Pied Piper

«Молодой человек тридцати лет, красивый и нарядный, так что все, видевшие его, любовались его статью и одеждой, вошел в город через мост и Везерские ворота. Тотчас же начал он повсюду в городе играть на серебряной флейте удивительных очертаний. И все дети, слышавшие эти звуки, числом около 130, последовали за ним… Они исчезли – так, что никто никогда не смог обнаружить ни одного из них». Из Хроники княжества Люнебургского. Крысолов пришел в Инчхон в начале ноября: в день, когда на город обрушились холодные затяжные ливни, пронизанные льдистым ветром, а с верхушки купола Собора святого Павла рухнул крест. - Плохой знак, – перешептывались между собой напуганные прихожане. – Хуже некуда. Жди теперь беды, – говорили они, пряча лица в теплых шарфах и высоких воротниках свитеров, и не ошиблись. Беда нагрянула ночью. Минуя окраины, она вышла на центральную площадь города и, распахнув порывом северного ветра окна домов, позвала в темноту печальным голосом старинной флейты двадцать два горожанина. Особенно странно в этом происшествии было то, что все пропавшие без вести, все до одного, прослыли отнюдь не святыми людьми. Точнее сказать, людьми с «темной» историей за душой. Скажем, Чхве Сынхи. Сын местного чеболя, два года назад обвиненный в изнасиловании официантки. Дело это, правда, так и закончилось ничем. Поднятый силами журналистов шум быстро улегся, сменив вектор внимания на гораздо более соблазнительный объект – пойманного на свидании популярного айдола. Вначале у прокурора не нашлось убедительных доказательств по делу, а затем и сама пострадавшая отказалась от выдвинутых обвинений, тихо забрав заявление из полицейского участка. Через месяц девушка уехала в неизвестном направлении и о скандале почти сразу позабыли. Ли Анна, метиска-модель, подозревавшаяся в убийстве более успешной коллеги. И снова к затиханию дела привело отсутствие доказательств, вкупе со старанием инчхоновского прокурора, который по чистому совпадению оказался дальним родственником обвиняемой. Нам Гюн – «черный кредитор», дававший ссуды едва ли не половине Инчхона. Бывало, что должники, доведенные до крайности давлением Нам Гюна, решались на суицид; но кредитора подобные обстоятельства ничуть не смущали, и расписки по выплатам передавались по праву наследства ни в чем неповинным семьям – детям, матерям и женам. Мадам Пак, стареющая третьесортная эскортница, в перерыве между клиентами приторговывающая марихуаной (а по слухам, и чем-то посерьезнее) у ворот средней школы. Полиция наотрез отказалась расследовать возможную связь между смертями трех старшеклассников, учащихся этой школы, и мадам Пак. Мартин Табелик, польский эмигрант, и вовсе разорил не одну наивную девицу на выданье бесконечными аферами и кредитами, загремев, в итоге, в местный полицейский участок. Оттуда, из-за дверей своей камеры, он и исчез. Не то чтобы жители города сильно расстроились, узнав о «пропаже» блудных сыновей и дочерей Инчхона (по правде говоря, очень обрадовались), но ощущение чего-то неправильного, потустороннего, не давало людям спокойно вздохнуть и принять произошедшее. Не должно людям бесследно исчезать из постелей своих домов, пусть даже они и заслуживают несколько лет строгого режима в главной тюрьме провинции. Жители строили самые нелепые домыслы, говоря о происшедшем, среди которых версия о появлении в городе инопланетян, проводящих опыты на людях, была самой безобидной. Священники Дапдонга отныне каждую утреннюю мессу начинали со слов «о наказании грешников»; полиция в недоумении разводила руками, наткнувшись на стену молчания, воздвигнутую случайными свидетелями по делу «исчезновения 22-х», как СМИ успели окрестить эти случаи; а видеокамеры, коими главная площадь города была напичкана, будто торт свечами, оказались бесполезными, все без исключения. Слухи о Крысолове расползались по Инчхону словно липкая паучья сеть. Слухи, которые Хан Джисон впервые услышал в старой кофейне, куда часто забегал почитать мангу, выкроив немного времени между рабочей сменой и долгими часами самоподготовки в библиотеке. Кофейня эта выживала благодаря посетителям, львиная доля которых состояла из вечно голодных студентов и работников медленно умирающего канцелярского магазина, вытесненного за пределы рынка конкурентом-монополистом; но иногда ее посещали и местные пенсионеры, больше похожие на древних черепах, нежели на людей. Именно от одного из них, подслеповатого старика с сильным тремором рук, Хан впервые и услышал о Крысолове, приняв этот рассказ за бредни выжившего из ума человека. Впрочем, практически каждый разговор в Инчхоне теперь начинался с вопроса: «А вы слышали о Крысолове?». Прогорающее кафе, завсегдатаем которого был Джисон, тоже не стало исключением, будто слова эти были неким паролем, по которому среди чужаков распознавали своих. Завел подобный разговор и шумно прихлебывающий кофе дед, со скукой рассматривающий стены забегаловки. - Интересно, кто стал Крысоловом на этот раз, – хмыкнул старик, покосившись на сидящего за соседним столиком Джисона. – Я бы предпочел фигуристую северянку, знаешь ли... Эй, ты, слышишь? Давай еще кофе! Пошевеливайся там, – дед недовольно зыркнул на официантку. Джисон бросил на девушку сочувственный взгляд, на что она ответила слабой улыбкой. - Эй, пацаненок! Ты видел северянок? – не унимался противный старикан. – Нет, конечно, откуда тебе… Но вот что я тебе скажу, сопляк, северянки всегда были красивее наших южных девок. Ни одна южанка не сравнится с жительницей Чагандо.. Но даже будь Крысолов бабой, все равно он не позвал бы меня за собой, – старик двусмысленно осклабился. – Я даже жене своей ни разу не изменил, а она была той еще стервой, никто бы меня не осудил. Слышь, малец! Джисон дернулся, едва не подпрыгнув на месте, но головы не поднял, тщательно изображая полное погружение в чтение манги – на этот раз нетленного шедевра Наоки Урасавы. - Это точно Крысолов пришел в город. Я правду говорю! Эх, давненько я о нем не слышал… с… Кванджу?.. Хммм, да, точно… Кванджу. Хан мысленно закатил глаза. Дождавшись момента, когда старик закажет еще одну чашку эспрессо и на секунду ослабит внимание, Джисон выскользнул за двери кафе в ноябрьский холод, подальше от буйного городского сумасшедшего и чепухи, которую тот нес. Дома Джисона ждал второй сезон «Home Before Dark» и пачка медовых чипсов, которую он с блеском увел в 7-Eleven из-под носа такого же любителя нетрадиционных вкусов. От кафе до комнаты, которую снимал Хан, пути было всего две коротеньких улочки, но погода решила не облегчать ему задачу, швырнув в глаза пригоршню мокрого снега, смешанного с пронизывающим ветром. Хан едва успел зажмуриться, как почувствовал, что его ноги разъезжаются в стороны, скользя по тонкому слою льда, сковавшего асфальт. Еще немного, и падения было бы не миновать, но чьи-то руки, легшие на плечи Джисона, позволили ему сохранить равновесие, избежав возможной травмы. Сердце Хана сделало кульбит, подпрыгнув до самого горла в приступе мгновенного испуга: - Простите… и спасибо, – сдавленно произнес Джисон. - Все в порядке, – отозвался мягкий голос. Хан разлепил веки. Перед ним мелькнуло бледное красивое лицо, с падающей на глаза иссиня-черной челкой; однако, как следует рассмотреть незнакомца ему помешала следующая шквальная порция ветра. - Что ж ты будешь... черт… Я как будто в Арктике… Да что такое с погодой? – Джисон попытался увернуться от летящих в лицо ледяных игл ненастья. - Будьте осторожнее. - Ага… Когда Хан протер глаза, проморгавшись от смерзшихся дождинок, облепивших ресницы, то незнакомца, любезно оказавшему ему помощь, уже не было рядом. Только звучали в голове отголоски смеха, звонкого как свирель. Второй раз за день Джисон услышал о Человеке с волшебной флейтой в тот же вечер, у кассы местного круглосуточного магазинчика. Хан часто заходил сюда, закупаясь дешевой галантереей и раменом, и, порой, уподобившись героям каноничных дорам, усаживался за стойку у окна, где неторопливо поглощал обжигающую язык лапшу, погруженный в невеселые мысли и новостную ленту твиттера. Кассир, угрюмый коротышка, на форменном бейдже которого значилось «Со Чанбин», осоловело таращился в экран настенного телевизора, позабыв все на свете, и Джисону стоило немалых усилий привлечь внимание к своей персоне, чтобы заплатить за пачку острого рамена, который он планировал умять в полной тишине съемной комнатушки. - Вы слышали? Эту гадину мадам Пак… ничего себе, – парень подернул плечами, отворачиваясь от монитора телевизора. – Так ей и надо, этой твари. Есть все-таки на свете справедливость. Надеюсь, она горит в аду. Ради Ликси… Кто такая Ликси, Джисон понятия не имел, да и не был заинтересован в этом ни на грамм; зная лишь, что голоден настолько, что готов сожрать слона, в придачу с кассиром, если тот немедленно не заткнется и не пробьет его проклятый рамен. - На этот – скидка, – мрачно ухмыльнулся Со Чанбин. – А вообще, знаете… берите так. В подарок. В честь хороших новостей. Отказываться от халявной жрачки Хан не стал. В следующий раз Джисон услышал о Крысолове на улице. Выбежавший на проезжую часть мальчишка, лет семи от роду, оглушительно рыдал посреди дороги, пока перепуганная насмерть мать ругала его на чем свет стоит. - Если ты еще хоть раз от меня убежишь, я отдам тебя Дудочнику, ясно? Он заберет тебя и съест заживо, ты меня понял? Ты меня хоть услышал? Я не шучу, Джунки! И хватит реветь! В ответ на ругань матери ребенок зарыдал еще громче, да так надсадно, что Хан поспешил уйти прочь как можно скорее, только чтобы не слышать этого противного плача. Когда Крысолов превратился в главную городскую сплетню, сопровождаемую обязательными заговорщицкими переглядываниями, будто кто-то мог осудить и наказать беседующих, Хану стало казаться, что Инчхон сходит с ума. А заодно и он вместе с городом. О Крысолове говорили везде. Где-то полушепотом, где-то в открытую. Где-то со страхом, где-то со смехом или равнодушием. И говорить не переставали ни через день, ни через неделю, сделав главной темой утренних новостей и приветствий в духе: «Пусть в этот прекрасный день Крысолов никого не уведет». Город погружался в медленно разъедающее его сердце безумие, но нашлось и немало людей, которые списывали происходящее на чью-то дурную шутку или снимающееся новое шоу. Говорили о Дудочнике и в городской библиотеке, куда Джисон часто захаживал не столько подготовиться к очередной попытке поступления на художественный факультет университета, сколько с желанием полистать страницы классических манг. 5% подготовки; 5% залипания в окно главного зала библиотеки, выходящее на центральную площадь (ту самую, с которой, по