Комната

      Я проснулся в какой-то комнате, трудно было сказать, какое сейчас время суток. В ней не было окон, стены были голыми, а бетонный пол был покрыт странными засохшими пятнами. Я был привязан к стулу, и мне было холодно. Я был полностью голым, и единственным, что хоть как-то согревало меня, было жжение от веревки, которой меня связали.       Внезапно дверь открылась, и из тьмы в комнату вошла та самая девочка. Она была одета в латексный костюм, а в ее руках был целый набор сексуальных пыток: хлыст, кляп и ручка. Она что-то говорила на непонятном мне языке, но ее фразы звучали страстно и возбуждающе, как будто она играла со мной в какую-то извращенную ролевую игру. Мне конечно было приятно, но осознав свое положение, я понял, что мне конец.       Мысли завертелись в водоворот и создавали сплошной шум в моей голове. Я не понимал, даже скорее не хотел осознавать, что со мной сейчас может произойти. Вдруг я почувствовал боль на коленях, и осмотрев их, я увидел кровавый след от хлыста. Дама начала шипеть, будто животное, готовое к атаке. Еще один удар, на сей раз по рукам и спине. Боль жгла меня, и я был готов заорать, но не мог издавать иных звуков, кроме мычания.       Удар, ещё удар, и я наконец начал издавать нечто похожее на крик, но кляп прервал его. Она хотела, чтобы я мучился, и у нее это получалось. Из-за кляпа я мог лишь мычать и издавать хрипы от слюны, в которой задыхался. Она опять начала что-то очень возбужденно говорить, будто это доставляло ей удовольствие. Она начала слизывать кровь с моих колен, и ей это нравилось. Ее язык был одновременно и шершавым, и очень приятным.       Внезапно, я почувствовал резкую боль в шее. Она воткнула в нее ручку, и кровь начала вытекать. Она лилась в ведро, и я чувствовал, как жизненные силы меня покидают. Я не хотел умирать. Неожиданно для меня она сняла кляп и поцеловала меня с языком. Ее длинные клыки ранили мои губы и язык, и я чувствовал, как она пьет мою кровь. Я устал и был готов на все, лишь бы это кончилось. Но это не кончалось, как бы я не хотел, и это мучение казалось мне вечным.       Она отпрянула от моих губ и начала петь мне колыбельную. Ее кроваво-алые губы были последним, что я видел перед своей отключкой.