Руневскими не были, у Алины была своя фамилия, у Саши своя. Но это технически.  — Пригласите меня на танец.  — Вы потанцуете со мной, моя дорогая? Раз-два-три, раз-два-три, такт считал грамофон. Он вёл, и ей можно было не думать — в этом и заключалась суть приглашения на танец. Скольжение шагов, вот и всё. Белёсый свет за окном. Тишину петербургской квартиры редко вспарывали разговоры, они всё больше молча смотрели друг на друга и касались пальцами лиц. Шрамов не осталось, но забыть боль было труднее. Пламя и серебро. Умирать подле. Ей это было не впервые. Но, говоря откровенно, в тот раз, когда напряжение доросло до пика и никто не хотел отступать, она не успела испугаться. Юность не знает смерти. Юность боится бессилия. А теперь она не смогла почти ничего. Но сейчас об этом можно было не думать, потому что Руневский вёл танец. Она могла выписывать вслед за ним фигуры, а могла сломать ритм танца и опустить ему голову на плечо. От неё ничего не ждали, не просили быть храброй; это было время безвременья. Такое бывало в далеком детстве, после тяжёлых простуд. Иногда они целовались, и иногда поцелуи становились солёными, и тогда они останавливались подышать, и впечатывались друг в друга, отчаянно страшась того, чего не произошло. Свечников был в Сибири. Почётная ссылка от Священной дружины. Он не говорил, скольких убил, чтобы затолкать полумёртвых и неженатых Руневских в ванную, полную крови, он не говорил, кто это был. Он обнял на прощание Сашу и поклонился Алине. — Это были люди. — Я знаю. Руневский не относился к человеческой жизни легко, и очень не хотел разочаровывать Алину, но правда заключалась в том, что он не мог отрицать, что в некоторых ситуациях… произнести это было сложно даже про себя, это рушило некоторые иллюзии, но в некоторых ситуациях жизнь близкого становилась дороже даже не идентичной жизни незнакомого, а многих жизней других. Поэтому он не мог винить Свечникова, потому что он сам поступил бы также, он поступал почти также. Поэтому Руневский обнял Свечникова, и произнёс «до скорой встречи». Алина потом написала ему письмо, в котором просила прощения за свой ступор и благодарила за спасение Саши, избегая, впрочем, благодарить за своё. Но пока они просто танцевали, не включая свет. В темноте ранних сумерек боль растворялась вместе с мыслями, оставляя после себя только любовь. Он держал ладони на её талии и ощущал тепло. Они были дома, даже если их первый общий дом сгорел. Пройдёт время прежде чем здесь снова родится смех. И ещё больше времени пройдёт, прежде чем Алина, склонит голову набок, поцелует его в щёку и спросит: — Можёт всё-таки на мне женишься?