слухам, Крысолов увел «городских крыс» в прошлую пятницу); 10% на то, чтобы остудить горячий кофе в бумажном стаканчике и перетереть последние сплетни с Бан Чан-хеном, библиотекарем на полставки, столь молодым для этой вакансии, что, казалось, тот ошибся местом и временем; 20% – на пустые мечты; 10% – на планирование вечера; и 50% уходило на погружение в мир героев сенена и их верных друзей и подруг. - Ну и ливень. Того гляди – смоет, – перед Ханом, как по волшебству, возник бумажный стаканчик, до краев наполненный ароматным напитком. Кофе Бан Чан варил божественный, отголоски давнего опыта работы баристой; и хотя правила библиотеки гласили о том, что с напитками и едой читальные залы посещать нельзя, он планомерно плевал на требования руководства, тем не менее тщательно следя за тем, чтобы ни одна из книг не пострадала. – Что сегодня? Снова «Наруто»? - Ага. Спасибо за кофе, хен. - Вселенский потоп какой-то, – Бан Чан бросил тоскливый взгляд в сторону окна. – По мне, так слишком холодно даже для ноября. Да еще и по ночам морозить стало. Вчера тетушка Ким приложилась о ступеньку с таким звуком, что мы решили – все, конец тазобедренному. - Фигасе. И как она? Сильно поломалась? – сочувственно отозвался Джисон. Старушка ему нравилась. Именно она порекомендовала комнату для съема, когда Хан только-только вернулся в город. Тетушка Ким, едва ли не единственная, не стала спрашивать его о причине возвращения в родной Инчхон из Сеула, куда Джисон уехал три года назад. И Хан был ей за это премного благодарен. Рассказ, впрочем, получился бы донельзя банальным: гулянки до утра; кинувший друг; слишком высокое мнение о своих способностях, которое не разделял ректор университета; приступы лени и упущенная стипендия. Ну а вишенкой на торте была ссора с женатым любовником, вышвырнувшим Хана из своей жизни, как только супруга стала что-то подозревать. Воспоминания об этих «банальностях» все еще причиняли Джисону невыносимую боль, самую что ни на есть настоящую, тревожащую его сердце и самооценку. Иногда аджумма подкармливала Хана маринованной свининой и кимчи, которое у нее получалось божественным, и даже пару раз подкидывала денег, неуклюже распихивая банкноты по карманам куртки, наотрез отказываясь забирать их обратно. Будь Инчхон наделен сердцем, оно было бы тетушкой Ким. - Живее всех живых. Даже ни единой трещины, только пара синяков, – усмехнулся Бан Чан. – Ты б заглянул к ней, кстати. - Надо бы. Черт, как же она так… - Все с тетушкой в порядке. Навестишь, и она пойдет на поправку еще быстрее. Уже построила всю больницу по стойке «смирно» – медсестры от нее в голос рыдают. - Это она может, – горячо согласился Хан. – Завтра забегу. - Она будет рада тебе. Кстати, а ты слышал про Крысолова? – вдруг спросил Бан Чан, в ответ на что Джисон негромко простонал: - Только не это… Ты серьезно? И ты туда же, хен? - Что, уже успели достать? – рассмеялся Бан Чан. – Ты зря, кстати, так реагируешь. В пригороде было что-то похожее пару лет назад. - Что именно? - Люди пропали. - Люди всегда пропадали. - Не такие люди. - Вот как. Ну ладно. И что с ними было не так? - Всё. Наши «пропаданцы» им ближайшие родственники по личным заслугам, так сказать. - А что полиция? - А что полиция, – передразнил библиотекарь. – Ничего. Местный участок только обрадовался таким новостям. Среди пропавших был сам Чон Монг, как тут не ликовать было? - Чон Монг? Кто это? Бан Чан протяжно выдохнул: - Вы там в своих Сеулах, я смотрю, классики не знаете. Ты хоть иногда отрывайся от телефона, Сони. - Ну, прости. - Ладно, скажем так: для недавно пропавшего Чхве Сынхи Чон Монг был блестящим образцом для подражания. Это если очень мягко выразиться. Так что о том, что эта сволочь свалила в туман, или куда там еще, никто не пожалел. Хотя семьи пострадавших и сами жертвы с удовольствием поглядели бы на его тело. - Нашли кого-то? - Из пропавших или «Крысолова»? - Из пропавших. - Ни единой зацепки. Впрочем, там что-то странное было. Списали на какие-то разборки и случайных жертв, чтоб высокое начальство и журналюги заткнулись. - Ты так серьезно говоришь об этом, как будто веришь. Бан Чан пожал плечами: - Детективы думали, что это какой-то «чистильщик», ну или просто мститель, у которого связи в полицейских кругах. Пусть это только тот, кто называет себя Крысоловом, но все эти истории уже не спишешь на погрешности системы. Знаешь, а ведь среди пропавших была девочка десяти лет. Жуть такая, прям как по канону… Всегда была на хорошем счету, послушная… не знаю, чем там можно было не угодить. Вот это действительно жутко. - Ребенок? – удивился Джисон. Заслушавшись историей, он совсем позабыл про кофе и теперь пил его остывшим, не боясь обжечь язык. – Ну, если мы говорим гипотетически… - Гипотетически. - О гипотетическом Крысолове. - Угу. - На деле ведь… скорее всего, девочка просто получила травму и не смогла дождаться помощи взрослых, или что-то в этом роде. Если, конечно, ее не убил кто-то другой. Если мы берем во внимание такую теорию. - Да, подобный вариант вполне возможен. - Что «Крысолову» могло понадобиться от такого примерного ребенка? Ну, если это он, конечно, кем бы он ни был. Гипотетически. - Гипотетически. - Вот некую систему среди других пропавших я вижу, хотя и не очень глубоко изучал этот вопрос… - Не знаю. Может, он захотел поддержать образ? Что у него там в голове? Гипотетически в гипотетической голове, – задумчиво протянул Бан Чан. – Забудь… Конечно, это просто ряд совпадений. Лучше так, чем серийник. Только его нам и не хватало. А еще лучше было бы, окажись все обычными сплетнями. Или сказкой. Ох. Смотри, какой ветер поднялся, – библиотекарь поежился, глядя на то, как небо за окном неумолимо затягивается сизыми тучами. – Снегопаду точно быть. - Это не сказки, хен. - Что? – встрепенулся Бан Чан, переводя взгляд на тонсена. – В смысле? - Это современные мифы, построенные на архетипах. «Крысолов» и прочее. Их масса. Сам посмотри. Базис историй являет собой основополагающие тропы: любовь, смерть, месть, путь и восхождение героя. Только приправы разные, а так, по сути, все одно и то же. - А что тогда Крысолов? Джисон задумался: - Тоже архетип. Точнее, стал им за долгое время. Но, по большей части, это фигура – отражение реально произошедших событий. Причем в разных странах у нее своя роль и исток. Хотя в случае Дудочника имеется одна интересная деталь. - Какая же? - Ты же знаешь суть этой истории? - Конечно. Варианты немного отличаются друг от друга, но в сущих мелочах. По итогу, это история о жадности. И о мести. - Если примитивно выражаться. - Благодарю покорно. - Некоторые источники гласят, что в основу легенды о похищении детей Гамельна легла реальная история. Вариантов масса, от чумы и рекрутства до детских Крестовых походов. - Детские Крестовые походы? Я не ослышался? - Нет. Почитай как-нибудь о них. Это очень интересно, хоть и печально. Но подобных архетипических историй, на самом деле, хватает у многих народов, в той или иной форме. - Так что за интересная деталь, о которой ты говорил? - А, это… – Хан откашлялся, готовясь начать рассказ. – Помимо того, что существуют старинные изображения Крысолова и описание его внешности, взять даже Хроники княжества Люнебургского, история имеет деталь, которую почти никогда не встретишь в других мифологических мотивах. А это значит, что реальная основа для истории существует. Реальное событие. По крайней мере, в случае с немецкой версией. Да, она преобразилась в итоге, что-то из нее утеряно или неправильно понято, но есть дата. Настоящая четкая дата, – Джисон, увлекшись рассказом, одним глотком опустошил чашку, забросив полностью остывшую кофейную жижу в желудок. – «В 1284 году в день Иоанна и Павла, что было в 26-й день месяца июня, одетый в пеструю одежду флейтист вывел из города сто и тридцать рожденных в Гамельне детей на Коппен близ Кальварии, где они и пропали». - Ого, – присвистнул Бан Чан. - Ты серьезно не знал? - Не в таких подробностях и не наизусть. Ты прям поражаешь. Хан шутливо отмахнулся в ответ: - Это четкая дата, которая упомянута в хрониках города Гамельна за 1375 год. А еще раньше, около 1300 года, флейтист, за которым следуют похищенные им дети, был изображен на витраже городской церкви Маркеткирхе. Понимаешь, что это значит? - Понимаю, что я не на своем месте, а ты не очень-то хорошо скрываешь интерес к этой истории, Сони. Серьезно, ты прям знаток! Я впечатлен, честно говоря. - Это обычная эрудиция и тонны прочитанной манги, – попытался отшутиться Хан. - Ну, пусть так, – широко улыбнулся Бан Чан. – Ты умный парень, я всегда знал. - Будто мне это помогло… Да и не такой уж я умный, – прошептал Джисон, склонив голову над пустым стаканчиком из-под кофе. В памяти возник образ любовника, захлопнувшего дверь гостиничного номера, будто перед шелудивой собачонкой, только как следует оттраханной напоследок. И еще один образ. Человек, воспоминания о котором вызывали чувства тревоги и беспокойства. Хван Хенджин. Неблагодарная свинья. Ладно ему было плевать на Джисона, обнищавшего его усилиями на несколько миллионов вон и оставленного буквально умирать от голода; но мать у Хвана была милой заботливой женщиной, не заслуживавшей столь гадкого отношения. Ни одного звонка. Ни единого сообщения в KakaoTalk. Не связаться с собственной матерью, забить на многолетнюю дружбу только ради увесистого члена очередного ебыря, обокрасть своего единственного друга, сделавшего для него так много – это было низко и убого даже для Хенджина. Несколько раз госпожа Хван звонила Джисону, но каждая их беседа ограничивалась скупыми приветствиями и рядом вопросов, ставших сущей банальностью. «Как твои дела? Не было ли весточки от моего Хенджинни? Правда, что его видели недавно в Пекине, под руку с какой-то богатой дамой? Не слышал ли ты еще каких-то слухов о нем, даже самых нелепых и странных? Нет-нет, ничего такого, просто сплетни и не более того. Он точно с тобой не связывался? А с кем-то другим? Ты уверен, что не помнишь имени человека, с кем он встречался тогда? Ты ведь обязательно позвонишь, если что-то узнаешь? Позвонишь? Точно?...» Пару месяцев назад провайдер, обслуживающий телефонный номер, ранее принадлежавший Хвану, продал его студентке по имени Пак Ерим, лишив Джисона последней надежды связаться с пропавшим другом. Где Хван, что с ним, не потрудившимся забрать документы из колледжа, но оставившим в комнате общежития записку, содержащую одну-единственную туманную фразу «Следую за ним»? Ни полиция, ни Джисон на этот вопрос ответа так и не нашли. «Провалился как сквозь землю», сказал тогда детектив. Еще один из ряда «глухарей», столь не любимых полицией. Был, правда, сорвавшийся звонок, поступивший с номера Хенджина через пару дней после его исчезновения, состоявший из звука спертого дыхания и далеких трелей на фоне. Однако Джисон, взбешенный кражей сбережений, разговаривать с ним тогда не пожелал, послав друга ко всем чертям. Спустя час Хан остыл и попробовал набрать Хенджина, но ответом ему поначалу было эхо из длинных гудков, а затем и вовсе глухая тишина. Матери Хвана о звонке Хенджина Джисон ничего рассказывать не стал, – и так он уже сто раз пожалел о своем тогдашнем срыве, чем бы тот ни был оправдан: разрывом с любовником, проваленной сессией или украденными деньгами. Но, продолжая упрямо набирать номер друга, Хан искренне надеялся на то, что Хенджин и правда улетел куда-то в Китай или Таиланд, где днями напролет скакал на вялом хуе местного толстосума, желая, чтобы это было самым худшим из того, что могло произойти. Черт с ними, с деньгами. Да и с колледжем тоже ничего не вышло, в итоге. Джисон тряхнул головой, освобождая сознание от бесконечно тянущейся ленты воспоминаний, и Бан Чан успокаивающе коснулся плеча притихшего тонсена, уловив перемену в его настроении. - Тебе надо было на мифоведение идти, – хен предпринял неуклюжую попытку вернуть разговор в прежнее русло. – Существует же такой факультет? - Мифоведение? Нет, – фыркнул Хан. – Фольклористика и мифология – да. В Корее ее преподают всего в паре частных колледжей, потому что в нашей стране это направление воспринимается как блажь. Не то что экономический или логистика. А с моей успеваемостью и бюджетом туда все равно не попасть. Да и не хочу я. Ты знаешь, чего я хочу. - А мне кажется, ты там вполне сошел бы за своего, – подмигнул Бан Чан. – И богов можно рисовать всяких разных, обнаженных, м? - Я их и так рисую. - Хочешь мой кофе? – Бан Чан заглянул в опустевший стаканчик Джисона. – Ты свой, смотрю, уже выпил, а я даже глотка не сделал… - Я что, побирушка? – укоризненно спросил Хан. - Нет, что ты, – смутился Бан Чан. – Просто знаю, что ты не можешь пить горячее, и подумал, что… раз я не пил свой, то… - Да все нормально, хен, – рассмеялся Джисон. – Правда, ты чего? Ты все верно заметил. - Не пугай, – с видимым облегчением вдохнул Бан Чан. – Эти твои шуточки вечные… - Давай свой кофе сюда. - Слушай, у меня есть предложение. Я хотел тебе пред… - Вы тут все сидите и не знаете ничего! А он уже здесь! Среди нас!!! – громкий вопль разрезал библиотечную тишину, как нож кусок подтаявшего масла. - Да быть того не может! – ахнул Джисон, не желая верить собственным глазам. У стеллажей с дрянными дамскими романами, давно нуждающимися в утилизации, стоял тот самый старик, с которым Хан имел несчастье накануне разделить территорию кафе. Немногочисленные посетители читального зала с любопытством и испугом таращились на крикуна. Кто-то потянулся за телефоном, щелкая затвором фотокамеры, наведенной на старика, но были и те, кто, отгороженные от внешнего мира наушниками, даже не оторвал взгляда от книг. - Что такое? Знаешь его? – нахмурился Бан Чан. – Черт, где вообще Сынмин? Надо спровадить этого престарелого балагура, пока он всех здесь насмерть не перепугал. Хан покачал головой: - Да столкнулись тут недавно в кафешке. Псих какой-то. Бля, он сюда идет, что ли??? Мне его вчера хватило за глаза и за уши! - Вот черт! Терпеть не могу, когда старики буянят. Вроде и вреда большого не наносят, а вроде и не дело это, так себя вести. Надо как-то аккуратно его отсюда выставить, – Бан Чан вскинул ладонь вверх, успокаивая встревоженных посетителей. – Все хорошо. Ничего страшного. Мы сейчас решим это недоразумение. - Ты куда, хен? – сам не замечая того, Джисон вцепился в рукав рубашки Бан Чана. - Позову Сынмина. У нас теперь официальная охранная фирма есть, представляешь? Приходится следовать правилам и обращаться к профессионалам. Как раз хотел об этом рассказать, и на тебе, такой случай. Отпусти меня, Сони. Погоди немного, ладно? Посиди тут… и просто не обращай внимания ни на что. Не разговаривай с этим стариком, вообще. Я мигом. Бан Чан нырнул между рядами читательских столов, обходя бушующего посетителя за несколько метров, будто раненого медведя. Но старик не выказал никакого интереса к работнику библиотеки – его взгляд был прикован к скукожившемуся на стуле Джисону, натянувшему на глаза капюшон худи, в тщетной попытке спрятаться. Привычка родом из далекого детства. Хан часто так поступал когда-то – уговаривал себя, что ничего не произошло, или проблема не стоит его беспокойства. Даже Хенджин, бывало, в разгар общих ссор обвинял Джисона в трусости. Вот только сам же потом к Хану и прибежал, когда жизнь поставила перед очень непростым выбором, с готовностью приняв путь избегания. Не захотел взглянуть правде в лицо. С радостью воспользовался помощью друга, когда вопрос коснулся собственного выживания. Интересно, что бы он сейчас сказал? - Ты! – старик плюхнулся на соседний стул. «Вот же непруха. Он что, преследует меня?» - Не тебе смеяться над моими словами, мальчик! И вообще никому! Кофе будешь допивать? - Нет. Берите, – пискнул Джисон. Драгоценное время для побега было упущено (кто знает, что у этого сумасшедшего на уме? А вдруг отвертка в кармане? В колледже произошел как-то похожий случай. Споры сибирской язвы? Мышьяк, нож, пистолет?), и потому Хан застыл, вцепившись пальцами в сиденье под собой, и молился о скорейшем возвращении Бан Чана. - Гадость, – сделав глоток, старик отодвинул в сторону стаканчик с давно остывшим напитком. – Ходите все тут как ни в чем не бывало, жрете, пьете, пляшете, и ничего не подозреваете. Сам Крысолов к нам в гости заявился! Не знаю, правда, надолго ли. Город наш не из святых мест. Только церквей понатыкали на каждом углу и думают, что наработали себе этим на домик в райском саду, – дед поцокал языком. – Как же! Инчхон весь сплошняком зарос сорняками. Давно нужно было его проредить. С этим парнем или девчонкой, кто там на сей раз, нам повезло. Так что лучше не стоять у него на пути. Крысолов сделает свои дела и уйдет в другое место. Начинать-то надо с малого, с таких, как мы. А потом можно и на Сеул замахнуться, – хрипло рассмеялся старик. – Ну и погорбатится же он там! Джисон бросил жалобный взгляд на дверь подсобки, за которой исчез Бан Чан. Обеспокоенные посетители потихоньку потянулись к выходу, не желая ввязываться в неловкую сцену, но парочка зевак по-прежнему оставалась на месте, снимая происходящее на камеру телефона. «Хоть бы кто помог. Зрители чертовы» - Я смотрю, на этот раз Крысолов-то с моралью оказался. Шлюх, воров да наркашей проклятых уводит, – продолжал нести чушь старик. – А в былые времена детишек безвинных, девиц незамужних, еще не повалянных ни разу, забирал. Даже лекарей как-то увел. М-да, было дело такое. Хм, интересненько, однако… Эй! – старик накренился ближе к Джисону. – Ты, часом, мальчик, ничего не натворил на этой неделе? Не убил никого? Ничего не украл? Может, девушке своей изменил, или парню, кто вас теперь знает? А то смотри! Придет за тобой ночью страшный Крысолов и утащит в вечную темноту, а ты будешь в ней кричать, плакать и гнить заживо, – дед осклабился, обнажая ряд неровных зубов. - Я сама святость, – криво улыбнулся Джисон. «Псих старый… Бан Чан-хен, поторопись!». - Знаете, мне пора… - Посмотрим, что этот охотник на «крыс» учудит, – старик словно не слышал Джисона, отодвигающегося в сторону, миллиметр за миллиметром, все дальше и дальше. – Он все еще ходит по нашему городу, я это точно знаю. А ты иди, гуляй, не думай ни о чем, но не забывай поглядывать по сторонам. А лучше – прислушивайся. И если услышишь звук флейты – беги прочь и забивайся в самый темный угол. Может и спасешься, если только не сделал какой-нибудь серьезной пакости в своей жизни. В таком случае Крысолов тебя хоть из-под земли достанет, – старик хрипло прокаркал, радуясь собственной шутке. «Иди к черту!» - Девчонка из продуктового говорит, что видела его… – фыркнул старик. – Что ж, не повезло ей, если так оно и есть. Джисон с удивлением замер. - Кого? - Я о ком тебе сейчас толкую? – сварливо отозвался старик. – Крысолова, говорит, видела. Хан мысленно закатил глаза. «Почему он вообще со мной об этом разговаривает?» - Говорит, что красавчик. Будто ей это поможет… - Понимаю, – Джисон снова сделал попытку попрощаться. – Ну, мне пора. Еще на подработку надо успеть… – Хан осторожно встал со стула, поглядывая на странного собеседника так, как если бы тот был бешеной псиной, готовой накинуться на него в любую секунду. - Дело твое, – внезапно сник старик. – Никто меня не слушает. Зря. - Откуда вы столько знаете о Крысолове? – осторожно спросил Джисон. Бред старика имел довольно логичный ритм повествования, и более наивные люди могли запросто поверить в эту чушь. Но, как Хан помнил еще из курса общей психологии, которого они с Хенджином бегло коснулись в первом семестре, именно так и объяснялись спокойные фазы шизофрении. - Знаю, – отрезал старик. – Знаю и все тут. «Ясно». Из подсобки, наконец-то, появился Бан Чан. За его спиной маячил незнакомый Джисону парень, упакованный в черный костюм-двойку и постное лицо; являющийся, по-видимому, тем самым «охранником», о котором хен рассказывал чуть раньше. Джисон не стал дожидаться, когда старика мягко, как подобает корейским служащим, попросят за дверь, и, коротко махнув на прощание, начал пробираться между библиотечными столами, стараясь не уронить стоявшие на них светильники, так и норовившие завалиться набок. Упомянутая им подработка была, на деле, вовсе не глупой отмазкой, а чистой правдой, и, пусть до начала смены было еще больше часа, за это время Джисону нужно было вернуться домой, принять быстрый душ и переодеться в униформу. Обедал он обычно на ходу, отправляя в желудок жижу, состоящую из растворимого кофе и сахара, предварительно залитую в термокружку, и сэндвич с ветчиной. Перед началом каждой смены Хан клятвенно обещал себе разориться на хороший кофе, чтобы не мучиться до самого утра кислой изжогой, но очередной томик модного сенена снова и снова склонял чашу весов в сторону выбора банки паршивого «Нескафе». - У того парня была флейта в руке. - Что? - Флейта, – старик поднял глаза на Джисона, уже почти преодолевшего заграждение из столов и стульев. – Та девчонка узнала Крылосова по флейте. - Возможно, это был гобоист из местного драмкружка? – подошедший охранник (тот самый Сынмин?) был чужд сантиментам, ясно давая понять то, что нарушившему главное правило библиотеки «о полной тишине» здесь не рады. – Вам нужна моя помощь? - В чем? – огрызнулся старик. - В том, чтобы покинуть помещение, ведь, скорее всего, вы заблудились. - Я хочу взять книгу на дом. - Что ж, в таком случае позвольте вас проводить до стойки дежурного библиотекаря. Стоящий за спиной охранника Бан Чан весело подмигнул Джисону: - На смену пошел? - Ага. - Приходи через пару дней – у нас будет завоз. Может, и для тебя найдется что-нибудь интересное. - Хорошо бы, – Джисон бросил взгляд за окно: тучи уже полностью затянули небо, превратив его в сизое покрывало, в котором тонуло ноябрьское солнце. Еще час, и зарядит колючий дождь. Передвигаться по улице в такую погоду для Хана было сущим наказанием, но покупка зимних кроссовок не планировалась им раньше следующей пятницы, приуроченная к выплате аванса. Толстые носки в летнюю модель, которую Джисон таскал, не снимая, попросту не влезали, так что он обреченно готовился к попаданию в список кандидатов на затяжную простуду. Или к тому, чтобы сидеть голодным неделю. Так себе выбор. Куда ни плюнь – одна тоска. Если бы только Хенджин не стянул те деньги… Что бы тогда стало? Хан уже и сам не до конца понимал, что являлось истинной причиной его беспокойства о друге: желание узнать, где сейчас находится Хван, жив ли он вообще, или же, осталось в его карманах хоть что-то от заначки Джисона. Ответ на последний вопрос был, скорее всего, отрицательным. Хенджин никогда не умел жить согласно доходам, одинаково быстро спуская деньги, которые ему присылала мать, небольшие суммы, получаемые за счет подработок, и щедрые отступные от любовников, один из которых в прощальную ночь одарил Хвана кулоном с увесистым бриллиантом. Хенджин как-то сказал, что ради таких расставаний готов потерпеть даже «золотой дождь». Самыми дорогими подарками, которые сделал Джисону его бывший, был счет в анонимной клинике венерологии (Хан не сразу понял, что является далеко не единственным безотказным анусом в жизни своего женатого возлюбленного); нелепый джемпер из коллекции Dior «Autumn-Winter 2017», приобретенный с 70% скидкой, да и то потому, что Хан закатил настоящую истерику в магазине; и поношенные немецкие часы, которые он продал на прошлой неделе, когда есть хотелось особенно сильно. - Ты слышал? От раздумий о прошлом, наполненном эпизодами сомнительной радости, как Хан теперь понимал, его отвлек негромкий звук – отголосок чьей-то песни, смешанной с трелями духового инструмента. Мелодия доносилась с улицы, проникая через толщу оконного стеклопакета, несмотря на вой ветра и скрип старых деревьев, в обилии растущих у стен библиотеки. Странное дело. - Что? - Мне показалось, что кто-то поет. - Поет? – Бан Чан замер, прислушавшись. – Где? Здесь? Я не слышал ничего. Мало нам одного ненормального, что ли… - Да нет, это было что-то типа… именно песни. Какая-то мелодия. - Это ветер, Сони. Погляди, что творится на улице. - Непохоже на ветер. - А чем же это еще может быть? Птицами? - Певчие птицы уже давно покинули Инчхон и улетели на юг. Зима почти на дворе, хен, какие птицы. - Тогда это… Крысолов развлекается, м? – хохотнул Бан Чан. Хан укоризненно покачал головой: - Ой, смехота. - Да ладно тебе. Я ничего не слышу. - Может и правда ветер?.. – Джисон напряг слух, изо всех сил пытаясь расслышать хоть что-то отдаленно напоминающее неровную вязь звуков. Но напрасно. Скорее всего, Бан Чан-хен был прав, и то, что на секунду почти напугало Джисона, заставив его усомниться в ясности сознания, оказалось ничем иным, как происками дурной погоды – порывами ветра, скрипом ветвей и первыми тяжелыми каплями дождя. - Что будете делать с этим… странным? – Хан скосил взгляд на старика, на которого Сынмин взирал, как непоколебимая горная вершина на деревеньку, ютящуюся у подножья – раздражающую и ничего из себя не представляющую. Идеальный охранник. Только что он в библиотеке потерял? Разве что опыта набирается или, что более прозаично, отбывает наказание за проступок. - Порекомендуем ему «Введение в психиатрию» для легкого вечернего чтения. - Умора. - Уже уходишь? - Ага. До начала смены осталось всего ничегосеньки. - Смешно ты говоришь. - Все, пока, увидимся, как договаривались, – Джисон с тревогой взглянул на экран мобильного. – Времени в обрез. - Я отложу для тебя самое «вкусненькое», – пообещал Бан Чан. - Уж постарайся, хен! – Хан забавно, по-детски, помахал ладонью. Но, вопреки данному хену обещанию, Джисон не вернулся ни через день, ни через неделю. Лишь когда на календаре вспыхнул метелью первый месяц зимы, Хан снова появился в читальном зале библиотеки – с несколькими томиками манги под мышкой и плотно набитым дорожным рюкзаком за спиной. Бан Чан смотрел на тонсена и не узнавал его. Несколько дней он пытался дозвониться до Джисона, даже пару раз ходит к нему на съемную квартиру, оглашая пустое помещение трелью дверного звонка. - Он здесь больше не живет, – сказала хозяйка комнаты, когда Бан Чану, наконец, повезло столкнуться с ней в один из своих визитов к дверям квартиры тонсена. – Вы что – друзья? Странно, что он не сказал тебе о том, что съезжает. Куда? Мне-то откуда знать? Понятия не имею. Отыскал что-то другое. Хотя он вряд ли нашел что-то дешевле. Я просила очень демократичную сумму за съем, да и то он вечно опаздывал с оплатой. Нет, ничего не говорил. Что вы за друзья такие?.. Не знаю, его кое-кто ждал на лестнице, когда он забирал вещи. Парень. Нет, видела в первый раз. Смазливенький такой, в черном пальто, глаза большущие, круглые, как у лесного кота. Странный немного. Не знаю чем. Просто странный. Нет, ничего не говорил. Молчал все время, да я ничего и не спрашивала. Да не знаю я, сказала же! Но личико хорошенькое. Да. Ушли пешком. Вместе. Откуда мне знать, куда? Я что, слежу за людьми? Вроде в сторону площади. Нового адрес не оставил. Да, отдал долг за съем и ушел. Ну, съехал и съехал. В добрый путь. Я уже нашла другого съемщика, хоть платить будет вовремя и не разводить срач по всей квартире. Обеспокоенный Бан Чан даже наведался в любимый магазин снэков Джисона, в котором тот часто закупался не самой полезной для организма продукцией, где хмурый продавец по имени Со Чанбин сообщил, что не видел Хана больше двух недель. - Давно уже не заходил. В последний раз пришел не один, с каким-то парнем, но я его не знаю. А! Что интересно, они взяли несколько пачек рамена, самого дорогого, вяленого мяса, соджу, две упаковки молока, десяток яиц и пиццу с беконом. Как будто пир решили устроить. Я почему запомнил: он обычно брал самый дешевый рамен. Иногда кофе дерьмовый, да чипсы. Конфеты, бывало. Вон те, что на кассе лежат, они тоже недорогие. А тут такое раздолье... А самое интересное, знаете что? – Со заговорщицки поманил собеседника ближе к себе, прямо через стойку. – Не поверите. Хех, презиков набрал на целую роту. То ли они к блядям отправились вместе с тем парнем, то ли… – Чанбин двусмысленно прищелкнул языком. – Вот так вот. Ну, по крайней мере, несчастным он в тот день не выглядел. Я б даже сказал, совсем наоборот, – продавец коротко хохотнул, но смех его оказался наполнен отчетливо звучащей грустью. – Уж кому-кому, а не мне его судить. На складе, куда Джисон устроился сразу после возвращения из столицы, Бан Чана и вовсе поставили в тупик. - Уволился неделю назад, – сказал бывший сменщик Хана. – Не знаю. Недостачи с его стороны не было, порчи товара тоже. Одним днем уволился. Бывало, конечно, косячил, как и все мы, но в целом претензий к нему не было. Даже за расчетом не пришел. Сказал, что не будет отрабатывать, и что хозяин может ему не платить отработанное. Да нет, вроде все было в порядке. Казался ли странным? Ну, может, немного. Но когда он не был странным? - И то верно, – растерянно проговорил Бан Чан. Джисон словно сквозь землю провалился. И не явил себя белому свету до тех пор, пока Инчхон не укутал крыши домов в снежное одеяло; наконец-то сменив старенькие прохудившиеся кроссовки на новые, отлично подходящие для долгой суровой зимы или путешествий на большие расстояния. - Я уезжаю, – сказал Хан, выкладывая перед библиотекарем один за другим увесистые томики. – Не все успел прочитать, дел было невпроворот. Решил вернуть их пораньше, а там уж как получится. Жаль, конечно, что не узнаю, чем закончится битва в «Йоне». - Уезжаешь? – удивленно переспросил Бан Чан. В библиотеке стояла тишина, того самого рода, которая всегда бывает в будние дни – из посетителей почти никого, а читальный зал и вовсе пуст; и голос Джисона поднимался к потолку, теряясь среди тяжелых, нависших над головой старомодных люстр, как легкая дымка. – Погоди, что значит «уезжаешь»? Когда? И куда? Возвращаешься в Сеул? - Нет. Я не еду в Сеул. Не в ближайшее время, по крайней мере. - Что случилось? – Бан Чан с беспокойством смотрел на Джисона, переминающегося с ноги на ногу, будто тот стоял на старте эстафеты. - Ты учтешь мангу? Не хочу, чтоб тебя лишили премии. - Погоди, куда ты вообще пропал? Я звонил, но ты не отвечал. Хозяйка комнаты, которую ты снимал, сказала, что ты уехал, а никаких контактов не оставил… хотя, было непохоже на то, что она очень уж этим интересовалась. Тетушка Ким мне звонила, говорила, что ты заходил к ней в больницу, но потом быстро ушел… Сони, что случилось? Ты выглядишь… как будто... - Как будто «что»? - Не знаю, как это объяснить. Как будто ты не отсюда… - Откуда же я могу быть? – тихо усмехнулся Джисон. - Не знаю. Ты мне скажи. Джисон промолчал. - Ты не заболел, Сони? - Все в порядке, хен. Правда. - Сони… Может, хоть что-нибудь мне скажешь? Хан вскинул на Бан Чана взгляд, в котором не было ничего от старого доброго Джисона, обаятельного растеряхи и болтуна, но появилось нечто новое, чужое, – будто он был здесь и, одновременно, находился где-то еще. - Не думаю, хен. Посмотри, вот все, что я должен был сдать, – Джисон похлопал по обложке одного из танкобонов, выложенных перед Бан Чаном. – Ты прости, что я заляпал кофе обложку пятого тома «Наруто». Зачитался и опрокинул всю чашку. Точнее, отвлекался на Минхо… – Хан резко замолчал, и в его глазах на секунду промелькнуло странное выражение, подобное тому, какое Бан Чан иногда замечал у своих сиблингов, когда они ненароком крушили любимые мамины вещи – фарфоровую вазу, подаренную подругой-китаянкой, или блюдо из французского стекла. «Это странно» Бан Чан навострил уши, услышав незнакомое ему прежде имя. «Минхо? Кто это?» – по спине пробежал неприятный холодок. Среди старых друзей, о которых Джисон ежедневно трещал, как сорока, такого, кажется, не было. По крайней мере, похожего имени в беседах Бан Чан не помнил. Новый знакомый? Тот, с кем Хан приходил в день отъезда из квартиры? Откуда он взялся вообще, ведь вернувшись в Инчхон, Джисон даже возобновлением старых связей не озаботился. Бан Чан стал единственным исключением. Тем более, он сам сделал первый шаг навстречу щуплому юноше, зависшему перед стеллажом с мангой, больно уж жалко Хан тогда выглядел. Ну а тетушку Ким, откровенно говоря, за друга считать было нельзя, даже если очень хотелось. Джисон поначалу отмалчивался, но затем потихоньку стал рассказывать о сеульских друзьях. С одним из них, Хван Хенджином, они вместе жили в комнате общежития колледжа, и рассказы о нем Бан Чан слышал особенно часто. Вечеринки, прогулы, киношки, кафе, несчастная любовь, которая преследовала и того и другого приятеля – странное создавалось впечатление от этих приключений. Но кем Бан Чан был таким, чтобы осуждать? Молодо-зелено. Впрочем, имя Хван Хенджин запало в память по куда более печальной причине, чем бесконечный круг гулянок, в котором для учебы, кажется, совсем не было места. Больше года назад Хенджин пропал. Очередное дело, с которым корейская полиция так и не смогла справиться. Исчезновение приятеля стало одной из решающих причин для возвращения Джисона домой. Будто это выбило его из колеи, которой он до этого момента пытался держаться; будто превратился в воздушный шарик, из которого вышел весь воздух. Хотя, как полагал Бан Чан, это было лишь вершиной айсберга из причин, которые в итоге вернули Хана в родной Инчхон. Не об этом Джисон мечтал, когда уезжал в Сеул. Так, может, все сложилось, как Хан того изначально желал, и столица согласилась принять его обратно, подарив второй шанс? Все мы достойны вторых шансов, в конце концов. Разве нет? - Сони. Может, все-таки расскажешь, что с тобой приключилось на этот раз. Я же вижу, что-то произошло. - Я могу заплатить… - Господи, да забудь ты об этом! Спишу как утиль, и все тут. Сущий пустяк же. Лучше скажи мне... - Хен, – мягко оборвал Бан Чана Джисон. – Не надо. - Не надо? - Нет. - А что тогда надо? Просто отпустить тебя? - Так будет правильнее всего. - Не могу с тобой согласиться. - Обо мне есть кому позаботиться, хен. - Это обстоятельство должно меня успокоить? - Вполне. - Все-таки Сеул? - Не сразу, – поколебавшись ответил Джисон. - И что, вот прямо сейчас? - На самом деле, я должен был сделать это раньше, но понадобилось больше времени, чтобы во всем разобраться. - Это в чем именно? – в голосе Бан Чана сквозил скептицизм. - Во многом. Знаешь, прямо как по учебнику, пройдя все стадии принятия. Отрицание. Гнев… - Торг, – подхватил Бан Чан. Суть разговора для него по-прежнему оставалась неясной. - Да, точно. Ну и потом – депрессия. И, наконец, смирение. Хотя с последней стадией возникли проблемы. Но когда ты принимаешь неизбежное, то действительно становится намного проще. Кстати, это совсем не конец, это ошибочное мнение, а новое начало. Так ты получаешь возможность двигаться дальше. Если только не застреваешь на стадии депрессии, конечно. - Будешь кофе? – брякнул Бан Чан, поддавшись внезапному порыву. Почему-то ему очень хотелось задержать Джисона, положить руку на его плечо, просто выслушать, даже толком не понимая, о чем идет разговор. - Хе-е-е-н, – протянул Хан, смешно, по-детски сморщив нос. – Я все равно не останусь. Мне правда надо идти. Правда-правда. - Правда-правда? – передразнил Бан Чан. Его сердце заныло, когда он увидел, как Джисон улыбнулся, совсем иначе, чем у него это выходило даже в самые безрадостные минуты. Будто Хан видел нечто недоступное другим; то, что им не понять; словно принял это «нечто» таким, какое оно есть, с обреченностью, свойственной осужденным на смертную казнь. - Насчет кофе. Я не шутил. - Хен, мне действительно пора. - Что, и пары минут на чашку кофе со мной не найдется? Когда мы с тобой еще увидимся? Джисон задумался, и Бан Чан, уловив колебания в его настроении, продолжил: - Пять минут, хорошо? Кстати, у нас новая кофемашина. - Рад слышать. - Тебе, как обычно? – вернувшись к рабочей стойке, за которой виднелась маленький, сияющий металлическими боками аппарат, Бан Чан подставил под краны машины пару новехоньких чашек, с логотипом библиотеки – две мышки в огромных очках, держащие в лапках раскрытые книги. Говорят, более тридцати лет назад их придумал студент из Гимпо, чей рисунок победил в конкурсе эмблем для новой библиотеки Инчхона. То, что не смог сделать местный житель, сделал житель другого города, и вполне успешно. А ныне этот символ библиотечной крысы обрел новую жизнь. - Да, спасибо. - А что, теперь можно пить кофе прямо в зале? - Руководство решило, что это такой шаг, сделанный навстречу к читателям. Если, мало ли, они ненароком заляпают книги, то им выпишут штраф. Но стаканчик с кофе, во-первых, продают по завышенной цене и только в присутствии двух и более библиотекарей, все-таки мы не кофейня; а, во-вторых, это и правда сделало посещение библиотеки более комфортным и привлекательным. Но вот на еду запрет действует, как и раньше, без него никуда. Сомневаюсь, что торчащий в томике Платона лист салата придаст его труду больший вес, – пошутил Бан Чан. - Значит, я типа блатной? – улыбнулся Джисон. Сняв с плеч рюкзак, он положил его на пол к ногам, а сам уселся лицом к окну, за которым неслышно падал мягкий пух снега, создавая почти идиллическую картину, если было не брать во внимание лютый холод, от которого Инчхон страдал уже который день. Даже старожилы не могли сказать, в какой год их город также сильно мерз. Лишь пара совсем древних стариков припомнили, что лет тридцать назад было что-то похожее, только произошло это в самый разгар лета – в июле. Тогда над городом зависла темная туча, просыпавшая на парковую зелень Инчхона ледяную стружку дождя, будто таким образом оплакивала кого-то. Но все закончилось довольно быстро. Уже через день туча ушла, оставляя после себя недоумение местных жителей, узнавших, что подобные ливни начались с Гимпо и прошлись по всей провинции Кенгидо, исчезнув в небытие так же стремительно, как и появились. - Типа. А что за парень с тобой был? - Какой парень? - Я же вроде говорил, что твоя бывшая хозяйка упоминала об этом. - Не называй ее так, – поморщится Хан. - Как? - Хозяйкой. Она мне не хозяйка. - Ну, прости. Я же пошутил… - Все равно. Небось была рада, что я свалил? - Ничего такого она не говорила. - Ну конечно… - Сони, а Минхо это кто? Это он был с тобой? Откуда он взялся? Я раньше не слышал о нем. С работы? Джисон? Эй, Сони? – Бан Чан с тревогой обернулся на тонсена, когда Хан не ответил ни на один вопрос. Не то чтобы он всерьез рассчитывал получить на них ответы, но все же. – Что такое? - У вас новое поступление? Интересный выбор, – Джисон кивком указал на стенд, расположенный рядом со стойкой главного библиотекаря, рекламирующей новинки текущего месяца. Центральное место среди дамских детективов и кинообложек адаптаций дорам занимал альманах, посвященный изучению мотивов мировых легенд. Очередное переиздание, ничего необычного, кроме обложки сборника, украшенной довольно нетипичным изображением Крысолова. Утопающий в ливнях город, с очертаниями крепости Мунсу за спиной, и юноша, сжимающий в руке серебристую флейту. Большие грустные глаза, глядящие в самую душу читателю. Красивое задумчивое лицо. Столь красивое, будто его обладатель сошел со страниц «Harper's Bazaar», выставляющегося на соседней стойке. Длинное черное двубортное пальто, украшенное множеством ремешков, и крепкие сапоги, отлично подходящие для передвижения на огромные расстояния. Больше образ студента модного либерального колледжа, нежели демонического похитителя людей. - А, эта. Хм, популярная ныне тема в нашем городе, сам понимаешь. Оказывается, мы еще прошлом году заключили договор на закупку этого альманаха. Вот так совпадение. Любопытно, не находишь? Хан криво улыбнулся в ответ: - Верно. Так она уже вышла в печать… - Что-что? Джисон покачал головой. - Кто автор этой иллюстрации? - М-м-м, без понятия, но можно посмотреть, – поставив перед Ханом чашки, до краев наполненные ароматным кофе, Бан Чан вернулся к стойке. – Некий Ли… Линоу? Лино… Как это правильно читается? «Линоу», наверное. Псевдоним, похоже. Никогда прежде не встречал это имя. Хотя я не могу сказать, что хорошо разбираюсь в иллюстраторах. Судя по адресу издательского дома, он из Кореи. Точнее не могу сказать. Почему ты так заинтересовался этой обложкой? - Да так. - Ну, надо признать, изображение Крысолова весьма нетипичное. Я прежде ничего подобного не встречал. Имею в виду, именно для корейского авторского сегмента. Современное, что ли. - Точно, – усмехнулся Джисон. – Современное, это ты верно подметил. Может, ему лет тридцать, не больше… – Хан сделал маленький глоток из чашки и с изумлением взглянул на хена, терпеливо ожидающего реакции: – Это… - Говорю же, новая кофемашина, – гордо заявил Бан Чан. – Эту марку посоветовал Сынмин. Он у нас великий знаток кофемашин, как выяснилось. - Машина может и новая, но твой стиль я за версту узнаю. Вау, – Джисон сделал еще один небольшой глоток, прикрыв глаза от наслаждения. – Супер. Мне будет не хватать твоего кофе. - Ты всегда можешь прийти сюда и попробовать его. Вместо ответа Бан Чан услышал лишь тихое хмыканье. - Можно? - Конечно, – Бан Чан протянул Хану книгу, издающую сильный запах типографской печати. - Интересно, – Джисон на несколько минут погрузился в истории, рассказанные на страницах альманаха. Бан Чан, отпивая глоток за глотком кофе, быстро стынущий в плохо протопленных стенах библиотеки, внимательно наблюдал за тем, как менялось выражение лица тонсена, в зависимости от того, какую историю он читал. «Там Лин», «Псы-призраки», «Рыцарь-Лебедь», «Человек на Луне», «Синяя Борода». Сотни классических историй, нашедших свое отражение во множестве стран и на всех материках. - В итоге я был прав. - В чем именно? - Помнишь, мы как-то говорили об этом? О том, что любая архетипическая история имеет под собой реальную основу и прототип. - На то она и архетипическая, разве я спорил? - Ты сомневался. - Не то что бы. - Но не все верно. Точнее, нуждается в пояснениях и дополнениях, – Джисон ткнул пальцем в заголовок одной из глав. «Крысолов из Гамельна. Истоки истории. Прототипы образа». «Ну конечно». - Эта история еще не закончена. - Определенно. Взять даже наши дни и Инчхон, да и не только его. Реальные истоки и преобразование идеи. Отличная тема для дипломной работы. - Нет. История неполная. И никогда не будет полной, – неожиданно горячо заявил Джисон. Он захлопнул книгу и положил ее перед собой на стол, а затем подвинул к Бан Чану. – Время поджимает... ну ладно… Это так глупо. Они разместили на обложке иллюстрацию, отсылающую к корейской части мифа, но при этом даже ее не рассказали. - Ну, книги пишутся не за день. - Совершенно верно! А этой истории много лет, – глаза Хана возмущенно сверкнули. - Ее корейской части? - Конечно, об этом я и говорю. - Ты что… так вот чем ты занимался все это время? Собирал материал для... очерка, что ли? Что-то типа части экзамена для перепоступления? - Очерка? Можно и так сказать. Очерка… Ему понравится, как это звучит, – Джисон огласил помещение глухим смехом, при звуке которого Бан Чана пробрала странная дрожь, даже на долю секунды охватило желание отодвинуться от тонсена, будто от зараженного какой-то древней, восставшей из небытия веков хворью. Юноша тряхнул головой, отгоняя наваждение. «Ерунда какая-то». - Мне нужно идти, хен. - Джисон… - Но, думаю, минут десять, я все-таки найду. За окном не видимая глазу пичуга пропела одну из своей трелей, совсем рядом, будто над ухом, и в обычный день Джисон только обрадовался бы, заслышав что-то подобное, «пошутив, что кто-то, кажется, слишком торопится с приходом весны», но сегодня лишь раздраженно повел плечом. - Я для тебя же все это делаю… – буркнул Хан. - Ты что-то сказал? - Ты ничего не слышал сейчас? - Нет. А должен был? Что, опять ветер? Сони… -Угу, ветер, – перед Бан Чаном снова сидел обычный Джисон, с растрепанной челкой, падающей на глаза, край которой он постоянно заправлял за ухо. Будто и не было ничего необычного. – Хен, а можно мне еще кофе, на дорожку? - Конечно, о чем речь, – библиотекарь вернулся к кофемашине и, выставив грязную посуду на столик, потянулся за чистыми чашками, не пожелав тратить время на мытье. – Два кубика сахара? И молоко? - Да, – откликнулся Хан. – Хм, сборник неполный. Бан Чан тяжело вздохнул. «Да господи боже». Кофейный аппарат протестующе зарычал, когда юноша слишком сильно потянул на себя холдер устройства, рискуя этим повредить хрупкий механизм. – Черт! Сынмин устроит истерику… - Все нормально? - Да. Все супер. Ладно. Рассказывай корейскую часть истории, – Бан Чан вздохнул. – Нужно признать, что без нее она не будет полной. Хотя европейцы все равно будут считать, что Крысолов принадлежит только им. - Ну, это не так. Мотивы легенды о Крысолове встречаются во многих культурах и странах. - Не спорю. - Хен, а почему ты записан везде как Бан Чан, в то время как твое официальное имя Кристофер? – внезапный вопрос Джисона так поразил библиотекаря, что, отвлекшись от приготовления кофейного напитка, он едва не выронил чашку из рук. - Что-что? - Из-за того, что так проще, проживая в Корее? То есть если тебя будут искать, то так найти будет гораздо сложнее? Но не невозможно совсем, да? - Да… Вот это вопрос, Сони. К чему ты это так резко? - Просто подумал? – незнакомо улыбнулся Джисон. – Может, меня попросили узнать об этом. - Попросили? Кто? - Кофе. Сейчас убежит. - Черт! Забывшись, Бан Чан упустил из внимания то, как сильно жмет на сенсорную кнопку аппарата, что угрожало залить панель, а за ней и столешницу с полом, липкой сладкой жижей. - Успел! – он отдернул руку и жидкость, опасно достигшая самых краев чашки, перестала литься. – Фух. - Успел, – захлопал в ладоши Джисон. - Печеньку хочешь? Или конфет? Сынмин на той неделе купил шоколадные с лимонной начинкой, вкусные. Австрийские, вроде. Ничего так. Приторные немного, но ты же любишь сладкое. - Нет, спасибо, хен. Конфеты – это, конечно, хорошо, но мы уже поели. В меня больше не влезет, если только последняя чашечка твоего кофе. «Мы?» - Ты любишь стихи, хен? - Смотря какие. Хан смешно откашлялся. Сцепив пальцы рук между собой, он свободно откинулся на спинку стула и, устремив взгляд в окно, за стеклом которого заснеженный город готовился погрузиться в наступающий вечер, начал нараспев читать: Страшный, страшный крысолов, Покажи мне свой улов! Может, там, средь жертв твоих, Есть тела друзей моих. Страшный, страшный крысолов, Спрячь скорее свой улов. Там, на пире воронья, Никого не знаю я. Страшный, страшный крысолов. Кто сегодня твой улов?.. Милый, милый крысолов, Покажи мне свой улов Может, там, забыв себя, Спит давно душа моя. Милый, милый крысолов, Позабудь про свой улов. Флейта брошена твоя: Здесь в живых – лишь ты и я. - Звучит... жутковато, – отозвался Бан Чан после краткого молчания. – Напоминает детскую считалочку. - Это она и есть. Потом ею стали призывать некоторых Крысоловов, но действовала она далеко не на каждого. - И чем это обусловлено? - Понятия не имею. Их ведь много, этих Крысоловов, и все они со своей историей, – ответил Хан. – «Наш» Крысолов, корейский, назовем его, скажем… – Джисон бросил короткий острый взгляд на альманах: – Линоу. Пусть будет Линоу. Он – один из них. Тогда в Кванджу был именно он. Но не раньше. До этого был другой, которого Линоу и сменил. Не по доброй воле, конечно, но так уж вышло. Тот старик все верно сказал, хотя я так и не понял, откуда он знал. Рассказал, наверное, кто-то. - Так это ты его наслушался? – скептично хмыкнул Бан Чан. Джисон поморщился, но комментировать слова хена не стал: - Крысолов действительно уводит преступников. Но не всех, только тех, кто ушел от правосудия или не был наказан соответствующим образом. Стены тюрьмы или больничная палата для него не преграда. На какое-то время Линоу очистил наш город. У него к нему давнее чувство, можно так сказать, – Хан усмехнулся. – В хорошем смысле. - Такого варианта легенды я не слышал. - Не слышал, – согласился Джисон и, подняв уголки губ в легкой улыбке, провел кончиками пальцев по краю чашки: - Жил-был мальчик из Гимпо по имени Линоу. Бан Чан весь обратился в слух, сам того не замечая. - «И была у него семья. Самая хорошая и самая счастливая из всех, которые только были на свете. У мальчика были мама, папа, бабушка, дедушка и кот по кличке Суни. Все они жили в большом светлом доме, в гараже которого стояло две машины. По воскресеньям, когда у отца семейства был единственный выходной, потому что он очень много и тяжело работал, они все вместе выезжали на пикник и часто звали в гости соседей, чтобы угостить их самой вкусной в округе жареной свининой. Шло время, и вот мальчик вырос в красивого юношу. Такого красивого, что от него не могли отвести взгляд даже мужчины. Многие из них признавались ему в любви, и некоторым он отвечал взаимностью. Затем Линоу поступил в колледж, где у него появилось много друзей и прекрасная девушка по имени Хиджу, в которую он без памяти влюбился. А однажды вечером он вернулся домой, открыл входную дверь и получил два удара ножом в грудь. Линоу лежал на полу, истекая кровью, и умирал, пока грабители насиловали его мать, которой он не мог помочь, резали стариков, которые уже не были способны кричать, смотрел, как окровавленный нож снова и снова вонзается ему в грудь и живот, и только шептал: «Это сон… просто плохой сон… Хиджу, разбуди меня, ты же рядом… протяни руку и потряси меня за плечо…», надеясь, что вот-вот боль прекратится и что его семья возможно еще жива. Но потом Линоу услышал, как один из грабителей сказал: - Этот сдох. Стариков и отца я добил. Живучие твари. Баба тоже готова, неплохо ты ее. Она разок-то хоть кончила или так, все удовольствие один получил? Что ж, ребятки, нефиг было змею у себя на груди пригревать, в свой дом пускать, ведь эта гадюка может и укусить. Вот прямо как сейчас. Хотя нет… сейчас эта гадюка спит в своей теплой постельке и десятый сон видит, а мы по ее заказу тут хозяйничаем. А завтра она будет рыдать крокодиловыми слезами над холодными телами, а потом и над могилками тоже. Не надо папаше на сестренку-Хиджу копать инфу, жил бы дольше и семью спас. Бывает же такое! Эй, Джун, смотри-ка, а парень-то еще дышит! Живучий, гад. У него кишки на пол вывалились, а он еще живой. Вот это номер! Дай-ка я его… Черт, ты слышал??? Копы! Какого хрена? Откуда они взялись? Какого лешего Хиджу так поспешила?! Быстро валим! - А этот? – испуганно спросил подельник убийцы. - Сам сдохнет, он уже нежилец. Это должно быть понятно даже такому придурку, как ты. Валим через заднюю дверь. Быстро! Линоу слышал, как его залитый кровью дом покинули убийцы; как по улице пронеслась полицейская машина, огласив июльский вечер воем сирены; что кто-то тихонько ступил на пол, вздохнув над его умирающим телом, и задал вопрос. «Хочешь, я спасу тебя, Ли Минхо? Ты же хочешь жить? Я уж думал, что не успею, ведь вся твоя семья давно мертва, включая старого кота. Но ты порадовал меня и не подвел. Дождался, пока я приду к тебе. И вот я здесь. Так я спрошу еще раз: хочешь, я спасу тебя?» Минхо молчал. Ему казалось, что он уже мертв и душа плавно парит под потолком, пока кто-то шепчет над его остывающим телом странные, не имеющие к реальности слова про месть и возможность воскреснуть. Правда, лишь ему одному предоставлен столь редкий шанс. Семье Минхо, увы, придется остаться мертвой. Зато за его воскрешение ничего не попросят. Почти ничего. Разве что самую малость – взять вот эту серебряную флейту и сыграть на ней. Много тысяч раз. Не умеешь играть на флейте? Не беда. Это только кажется сложным занятием. На самом же деле – сущий пустяк. Просто надо выбрать того, кому ты хочешь отомстить. Каких именно «крыс» ты будешь звать за собой в темноту. Почему крыс? Ах да… крысы. Ведь ты же еще не знаешь, Линоу. Отныне ты – Крысолов. Теперь это твоя работа: уводить за собой «крыс». Топить, резать, душить их, загонять до смерти – все, как и кого ты пожелаешь. Можешь делать это с теми, кто отнял жизни, как те подонки, которые убили тебя и твою семью. С теми, кто обманул и предал. С теми, кто позавидовал. Только возьми эту флейту и дай отдохнуть старому уставшему Крысолову. Пользуйся флейтой на свое усмотрение, играй на ней сладкую мелодию, и она позовет за собой всех тех, кого ты захочешь увести в вечную темноту. Возможно, однажды, ты тоже пожелаешь передать ее кому-то, кто будет в ней нуждаться. Или менее виновному из сотни преступников, чье преступление будет почти незначительным на фоне их злодеяний. Или тому, кто попросту тебе приглянется и ответит взаимностью. Ты ведь тоже мне приглянулся, Минхо. «Может быть, ты все-таки вернешь мою семью из мертвых?» – попросил Линоу. Но незнакомец ответил ему: - Увы, это не в моих силах, я могу спасти лишь тебя. И тогда ты отомстишь за семью тем отбросам, которым не следовало бы рождаться на свет. Это станет твоим возмездием и справедливостью. Соглашайся, Линоу. Соглашайся скорее. Твое тело уже остыло, но пока я еще могу собрать куски плоти воедино – так, что ты будешь выглядеть как новенький, за исключением пары шрамов. Соглашайся, Ли Минхо. «Зачем тебе это? И зачем тебе я?» – спросил Линоу. - На твоем месте мог быть кто угодно, но я выбрал тебя. Уверен, ты будешь хорошим Крысоловом. «Что я должен делать?» - Согласиться, – упрашивал незнакомец. «И всего лишь?» - Всего лишь. Ну, так что скажешь? – голос наполнился нетерпением. – Ну? «Я… согласен». - Все отбросы человеческого рода, убийцы и воры, отныне твои. Наслаждайся, – зашептал незнакомец. – Возьми флейту, которая теперь принадлежит тебе, и прислушайся к ее голосу. Она расскажет, что делать дальше. В ту же секунду Линоу почувствовал, как тело пронзила страшная боль, будто его снова резали на части острым ножом, кости нестерпимо заныли, а сухожилия стали рваться, словно тонкие нити. Его тело умерло, а затем ожило. Глаза потухли, а сердце навсегда замолчало. И в тот момент, когда пальцы Линоу обхватили флейту, он забыл, что значит смеяться и радоваться. Линоу перешагнул через тело незнакомого старика, лежащего на полу, и навсегда покинул свой дом, нанеся первый смертельный визит в качестве Крысолова той, кто предала его, а затем настигнув тех, кто убил семью. Он исходил множеств дорог, пересек океан и побывал в разных городах мира – больших, малых и столь неприметных, что их названия даже не значились на картах. Крысолов встречал множество рассветов и закатов, попадал в бури из снега и песка, и видел горы, выше которых было только звезды, сияющие на черном небе так низко, что можно было дотронуться до них рукой. Он следовал по своему пути, и однажды пришел в город на западе страны, в которой когда-то родился. Крысолов явился туда поздней осенью, чтобы позвать за собой двадцать два человека: семеро из которых были предателями, шестеро – ворами, двое – насильниками, еще трое – убийцами, а оставшиеся четверо избивали своих жен и детей. Крысолов забрал их всех. А до этого, в Сеуле, увел в темноту небытия студента Хван Хенджина, скрывающего в сердце страшный секрет – двумя годами ранее, в разгар вечеринки, он убил мальчишку по имени Ян Чонин. Убил случайно, хоть и таил в сердце злобу на того, кто увел у него богатого любовника. Хенджин спрятал труп Чонина в чаще пригородного леса и хранил свою страшную тайну до того самого дня, пока в Сеул не пришел Крысолов. А когда услышал мелодию флейты, то сам пошел на ее зов. Хенджин ушел в темноту и не оставил ни малейшей надежды на то, чтобы его семья и друзья могли отыскать его. Пропал, будто его и не существовало никогда. Один из близких друзей Хенджина, пусть его будут звать… Питер… так вот, Питер искал своего друга не переставая. Но все было напрасно. Питер обошел весь город и его окрестности, посетил темнейшие места Сеула, опускаясь на самое дно, однако все попытки разыскать Хенджина закончились ничем. Но в день, когда ветер пригнал в пригород Сеула под названием Инчхон полные снега тучи, Питер увидел Крысолова и понял, что все это время искал именно его. Тот стоял в тени дома, держа в одной руке большой черный зонт, защищающий его длинное до пят пальто от дождя, а другой сжимая пока еще безмолвную флейту. - Где мой друг? За что ты увел его? – закричал Питер. – Я знаю, что это был ты! - Твой друг – убийца, поэтому я и забрал его. Но ты должен уйти, – Крысолов едва ли взглянул на юношу. - Я никуда не уйду! – кричал Питер. – Верни его! - Это невозможно. Он убил человека, и за это я увел его туда, где ему самое место, в темноту. Юноша не поверил словам Крысолова, пообещав, что позовет на помощь жителей города. - Думаю, среди них найдутся те, у кого ты увел друзей или детей, и тогда ты хорошенько получишь от них. Но Линоу слова Питера ничуть не потревожили. Он тихо вздохнул, посмотрев на юношу большими печальными глазами, и на одно краткое мгновение Питер подумал о том, что в жизни не встречал никого красивее Крысолова. - С теми, кого я увел, следовало так поступить. Все жители этого города давно спят в своих постелях. Возвращайся к себе домой и ты. Я не имею ни малейшего желания обидеть тебя, поэтому лучше тебе просто уйти и позволить мне выполнить свою работу. - Я ни шагу не сделаю с этого места до тех пор, пока ты не вернешь Хенджина. - Как знаешь, – пожал плечами Крысолов. – Мой ответ не изменится, сколько бы ты ни переспрашивал. Он снова поднес к губам флейту, и Питер испуганно вздрогнул: - Не смей играть на ней! - Не стоит бояться, ты не услышишь ее мелодии, – Крысолов прикоснулся к холодному телу флейты губами, заиграл на ней и… Питер с изумлением понял, что ни единый звук не достиг его слуха. - Но почему? – спросил юноша. – Ведь твоя музыка должна была зачаровать меня? Крысолов ничего не ответил. Он продолжал играть на своей колдовской флейте, и продрогший под осенним небом город вдруг замер, как по мановению волшебной палочки. Оборвался далекий вой одинокого пса; замолчал ветер, стучащийся в окна домов; застыли над головой темные низкие облака – будто невидимый киномеханик оборвал пленку проигрываемого фильма; и лишь шаркающий звук шагов идущей на встречу с Крысоловом последней «крысы» Инчхона рассеивал ту мертвую тишину, в которую погрузился город. - Это же тетушка Ким! – воскликнул Питер. – Вот тут ты точно ошибся! – сказал он, торжествующе глядя на Крысолова. – Тетушка Ким не кто иная, как местная знаменитость. Крепче кипяченого молока ничего не пьет, юбки выше пола не носит, исправно посещает молебен и с мужчинами себя ведет как монашка. Она оказала мне помощь, когда я нуждался. Тетушка – самый добрый человек на свете, которого я только встречал. Что скажешь, охотник? Ты неправ! - Тетушка Ким? Так ты ее называешь? – тихо рассмеялся Крысолов, отводя флейту от губ, и звук его смеха оказался столь чарующе мягким, чтоб мог, наверное, заменить собой мелодию, которая манила «крыс» Инчхона. Питер и сам почти в тот же момент едва не пал его жертвой. Крысолов поманил рукой последнюю «крысу» Инчхона ближе к себе: - Такой она стала уже после того, как соблазнила, а потом убила своего сводного брата. Не здесь, в другом городе за сотни миль отсюда. Это было давно, очень давно. Тогда она была совсем еще юной девушкой, в том же возрасте, что ты сейчас. Странно, что за ней не пришел мой предшественник. - Я не верю, – покачал головой Питер. – Не верю. - Мне нет резона обманывать никого – ни тебя, ни кого-то другого. Но повторяю, тебе следовало бы уйти. Крысолов вновь заиграл на флейте, и женщина послушно двинулась навстречу своему судье – шаг, второй, третий… - Тетушка Ким, это я, Питер, вы меня узнаете? – спросил юноша. Глаза женщины были плотно закрыты, будто у лунатика, не осознающим, где находится - не обратив на оклик никакого внимания, она прошагала мимо Питера, прямо к ожидающему ее Крысолову. – Ты не посмеешь! – закричал юноша, но Ким внезапно встала, как вкопанная, протянув руки вперед, будто в немой мольбе. - Идем, – позвал Крысолов. Тетушка Ким распахнула глаза, ахнула, словно очнувшись от наведенного морока, а затем… растворилась в воздухе, оставив после себя легкий след сизой дымки, поднимающейся в небеса. Питер испуганно вскрикнул. - Твой друг, – сказал Крысолов. – Он убил. Убил случайно, без злого умысла, и искренне раскаивался в содеянном, это так. Но, все же, убийство всегда остается убийством. Не думаешь же ты, что Хван Хенджин невиновен, и что я забрал его по ошибке или по собственной прихоти. Или вовсе из-за пустой злобы? - Я… я хотел бы в это верить, – произнес Питер после длительного молчания. - Хотел бы, – согласился Крысолов. – Так было бы проще. - Значит, ты не вернешь его? - Нет. - Никогда? - Никогда. Питер низко опустил голову, и слезы из его глаз закапали на покрытый инеем асфальт. - Что с ним сейчас? - Ничего. - Где он? - Нигде. - Неужели ты не можешь сказать мне хоть что-то?!? Крысолов вздохнул. Мальчишка, стоящий перед ним, был очень странным. Его трясло от страха, почти животного ужаса и холода, но убегать он, кажется, не собирался. Давно Линоу не встречал подобных упрямцев – трусливых и бесстрашных одновременно. Похожих на маленькую мышку, которую он когда-то подарил этому самому городу в виде эмблемы для открывающейся библиотеки. - Твой друг не «плох». Линоу не было нужды подбирать слова, чего он ни разу не делал в редких беседах с людьми за все тридцать два года бытности Дудочником, но почему-то этого странного парнишку ранить не хотелось. Более того, его хотелось утешить. – Не так, как многие из тех, кого я увел и кого еще уведу. Я сказал тебе правду. Хван Хенджин – нигде, и с ним ничего не происходит. И он очень сожалел о тех деньгах, которые украл у тебя. Вернуть их я тоже, увы, не в силах, – Крысолов устало вздохнул. – Я очень давно не говорил с людьми, но на сегодня с меня достаточно. Ты меня утомил. - Я испытываю твое терпение, – понял Питер. – И… и куда ты теперь? В нашем городе тебе больше нечего делать, да? Крысолов поднял на юношу растерянный взгляд: - Почему ты спрашиваешь об этом? Я все равно не верну твоего друга. И других «крыс» предупредить не получится. Я и сам не всегда их знаю. - Понимаю. Нет, я... Я не об этом. - Тогда что? - Просто… Куда ты теперь? - Туда, где много «крыс», – тихо ответил Крысолов. - Их много везде, – сказал Питер. – В каждой стране, в каждом городе, в каждом доме. Они всюду. - Да, – сказал Крысолов, убирая флейту в карман. – Возьми, – он протянул свой зонт Питеру. – Скоро пойдет сильный снег, а ты без зонта и без шапки. - Всегда забываю их дома, – вздохнул юноша. - И кроссовки у тебя совсем изношены. - Да уж... Значит... значит, все-таки уходишь из Инчхона? - У меня много работы. - А имя у тебя есть? – спросил Питер, глядя Крысолову прямо в глаза – удивительно красивые, большие и черные, как у напуганного лесного кота. Его лицо выглядело совсем юным, будто нежданный в городе гость возрастом был едва ли старше Джисона, способный легко сойти за студента колледжа. Вечный, нестареющий студент, герой средневековых уличных песен. - Было когда-то давно, – ответил Крысолов, помолчав. - Назови мне его. - Зачем тебе… - Просто скажи. Крысолов вздохнул. - Ты же еще помнишь его? - Да, помню, – ответил Линоу. – Я родился в Гимпо, пятьдесят пять лет назад, и когда-то меня звали Ли Мин… Крысолов ушел, а Питер еще долго стоял на улице, спрятавшись под зонтом, подаренным ему Линоу, и почему-то думал совсем не о Хенджине, а о печальных глазах охотника на «крыс», о его пухлых губах и мягком, на первый взгляд, свитере, краешек которого выглядывал из рукавов старого пальто. Питер не мог слышать зова флейты, но помнил звук голоса, который казался ему слаще любой мелодии. Он не ведал, куда пошел Линоу, но знал, что найдет его, где бы тот ни оказался, даже если бы домом Крысолова и впрямь была сама темнота. Тот, кто обладал оружием возмездия и человеческим именем, позвал Питера за собой, сам не ведая об этом. И когда в городе наступило утро, первое утро без Крысолова, Питер собрался в путь, покидав небогатые пожитки в дорожный рюкзак; для того, чтобы найти охотника на убийц, предателей и обманщиков, и отныне шагать рядом с ним». Джисон замолчал. - Я так и не узнал самое главное, – Бан Чан, ни слова не проронивший до конца рассказа, медленно приходил в себя после услышанного. - Что именно? Что-то еще о Крысолове? – спросил Хан. - Нет… нет. Вовсе нет. На это раз вопрос о тебе. Куда ты уезжаешь и почему принял такое внезапное решение? Как же твое поступление в университет? Ты ведь не бросил эту затею, после стольких попыток? - Ты так ничего и не понял, хен, – мягко улыбнулся Джисон. – Я уезжаю за ним. - За этим… погоди… за Минхо? Хан кивнул. - Но зачем? – изумился Бан Чан. – Откуда он вообще взялся? - Ты меня совсем не слушал, хен, – нахмурился Джисон. - Слушал. И, если отбросить наведенную тобой тень на плетень в сторону, кое-что все-таки понял. И это меня совсем не обрадовало. - Ну, как уж есть. - Только не говори мне… Или что, ты... неужели ты увлекся им?! – Бан Чан чувствовал себя полностью ошарашенным. Джисон пожал плечами. - Возможно. Почему нет? А, может, это и не единственная причина. - А чем это еще может быть? Ушам своим не верю просто! Кем бы ни был этот Минхо… почему ты ему доверился, и готов вот так запросто пойти за ним? Зачем? Это не та цель, которую ты хотел достичь. Я помню о твоих любовных неудачах, так почему ты решил… - Не в этом дело, – вздохнул Хан. – Я хочу помочь Минхо. - Джисон… - Хенджину я уже ничем не помогу. - Причем здесь это? – смутился Бан Чан. – Погоди, ты что… правда считаешь его Крысоловом? Ты все это сейчас мне рассказывал, имея в виду его? Джисон. Господи… Знаешь, даже будь оно так, я уверен, что помощь Крысолову не нужна. Этот парень весьма неплохо справился с нашим городом, за что ему, конечно, спасибо, но пусть он идет как можно дальше и не возвращается. Если это было бы правдой, – поправил себя Бан Чан. – Чего, конечно, быть не может. Уверен, его важные дела пойдут хорошо и без тебя, Джисон. Подумай над тем, что ты творишь… - Я видел его глаза. - Да уж, не сомневаюсь. Судя по всему, ты его весьма неплохо успел разглядеть, – усмехнулся Бан Чан. Разговор с Джисоном все больше походил на безумие. – Да и, похоже, встречался с ним вовсе не один раз, – память услужливо подкинула слова, сказанные продавцом 7-Eleven. Хан промолчал, оставив вопрос хена без ответа. - Это правда? - Жил же я где-то все это время. Сегодня ночью он… временно покинул Инчхон. Но это не страшно, я отыщу его. Хен, скажи, ты когда-нибудь встречал человека, с которым вы идеально подходите друг другу? - У меня нет слов… С ним? Ты жил с ним? С этим Минхо? И что ты делал? Знакомил с красотами нашего города? - Хен, – отозвался Джисон. – Ты ведь знаешь, что я всегда предпочитал члены, а член Минхо подходит мне по всем параметрам. Прям тютелька в тютельку для моей задницы. Настоящий зверь в постели. У него такие сильные руки. И пальцы… я от одних его пальцев спускаю, как подросток… - Я не желаю этого слышать. - Когда он кончает, то любит делать это в меня… Резинки только зря покупали… - Хватит. - Знаешь, хен, он так красиво стонет, как будто плачет. Или поет. Кстати, я довольно быстро сообразил, что его флейту можно использовать не только по своему прямому назначению. Даже Минхо удивился. Но ему тоже понравилось. - Хватит! - А еще ему нравится, когда я сажусь ему на лицо. - Прекрати! – заорал Бан Чан. - Не тебе учить меня жизни, хен, – ядовито выплюнул Хан. – Теперь я это точно знаю. - Как это понимать? - Главный минус траха с Крысоловом – знаешь слишком многое, буквально о каждом. Ты же в курсе, как говорят? «Проболтался в постели». Вот как это понимать. Бан Чан почувствовал, как его бросило в краску: - О чем ты вообще… Послушай, Сони. Чего бы ты не вообразил, и что там тебе этот Минхо, или как он себя называет... в общем, что бы ни вбил тебе в голову, не ходи с ним! Слышишь меня? Забудь об этом несчастном, какая бы страшная трагедия с ним в прошлом ни произошла. Это его путь, но не твой. Пойми это, – Бан Чан давно убрал с лица фирменную улыбку, созданную специально для посетителей библиотеки, вежливую, но неискреннюю. На этот раз в его глазах плескался неподдельный страх и беспокойство, но, кажется, Хану до этого не было никакого дела. Мыслями юноша был уже далеко за стенами библиотеки. – Даже если вся эта история… то есть, сказка… пусть будет сказкой… правдива хотя бы отчасти, не стоит тебе отдавать свою жизнь, толком еще не начавшуюся, тому, кто душит «крыс». Пусть он занимается этим делом, раз уж так вышло. Теперь это его жизнь, а у тебя есть своя. Господи, что я вообще несу?.. Сони, сколько планов у тебя было? Неужели ты обо всех них уже позабыл? Джисон. Не лезь к нему. Компанию решил ему составить? Брось это. Оставь. - Возможно, – задумчиво ответил Хан. – Или просто хочу сменить его. Бан Чан пораженно ахнул: - Ты… ты что еще задумал? - У него такие усталые глаза. Ты бы только видел их… - Упаси боже... - Знаешь, хен, у каждого героя должен быть напарник. Разве ты не помнишь правил сенен-манги? Я рассказывал о них. Про часть архетипа и прочее. - Вот только ты не в манге, пацан. Хан заглянул в чашку, с донышка которой на него глядел Минхо, сжимающий в одной руке неизменную флейту, а в другой - потрепанный зонт. «Иду-иду. Скоро буду, любимый». - И что потом? – не унимался Бан Чан. – Возьмешь его флейту и пойдешь высвистывать… кого? Воров, убийц и предателей? - Кто знает... - Кажется, ты сказал, что он ушел прошлой ночью, и тебе неизвестно – куда. Хан кивнул. - Как же ты собрался искать своего Крысолова? Весь город завалило снегом под завязку, ни следа не видно. «Вовремя ушел этот парень, надо сказать», – подумал Бан Чан. «Или он сделал это специально?» - Я подожду. - Чего именно? - Когда начнут пропадать крысы. Первый же город, который начнет терять своих крыс, подскажет мне, где он. Интернет и сплетни в помощь. Ты слишком недооцениваешь сарафанное радио, хен. У каждого Крысолова свой маршрут, и однажды мы встретимся, я уверен. Думаю, что сейчас он находится недалеко от Инчхона. Так, есть пара мыслишек. Почитай на досуге отдел криминальных новостей Соннама. Далеко не ищи, в пределах двух дней будет достаточно. - Почему ты вообще думаешь, что он будет тебе рад? - Просто. Даже если и нет, то... я – очень упрямый, – звонко рассмеялся Джисон. – Ты и сам знаешь. - Скажи, – спросил библиотекарь, – Если бы я тебе поверил... так, просто предположим… всего на минутку... то хотел бы знать. Ты делаешь это для Минхо или ради тайны твоего друга? - Может быть, и ради себя тоже, – Хан загадочно улыбнулся. – У меня все еще есть вопросы к Минхо, – Джисон поднялся со стула, подхватывая лежащий на полу рюкзак. – Спасибо за кофе, хен. И вообще, спасибо за все. Манга была хорошей, ты можешь смело рекомендовать ее, когда спросят совета. Будет лучше, если мы больше не увидимся. Я бы хотел надеяться на это. - Сони. - А, и еще, хен. Не связывайся с Сынмином. Он не тот, кем кажется. Как и многие в этом городе. - О чем ты? - Просто прими к сведению. Хан одним резким движением закинул лямку рюкзака на плечо, а затем привычно махнул ладонью на прощанье, – традиционный, щемящий сердце жест, который он всегда адресовал Бан Чану, когда покидал библиотеку. - Пока, хен. Надеюсь, увидимся нескоро. - Сони, погоди, – Бан Чан поднялся на ноги, при этом неловко задев стол рукой, отчего чашки, его и Джисона, жалобно звякнули, а остатки недопитого кофе разлились по столешнице. – Сони! Хватит этих шуток! Признаюсь, ты меня здорово напугал сейчас! Сони… да черт возьми... - Ты увидишься с ним гораздо скорее, чем думаешь, – прошелестел чей-то тихий голос прямо над ухом. – Он сам за тобой придет, обещаю, вор. Пораженный приступом животного страха Бан Чан замер на секунду, прежде чем обернуться на стоящего за его плечом незнакомца, в руке которого тускло сияла серебристая флейта. - Ты… - Тсс, – сказал Минхо, прикладывая палец к губам, которые так нравилось целовать Джисону. И тогда Бан Чан закричал. Когда Хан вышел из библиотеки, улицы Инчхона встретили его полностью укутанными в пушистую снежную шаль; а в это время, где-то далеко за пределами города, по дороге шагал Крысолов, прижимая к своей груди серебристую флейту. Джисон видел Минхо так ясно, словно тот шагал прямо перед ним – стоило лишь протянуть руку и можно было бы коснуться его плеча. И когда Линоу обернулся бы, нисколько не удивленный появлением Хана, то кивнул ему и сказал: - Ты вовремя. И с того момента Джисон тоже стал бы Крысоловом. Так же, как чуть раньше, еще в Инчхоне, был «крысой». Одной из «крыс» Минхо. Двадцать третьей крысой Инчхона, которую забыли посчитать, а, может, пожалели, ответив взаимностью на чувства искренне влюбленного юноши. Не той, кто убила своей рукой, но той, кто предложила спрятать труп и вычеркнуть из памяти перепуганного друга тайное место, в котором Чонин заснул вечным сном. «Поэтому я и ищу тебя, Минхо. Поэтому я и хочу сменить тебя. Ведь не всегда Крысолов безвинен изначально, как ты. Может быть, оставляя меня, ты надеялся на то, что я сумею отыскать тебя. Что я сделаю это по собственной воле. Что возьму из твоих рук серебряную флейту, а затем приложу ее к своим губам. Заиграю старинную мелодию, на звук которой сбегутся «крысы», которых я поведу в вечную тьму. Я тоже окажусь в ней, когда меня пожелает сменить новый Крысолов. Ты, Минхо, ждал тридцать лет – возможно, мне придется ждать триста. И однажды я встречу кого-то, кто будет виновен в страшном предательстве или жестоком убийстве. Или, может, услышу просьбу отомстить. Или, кто знает, приду к умирающему ребенку и вложу в его руку флейту. И в тот день она вновь запоет: Милый, милый Крысолов… Я сегодня твой улов.

***

Ранее - Ты слышал? – Хенджин испуганно вскинул голову. Лес, окружавший их, протестующе шумел кронами елей, в которых свистел ветер и какая-то птица из рода пересмешников, чье пение отдаленно смахивало на высокие трели флейты. – Там кто-то есть... там точно кто-то есть, говорю тебе! Я не буду больше копать! Бляяяядь… У него что, рука дернулась?! Что за херня?!? - Там нет никого, рука не дернулась, и ты что, хочешь в тюрьму? - Нет, не хочу… господи… – Хван принялся размазывать по лицу слезы, перемешанные с потекшим черным карандашом для век, делающим его похожим на грустную панду. - Тогда возьми себя в руки и хватит истерить. Ты думаешь, мне сейчас легко? - Я же просто хотел… я не хотел его убивать! Просто так получилось… - Как и все, что с тобой происходит. Господи… - Может, все-таки, надо было позвать врача? - Тогда уж сразу патологоанатома. - Не смешно. - Никто здесь и не смеется. Мы оба в дерьме по самые уши. - Прости. - Меня даже не было в той комнате. - Да, прости. - Хватит извиняться. Ты ничего этим не исправишь и Чонина не воскресишь. - А ты… ты будешь молчать? Скажи мне… Ты точно никому не расскажешь? - Клянусь тебе. - Хорошо… Ты хороший друг. Ты самый лучший друг на свете. - Знаю, – сказал Джисон. – А теперь копай.